Философские фрагменты. Общество

СОДЕРЖАНИЕ:

ОБЩЕСТВО КАК ТАКОВОЕ
ПОЛИТЭКОНОМИЯ
ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ


1.
Все так называемые культурные политические и религиозные «нелепости», соединяющие людей помимо и сверх материальных связок, есть дань той главнейшей жизни, которой хочет (прямо или миметически) принадлежать человек; и должен, по крайней мере, обманывать себя в отношении этой принадлежности.

2.
Духовный Человек, Пуруша расчленен в обществе, и различные его члены дают происхождение социальным институтам.

3.
В коммуникациях и транзакциях между любыми двумя присутствует незримый третий – невидимый и авторитетный. Если люди утрачивают общение с этим невещественным Третьим, то всякая истина, оспариваемая двумя, требует институционального третьего – судью. Эта функция Третьего закрепляется в обществе за определенными лицами. Так возникает судебная власть.

4.
Люди всегда искали присутствия бога в мире и находили способы манифестации этого присутствия. Одним из способов было наличие священных мест-времен, внутри границ которых не действовали законы мира людей. В священных пространственно-временных локусах прекращались обычные действия и вступали в силу ритуальные действия – иконы личных и коллективных отношений с богом.

5.
Общество регулярно сотрясается родовыми схватками Духа. Рождающиеся дети Духа расшатывают социум, предпосылая себе свободу. После каждых родов возобладает стремление к новой консолидации. Послед духовных родов, в виде продвинутого общественного самосознания идет на корм миру, для здоровья его.

6.
Объективация фантома, всеобщий идеальный бред  – вот что отличает общество беременное духом от уже родившего, в котором преобладает практицизм.

7.
Социальное тело несет символ. Более того, можно сказать, что оно есть символ, и это его ключевое определение. Бытие символом – краеугольный камень общественного здания.
Одновременно общество есть тело, и живет по законам тела, которому смыслонагруженная форма является чуждой по природе.
Хотя программирующая становление духовного человека Идея и порождает социальное тело, которое не могло бы возникнуть естественным путем, последнее, тем не менее, принадлежит Идее лишь формой.
Поэтому духовный человек, испытывающий становление в социуме обнаруживаетв последнем двойную ложь: с одной стороны, он видит, что идеалы не реализуются в жизни, и видимость их существования основана на взаимной выгоде или насилии; а, с другой стороны, он видит что идея мертва, и жертвование ей есть род актерства на подмостках социальной сцены.
Обнаружение духовным человеком этой лжи означает для него, либо срыв становления, либо личное отделение  от социального тела – персонализацию  Духа.

8.
Жизнь творится в непосредственных отношениях лиц. Но поскольку в этих отношениях присутствует ограничивающее и сковывающее отчужденное Всеобщее, - являющееся в то же время условием формального взаимопонимания, -  постольку встает вопрос об изменении и изменяемости этого Всеобщего, запечатленного в системных именах, сковывающих феномен жизни внешними определениями.

9.
В так называемой нормальной ситуации, в которой положения и отношения определены, человек пребывает в состоянии поэта, которого «не требует к священной лире Аполлон». Все его ожидания в отношении ближних, с которыми он вступает в обмены и коммуникации, оправдываются.
Но вот возникает нарушение. Ткань взаимоотношений рвется. И она не залатается сама собой. Её нужно латать. Восстанавливать. Но как?
Предполагается, что ткань человеческих отношений соткана по определенному закону. И хотя в так называемой «нормальной» ситуации люди не ощущают действия этого закона как такового, он, тем не менее, встроен в любой межличностный обмен.
Поэтому разрыв ткани взаимоотношений обязательно воспринимается как нарушение закона, - прежде всего морального, затем системного, и затем административного и уголовного.
Итак ткань общества разорвана, образуется дыра неопределенности в отношениях. Эта дыра может стать черной дырой, способной утянуть в себя личность, которая уничтожается через потерю достоинства и самоуважения. Поэтому человек должен закрыть дыру.  Для этого он должен реализовать свое качество Свободы. То есть он не может уже ограничиться первой навигацией Платона и плыть по течению или по ветру: он должен прибегнуть ко второй навигации: сориентироваться в пространстве и налечь на весла.
Он должен реализовать свою причастность высшему Бытию: свою способность продуцировать и отстаивать Правду.
Когда в отношениях между людьми закон не исполняется, то возникает напряженность вокруг требования (гласного или негласного) исполнить закон. Или возникает фальшь, улыбка авгура, когда люди, наружно показывают, будто между ними существует христианское согласие, которого на деле нет.

10.
Произвольно творить и двигать коллективные (обобществленные) объективации – вовсе не означает овладеть общественной жизнью. Здесь следует быть очень острожным, иначе объективации отрываются от жизни, и возникает общественная ложь. Тогда приходится изображать общественный рай, без всякой реальной возможности построить его, и даже без знания, в чем, собственно, этот рай должен заключаться.

11.
Может ли общество быть объектом для кого-то?
Только как некое тело – физическое, сигнальное, функциональное. Живой же корень общества – совместный экзистенциальный акт неухватен извне. В этом акте можно только участвовать. Объективировать его невозможно, не умертвив.

12.
Есть живое единение в Отце, и есть распад как разлука с Отцом в себе. В распаде возникает труп общества – социальное тело как система согласований.

13.
На нормоустановление часто претендует «логический субъект» способный дедуцировать свое поведение, конкретизируя общую парадигму.
Считающий себя универсальным логический субъект есть персонификация политической функции. Чаще всего, функции хранителя идеологии. Таковы многие прозелиты.

