Последняя война Махмута Гареева

Каждый раз в годовщину вывода показывают ставшие классикой афганской кинохроники кадры. Молодой генерал твердыми шагами идет по термезскому мосту. «За моей спиной, не осталось ни одного советского солдата», – уверенно говорит он журналистам. И никто из нас не смел и не смеет сомневаться в истинности сказанного. Мы все верили и продолжаем верить ему. Отчасти потому, что нам очень хотелось верить в это. Отчасти потому, что в действительности основные силы ограниченного контингента вернулись на родину.
На самом же деле ситуация не совсем соответствовала сказанному. Даже если не поднимать вопрос о плененных душманами советских военнослужащих, коих после ухода «шурави» в затерянных афганских кишлаках осталось немало, такое заявление было весьма поспешно.  Во-первых, в Афганистане продолжали свою работу советские военные советники, а в Кабуле находилась оперативная группа генерала Варенникова. Во-вторых, в Афганистане, согласно  договоренности оставались советские ракетные дивизионы. В-третьих, 7 февраля в  афганскую столицу прилетела оперативная группа, во главе с заместителем начальника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР генерал-полковником Махмутом Гареевым.
В группу входило около двадцати пяти человек. Для них афганская война только начиналась. Тогда об этом было не принято говорить.  Сегодня Махмут Ахметович поделился с нашими читателями своими воспоминаниями о событиях, произошедших в Афганистане после ухода советских войск, участником которых ему довелось стать.
Это была его пятая война. Пятая… Великая Отечественная. Война с Японией в 1945-м. Чехословацкие события 1968 года. Египетское противостояние с Израилем 1970-1971 гг. Теперь Афганистан…

Неутешительные прогнозы
Конец января 1989 года. Вывод советских войск идет полным ходом. Части и соединения 40-й армии возвращались домой. Возвращались, выполнив те задачи, которые им были поставлены. Надежно защищали Афганистан от внешней агрессии, укрепляли положение различных правительственных структур, осуществляли охрану и оборону важнейших государственных и военных объектов, помогали становлению афганских вооруженных сил и вместе с ними разгромили ряд вооруженных группировок моджахедов. Они организованно входили в Афганистан и по приказу своего правительства также организованно вышли. Да, они не победили в этой войне. Но они и уходили не побежденными.
В это время в Кабул с кратковременным визитом приезжает Министр обороны СССР генерал армии Дмитрий Язов. Было очевидно, что в той сложной общественно-политической обстановке, которая сложилась в Афганистане, ни о каком прекращении военного противостояния правительственных сил и оппозиции не могло быть и речи. Моджахеды были окрылены.  Непримиримая оппозиция стремилась к объединению своих усилий и расширению военных действий. Цель была очевидна – свержение правительства и захват власти. Помощь оппозиционным силам со стороны Пакистана Ирана и других стран продолжала наращиваться. Правительственные круги Афганистана пребывали в шоке и смятении. Практически все прочили падение Наджибулы в считанные недели после ухода шурави. Никто не верил в то, что его режим без поддержки советских штыков сможет продержаться хотя бы несколько месяцев.  Ахмад Шах Масуд даже назначил на 16 февраля прием иностранных послов в  Кабуле. К этому времени он рассчитывал возглавить и государство и правительство.
В этой ситуации президент ДРА Наджибула настаивал на оставлении части советских войск в стране. В крайнем случае, он просил направить советских добровольцев для охраны дороги Хайратон – Кабул и сопровождения автоколонн. На свою армию он особо не рассчитывал.
Кроме того, в личной беседе с Язовым Наджибула настоятельно потребовал, чтобы при нем, как при Верховном главнокомандующем вооруженными силами Афганистана, работал военный советник с небольшой оперативной группой.
С подобными просьбами Наджибула неоднократно обращался и к высшему руководству Советского Союза. И если об оставлении части войск и охране центральных магистралей, в том числе и силами добровольцев, речи идти не могло, то вопрос о направлении  в Кабул оперативной группы решился положительно.
