Обретённое счастье

                Обретённое счастье.

         Моя трудовая биография - это интересно. Но не менее интересны и поучительны события  в моей личной жизни, после женитьбы на Ольге. 

      У всех людей, вступающих в брак, начало совместной  жизни проходит по-разному, но неизменно они переживают период душевного подъема и  большой радости.  Они  присматриваются друг к другу. Здесь очень важно, чтобы каждый  хотел для другого сделать как можно больше хорошего и доброго. Ведь  женятся люди с разными характерами, воспитанием, мировоззрением и устремлением. И всё  происходит  на фоне преодоления житейских проблем. Не всегда эти проблемы просты.             

      Оля не выдержала первых жизненных испытаний. Настроение предсвадебных дней стало быстро угасать. В какой-то момент я почувствовал, что супружеская жизнь ей не в радость, она её тяготит. Я почувствовал себя в её  доме чужаком. Это стало меня  тревожить. Томился в догадках,  но понять её состояния не мог. Утешал себя тем, что мы - разные, и нужно некоторое время, чтобы привыкнуть друг к другу.  Но что-то время привыкания затянулось, и мне это не нравилось. Наступило время, когда я стал больше общаться с тёщей и тестем, чем с женой. В тот период  мне нужна была  поддержка близкого, преданного человека, который  мог бы переживать вместе со мной потерю интересной для меня работы, переезд в чужую семью, неудачи в трудоустройстве. Я полагал, что всё это должна понимать жена. Но этого не было. В этой обстановке начал искать причину в себе. Решил, невзирая на всё,  уделять Оле больше внимания, лишний раз приласкать, дать понять, насколько она мне дорога,  как я в ней нуждаюсь. Но всё оказалось безрезультатным. И тогда меня начала посещать мысль, что я ей не нужен. Для меня, человека с повышенным самолюбием,  прийти к такому выводу было ужасной трагедией. Чаще стал вспоминать мои отношения с Ниной и Валей, когда я не по земле  ходил, а парил на крыльях. Эти простые женщины оказались в стократ умнее, практичнее и душевнее  выбранного мною для жизни  человека.

      Что же делать? Всё чаще и чаще я задавал себе этот  вопрос. Я объяснился  с Ольгой. Оказывается, она возмущена тем, что я долго ищу работу и сижу на шее её папы. Я предложил отделиться от семьи и начать самостоятельную жизнь. Это её не устраивало. Мой приход сильно стеснил семью, и это действительно было так. В проходной комнате, через которую надо пройти в нашу спальню, едва можно пролезть. Этот проход занимает на ночь раскладушка, где спит Слава. В этой же комнате на раздвижном диване спят родители. Ночью в туалет выйти невозможно. Но об этом надо было думать раньше, и не только Оле. Нам можно было снять комнату, и некоторое время я мог её оплачивать из моих сбережений, накопленных на производстве. Но теперь уже я не хотел, так как Олино поведение вызывало у меня множество сомнений в возможности совместной жизни. Мною нарушен её прежний ритм бытия. Она перестала ходить в театр, который очень любила, и вообще, ей выходить замуж не следовало.   

      Отношение ко мне Оли стало командой «фас» для её сестры, которая явно многое потеряла с моим приходом. Она постоянно пыталась  настроить родителей против меня. Старики мужественно держались, не поддаваясь на это. Они все понимали, были опытнее своих дочерей. Но конечно, они были на их стороне. Я оказался в положении волка, обложенного со всех сторон.   

