Бенефис

    В ЛИТО, которое я посещаю, появилась традиция проводить бенефисы. Очередь дошла и до меня. Хочешь — не хочешь, а надо!
    Бенефис — это выступление одного автора. Он рассказывает о себе и читает свои произведения. Вот что у меня получилось:
    «Родился я в 1979 году. В подмосковных Химках. Сейчас мне 32-а. Хотя внешне выгляжу моложаво. Да и в душе, я всё тот же Серёжка Козлов, что и в юношеские, и даже детские годы!
    В возрасте одного месяца, я заболел пневмонией. Лежал под капельницей. Отсюда все мои страхи, фобии, неврозы, отражённые в первой книге «Тень». В ясли, в садик, я шёл с криком. Плакал, сопротивлялся.
    Желание творить появилось ещё в детстве. Когда в пять лет мы с бабушкой поехали в деревню Копёнки, она мне купила ручку и блокнот. С тех пор, я с ними не расставался! Сперва рисовал, а как обучился грамоте, стал писать.
    Дневники вёл всегда. Сколько себя помню. Причём писал в них много вымысла.
    Так в 14 лет я сочинил, будто связался с дурной компанией. Когда дневник попал в руки матери, с ней случился шок! Она пришла в школу, и стала разбираться.
    Отступать было поздно. Мне не оставалось ничего другого, как только начать подыгрывать. То ли я постеснялся сказать правду, то ли захотелось перенести свои фантазии в реальность. Я ведь был домашним мальчиком, а так хотелось быть «крутым»!
    Невероятно, но в мои враки все поверили! Я обманул и домашних, и учителей, а так же половину учеников из своего и из параллельных классов! Вот она сила слова, магия убеждения!
    Помимо дневников я рисовал комиксы, движущиеся картинки на полях отрывных календарей, сочинял песни и записывал их с сестрой на магнитофон.   
    Сверстники при мне говорили: - «Как у Козлова здорово получается»! А взрослые восхищались детьми моей мамы.
    Первый стих «Снеговик» мне приснился во сне, в девять лет. Мне приснился школьный спортивный зал, «шведская стенка» (это лестница такая), и снеговик висящий на этой «шведской стенке». А «за кадром» голос: - «Гляди! А вон он/Снеговик висит./Он ля-ля-ля-ля/Ля-ля-ля/И быстро,/Он пропадает/Словно рыбка». Бред из сновидения! Детский лепет! Галиматья! Однако один из уважаемых мною поэтов сказал:        - «Да ведь это верлибр! А рыбка и правда в озёрах и реках пропадает. Плохая экология!».
    Вторым моим стихотворением (если это вообще можно назвать стихотворением) стала «Прогулка», про «Макдоналдс». Мы с мамой, с сестрой и с одним моим другом по имени Андрей, каждый выходной ездили в Москву. И случайно увидели закусочную «Макдоналдс». Ту самую! О которой все говорили!
    Ведь что такое «Макдоналдс» в 90-ом году, в ещё Советской стране? Это вкус запада! Вкус капитализма! Вкус роскоши! Вкус запрета!
    Люди выстраивались в километровые очереди, как до этого в мавзолей Ленина, а нынче, к поясу Пресвятой Богородицы, в храм Христа Спасителя.
    Меня, конечно, такое не могло не впечатлить, и я написал стих.
    После девятого класса, я так и не смог определиться куда мне поступить. Постыдно сидел дома, выслушивая родительские упрёки в том что я дармоед, бездельник, «сбитый лётчик».
    У меня не было девушки. Зато была реально надвигающаяся угроза «загреметь» в армию. Куда я, ой как не хотел!
    Дабы избавиться от жесточайшей, депрессии я, начал писать стихи.
    Маминым подругам стихи нравились. Они их даже, записывали в свои блокноты. И вот, мать решила: - «Раз ты такой у меня поэт, - говорит, - иди в горком, в редакцию газеты и начинай-ка дружок печататься»! - «Я стесняюсь! Я боюсь!» - промямлил я. - «Тогда пойдём вместе»!
    Привела она меня, буквально за ручку. Спрашивает: - «Мальчик пишет стишки. К кому нам обратиться»? - «Стишки? А, это к Елене Борисовне Камшилиной»! - отвечают.
    Елена Борисовна внешне мне напомнила какого-то композитора. Баха, там, или ещё кого-то. Высокий лоб и длинные вьющиеся волосы.
    Посмотрела она на мои вирши, и произнесла, заученную фразу: - «В этом что-то есть».
    Как мне показалось, мои сочинения ей не понравились. Мрачные, депрессивные. Да, и техники никакой! Тем не менее литературное объединение я посещать стал. Это как-то повысило меня в глазах домашних, да и просто знакомых. Теперь они говорили что я, не «сбитый лётчик», а тонкая, не всем понятная, творческая личность.