14.
На чем основывается наша совесть? Не лежит ли в фундаменте ея спонтанное взаимоотождествление феноменально разделенных существований?
Это отождествление сродни резонансу состояний между идентичными квантовыми структурами и взаимообмену состояниями, когда невозможно сказать, «что есть что». Так и в общественном резонансе нельзя сказать, кто есть кто.
Ничто, впрочем. Не мешает нам выйти из аналогии и прямо предположить, что наши душевные состояния суть квантовые состояния макроскопической квантовой системы. В данном случае нам важен факт неразличимости твоего и моего бытия.
Не является ли постоянно свершающееся спонтанное взаимоотождествление людей друг с другом  истинным «цементом», скрепляющим общество? А все прочее – лишь искусственные скрепы, происходящие из отчужденного знания и скрепляющие внешним образом должное быть скрепленным внутренне?
В коммуникативное структуре сознания «Другой», голосом которого говорит совесть, апеллирует к тому чувству, которое возникает в обменах взаимоотождествления.
Этот Другой как персонификация квантового тождества душ часто противостоит Я как персонификации функционального объединения.

15.
Есть бытие с Отцом (значит, и с Матерью, и братьями) и есть бытие в разлуке – это два кардинальных модуса человеческого существования.
Единство людей в Отце есть изнутри (личности) осуществляющееся единство: не существует иначе как в свободных проявлениях отдельных существований; не имеет внеличного существования в виде объектностей: программ, команд, шаблонов поведения и т.п.
Напротив, единство в разлуке с Отцом есть единение внешнее, причиняемое объективированными обобществленными формами. Как то: императивами, командами, программами, правилами, информирующими текстами, предваряющими стимуляциями, угрозами и т.п.

16.
Спектакль, разыгрываемый истэблишментом имеет два аспекта: изображение достигнутого земного счастья и, одновременно, изображение богоизбранности, или присутствия бога в человеках.
Именно слияние этих двух аспектов делает истэблишмент «истэблишментом», или «элитой», в отличие от кучки преуспевающих нуворишей. Члены истэблишмента задают модель жизни, ее высокий стандарт.
На человечестве лежит проклятие труда. Частично свободные от груза этого проклятия члены истэблишмента обосновывают свою привилегию трудом поддержания стандарта жизни, в чем находят свою миссию. Простые люди хотят выйти из-под гнета проклятия, навлеченного на них грехом прародителей, и содержат тех, кто делает вид, что выводит их из этого плена.

17.
Пусть не обманывает нас оппозиция народа к властям. Она подобна семейной склоке. Так, посмотришь на иных детей и родителей, и, кажется, что идет форменная война, разрыв последует в любую минуту…. Но идут годы, а разрыва нет, и они доживают вместе до конца.

18.
Основание гражданской свободы может лежать только в духовности составляющих общество людей. Духовный человек не принимает принудительных отношений.
Всякий дух предполагает свободу, но не всякий дух от Бога. Поэтому республика «сильных» непрочна. Единство сильных в общности привилегий. Республика Бога – истинная республика. Она – не следствие взаимного уважения к силе, а следствие уничтожения каждым тирана в себе. Это уничтожение происходит тогда, когда человек ощущает достаточную гарантию своего существования в Боге, и ему не нужно себялюбие в качестве гарантии выживания.

19.
Всё, что есть в обществе вещественного – лишь страдательно вещественно: несет на себе знаки, которые и образуют человеческую реальность.
В функциональном теле общества это реальность команд, управляющих программ, образцов для мимесиса…. Но в своей финальности, своей трансцендентной телеологии знаковая реальность есть поле явления духов.

20.
Общность в духе, или общность откровения может породить общность на нижележащих уровнях существования. Она может породить общность политическую, социальное тело. 
Первым порождением будет идеальный град, гражданство в котором требует признаков присутствия духа.
Так, например, в кумранской общине за проявления и поступки, служащие признаком утраты духа (непрстойное слово, сон во время собрания, оскорбление товарища, гнев, непочтение к Книге, к молитве, затаивание злобы и проч.) член общины отчуждается от общей трапезы, лишается голоса в совете, на собраниях сидит сзади всех, и т.д. За более явные признаки бесповоротной утраты духовности могли и вовсе изгнать из общины:
«Каждый из шествующих путем совершенства, который преступит слово из закона Моисея умышленно, будь то открыто или скрыто, пусть изгонят его из совета общины. И не вернется он больше».

21.
Вся «интересная жизнь» в рамках цивилизации придумана людьми для того, чтобы создать в процессе разворачивания символьной реальности масштабную и глубокую ситуацию, в которой бы выявилась их истинная природа в соотношении с ложной.
В этом смысле правильно рассматривать цивилизацию как распространенное на все измерения человеческой жизни ритуальное празднество. Игры детей – лучший ключ к пониманию смысла цивилизации.

22.
Многообразие человеческих отношений образует поле проявлений Духа.
Абсолютный Дух требует для проявления универсальных отношений, то есть отношений, свободных от функциональных определений; отношений: «ты человек и я человек», путешествующие между рождением и смертью.
Универсальные (мировые) религии, как знание человека в универсальной ситуации, могли, поэтому, появиться только в условиях цивилизации, охватывающей всю ойкумену. Движение к созданию такой цивилизации – лейтмотив всей древней истории, и слава её героев, таких как Александр  Македонский.
Своим масштабным многообразием большая цивилизация продуцирует относительность всякого социального определения и, значит, неопределенность, которые необходимы, чтобы человек предстал социально голым, в ситуации: ты человек, я человек, и Бог – третьим с нами.

