Радость материнства-2 и карательные органы Латви

        Познакомилась я с мужчиной старше меня на год. Позитивный, ведущий здоровый образ жизни, много читающий, увлечённый Востоком русский. Понравился он мне очень, собирались пожениться. Дочке было уже 14. Он ей не понравился вначале, потом она его просто ненавидела. Он к ней испытывал аналогичные чувства, но при мне Андрей вёл себя с дочкой нормально. Хотели взять кредит на квартиру, но я вовремя поняла, что это опасно делать с этим человеком. В итоге россиянин Андрей украл наш дорогой (больше 1000 латов) компьютер и вообще оказался мошенником, а я оказалась беременной. Он настаивал на аборте, я предложила ему вернуть мой компьютер и больше нас не беспокоить. Подождала пару недель и сказала, что напишу заявление в полицию, но в ответ он сам стал мне угрожать какими-то глупостями. Я подала заявление, и встретились мы с ним уже после рождения ребёнка на очной ставке в полиции, где вспомнили историю с пропажей компьютера, которую он отрицал, но плохо. Так что следователь сказал, что он верит всему, что я говорю, но сделать в этой ситуации всё-равно ничего не может. Перед очной ставкой Андрей, вероятно, чтобы я забрала заявление, сказал: "Мальчик? Не ожидал!(?). Смогу чем-то помочь? Поговорим потом". После он уже говорить со мной не хотел. Адвокат Андрея записал мой телефон. И вся любовь.

        Это то, что происходило во вне, а я была беременна! Беременность вообще удивительное время в жизни каждой женщины. Вся природа, кажется, обнимает тебя и стоит за тебя стеной. Река, море, ветер, каждое дерево и травинка твои бессмертные и верные друзья. Глупости, которые говорят и делают люди вокруг, не затрагивают тебя, твоих чувств. Не стоят твоего внимания. Внутри тебя становится всё осмысленней и больше источник счастья - ТВОЙ ребёнок. Агрессия, направленная на тебя, разбивается об эту стену любви, которая окружает тебя. Я чувствовала себя СЧАСТЛИВОЙ. Непобедимо счастливой вопреки обстоятельствам и косым взглядам. У нас нет своего жилья. Во время беременности я переезжала со всем скарбом 4 раза, т.к. в эти "жирные годы" (?) аренда подскочила в 5 раз. 3 месяца в Иманте, 2 месяца в Юрмале (100 м от морского побережья), часть вещей пришлось перевозить из Елгавы, где 1.5 месяца мы с дочкой жили до этого, а потом в дачном домике на окраине Риги, откуда я и поехала однажды утром на автобусе рожать в Рижский роддом. Деньги на переезды? Взяла кредиты, из-за которых очень долго невозможно было рассчитывать ни на какую помощь государства. А будучи беременной больше, чем на ставку, я работать не могла - платили ровно столько, что и жить с ребёнком-подростком и вторым на подходе нельзя и претендовать на пособие тоже нельзя. Тем не менее уверенность, что я ношу здорового малыша, не обманула меня. И 7.12.2008. я родила замечательного мальчика, которого мы с дочкой назвали Аристарх.

         Есть у нас одна легальная карательная организация - Центр Государственного языка (ЦГЯ) во главе с латгальцем Антоном Курситисом. Несколько девочек разного возраста, инспекторы госязыка, - сеют страх и ужас, т.к. потерять работу с их помощью легко, и это большой шанс больше никогда в своей профессии не работать, да и вообще не работать легально. И твои возможности говорить на латышском перед этими карателями-профи имеют не такое уж большое значение. В Латвии официально действует система, согласно которой представители всех профессий обязаны владеть государственным языком на определенном уровне. За соблюдением законодательства и следят языковые инспекторы. Тех, чьи знания окажутся недостаточными, могут отправить заново сдавать экзамен, оштрафовать и даже уволить. В реальности не только. Эта компания - ЦГЯ - ненавидит русский язык люто, как всемирное зло, а в купе с ним и всех его носителей, имеющих наглость и незаконное, по их мнению, счастье проживать в "Латвии для латышей!" Во всём этом я имела случай убедиться сама, о чём и хочу рассказать на этой страничке.