Слух  о том, что кому-то снова предстоит отправиться в Афганистан, быстро распространился среди высшего руководства военного  ведомства. Стоит ли говорить, что горячего желания оказаться в эпицентре афганского непримиримого вооруженного противостояния никто в Министерстве обороны  и Генштабе не испытывал. Одно дело, когда за тобой была мощь контингента, пусть и ограниченного, но своего – советского и надежного. Совсем другое – находиться под защитой афганской армии. Отправляться на верную гибель никто не хотел.
Нежелание вновь оказаться «за речкой» доходило до того, что кое-то из видных генералов предпочел отлежаться в госпитале. Махмут Гареев также, как и все, не проявлял особого энтузиазма по этому поводу. Однако, в свои 65 лет, имея серьезные противопоказания врачей, он безоговорочно принял предложение вновь назначенного  начальника Генерального штаба генерала армии Моисеева возглавить эту трудную и ответственную миссию. Генерал Гареев, прежде всего, был и остается солдатом, который не привык обсуждать приказы. Он привык их выполнять. Пасовать перед трудностями не в его правилах.
– Готов выполнить любое задание, которое на меня будет возложено, – коротко ответил он.

Первые впечатления
Самолет, доставивший из Ташкента членов оперативной группы, кружил над окаймленным вековыми скалистыми хребтами кабульским аэродромом. Снижаться приходилось постепенно. Горы. Здесь свои правила, свои законы. Прильнувшие к стеклам иллюминаторов люди видели, как внизу в разных районах Кабула огненные трассеры автоматных очередей, пронзали бархатную темноту южной ночи. Казалось, что по всему городу идут бои. Оптимизма это не добавляло. Но и в панику никто  не впадал. Позже выяснилось, что это была обычная предупреждающая стрельба в воздух на многочисленных постах, охраняющих Кабул. Для поддержания боевого духа и острастки врагов. Не скупясь. Не мелочась. Боеприпасов, присылаемых Советским Союзом, здесь никто не считал.
На аэродроме, несмотря на поздний час, прилетевших встретил генерал армии Варенников. Его недавно назначили заместителем Министра обороны – главнокомандующим Сухопутными войсками. По своему служебному положению Валентин Иванович мог  поручить встретить прибывшую группу кому-нибудь из своих подчиненных. Однако, учитывая сложность момента и желая морально поддержать товарищей, он лично приехал на аэродром. Такое уважительное отношение многого стоило.
Утром Гареев отправился знакомиться с Наджибулой. Однако в резиденции его не оказалось. Президент уже несколько дней находился в кабульском аэропорту.
– Как же вы осмелились прибыть к нам в такое время, когда ваши войска оставили нас? – спросил он с определенной долей сарказма своего нового советника. – Как же мы держаться будем?
Вторая часть вопроса прозвучала более тревожно. Видимое спокойствие давалось ему нелегко. Он явно пребывал в смятении. Но виду старался не подавать. Это был не страх. В трусости Наджибулу никто обвинить не мог. Скорее большая обеспокоенность. Молодой, властолюбивый президент был полон жизненной энергии. Он обладал острым умом, был прекрасно образован, умел в любой сложной обстановке выхватить основную суть и сделать глубокие обоснованные выводы. Наджибула умел расположить к себе людей, мог в интересах дела легко отойти от устоявшихся стереотипов и предрассудков. Все эти качества в столь трудный момент были важны как никогда.
– В русской армии  издавна говорят, что «хороший командир и одного татарина построит в две шеренги», – постарался разрядить обстановку Махмут Ахметович. – Будем вместе стараться, как мусульмане, удваивать наши шеренги и напрягать силы до последней возможности. Пока Вы будите сидеть в аэропорту, все остальные тоже будут чувствовать себя не уверенно. Вам надо вернуться во дворец, начать нормально работать.
Наджибула ознакомил новоприбывшего начальника оперативной группы со своим пониманием обстановки, рассказал о сложных противоречиях в НДПА (Народно-демократическая партия Афганистана. – Прим. авт.), правительстве и в армии. Сложностей и противоречий же было не мало.
Дня через два разведчики передали Гарееву, привезенную из Пакистана иностранную газету, которая сообщала, что «сто тысяч русских из Афганистана вывели – одного татарина ввели».