      Стало ясно: надо немедленно уходить. Но  куда?  А может быть,  есть какой-то другой выход? И здесь в голову приходит совершенно дурацкая мысль: пойти к первому Олиному мужу и выяснить причину их развода. Нашёл адрес и направился туда. Открыла дверь молодая женщина. Прежде чем впустить меня в квартиру, ей  пришлось выслушать, кто я и зачем пришёл. Оказывается, Миша, так звали первого Олиного мужа, недавно женился и живет у жены. А женщина, с которой я разговаривал, ; его двоюродная сестра. Можно уходить. Спрашивать  у неё о столь деликатном деле, как жил брат с женой и почему развёлся, не очень деликатно. Но сестра оказалась догадливой и сама стала рассказывать то, о чём я хотел услышать: «Миша с семьёй жил до войны в Белоруссии. Летом 1941 года он уехал в пионерский лагерь, где и застала его война. Детей из лагеря эвакуировали, а родители погибли в газовых камерах. Мальчик рос в детском доме, занимался спортом. Окончив школу, приехал в Москву и поступил в институт физкультуры и спорта, добился присвоения звания мастера спорта по боксу, выступал на первенствах страны. После института работает тренером в детской спортивной школе. С Ольгой прожил несколько месяцев, и они разошлись. Не получил он от Ольги любви, заботы и ласки,  в чем  очень нуждался, будучи детдомовским ребенком. Не смог находиться в семье.  Детали не могу вам рассказывать, это личное дело. Не сошлись характером, лаконично говорят в таких случаях». Я поблагодарил женщину.

         Все сомнения пропали: надо уходить.  Через два дня состоялся  откровенный, мужской разговор с тестем, он сказал: «Я во всем виню Ольгу.  Мы  дали  ей еще один шанс устроить свою  семейную жизнь, но это оказалось бесполезным. Всё равно жизни у вас не будет, и то, что ты продолжаешь жить у нас, может привести к рождению ребенка, а это будет бедой и для неё, и для тебя. Я советую уйти. Ты неплохой парень и сможешь устроить свою жизнь. А пока я даю тебе честное слово, что не выпишу тебя из домовой книги до тех пор, пока ты не попросишь об этом. Не огорчайся, женитьба на Ольге дала тебе возможность стать москвичом. Смотри на всё проще». Тесть оказался честным, порядочным человеком и своё обещание не нарушил. К вечеру я собрал чемодан и уехал к тёте Мане.  Вскоре она подобрала мне угол в соседнем доме.

      Передо мной встал вопрос: что делать дальше?  Москва меня не прельщала, даже наоборот, я её возненавидел. Низкая зарплата, длинный путь на работу, в том числе на электропоезде, занимал  много времени, да и работа на первых порах  была мне неинтересна. Я мог вернуться в Донецк, но для меня это был бы невиданный позор. Да и должности были все заняты, и люди держались за свои места, так как стали получать неплохую зарплату.  Можно было обратиться к Марченко и попросить направление в какой-либо другой регион страны, но мне было стыдно это сделать. Могло создаться впечатление обо мне как о несерьёзном человеке. Не успели его устроить на работу, а он уже просится на другую. Не стану же я ему объяснять мои семейные дела.   

      Была и ещё одна очень важная причина, задерживающая меня в Москве. Я уже  рассказывал о моих дальних родственниках Окнерах. У них был близкий знакомый, земляк из Тульчина, Тойве Шлёмович Боксерман. На русский лад его называли Анатолий Соломонович.  И решил Боксерман, выйдя на пенсию, жениться. Так вот, Окнеры стали ему предлагать в жены мою маму. Землячка, порядочная, красивая, с покладистым характером, спокойная - так представляли они «невесту». Однажды, будучи в Москве,  мама встречалась с ним у Окнеров, и он сделал маме предложение, но мама не решилась на этот шаг.  Когда же я переехал в Москву и  женился, то он написал маме письмо и попросил разрешения  приехать к ней. Мама ответила согласием. Приехав  в Донецк, Боксерман предложил ей переехать в Москву. Маме было 59 лет, а ему на 10 лет больше.

          Боксерман - коренастый, грузный мужчина, проработавший всю жизнь в торговле. Жил он на проспекте Мира, напротив входа в метро, в коммунальной квартире. Он оказался умным, порядочным человеком.  Мама ему очень нравилась, и он окружил её теплом и заботой, не отпускал  от себя ни на шаг. Купил ей красивое пальто, шляпку, платье, превратив её в красивую, светскую даму. Любил ходить с ней в гости и гордился своим удачным выбором.