         Узнав, что беременна, я устроилась на первую попавшуюся легальную работу. И вот я кассир сети магазинов "Рими" в торговом центре "Олимпия" г.Рига. И я имею наглость разговаривать с русскими покупателями на русском и "О, ужас!" иногда иностранцам что-то объяснять, используя не только латышские и английские, но и русские слова! И в очереди стоящие латыши вынуждены были от кассира (!) слышать русские слова. Кстати, так же поступали и другие кассиры, но они не писали при этом письма Шкеле и статьи, не участвовали в легальных, кстати, митингах: "За русский язык в русской (!) школе". Не преподавали на русском в школе, хотя им настоятельно рекомендовали в русской (!) школе преподавать биологию (!) на латышском. Итак я продолжала говорить преимущественно на своём родном русском с отлично меня на нём понимающими покупателями, что некоторым отоваривающимся не слабо, надо заметить, не нравилось. И вот эти работники и патриоты латышского языка, озабоченные чистотой рабочих кадров, решили наконец пресечь мою преступную (!) к умирающему (?!) латышскому языку деятельность. Как всегда, по мою душу послали (или сама пришла?) мадам Рысьеву. Она уже надзирала за мной в 30-й школе, где я работала учителем биологии, а её прислали завучем к нам (и ставку для неё легко нашли!), сразу после проведения анкетирования учителей на предмет их национальности и, не дай бог, любви к русскому языку. Имея маму латышку, я настаиваю на том, что русская, и горжусь этим, что со стороны местных ревнителей языка неслыханная и преступная дерзость. И вот мне уже за 40, а меня всё приструнивают и воспитывают, главным образом оккультно теперь, т.к. в повседневной реальности я хорошо научилась отстаивать своё чувство достоинства. Научусь и в оккультной, если жива буду. Детей бы не трогали, нацисты -...(любое ругательство по-отношению к ним - правомерно), но этого мне от них не дождаться, что рождает большую боль. Перестрадаем. В 2002-м, в 30-й школе Рысьева добивалась от меня, чтобы я полностью перешла на латышский, а иначе заваливала меня всякой методической работой, а на мне, между прочим, была вся биология и уроки здоровья - я была единственным биологом 30-й средней школы. Но кого интересует качество преподавания биологии, когда главное(!) в русской школе на всех(!) предметах изучать латышский. Она стояла под дверью во время моих уроков - собирала компромат. Она и в 34-ю приплелась, когда я устроилась на работу там. И вот я кассир, а она снова рядом, снова бдит! А я опять по-русски! Этот великий боец за Латвию без русских не жалеет на таких, как я, ни времени ни сил. Стоит в сторонке неподалёку и мотает на ус, сколько слов я говорю на латышском, а сколько на русском. Потом вместе со своими соратниками настрочили на меня несколько докладных, после чего прихожу я на работу, а мне: "Пройдёмте!" И мы проследовали в кабинет заведующей кадрами, где мне учинили допрос с пристрастием по поводу моего разговорного латышского. Темы, на которые я говорила легко, - отвергались, те, где застревала, разворачивались безмерно. У меня было удостоверение, что я владею языком на высшую категорию, но так как латышский использую только на работе, после экзамена многое подзабылось. Я с детства в СССР общаюсь на русском, и чтобы говорить на латышском, приходится, чтобы правильно сказать окончание слов, сначала просклонять в уме. Это медленно, поэтому я редко и неохотно говорю на латышском. Но теперь уже не только поэтому - это после 20 лет издевательств со стороны латышских (и не только) нацистов. У инспектора сложилось радостное мнение, что я не только на высшую - третью, но и нужную мне - кассиру вторую уже не тяну. Сказала: "На первый раз штраф - 10 латов и через примерно 2 месяца опять приду". На что я сказала, что сама к ним приду. В ЦГЯ. И пришла с квитанцией об оплате штрафа, т.к. без неё меня обещали не допустить к работе. На работе меня стали гнобить. Моя беременность в этом деле не мешала, а наоборот придавала коллегам вдохновения. Пришлось туда пойти ещё раз. На этот раз там был сам Курситис, который узнав, кто я и зачем пришла, проэкзаменовал меня привычно. Сказал: "Ну вот видите?" "А то, что я беременная вы не видите?" - спросила я, уже глубоко беременная. Он: "И что?" - "А то, что у меня сейчас дела поважнее грамматики латышского языка". Он: "Что хотите?" Я:" Чтобы меня в последний месяц моей работы до декрета и желательно какое-то время после не тревожили. Я ведь и в суд могу обратиться". При этом присутствующие дамы вели себя, как торговки на базаре, и требовали, чтобы я перешла на государственный язык. Я сказала, что в своём положении буду говорить так, как мне удобно. Начальник отдела контроля Курситис приказал всем молчать, и дальше мы беседовали только с ним. Сказал: " Скоро вы русского языка в Латвии вообще не услышите. Молодые латыши и многие другие русского вовсе не знают, старые уже забывают. Говорить все будут на латышском, английском и немецком!" - радостно сообщил он мне. "И что вы тогда будете делать?" Я ответила, что такого в Латвии не произойдёт никогда, после чего была вежливо, но строго выпровожена за дверь.