О нашей нерасторопности и бюрократии
Вскоре после приезда Гареев решил изучить организацию охраны посольства и порядок эвакуации советских сотрудников в случае развития ситуации по наихудшему сценарию. Вместе с ним отправились и представители советского посольства, и сотрудники представительства КГБ в Афганистане. Внутри посольства охрана осуществлялась силами  пограничников, которые в то время входили в структуру КГБ. Здесь дело было была организовано четко, надежно и профессионально. По внешнему же периметру здание должен был охранять афганский батальон царандоя (царандой – МВД Афганистана. – Прим. Авт.). Однако, как Гареев со своими спутниками ни старались обнаружить хоть какие-то признаки их присутствия, все усилия оказались тщетными. Охраны и след простыл.
Как потом выяснилось, царандоевцам не выдали продуктов. Личный состав отправился решать продовольственную проблему, добывать харчи. На голодный желудок не до службы. Командир батальона попросил у шурави выделить им около сорока мешков муки. По большому счету не так уж и много. Махмут Ахметович никак не мог предположить, что решение этого вопроса может  вызвать проблемы. Однако, командующий ТуркВО в просьбе передать с ближайшим авиатранспортом немного муки для батальона охраны советского посольства отказал, сославшись на то, что для этого нужно личное распоряжение министра обороны. Гареев без промедления связался с Язовым.
– Передайте командующему, пусть выделит, – сказал Дмитрий Тимофеевич.
 Устное распоряжение министра обороны командующего округом  не убедило. Выделить муку он был готов только при наличии письменного документа. Никакие доводы и убеждения на него не действовали. Неизвестно чем бы вся эта волокита закончилась, если бы не сработал его величество Случай. Спустя несколько дней в одном из помещений аэродрома  нашли забытый всеми склад хлебопродуктов. Его-то и передали для поддержания и укрепления боевого духа батальона охраны.
К сожалению, такие случаи были не единичны. Иногда самые простые вопросы невозможно было решить с начальниками главных управлений и даже с заместителями начальника Генерального штаба.

О многообразии мнений
Советские войска покинули Афганистан, когда правительством Наджибулы было провозглашена политика национального примирения. С оппозицией вели настойчивые переговоры по созданию коалиционного правительства. Однако лидеры оппозиции отказывались вести переговоры с Наджибулой, предпочитая общаться с шурави. Гарееву не раз приходилось встречаться в Пешаваре с главарями оппозиционных сил. Как-то он вместе с советским послом Юрием Воронцовым присутствовал  на встрече, где собрались практически все лидеры оппозиции за исключением Ахмат Шаха. Они настаивали на отстранении от власти Наджибулы и прекращении со стороны СССР вмешательства во внутренние дела Афганистана.
Правда, в остальном, требования различных группировок разнились. Гелани и ряд других лидеров стояли на более либеральных позициях. Хекматеяр ратовал за создание исламского государства и введение шириатских норм. Никаких демократических свобод. Никакого образования. Никакой прессы. Мула. Паранджа. Намаз.
Найти золоту середину в этом многообразии мнений было очень сложно.

Особенности национального характера
Положение в стране было неопределенное. В душах людских неуверенность. В умах брожение. Гареев, который сам много ездил по стране и изучал ситуацию на местах,  был убежден, что для упрочения позиций правительства наиболее важное значение приобретало личное общение президента и других партийных и государственных руководителей с людьми. Поездки в части и соединения вооруженных сил, встречи с личным и командным составом, личные беседы с дехканами и горожанами, студентами и интеллигенцией.
С первых дней своего пребывания в Кабуле он стремился убедить в этом и Наджибулу. Однако из столицы тот выезжал крайне редко. Дело здесь было не в боязни за свою жизнь. Гареев и сам долго не мог понять причины этого настойчивого нежелания президента покидать столицу. Однако позже он узнал, что каждую свою поездку Наджибула согласовывал с…Москвой.   Афганский президент был  во многом зависим от советского КГБ. Они руководили его охраной и его материальным обеспечением. А на Лубянке не хотели рисковать безопасностью своего ставленника, ему настоятельно рекомендовали, как можно реже выезжать за пределы Кабула.