    Бывшие одноклассники встречаясь спрашивали: - «Серёг, говорят ты писателем стал»? А я с важностью поправлял: - «Поэтом». Ведь тогда я прозой ещё не увлекался.
    Ездил с Еленой Борисовной выступать на ВДНХ. Стал с ней посещать параллельно Московский Совет Литературных Объединений, и наверное, имею право, назвать эту женщину своей «литературной мамой».
    И в Московском, и в Химкинском ЛИТО, среди таких же творческих личностей, я чувствовал себя уютно. Практически как дома. Даже удивлялся: - «И почему меня там не было раньше»?
    Сожалел о своих некоторых знакомых, которые пили спиртное от внутренней пустоты.
    Некоторых из них, к сожалению, уже нет в живых.
    В обществе литераторов я устраивал настоящие баталии! Словесные сражения! Критиковал и отвечал на критику! Провоцировал! Эпатировал!
    Особенно со мной любил поспорить Химкинский критик Дмитрий Бенедиктович Иванов. Говорили только мы. Остальные нас слушали. И всем нравилось! Но больше всего нравилось мне, и Иванову!
    Беседы с критиком продолжались и за стенами Дворца Культуры. К сожалению, через год, моего замечательного собеседника не станет... 
    Летом 1996 года вышла моя первая книга «Тень». Помню как сейчас: Неделю назад вернулся из деревни, где я отдыхал, и вот, несу коробку с книгами! Кого из знакомых ни встречу, всучаю экземпляр «Тени».
    Проснувшись утром, на следующий день, я ощутил себя «звездой». Отдёрнул шторы, распахнул окно и прошептал: - «С добрым утром! Я избрАнник!».
    Как деловой направился в горком, подарить книжку Елене Борисовне. Шёл, и светился от счастья как влюблённый! В голове звучало: - «Я живу не зря! Творчество — моя цель. Мои произведения будут жить»!
    В 1997 году, военкомат направил меня на обследование в больницу. Капельница в младенческом возрасте не прошла бесследно. От зорких глаз врачей не скрылись ни нервный тик, ни мелко дрожащие пальцы.
    В больнице, увидев как верующие люди ухаживают за больными, я решил что это мой путь! Не мимолётная слава поэта, а милосердие, благотворительность!
    Посчитав свою книгу греховной, я пошёл в лес и сжёг все оставшиеся экземпляры.
    Из пятисотенного тиража, разошлось что-то около двухсот книжек.
    Весь 1998 год я прослужил чтецом в храме. Много впитал в себя религиозной литературы. Много постился, молился, смирялся. Были скорби, и искушения.
    Так же, Господь, удостоил меня чудом! На Радуницу я, увидел полный храм людей, которые потом исчезли! То же самое, увидел и священник, о чём рассказал во время проповеди. Удивительно что священник, увидел то же самое что и я. Ведь о своем видении я ему не рассказывал!
    Моя церковная «одиссея» окончилась через год, когда мне не заплатили. Обещали заплатить за то, что я читал, но ничего, в итоге, так и не дали.
    Я понял, что мне нужно устраиваться на нормальную, государственную работу, и устроился разнорабочим на завод, к маме. Образования для этого не требуется, график, практически свободный (как договоришься с мастером), да и куда ещё поступать, коль мать на заводе «большая шишка»?
    В конце 2008 года, сидя в своей рабочей бытовке, я случайно написал стих о церкви, в которой меня крестили. Потом сочинил второй стих, третий, четвёртый, и решил всё это не выкидывать, а напротив, сохранить! Сохранить, с целью в дальнейшем, проследить всё своё творчество, от «А» до «Я». Видимо сказалась моя юношеская страсть коллекционировать музыкальные альбомы любимых исполнителей: Фредди Меркьюри, Егора Летова, Бориса Гребенщикова, и анализировать ход их творческой эволюции.
    Бывший председатель литобъединения «Химки» Анатолий Викторович Кручинин, работающий на том же заводе что и я, и мама, не раз внушал моей родительнице: - «Пускай Серёжа ходит в ЛИТО! У него талант! Гоните его к нам кнутом, маните пряником, делайте что хотите, но что бы Серёжа был у нас! Его место среди Химкинских поэтов»!
    Осенью 2009 года, я всё же вернулся в своё родное литературное объединение «Химки». Уже в качестве секретаря.
    К тому времени Кручинин, уж год, или пол года как скончался. Он словно с Небес внушил мне вернуться! И вот, я снова на своём месте, как бы сказал мой литературный наставник».
1 дек. Чт. 2011г.