      Анатолий Соломонович был человеком верующим. Умел молиться на древнееврейском и знал хорошо идиш, читал и писал. В синагоге на улице Архипова имел купленное место. Посещал её  по праздникам, в субботу - не всегда. Маму водил в синагогу нечасто, считал, что она там устает. Была у него родня. Один племянник работал в  районной прокуратуре  Москвы. Другой родственник был видным специалистом в газовой промышленности и в одно время  занимал пост заместителя министра нефтяной и газовой промышленности  СССР.  Одна племянница - учительница жила с мужем и двумя дочками в Кишиневе, где муж, подполковник,  закончивший военную академию химической защиты, возглавлял службу ПВО.  Впоследствии они  вернулись в Москву. В городе Фрунзе жил племянник, работавший в Киргизской академии наук. Он написал книгу «Пушкин и киргизская литература» Эта книга, подаренная дяде и тёте, до сих пор стоит на моей книжной полке.  Другие родственники жили на Украине. С Анатолием Соломоновичем у меня сложились хорошие, добрые отношения.

         Он знал обо всех моих передрягах в семейной жизни и первый сказал, чтобы я немедленно покинул Ольгу.  Я бы мог перейти пожить к маме и отчиму, но  этого делать я не хотел. Ведь они только привыкали друг к другу. Из Москвы  я не хотел уезжать, так как всё же беспокоился за мамину судьбу и хотел иметь её в поле  зрения.

         Шло время. На дворе ; весна, тепло пригревало солнце, весело щебетали птицы, а на душе скребли кошки.  Что же  дальше?…    
      Как-то  Мозина жена Белла  сказала: «Сёма,  приходи  на день рождения Риты, который мы хотим отметить у бабушки Мани. Я тебя познакомлю с  родственницей». Приглашение было принято.

      В назначенный день я ехал в трамвае в Покровско-Глебово и обратил внимание на двух женщин. Одна пожилая, а вторая молодая. У молодой в руках  цветы. Она привлекла моё внимание. Среднего роста, светлые, хорошо уложенные волосы. На ней  костюм из розовой шерсти: жакетка, застегнутая на множество мелких пуговичек - костюм плотно облегает её фигуру, особо выделяя полноватую грудь. По тому, как женщины спросили, когда будет остановка Покровско-Глебово, я понял, что в этих краях они бывают редко. Но когда, выйдя из трамвая, они направились к тётиманиному  дому,  я понял, что передо мной - та самая девушка, с которой мне предстоит познакомиться. Пройдя несколько шагов,  девушка обращается ко мне:
      - Вы не подскажете, где находится  по Волоколамскому шоссе дом номер...?  -   Я ответил:
      - Следуйте за мной, я вас доведу. 

      Вошли в дом вместе, что вызвало  удивление  у тётки:  «Сёма,  а вы что, знакомы?».   Я ответил, что это ещё  впереди. Тогда она начала нас знакомить.

      Девушку звали  Ася, а её мать - Мария Семеновна.  За столом я  разглядывал Асю. С каждой минутой она мне нравилась всё больше и больше. Какие выразительные глаза серо-голубого цвета, такие редки у еврейских женщин. Большой рот, при улыбке обнажается ровный ряд белых зубов. Когда улыбается, она становится ещё  приятнее. Мне нравится её голос, который  различишь из тысячи голосов, какой-то мягкий и теплый. Нос великоват, но это не имеет значения. Заканчиваются трапеза и светские разговоры. Пора расходиться. Подхожу к Аси и сразу объявляю, что она мне нравится, и я бы хотел завтра с ней встретиться. Она отвечает:  «Завтра не получится.  Я уезжаю отдыхать на Валдай на двенадцать дней».