23.
Печати Духа на социальном теле, возможно, служат памятью, обеспечмвающей духовное становление личности. задачи такого становления, или духовного рождения, скрыты от общественного сознания. поэтому печати Духа представляются обществу чужеродными в откровенности их. Отсюда, они должны быть прикрыты, так как информация  духовного опыта не может восприниматься и храниться обществом в её сути.
Оттого эти сообщения перекодируются в некие идеологемы, чтобы встроиться в процессы воспроизводства культурной матрицы, и так сохраниться. Это очень похоже на встраивание генома вируса в клетку. Отсюда и «симптомы» присутствия духа в мире не случайно описываются в терминах болезни мира.
Откровенное знание о способе преодоления «разлученности» может приобретать вид сказки, театральной пьесы, магического ритуала, или просто быть черточкой быта, гигиенической деталью, диетой и т.п.

24.
Всякое молодое общество характерно тем, что в нем обязательна вера во что-то, обязателен идеализм; ювенальный мир не допускает бездуховности человека: требует, чтобы тот демонстрировал свою возвышенность и приверженность идее. Это школа Люцифера, в которой Он учит людей быть духами, равняться с богами.
Утешение, однако, состоит в том, что – где Сатана, там и Бог. А правильнее – где Бог, там и Его Противник.
Отсюда ясно, почему булгаковский Воланд посещает именно ювенильную советскую Россию, а не Бельгию, скажем…

25.
Общество есть образование искусственное. Естественные общности (большая семья, стадо, прайд, популяция) входят в общество как элементы подчиненные – инвестируют в него свои биологические энергии.
Даже так называемое «родовое общество» целиком искусственно, то есть зиждется не на «крови», а на искусственном классификационном, обрядовом «родстве».
Социальный акт человека орудиен и коммуникативен по природе: камень, о который можно было только спотыкаться, теперь опускается на голову собрата, идущего не в ногу, с тем, чтобы заставить его шагать в ногу.
Указанная «природа» общественного акта подчинена символоношению. Изо всех символов наиболее важен символ, манифестирующий присутствие в людях небесного, идеального, божественного, и  т.п.  Именно этот Символ делает общество чем-то большим, чем коллективное орудийное тело. Он превращает его в зеркало, в котором отражается Небо.
Человеку дано понимать Символ, и он не может никуда деться от этого понимания.

26.
Индустриальная левая социология по партийным мотивам преувеличивает роль труда в генезисе человека. Кажется, Энгельс сказал. Что обезьяна превратилась в человека, когда взяла в руки палку.
Однако сама по себе орудийная деятельность еще не выделяет человека из животного мира. Так же и стадная знаковая коммуникация известна у животных (вспомним знаменитый «танец» пчел). Но вот соединение знаковой коммуникации и орудийной деятельности действительно рождает нечто новое. Оно открывает отрасль производства смыслов путем конструирования знаковых систем.
Орудийная деятельность создала новое поведенческое многообразие. Если изъять из орудийного поведения само орудие и оставить только направляющее это орудие усилие, то мы получим новый вид активности – свободное поведенческое формотворчество. На многообразие искусственных движений можно задавать произвольную функцию и превратить, таким образом, эти движения в носители условных значений.
Управление орудием есть движение искусственное, не естественное для тела и плотской души. Трудовая практика позволяет вырвать  движения человеческого тела из Природы (благодаря чему возможны сборка часов и балет), сделать его произвольным. Это произвольное движение, будучи отвлечено также и от утилитарной орудийной активности, становится материей производства знаков. Последнее перекликается с известным положением Соссюра о том, что природа знака произвольна, то есть знак немотивирован, у него нет никакой естественной связи с означаемым, как это есть у пчелы. Движение, являющееся  знаком не может быть объяснено из биологии, не может быть объяснено пользой: его значение определяется условным соглашением между общающимися. Знак понятен лишь тем, кто согласился с его значением.
Таким образом, генезис  языка необходимо сопряжен  с тайным обществом. И до последнего времени в архаических обществах этнографы обнаруживали, например, отдельные женский и мужской языки, отгороженные друг от друга и закрытые для понимания другой группой, а также языки тайных священных союзов. Пережитком такого существования языка является воровское арго.

27.
Полезно различать габитуальное (житейское, обычное) социальное тело и политическое социальное тело, или res publicum.

28.
Ближайшим образом всякое право содержит ориентирующий ответ на вопросы, возникающие в ситуации неопределенности в отношениях с ближним: как быть, как поступить, в видах существования как со-бытия с другими, и в виду человеческого единства, которое должно быть возобновлено.
В основу Права ложатся ответы, которые получает имярек от Всеобщего Начала в душе его. Всеобщее Начало Права прячется за Конституцией, которая не отсылает ни к какому рациональному источнику, но исходит от авторитетных личностей (отцов-основателей), которые возводят свой авторитет к Богу или к Идее.
Если обратиться теперь к термину «всеобщее» как оно есть в человеке, то следует заметить, что речь не идет о каком-то общем, в отличии от частного. Скорее это эвфемизм, употребляемый вместо «Единого Бога».
У термина «всеобщее» кажущаяся понятность, которой мы здесь злоупотребили. Правильнее, быть может, говорить о цельности?  Цельности Жизни, которая осуществляется не в соединении разрозненных частиц, а через существование Целого в каждой Единице.

29.
Смертная казнь не приемлется современным позитивным обществом, поскольку ее регулятивная ценность сомнительна, не доказана и не убедительна. В архаических обществах смертная казнь также не вмещалась в общину: она встраивалась в Космос.
Казнь была жертвоприношением богам, совершаемым ради отведения от мира неудовольствия богов. Это неудовольствие воспринималось как виндикационный иск – истребование своего имущества из чужого незаконного владения.
Преступник принадлежал богам, его следовало отдать им. Ведь преступление как выхождение за границы мира есть вторжение в мир (город) потустороннего – леса, поля, гор, и их обитателей.
Именно сакральным значением казни объясняется тот факт, что Моисей возбранял евреям казнить преступника повешением на дереве (Второзаконие, 21,22). Последнее означало поклонение друидическим богам, тогда как Моисей требовал поклонения Ягве. От имени Ягве он призывал к уничтожению священных рощ в Ханаане.
Поскольку в наше время общественное самосознание утратило космическое измерение, смертная казнь не может быть корректно помыслена.
С другой стороны, христианская религия отрицает кровавые жертвоприношения, поэтому здесь тоже нет поля для введения смертной казни.