…Махмут Ахметович сегодня убежден, что такая излишняя опека во многом навредила общей ситуации в Афганистане. В интересах дела всегда надо идти на определенный риск. А в то время главным было наладить эффективное и продуктивное руководство страной. Отсиживаясь в Кабуле сделать это было весьма проблематично…
Зато в Кабуле и его ближайших окрестностях президент с удовольствием и присутствовал на строевых смотрах в частях и соединениях, которые направлялись для выполнения боевых задач в Хосте, Джелалабаде – самых горячих точках Афганистана, где оппозиция вела наиболее активные боевые действия.
Во время этих встреч с военнослужащими Наджибула подолгу беседовал с личным составом, стараясь пообщаться с каждым солдатом и офицером, подбодрить их. Наджибула умел говорить и всегда выступал без заранее заготовленных текстов, правильно выбирая слова и учитывая настроение каждой аудитории. Содержательно, эмоционально, убедительно.
Иногда даже слишком эмоционально. Как-то раз во время посещения учебного центра недалеко от Военного училища «Пухантун» во время строевого смотра несколько солдат пожаловались на жестокое обращение командира взвода. Якобы этот офицер регулярно избивал своих подчиненных и прикарманивал их деньги. Не долго думая Наджибула схватил побелевшего старлея за горло и тут же перед строем надавал ему отменных зуботычин. Надо отметить, что президент был довольно крупным мужчиной, и силушкой обладал немалой. Народ в оцепенении застыл на плацу. Рядовые, сержанты, офицеры – все стали невольными свидетелями президентского гнева.  Тишину нарушали только президентские крики и проклятия, посылаемые на голову нерадивого офицера. Слова, употребляемые при этом Наджибулой, были весьма далеки от лексических норм. Зрелище было нелицеприятным. Гареев пытался переключить внимание президента на что-то другое. Но того было уже не остановить. Ругательства так и сыпались из него, словно крупа из порванного мешка.
Позже Гареев пытался объяснить Наджибуле, что подобное отношение к офицеру в присутствии подчиненных недопустимо. Но тот его так и не понял.
– Афганец другого языка не понимает. У нас здесь свои традиции, – сказал на это Наджибула.

Мятеж Таная
Положение значительно осложнялось внутрипартийной борьбой, разгоревшейся среди членов правящей партии. Противоречия между двумя крыльями  НДПА давали  о себе знать уже многие годы. Халькисты (от слова «хальк» – народ) и парчамисты (от слова «парчам» – знамя) никак не могли поделить пальму первенства. Ситуацию усугубляло еще навязчивое стремление Наджибулы, приверженца «Парчам», вытеснить халькистов и поставить на все основные должности своих единомышленников. Надо сказать, что в этом свом стремлении он преуспел. Из 14 членов Политбюро НДПА  десять были парчамистами. Из 310 руководящих должностей афганской армии – от министра обороны до командира полка – на долю халькистов приходилось всего немногим более 40 процентов – 137 человек. Из пяти командиров армейских корпусов четверо были парчамистами. Среди двадцати командиров дивизий  только пятеро были приверженцами течения «Хальк». Цифры говорили за себя сами. Приблизительно такая же картины сложилась и во всех остальных сферах государственной власти. Лидеры халькистского крыла всегда подчеркивали, что их сторонники совершали революцию и именно они больше всего принимали участие в проведении боевых операций, а парчамисты узурпировали власть в стране и в партии. 
Кроме  того, основную ставку в осуществлении политики  национального согласия Наджибула сделал на Министерство государственной безопасности. Репрессии, волна арестов армейских офицеров, подозреваемых в измене, противоречий не убавили. Стоит ли говорить, что большинство арестованных оказались халькистами. 
Такой расклад в политическом пасьянсе не устраивал многих. Главным оппонентом Наджибулы стал министр обороны Афганистана генерал Шах Наваз Танай. Энергичный, способный, профессиональный военный. Он был прирожденным лидером. Сильная воля и большая работоспособность и незаурядные организаторские качества заметно  выделяли его среди прочих афганских офицеров.