        Я пришла на работу и сразу пошла к начальству. Сказала, что была в ЦГЯ, где мне пообещали, что я могу работать спокойно, до тех пор пока маленький не подрастёт. На что услышала: "Нам даны указания совершенно противоположные тому, что вы говорите" - "Не имеете права" - сказала я. "Идите работайте" - ответили мне. Репрессии на работе продолжались. Доверенные девочки-кассиры докладывали о каждом моём шаге. Стоило мне остановить ленту, чтобы почистить её, тут же прибегала старший кассир и выговаривала мне, что я отлыниваю от работы. А работала я по 14 часов, сидя на неудобном для беременной стуле, или стоя за кассой, что тоже было неудобно. Место для кассира весьма ограничено. Такой был график. 14 часов отработал - потом выходные дни. Справедливости ради надо сказать, что не все старшие кассиры вели себя одинаково низко по отношению к беременной женщине. Но подличали ведь не только они, но и др. работники "Рими". Спокойно не работала я после этого ни дня. Регулярно писала объяснительные за опоздание с перерывов на обед. Т.к. купить что-то на обед, получить порцию, пообедать и сходить в туалет для беременной на 5-6 месяце за полчаса трудновато успеть. Отлучиться в другое время практически всегда не разрешалось, а если и разрешали, то с большим неудовольствием. Бывало, за день я писала по 4 объяснительных. Придирались ко всему. У меня опухли ноги, однажды я перестала чувствовать ноги и здорово упала по дороге на работу. Мне дали больничный, но когда вышла,  первое, что мне предъявили, - письмо из ЦГЯ, где меня строго предупреждали, что меня ждёт третья (?) проверка и мне не теряя время надо повышать свои знания латышского - иначе штраф до 250 латов. Я не хотела подписывать, т.к. второй раз приходили без меня, а у нас такой порядок, что сумма штрафа растёт пропорционально явлениям инспектора. Мне не подписали больничный до тех пор, пока я не подписала эту филькину грамоту.

        Немного отвлекусь. Как-то этим летом выбранный нами Центр Согласия проголосовал "за!" ужесточение штрафов за недостаточное знание латышского языка. Сказать, что это был удар в спину для большинства русскоязычных Латвии, - ничего не сказать. Ушаков потом сказал: " Это была трагическая ошибка". Мы простили, но запомнили. Теперь осталось два дня голосовать за признание вторым государственным русского языка. Я зауважала Ушакова больше, чем раньше за то, что он не побоялся поставить свою подпись сейчас. Сейчас, когда русскому занять пост в Латвии и при этом ещё высказывать нечто против правящих нацистов-латышей, надо обладать большой смелостью и качествами героя. Читать в СМИ и инете, как ему приходится за это оправдываться, неприятно. Хочеться верить, что ему виднее. Но, по-моему, оправдываться не имеет смысла, это делает его слабым политиком. Сделал, значит считал нужным - и всё! Те из Согласистов, которые выступили против самой возможности для людей обрести право решать вопросы на своём родном языке, лично у меня вызывают чувство презрения, как бы они красиво ни говорили при этом и какие аргументы ни выдвигали бы. И всех их при голосовании в следующий раз я вычеркну! Такие пироги.
 



Продолжение следует.