30.
Мы знаем воспитание и образование как воспроизводство общества. Но помимо этого самовоспроизводства, общество существует в космическом плане как Матка, в которой зачинаются, вызревают, и из которой рождаются в Эфир звездные мальчики.
Обнаружить эту латентную функцию общественной жизни можно, исследуя логосы, которые вполне подобны генетическому коду организма.
В плане личного самосознания звездный эмбрион, субъект Свободы, на опыте разхличает информационные «генные» структуры. Он замепчает, что существуют объединенные в систему ролевые кодоны (ролевые маски), программные манекены, предлагающие себя в качестве хитинового панциря для текучего протея души.
Субъект Свободы на известном этапе развития ощущает себя в плену этих ролевых матриц.
Он ищет и находит надролевые универсальные ценностные кодоны, опираясь на которые, он избавляется от власти масок.
Субъект Свободы, завершивший вызревание, отделяется от социальной плаценты. Он есть истинный плод, идет в Небо.
Субъекты сформированные ролевыми матрицами принадлежат собственному бытию матки: они участвуют в ее воспроизводстве. Эти суть собственно люди, в узком смысле слова.

31.
«Родина» понятие не географическое. Никаким физическим перемещением невозможно оторвать человека от духовного корня, из которого прорастает архетипическое его личности. В глубине души человек навсегда остается членом той человеческой общности, в которой он сформировался.
Эмигрируя, человек внешне изменяется, но его преображение подобно реинкарнации тотема, который меняет свой внешний облик, не меняя своей сути: видом я человек, но, по сути – ягуар. С учетом его родового и гнездового ядра, человека можно изобразить так, как австралийский абориген изображает «пулваийя» - он рисует его внутренность, а внешность оставляет неопределенной, заявляя, что она может быть какой угодно.
Так что Родина есть личное достояние человека, и поэтому также неприкосновенна, как и вся личная жизнь. Отсюда, неуместны и противоправны публичные обсуждения патриотичности того или иного лица.
Государство подменяет духовное понятие «Родины» понятием политической лойяльности.
Партии подменяют то же понятие идеологическим фантомом (отвлеченной политической идеей или представлением).

32.
Выдвинув концепцию ОБЩЕСТВЕННОГО ДОГОВОРА, Руссо подрубил самый корень рабства. Он задался вопросом о происхождении общественных обязанностей (повинностей) лица, и заявил, что они суть продукт договора, то есть добровольного и сознательного акта.
Не без влияния Руссо землю у индейцев не просто отнимали: она переходила к владельцам по договору с вождем племени.
Исторически, концепция Руссо ложна. Но, если подойти к ней не ретроспективно, а перспективно, то она получает непреходящее значение способа организации нового общества: общества свободных личностей.
Распространение принципа договора на все общественные отношения, в том числе и на само членство в обществе, вводит в общество презумпцию свободы. Это весьма важная легализация духовного принципа свободной воли, утверждаемого христианством.
Яркий пример – «права ребенка». Их невозможно помыслить без распространения принципа договора даже на внутрисемейные отношения.



ПОЛИТЭКОНОМИЯ

1.
«ОСВОБОЖДЕНИЕ ТРУДА» -  бессмысленные слова, поскольку порабощение кроется в самом труде, как насилии над жизнью. В Боге нет такого труда. У Него – лишь «труд» рождения. Это – главный труд Живого.

Орудийное насилие, обращенное нами на Природу, поворачивается против нас самих. Ведь для ведения против Природы регулярной войны и получения добычи мы объединились в армию, называемую общественным производством, индустрией, экономикой и т.п. – и подчиняемся неумолимой логике войны.
Однажды поставив себя в отношение вражды и противодействия естественным силам, мы вынуждены совершать постоянное усилие против этих сил, чтобы заставить их работать на себя. но, поскольку мы сами причастны природе через наше биологическое тело, то насилие над Природой вовне нас совершается посредством насилия над Природой внутри нас, то есть посредством так называемого «труда».

2.
Ранние формы эксплуатации заключались в насильственном отнятии продукта труда. Более развитая форма того отнятия прячется за разделением труда.
Человек оказывается не в состоянии произвести то, что ему нужно для жизни. он может работать всю жизнь, и не иметь элементарно необходимого, согласно базовому стандарту жизни.
Разделение труда привело к тому, что человек в большинстве случаев ничего ощутимого не производит: то есть ничего такого, что он счел бы нужным сделать для своей жизни.
Это противоречие разрешается в рыночном хозяйстве: смысл труда теперь не в полезности его для меня, но в спросе рынка. Человек делает не то, что нужно ему для жизни, но то, на что имеется рыночный спрос – будь это даже самая нелепая и вредная вещь.