        Начинаю соображать: неужели  это тактичный отказ?  Ася замечает моё замешательство и спешит успокоить: «После Валдая обязательно встретимся. Запишите мой телефон» и  уточняет день приезда. Последующие дни длились, мне казалось, целый год. Узнал, что Ася живет с мамой в Хохловском переулке у Покровских ворот. Отец умер ещё в 1946 году. Есть старшая сестра, учительница французского языка, которая с мужем-военным и сыном живёт в Ярославле.

        Мама не работает, так что живут на Асину зарплату,  очень скромно. Ася окончила машиностроительный техникум и вечерний институт, работает конструктором на автомобильном заводе. Окончила курсы кройки и шитья, почти всё, что на ней надето, - она  сшила сама.  И костюмчик, в котором она приходила на день рождения, - её работа. Очень любит ходить в туристические походы, прошла много маршрутов. Начитанная, стихи - её страсть.  Любит увеселительные мероприятия. Летом выезжала вожатой в пионерские лагеря.  Любит детей.  Когда старшая сестра с мужем вынуждена была уехать на несколько лет в Иркутск, то маленького ребенка она оставила Асе и маме на воспитание. 

         Когда Ася приехала, мы встретились.  И в дальнейшем встречались  почти ежедневно. Ни единого момента разочарования. Я всё больше и больше убеждаюсь, что она - человек, который мне нужен. Проста в обращении, добра, умеет дружить, не пустомеля. В каких-то  вопросах  может быть лидером. Не жадна и не завистлива. Во дворе её дома есть беседка, где мы  просиживаем до глубокой ночи. Вот слышится  бой кремлевских курантов, извещающих полночь. Расставаться не хочется, нам хорошо. На прощание обнимаемся и целуемся. Приходим к обоюдному выводу - нам надо  жениться. Негоже в нашем возрасте заниматься поцелуйчиками в беседке.

      Но жениться мы не можем, я не разведен. Ольга ждет, когда я начну  бракоразводную процедуру. Оказывается, это требует много времени. Ольга подписывает все необходимые бумаги без промедления. Если всё пойдет по процедуре, то развод я получу в феврале будущего года.  Мы оба огорчены. И тогда Ася вносит предложение: организовать обед, пригласить родственников и считать эту дату нашей свадьбой. Рассуждает логично: «Я тебе доверяю во всём, а если что будет не так, то никакая печать не удержит человека. У меня  предчувствие, что у нас всё будет хорошо. Я готова  доверить тебе свою судьбу». Я в восторге от её оптимизма.

      На том и порешили. Обед будет в августе и состоится  в доме Асиного дяди на Новокузнецкой улице, там относительно большая квартира.  Приглашены только родственники.

      Трапеза прошла тепло, было много  пожеланий, традиционных в таких случаях. Гости разошлись. А мы с Асей поехали  домой - в Хохловский переулок. Мария Семеновна осталась ночевать у брата, а на следующий день  уехала в Ярославль к старшей  дочке. На полтора месяца мы остались вдвоем. Ведем самостоятельно хозяйство, не можем нарадоваться жизни.

      Брак мы зарегистрировали только в марте следующего года. Ася сменила свою фамилию Эндлина на мою - Гройсман. Одна  Асина  знакомая, узнав о перемене фамилии, сказала ей:  «Асенька, мне нравится твой муж,  плохого ты бы не взяла,  но вот фамилию ты поменяла зря. Эндлина как-то не так заметно, тем более, ты блондинка с голубыми глазами и не сразу в тебе признают еврейку».

      Ася среагировала мгновенно, ответила: «Во-первых, я никогда не стеснялась моего еврейского происхождения, а во-вторых, я уважаю общество,  в котором живу, и надеюсь, что оно также должно  уважать меня,  какой бы национальности я ни была: еврейкой, татаркой или русской. Те, кто видят во мне вначале еврейку, а затем всё остальное, с теми я не имею никаких дел.  И, в-третьих, замену фамилии на мужнину я рассматриваю как знак  уважения к нему и незыблемости нашего союза. Теперь я мужнина жена, и рада,  что он еврей, и  мне  не надо маскироваться в том плане, о котором ты мне говоришь».