В январе 1990 года ситуация накалилась. Президент и его окружение с одной стороны, министр обороны и его сторонники – с другой, забросив все государственные и военные дела, сосредоточили все свои усилия на выяснении отношений.  Гареев неоднократно встречался с главными участниками этого конфликта, стараясь выяснить их подлинные цели, истинный характер противоречий и, по возможности, примирить враждующие стороны. Он настоятельно  советовал Наджибуле больше считаться с халькистами, как с реальной политической силой. Рекомендовал пойти на определенные уступки: присвоить Танаю  очередное звание генерал армии и отправить на учебу в СССР. Однако Наджибула был уверен, что Танай никуда не поедет. По его мнению, Танай и его сторонники давно вынашивали планы вооруженного выступления. Но если раньше их сдерживало присутствие в стране советских войск, то сейчас ничто не помешает им осуществит задуманное. Его слова отчасти подтверждало и странное поведение министра обороны.
Танай же в свою очередь пытался убедить Гареева, что Советский Союз совершает большую ошибку, делая ставку на парчамистов.
– Они все равно предадут вас, – заявил он во время одной из доверительных бесед с Махмутом Ахметовичем.
С Танаем не раз встречались и беседовали Борис Николаевич Пастухов – сменивший Воронцова советский посол и прибывший на замену новый советник при афганском военном ведомстве генерал Борис Шеин.  Начиная с марта 1989 года Танай начал тихо саботировать мероприятия по укреплению боеготовности афганской армии и усилению наиболее опасных направлений.
Наиболее ярко это проявилось во время крупного наступления Моджахедов на Джелалабад. Тогда Танай наотрез отказался отправить на усиление джелалабадского гарнизона  армейские части из Кабула. Он аргументировал свое решение тем, что столица окажется уязвимой, забывая при этом о том, что ели бы мятежникам удалось захватить Джелалабад, судьба Кабула была бы предрешена. Ситуация осложнялась еще и тем, что сторону Таная, поддержал и главный советский военный советник при министерстве обороны Афганситана. Гареев настаивал на переброске части сил кабульского гарнизона  на оборону подвергшегося атаке моджахедов города. Он прекрасно понимал, что в данной хрупкой политической ситуации нельзя допустить ни одного серьезного поражения. Учитывая настроения и в обществе и в армии, было очевидно, что один серьезный промах повлечет за собой общий разгром. Наступление удалось остановить только благодаря тому, что вопреки воле министра обороны Наджибула, согласившись с мнением своего советника, все-таки перебросил резервы из столицы в Джелалабад.
Но с каждым днем Танай становился менее управляемым. Последней каплей в чаше терпения Наджибулы стало самовольное формирование Танаем новых частей в Кабульском гарнизоне  и обеспечение их дополнительным количеством оружия. В ответ на это Наджибула решил сместить с должности своевольного министра.  Такая кадровая ротация ничего хорошего ему явно не сулила. Предупрежденный о готовящемся смещении Танай решил пойти на крайние меры и поднять мятеж.
Органы безопасности взяли Таная и его сторонников под пристальное наблюдение. Однако, несмотря на это им так и не удалось разгадать их замыслы. Глаза и уши Наджибулы элементарно «прохлопали» начало восстания.
6 марта 1990 года Танай с группой офицеров и сильной охраной прибыл на аэродром Баграм в 50 километрах от Кабула. Именно оттуда мятежники нанесли бомбо-штурмовые удары по президентскому дворцу, командным пунктам столичного гарнизона и руководства  гвардии, а также по другим объектам. Расчет был прост – в результате авиационного налета предполагалось вывести из строя основное звено военно-политического руководства и основные пункты управления. После чего, объявить о захвате власти. Чтобы закрепить успех и взять под контроль ситуацию  создавались очаги сопротивления в городе. Кроме того, Танай, как выяснилось много позже, заручился и поддержкой Хекматеяра. Подобная связь во многом объясняло его «странное» поведение.