3.
В цивилизации эксплуатируются простые первичные мотивации к труду.
Рабочий, движимый стремлением обеспечить себя и свою семью пропитанием, жильем и другими удобствами проживания, не может, тем не менее, приступить непосредственно к производству этих необходимых ему благ. Он может приступить лишь к установленному в данной общественной структуре «обмену» своего труда на эти блага. В товарно-денежной экономике этот процесс начинается с предложения своего труда на рынке труда, и если спроса нет, то нет возможности, купить что-либо взамен. Рабочий бесприютен, гол  и голоден, но, имея руки и голову, все же не может ни добыть себе пищи, ни построить жилье – как это сделал бы любой «дикарь». Все, что он может, это предлагать  к обмену то, что он умеет делать.
Но, вот, повезло! Он обменял свой труд на продукты труда других. И тут обнаруживается, что его труд чрезвычайно дешев. Если соразмерить долю труда, который потребовался на непосредственное создание благ, которыми пользуется рабочий, и объем проданного им труда, в обмен на эти блага, то обнаружатся огромные масштабы паразитизма и огромные объемы непродуктивного труда в рамках цивилизации.
В богатом обществе минимальные блага, как правило, обеспечены. Поэтому простые первичные мотивации к труду не работают. Труд извлекается путем задания высокого жизненного стандарта, в рамках общекультурного общественного оборота.
Это приводит к появлению большого числа маргиналов и просто паразитов, которые отказываются от высокого стандарта жизни, и согласны паразитировать на минимальном гарантированном довольствии.
Грубые индустриальные технологии порождают в обществе обширные «подвалы», в которых функциональная деятельность настолько груба, что не может витально питаться ничем, кроме принуждения и грубейших страстей. Такая деятельность предполагает грубых человеческих существ. Последние могут быть принуждены к труду либо нехваткой элементарного, либо дозированием наркотика, либо прямым насилием.
Отсюда, политическое бесправие низших классов – обязательный спутник грубой индустрии.

4.
Марксистская политэкономия в качестве основного двигателя общества выдвигает «производство средств к жизни», или воспроизводство существования.
Но, что есть жизнь, и что есть существование?
Если понимать под этим биологическое существование человека, то получаем искаженную перспективу. Поскольку и теперь и ранее в истории общественное производство служило больше воспроизводству культуры, чем биологического существования.
Египет создало строительство храмов и пирамид. Какова роль пирамид в производстве средств существования? Греки строили огромные театры и стадионы. Зачем трагедии Эсхила в деле пропитания?
Поневоле вспоминается Гераклит, сказавший однажды: если бы дело сводилось к пропитанию, то мы почитали бы счастливыми быков, когда они находят горох для еды.

5.
Упор на развитие общественных фондов потребления в ущерб личным (например, внедрение публичных столовых, вместо семейного питания; домов отдыха вместо персональных дач; общественного транспорта вместо личного; общественного производства вместо индивидуального, и т.п.) имеет оборотной стороной зависимость от тех, кто распоряжается общественными фондами.
Приводит к отчуждению общественной культуры от личности. (Средства вкладываются в культуру, не пользующуюся спросом, как то: в монументы, дома культуры, творческие коллективы, празднества, и проч.).
Реальные доходы населения, исчисляемые с учетом общественных фондов потребления, дают картину далекую от действительности. Поскольку на деле, общественными фондами потребления пользуются не все или неравномерно. Пользование ими часто не приносит удовлетворения потребителю: как, например, льготная внесезонная путевка в непопулярные дома отдыха или плохо организованная туристическая поездка, и т.п.
Появляется также дискриминация в доступе к общественными фондам потребления по разным шкалам оценки человека: производственные успехи, моральный облик, общественная активность и т.п.
Все перечисленное – характерные приметы советского общества.

6.
В системе государственного капитализма власть не склонна замечать своего искажающего воздействия на общество. Все она, как будто, делает правильно, но централизованная власть, как тяжелая масса искривляет траектории лиц.
Ответственные руководители принимают решения с оглядкой на политических «бонз»; ученые и специалисты отступают от научной истины и профессиональной оценки, ради угождения желанию верхов; рабочие, не имеющие возможности корпоративно отстаивать свои интересы, тайком саботируют производство, и т.д., и т.п.
Чтобы этого не было, человек должен мочь свободно сказать своё «НЕТ».

7.
Откуда в России, которая никогда не была буржуазной, такое отрицание буржуазной культуры?
Крестным отцом этого отрицания следует считать скорее аристократическую реакцию на буржуазную Европу, чем представления разночинных слоев. Последние, тем не менее, присоединились к этому отрицанию из скрытого сознания своей неполноценности. Стараясь быть европеистее европейцев, прильнули к вымени социализма, и стали отрицать буржуазность с позиции социалистической, прогрессивной.
От русского ;;; века мы унаследовали предрассудок, будто деньги – зло, торговля – обман; или как говорят на Кубани, «дурница». Денежная оценка всего общественного продукта стала пониматься как «всеобщая продажность» и т. д.
Между тем, денежный эквивалент любого блага есть условие свободы человека: возможность рационально выбрать линию поведения, рассчитав выгоды и затраты. Это весьма гуманная альтернатива полицейскому регулированию поведения граждан.
Не говоря уже о том, что деньги являются удостоверением общественной востребованности труда, и вместе средством контроля гражданина как потребителя над качеством продукта. 

8.
Совершенно новая политэкономическая ситуация заключается в том, что скоро, вместо совокупности отдельных, связанных торговлей предприятий, люди будут иметь дело с интегрированной искусственной средой обитания, деятельности и общения; и эта среда будет глобальной.

9.
Признак жизни – негэнтропия.  Жизнь – упорядочивающая сила.
Если имярек не извлекает энергию из себя, а потребляет энергию извне (то есть движим широкого спектра стимуляцией), то никогда положительный эффект его усилий не перекроет издержек существования. Баланс всегда будет отрицательным, и дефицит силы будет пополняться за счет деструкции среды обитания.
Цивилизация, существующая за счет  деструкции носит самоубийственный характер. Существование  разрушающее больше чем создающее обречено на гибель.
Только сила Добра не нуждается во внешней стимуляции, имеет положительный негэнтропийный баланс. Так что усилие Добра, не имеющее целью извлечение энергии извне, заключает в себе преодоление смерти.