      Жильё наше было плохое. Одноэтажное помещение  из кирпича,  в прошлом  конюшня,  переоборудованная под жилье. Помещение разделено на три части. Центральная часть - кухня и туалет, а с противоположных сторон - две двери  в  комнаты по 16  метров  каждая. Одну из комнат занимала наша семья, а другую - Асин родственник с женой,  дочкой и прислугой. У нас был газ, холодная вода, горячая в колонке и телефон.  Мыться ходили в баню. Жили в ужасной тесноте, но дружно.    

         Время до приезда Марии Семеновны из Ярославля пролетело как один миг. Оно стало хорошей  школой  самостоятельной супружеской жизни. Это было прекрасное время, когда каждый хотел сделать что-то хорошее для другого, прийти на помощь, и ничего не было трудно. С этого времени имя Ася было заменено на: Асенька, Асюленька, Кисулинька... Элементарные вещи, которые мне приходилось выполнять по хозяйству, постоянно поощрялись Асей:   «Какой же ты молодец, где  нашёл такие прекрасные сливы или яблоки...?».

      Это не прошло мимо моего внимания, и я стал подражать Асе. Каждый из нас понимал, что это игра. В то же время она нас необыкновенно сближала, поднимала настроение, давала ощущение обоюдной необходимости. Каждый из нас почувствовал рядом  друга, с которым, как говорится, можно идти в разведку. Впоследствии она говорила:  «С  Сёмой вместе хоть на край света!». Я же мог подтвердить то же самое по отношению к ней. В отсутствие тещи мы сделали первую  покупку  раскладной диван. 

         Мария Семеновна  взяла на себя магазины, приготовление еды и стирку белья. Тёща не имела специальности,  к 55-ти годам  не смогла документально подтвердить  стаж и потому не получала пенсию. Пришлось жить на иждивении дочек. Жизнь научила её экономно вести домашнее хозяйство. Ей казалось, что это она делает лучше, чем дочери, и потому всё брала на себя.

        Ася очень любила мать, она была для неё непререкаемым авторитетом. Побаивалась её осуждения. С моим появлением  Асе пришлось разделить своё внимание  между мамой и мной. Это оказалось  не просто, даже для умной Аси. Появились некоторые претензии ко мне. Ей казалось, что я недостаточно  внимателен к тёще,  недооцениваю  то, что она делает для семьи. В свою очередь, мне казалось, что тёща больше любит мужа старшей дочки,  появилась ревность. Мне хотелось, чтобы тёща меня полюбила так же, как Ася. Но так не получалось.  Назвать тёщу мамой я не смог.    

      В один прекрасный день Асенька объявила мне радостную весть: она беременна. Начался новый этап в нашей жизни - забот, беспокойства и  ожидания.

      С первых дней работы в институте мне намекали, что хотят познакомиться с моей женой. Я постоянно отшучивался, обещая это сделать при первом удачном случае. Сослуживцы посчитали, что коллективный поход в ресторан - это самый   подходящий случай. Нашей лаборатории было присвоено звание «Лаборатория коммунистического труда», и это решили отметить в ресторане. Советуюсь с Асей. Она,  легкая на подъем,  любящая   коллективные сборища, тут же соглашается.  Её беременность уже хорошо просматривается, а потому спрашиваю: 
      - Не будешь стесняться?
      - Ну, что ты, моё состояние - это счастье для каждой женщины, и это все понимают. Я люблю быть на людях.

      В ресторане Ася привлекла внимание всего коллектива,  меня поздравляли с прекрасным выбором жены. Особенно усердствовал муж нашей сотрудницы, пожилой мужчина, бывший начальник комбината «Сахалинуголь». Я смущен таким вниманием,  словно у меня день рождения, - не ожидал.  А в душе большая радость - женой можно гордиться. Это прекрасное чувство.