Однако застать врасплох правительство мятежникам так и не удалось. Ставка Верховного Главного командования в соответствии со специально разработанным на случай возникновения кризисной ситуации планом, приняла решительные меры по разгрому заговорщиков. Авиация, которая осталась верной  президенту вылетев из района Мазари-Шарифа нанесла ответный авиационный удар по Баграмскому аэродрому. Помимо этого, по приказу Наджибулы по взлетной полосе мятежников «отработали»  реактивные снаряды «Ураган», расположенными в Кабуле.  Таким образом, афганскому руководству пришлось уничтожить свою собственную авиацию. Общие потери составили сорок шесть самолетов. Правда, тридцать четыре из них  в последующем были восстановлены. Но не только это помешало Танаю осуществить планы. Многие летчики отказывались вылетать  для ударов по столице, некоторые, сбросив бомбы в стороне,  улетали в Кабул или в Мазари-Шариф. Авиация, расположенная в этих городах осталась верна правительству и президенту. 
В результате ожесточенных боев  в течение 6 и 7  марта, часть мятежников была уничтожена, часть – сдалась.
После провала мятежа Танай улетел в Пакистан. Он долго не выходил из самолета, в надежде, что с ним захотят встретиться видные представители Пакистана и оппозиции. Однако, побежденным он уже никого не интересовал.

Вместо заключения
Последний раз Махмут Ахметович встретился с Наджибулой осенью 1990 года. Гареев, которому к этому времени было присвоено очередное воинское звание – генерал армии, находился в медпункте посольства после недавней контузии. В ближайшее время он должен был улететь на лечение в Ташкент. Наджибула пришел проведать своего советника. Они долго  и обстоятельно говорили о ситуации в стране. Гареев советовал президенту обратить особое внимание на северные районы страны. Было видно, что Наджибула несколько растерян. Но виду он старался не подавать. Обсудив дела, они попрощались. Как показала жизнь – навсегда. После лечения в Ташкенте в Москве приняли решение вернуть Гареева в Союз.
Сегодня генерал армии Гареев убежден в том, что при определенной помощи со стороны России и других стран СНГ, которая соответствовала бы помощи, получаемой моджахедами извне, Демократическая Республика Афганистан еще бы долго могла держаться и сопротивляться. По его мнению, на тот момент оппозиционные силы были лишены главного. Присутствие советских войск объединяло различные группировки под зеленые знамена священной войны с неверными. Для борьбы с общим врагом они охотнее шли на взаимные договоренности друг с другом. С уходом шурави, они потеряли объединяющее начало. Как следствие – обострились внутренние противоречия, раздирающие группировки. Взаимное недоверие. Обвинения. Выяснения отношений. Кто больше сделал? Кто круче? Кто главнее? Началась внутренняя грызня и борьба за лидерство. В таких условиях противостоять нападкам оппозиции было значительно легче. Трудно судить, как могла бы развиваться ситуация, если бы от правительства Наджибулы не отвернулись их главные покровители.
После развала Союза МИД России, заигрывая перед западом, стал оказывать активную поддержку моджахедам. То есть той силе, которая и не скрывала, что их чаяния и надежды на идеальное государственное устройство связаны со средневековыми нормами шириатских законов. Ни о каких демократических преобразованиях речи не шло и в помине. Запад сделал ставку именно на эту политическую силу.  Россия в то время пела в унисон западным политикам.
Весной 1992 года вице-премьер Александр Руцкой, стараясь расположить прибывшую в Москву делегацию моджахедов во главе с Раббани, объявил о прекращении  поставок афганскому правительству не только оружия, но и всех видов топлива для военной техники. Это означало, что главная сила правительственной армии – авиация, бронетанковая техника, артиллерия – становилась небоеспособна…
Многие считают, что втягивание советских войск в ту войну было преступлением. Однако такое ее окончание, по мнению генерала армии Махмута Гареева стало не менее серьезной ошибкой. Афганистан был брошен на произвол судьбы. Чем закончился этот произвол всем известно. Талибы захватили власть. Наджибула был казнен. Затем в войну с талибами ввязались американцы. Но ошибки шурави так ничему и не научили заносчивых янки.  И хотя их излишняя самоуверенность была наказана, однако проблемы региона стали еще более остры, чем на момент ввода ограниченного контингента советских войск. Вместо прежней войны на южных подступах России разгорелось пламя новой, не менее кровопролитной, которая до сих пор так и остается неоконченной.