10.
Поскольку культурные жизненные блага, которые несет нам искусственная среда обитания получены искажением Природы, насилием над ней, их возобновление требует постоянного действия против природных сил.
С другой стороны сила противодействия Природе берется также из Природы, но с очень низким к.п.д. Возможен ли положительный энергетический баланс цивилизации, в таком случае? Нет. Мы крадем либо у самих себя, латентным образом, либо у будущих поколений.
Первоначальная быстрая отдача от приложенных к Природе усилий может вводить в заблуждение относительно энтропийного закона. Последствия деструкции как платы за энергию медленно накапливаются и разразятся катастрофой.

11.
Змей обещал первым людям, что они сравняются с богами, и люди соблазнились этим обещанием. Любая новая политическая сила должна проделать тот же трюк соблазнения – предложить людям рай на земле, или возвращение в Эдем.
В начале ХХ-го века тотальный индустриальный империализм, пришедший на смену капитализму века XIX-го, должен был предстать перед публикой в гуманистической и хилиастической маске. Иначе не овладел бы её умами.

12.
Общество должно достичь богатства для того, чтобы могла действовать система экономического управления поведением людей путем штрафных изъятий излишков дохода. Уровень излишков есть безопасный для здоровья и жизни людей уровень существования.
Если общество бедно, то основными средствами управления остаются прямое насилие, мучения, угроза жизни, лишение свободы и т.п.
Когда общество бедно и нуждается в первоначальном накоплении, то безвозмездный труд является в нем правилом. Человеческое лицо общества сохраняется при этом созданием позитивного мотивационного противовеса прямой угрозе наказания.
Отсюда в бедном развивающемся обществе засилье политической и утопической идеологии, упор на «сознательность». Рассечение общества на «верных» и «неверных» бритвой идеологии служит опосредованию страха лишения жизни «страхом иудейским», то есть страхом быть причисленным к «неверным».
Утопическая идеология позволяет превратить дело национального строительства в подобие религии.


ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ
1.
Отстающие в развитии нации страдают тем, что пытаются использовать свои несовершенства, уродства и национально-исторические особенности для занятия «достойной» позиции в мировом сообществе, на пути политического осуществления утопий.
Национальная бюрократия, приспособленная к незрелости и испорченности народа, сама насквозь порочная, будучи «парвеню» в обществе других национальных администраций, не находит другого средства увеличения общественной продуктивности, кроме самоподтачивающей эксплуатации национальных пороков и проедания ресурсов.

3.
Благоприятной политической среды жизнедеятельности – вот чего ждет от политиков социальное тело.

4.
Рабство стало невозможным не потому, что стало непроизводительным. Оно потеряло моральную опору в обществе, и поэтому стало непроизводительным.
Вопреки мнению Маркса, не новое производство рождает новые взаимоотношения, а новые отношения людей друг к другу рождают новое производство.

5.
Современные демократии чем-то напоминают древний институт заклинания богов.
Разве уличные демонстрации, досрочные выборы, требования к властям, национальные забастовки и т.п., включая террор, не напоминают прежние экзекуции богов, лишение их подношений, переход к почитанию других богов?
Суть одна – культ внешней силы, способной устроить нашу жизнь.

6.
Современный историцизм вкупе с теорией прогресса объемлет своим умозрением всю эволюцию жизни, начиная теперь прямо от «большого взрыва», всю историю человечества, и обретает в этой ретроспективе перспективу дальнейшего развития и порождает прогресситский аморализм, столь характерный для ХХ-го столетия.
Мораль, замкнутая в данном историческом срезе, обремененная свидетельствами своей исторической относительности, бессильна перед дьявольским дерзанием историцизма.
Таким образом, зло, претендующее на абсолютность, выработало историческое самосознание, доказало, что оно растет и движется в историческом времени, вопреки историческому бессилию морали, которую всячески похулили («классовая мораль», «буржуазная мораль», «слюнявые интеллигенты» и т.п.).
Спрашивается, должно ли Добро тоже обрести свое историческое самосознание и опровергнуть ложь, доказав, что не зло, а Добро растет и движется в истории, и составляет ее истинное содержание?
Блаженный Августин, первым осознавший необходимость противопоставить истории Зла историю Добра, попытался это сделать в своем труде «О Граде Божьем».

7.
Рожденное Новым Временем ограничение ментальной власти церкви Новейшее Время превратило в полное отрицание религии. Между тем, речь может идти лишь о переносе Служения из сферы символов в сферу действительной жизни, которое лишь внешне похоже на исчезновение религии. Служение теперь не прочитываемый (как священный текст) ритуал, но золотая нить ткани повседневной жизни.
Требование Реформы это требование служить Богу не по воскресеньям в храме, а всегда, здесь и теперь, в любовном отношении к ближнему.
Молитва и поклоны лицом к алтарю и жопой к ближнему отныне неугодны Богу. Дом Бога теперь не храм, а душа человеческая – как и завещал Христос Иисус.

8.
Отобрать имя Божие у Дьявола – в этом суть великой борьбы Нового Времени за изгнание церкви из политической жизни.
Теперь, если Сатана хочет кривляться, подражая Богу, то не имеет мира в качестве подмостков. Он ограничен отныне ритуальным театром традиционных и новых культов, где может выступать под именем Бога.  А в мире, который теперь уже не образ Царства, Дьявол не может выступать в образе Царя. Так что власть Сатаны сильно расшатана дроблением на множество общественных ролей: его царство оказывается разделенным в себе.