      К родам Ася готовится тщательно, выполняет все указания врачей.  Мы с Марией Семеновной пытаемся хорошо её кормить. Надо подготовить жилье и приобрести кое-какие вещи. Нужен холодильник, которого у нас нет. Это большой дефицит: в очередь следует записываться заблаговременно и ждать почти год. Пришлось разыскать знакомого директора магазина, земляка тёщи, который помог купить  холодильник «Днепр». Тёща говорит, что когда Ася уедет в роддом, необходимо покрасить пол. Ежедневная влажная уборка помещения при  малыше  обязательна.  Все её указания выполняю беспрекословно. Она всё знает лучше меня. Заранее покупаю краску и кисть. Никогда полы не красил, надеюсь овладеть мастерством по ходу дела.

         Схватки начались днем, в субботу.  Выходим  с Асей на площадь у Покровских ворот, к  кинотеатру «Авангард». У стоянки такси - очередь. Нам уступают первую подкатившую машину. Ехать знаем куда,  роддом выбран заранее.  Утром звоню в роддом узнать, как дела?  Мне сообщают, что родился мальчик,  самочувствие ребёнка и мамы нормальное.

        Я приступаю к покраске полов. На ночь тёща едет к брату,  а я - к  маме.  Через день крашу полы  повторно.

      А вот и звонок Аси, голос бодрый, радостный, голос победителя!  Сообщает, что  завтра надо за ней приехать. Утром проверяю полы, а краска не высохла.  Тёща  ругается, почему в краску не добавил   состав для быстрого высыхания.

      В роддом приехал на такси. У Аси рот до ушей, в улыбке. В  одеяло закутан маленький комочек, Ася показывает розовую мордочку спящего ребенка. Убеждает меня, что он очень красивый. Садимся в машину, и тут я  сообщаю, что ехать домой нельзя из-за полов, и потому мы едем к моей маме. Ася воспринимает мое сообщение спокойно. У мамы живем два дня и наконец перебираемся к себе в Хохловский.

      Малыша назвали Илюшей в честь моего погибшего на фронте отца,  который носил имя Эль (Илья). С появлением ребенка  задумались над  вопросом  получения нормального жилья. Встали на учет. Очередь продвигалась  медленно, так что нас могли удовлетворить лет через пятнадцать. С этой просьбой Ася обратилась к руководству завода, строившего жилье для своих работников, но ей было отказано.               

      Как-то в конце февраля Ася попросила меня  купить укропной воды для Илюши.  Войдя в помещение аптеки, я  узнал, сколько следует заплатить. Оплатив  лекарство,  подошёл к прилавку.  Продавщицы не оказалось, она ушла в подсобное помещение, чтобы скрыться от пристававших к ней двух пьяных мужчин.  Эти люди стали приставать ко мне, почему я помешал их разговору с продавщицей? Получив лекарство, я направился к выходу, но хулиганы, преследуя, стали хватать меня за руки, не давая перейти улицу. Я попросил их отстать от меня, но не тут-то было.  На меня посыпались  оскорбления, и все они были связаны с моим еврейским происхождением. Эти люди сожалели, что Гитлер не всех евреев уничтожил,  остались ещё такие, как я:  «Евреев надо истреблять, а им ещё продают лекарства!».  Разгоряченные своим ораторством,  они решили на деле реализовать свои мысли. Один из них придержал меня за руку, а второй нанес  сильный удар в лицо. Из носа пошла кровь. Прохожие попытались защитить меня. Вокруг собралась толпа. В это время к нам подошёл милиционер-орудовец, который увидел скопление народа. Он попросил пройти в отделение милиции меня и двух моих обидчиков. Те неохотно подчинились. В милиции дежурный  спросили меня:  «Кто вас ударил?» Я указал на долговязого, его и задержали, а второго прогнали. Вошедший в  комнату капитан  спросил у дежурного:
      - Что за люди? - Последовал ответ дежурного:
      - Да вот, на улице подрались, разбираемся.