9.
Для революции 1789 года революционная война явилась спасительной панацеей.
Нация возбуждена. Где поле деятельности для множества людей с проснувшимся политическим самосознанием? Как смогут люди, не желающие жить по-старому зажить по-новому? Может ли идея свободы, равенства, братства создать жизнеспособное политическое тело?
Должны пройти многие годы, прежде чем политическая идея обретет социальную конкретность. А до этого она может существовать только в абстрактной форме прямого действия. Такая абстрактная реализация идеи возможна только в отчужденной от общества политической структуре, не обремененной житейским багажом.
Армия солдат революции как раз и явилась такой структурой.

10.
Переживание опыта Французской Революции определило не только либеральную, но и реакционную линию в последующем развитии Европы. Европейская реакция ХХ-го века берет  начало в Реставрации.
Так, идеолог ультрароялистов эпохи Реставрации граф Жозеф де Местр старался доказать, что господствующее положение аристократии – не привилегия, а закон Природы. Постоянная борьба, грубое насилие составляют, по мнению Жозефа де Местра, естественную основу международных отношений.
«Война божественная по своей природе, потому что она – закон Вселенной», утверждал он.
Виконт де Бональд, один из вожаков ультрароялистов «бесподобной палаты», ополчаясь против теории естественного права, утверждал, что в обществе не существует прав, а существуют только обязанности, и что главнейшая из них – повиноваться монарху. Он восхвалял «воинственных сеньоров», на смену которым пришли «жадные дельцы».
Период Реставрации вообще был временем всеобщего увлечения историей, в которой искалось обоснование привилегий аристократии. Пользовались успехом романы и трактаты Шатобриана, воспевающие средневековье, в частности «Гений христианства».
Некто Монлозье в трактате «О Французской Монархии» оспаривал притязания буржуазии на том основании, что они якобы происходят от рабов-галлов покоренных воинственными франками. Монлозье называл Революцию «великим социальным преступлением».
Также Гизо представлял всю историю Франции как борьбу между галлами и франками, в которых революция была решающей схваткой. Поскольку речь идет о времени Реставрации, то очевидно, кто, по мнению Гизо, одержал победу.

11.
Расцвет китайской музыкальной драмы  «цзацзюй» приходится на конец 13-го века, то есть как раз на то время, когда Китай был завоеван Чингизидами. В областях, занятых Монголами начался расцыет экономической и культурной жизни. «Юаньская эпоха стала временем наибольшего развития торгового капитала в истории Китая. Продукция китайских крестьян и ремесленников расходилась по всей необъятной империи чингизидов» (кит. историк Ян Цзи-шен).
Этот факт освещает историческое значение монгольского завоевания Китая. Слом китайской стены, которой китайцы отгородились от «внешнего пролетариата» знаменовал распространение  китайской культуры по всему миру.
На западной периферии империи Чингизидов политическая культура Китая стала невольным достоянием русского народа.

12.
Крайне трудно заставить целую нацию враз изменить свое лицо. Если нация не обретает нового облика в результате собственного внутреннего развития, то единственным средством движения вперед является завоевание страны другой нацией.
Отстающая от Европы Россия регулярно подвергалась завоеванию, в качестве средства принудительного развития, но завоеванию преимущественно внутреннему.
В качестве завоевателей выступала собственная российская элита.
Вначале это были шведы, объединившиеся с полянами, пришедшими из Италии (Норики), которые завоевали так называемую страну Гардарик, выдвинув себя в качестве плательщиков дани Хазарскому кагану.  Затем тюркизованные тверские и московские князья завоевали Русь, выдвинув себя плательщиками дани великому Хану и образовав русский улус Золотой Орды. После них византизированное боярство во главе с Иваном третьим и Иваном четвертым, в очередной раз завоевало Русь, и расширило ее пределы.
Наконец Петр Великий с помощью пришлых европейцев и новой элиты, созданной его отцом Алексеем, вновь завоевал Русь и превратил ее в Россию.
Россию изнутри вновь и в очередной раз завоевали социалисты интернационалисты во главе с эмигрантом Ульяновым (Лениным).
Таким образом, мы видим, как на протяжении истории России, в ее привилегированном классе – бывшем плодом завоевания – регулярно возникали прослойки, организующие новое завоевание унаследованной страны. Завоевание с целью модернизации. В точном значении последнего слова как перехода от варварства к цивилизации.
 
13.
Управлять другими – вот русский способ паразитизма, ведущий начало от завоевания и разбойничьей эксплуатации.
Разврат режимом перманентной оккупации так глубоко проник в русские души, что они не мыслят себе хорошей жизни иначе, чем в управлении другими.
Управлению простор там, где нет самоорганизации. Поэтому класс управленцев старательно разрушает любую самоорганизацию народа.
Революция – лучшая среда обитания для менеджеров-паразитов. Ведь именно революция, разрушающая общественное тело, создает максимум дезорганизации и, тем самым, широчайшее поле для прямого управления, и, соответственно, обогащения и упоения властью.

14.
НЕСЛУЧАЙНО Святая Инквизиция появилась в Испании в период Реконкисты. Мало изгнать мавров, нужно еще и вознаградить ранее ущемленных победителей. Это было не так просто сделать в плотнозаселенной Андалусии. Нужно освободить места. Инквизиция исполняла именно эту функцию, а вовсе не функцию укрепления веры. Её социальная сила опиралась на стремление победителей получить привилегии по вероисповедному признаку – просто потому, что они христиане, а не иудеи или магометане.
Послереволюционные периоды репрессий в России имеют ту же природу. Новая власть использовала стремление низов к социальному «всплытию» со дна.
Заманчиво обогатиться или стать кем-то значимым просто потому, что ты голодранец (бедняк, пролетарий).
В зрелом обществе преобладает стремление к сохранению достигнутого положения перед социальным «апвеллингом».

15.
В Революции исстрадавшийся народ жаждал чуда, чуда новой жизни. С темной массой большевиков объединяло также и то, что они сами верили в чудо – чудодействие  провозглашенных с трибун власти новых, справедливых политических принципов и чудо социализма.

16.
Хилиастическую сторону марксизма следует отнести к слабости человека в вопросе о возможности земного рая и царства правды.
В рациональном же ключе, предвидение наступления некоего будущего, вызревающего в настоящем, само по себе не говорит, что это будущее будет прекрасным. Это исключительно вопрос наивного прекраснодушия и желания верить в ….

17.
Человечество пребывает в состоянии войны. Истоки этой войны – в экспансии новейших обществ, основанных на технологиях, грабительских по отношению к Природе.
Первоначальная легкость грабежа Природы с помощью техники сформировала тип человека, приспособленного к такому грабежу. Колоссальный объем извлекаемых средств  жизни за счет невозобновляемых ресурсов и общей деградации планеты позволил неслыханно размножиться людям.
Эта первоначальная экспансия, подобная первой волне завоевания еще не ограбленной страны, когда богатство кажется неисчерпаемым, а завоеватели множатся как саранча, уже потеряла под собой почву. Общественная идеология и практика направились к состоянию стабилизации, при которой обеспечивается возобновление всего потребляемого ресурса.
Вместе с прекращением безоглядной экспансии теряют почву и обслуживающие ее идеологии. Которые можно обозначить как «обещания индустриального (пластмассового) рая».
Скоро станет очевидным, что жить нужно скромнее, работать больше и тоньше, распределять гораздо более равномерно.

18.
В Новое Время явления Природы не перестали служить культурными символами, только естествознание и технологии предложили альтернативную систему коннотаций.
Теперь гром и молния напоминают нам не только о Зевсе или об Илье пророке, но и об атмосферном электричестве; то есть  те же самые явления Природы отсылают нас теперь не только к духовной сфере, но и к технологической; и даже преимущественно к технологической в системе официального образования.

19.
В обществе незрелом люди в большинстве не готовы знать себя  по-настоящему. Вместо коммуникации с собой реальным они лелеют идола – «Я-образ», или «Я-представление». Они не могут открыться себе и быть такими, каковы они есть, потому что хотят быть другими. Так дети представляются взрослыми (или наоборот, будучи взрослыми, корчат из себя младенцев).

20.
Ядром всякого общества является система практических приемов и соответствующего логоса, направленных на формирование личного психического статута становящегося члена общества. Хранителем этого коммуникативного арсенала и его применителем в способе существования является семья. Мы можем назвать эту систему «семейным габитусом». Формирующийся в семейном габитусе личный психический облик встраивается затем в систему общественных отношений, к которой он приспособлен.
В модернизируемом обществе соотношение габитуса семьи и общественных институтов искажено. Старая семья не может подготовить члена нового общества. Отсюда в модернизованном внешним образом обществе все функционеры суть персонажи, маски, а не личности. Живым примером могут служить Кавказ или Средняя Азия, где под маской чиновника или цивилизованного человека скрывается член клана, племени. Большой семьи, скованный «куначеством» и т.п. В Африке очень часто за личиной выпускника Оксфорда прячется троглодит или даже людоед.
Поэтому первоначально модернизируемое варварское общество, оставаясь варварским по сути, образует муляж (симулякр) цивилизации.
Модернизация разрушает существующую семью, отчуждает поколения друг от друга. Отсюда в модернизируемом обществе широко распространен психический тип  сироты, воспитанника работного дома, самодельного человека. Такова, например, советская Россия.

21.
Ранние фазы политического становления наций так напоминают детство любого из нас, что это позволяет говорить о «детстве наций».
Детство полно зла и темноты, и в то же время, самой светлой мечты и наивности в идеологии, искусстве и литературе: наивности, но не невинности, а, скорее, вытесненной вины.
И точно так, как у ребенка вытесненная вина порождает стремление украсить себя, скрыть недостатки под маской за враньем, так и у начинающих наций это стремление рождает культуру, лакирующую действительную жизнь.

22.
Если бы меня просили дать характеристику современному историческому этапу европейской цивилизации, я мог бы сказать следующее:
Хищническая общественная формация, основанная на энерговооруженном ограблении Природы и эксплуатации человека, приравненного к ресурсу, пережив период бурного становления, экстенсивного роста, мировых войн за ресурсы и короткую фазу процветания, теперь клонится к упадку. Грабительская технология гигантских машин, предприятий великанов и армий организованных работников исчерпала себя и доживает последние дни.
На смену технологий грабежа должны вновь прийти технологии культивирования: низкоэнергетичные, рассредоточенные, умные и предполагающие человека не с «красной», а с «зеленой» психологией.

Вместе с закрытием этой эпохи разбоя и грабежа исчезает  «индустриальный социализм». И дело не в том, что именно социализм плох, а другой «изм» хорош. А дело в том, что невозможно принципиально построить счастье на земле (по крайней мере, на данном уровне технологического развития).
Сумма смерти, заключенная в труде, направленном на создание благоприятных условий жизни, всегда больше суммы жизни, заключенной в плодах труда. Отсюда, труд всегда убивает, и «легкая жизнь» всегда в дефиците.
Применение машин позволило, за счет ускоренного подпиливания сука, на котором сидим, увеличить относительное число праздных людей, чем создало иллюзию довольства и возродило надежду на земное счастье. В этом заложен самообман – сокрытие заимствования у будущих поколений: взять от будущей жизни, чтобы пожить сегодня.
Фактически, это скрытное самоубийство цивилизации. Вот слово истины: европейское человечество совершает самоубийство. Именно в это время люди убеждают себя в том, что они движутся ко всеобщей гармонии и счастью.
Облик современной эпохи определяют люди, соблазненные этой иллюзией и крайне жестокие в своем бегстве от правды.