      Меня этот ответ  возмутил. Во-первых, не подрались, а избили человека.  Во-вторых, не только избили, но и оскорбили, выкрикивая фашистские  лозунги. Было видно, что милиционер избегает темы   фашизма.

     Мне предложили написать объяснение,  как «участнику драки» и  пояснили,  что фашистские лозунги - не  милицейская работа. На это есть другая организация. Меня отпустили,  сказав, что  позвонят,  если  понадоблюсь. Дома очень сожалели, что приходится сталкиваться с такими  явлениями.

      Прошло  месяца два после этого события, и вдруг звонок. Меня приглашают  в милицию по поводу  избиения. Следователь попросил вспомнить все события того дня  и  нужные для него сведения  печатал на машинке.  В конце встречи  я  узнал:  написать объяснение  хулиган  отказался; посреди ночи пытался убежать, в результате порвал на милиционере гимнастерку. Невзирая на это, утром хулиган был отпущен под  словесную телефонную гарантию стройуправления, что его хулиганское поведение будет рассмотрено  «товарищеским судом». Через несколько  дней этот человек, напившись, разбил витрину магазина  и вступил в драку с директором.  И только тогда  на него было заведено уголовное дело! На суд  обвиняемый не явился.  Повторное заседание суда состоялось через полтора месяца, но я в это время  находился в командировке.          

      Так случилось, что  старшая Асина  сестра Иза родила мальчика - Олега - на три дня раньше рождения Илюши. Решено было на лето снять дачу на две семьи.  Дом стоял на окраине дачного поселка в нескольких метрах  от  прекрасного соснового леса. Жили мы всемером:  Иза с двумя детьми, Илюша и тёща - постоянно,  а мы с Асей приезжали по выходным и поочередно проводили там свои отпуска. Мне доставляло большое удовольствие ходить с ребятами на лесную поляну, где они учились ходить.  Мария Семеновна относилась  к Илюше лучше,  чем к Олегу.  Она этого не скрывала  перед старшей дочерью. Рассуждала так:  «Тебе, Иза, я вырастила старшего   сына  Бориса, а Асе  хочу вырастить Илюшу. Я люблю Олега, но Илюшу больше». Иза обиделась и уехала с детьми  в Ярославль,  не дожидаясь окончания сезона, хотя сёстры дружили.

      На следующий год мы эту дачу снимали одни. В середине сезона Мария Семеновна сломала руку, и мы покинули дачу раньше времени.  Моей маме  пришлось ежедневно приезжать к нам. Привозил её Анатолий Соломонович. Он полюбил Илюшу и каждый раз покупал ему конфетку, шоколадку или что-нибудь вкусненькое, при этом неизменно говорил:  «Это тебе купила бабушка». 

      Перелом руки Марии Семеновны Ася расценила как результат  большой перегрузки её домашними работами. Вскоре Илюшу отдали в детский сад.

      Вопрос об отдельном  жилье встал с новой силой. Мы понимали, что пока  живём с тёщей под одной крышей,  нагрузка на неё не уменьшится. В то же время Ася хотела стать самостоятельной хозяйкой, приглашать людей в гости, а для этого наше жилье  было непригодно. В Москве в тот период  создавались жилищно-строительные кооперативы, и мы вступили в такой кооператив в Кузьминках.  Условия были следующие: первоначальный взнос ; 30 процентов, последующая выплата - в течение десяти лет.

      Мы выбрали двухкомнатную  квартиру  жилой площадью в 22,5 квадратных метра, подешевле. Две смежные комнаты  14 и 8,5 метра, кухня - 7,3, санузел совмещенный, маленький коридорчик. Стоимость квартиры - 3600 рублей, первый взнос - 1080 рублей.  При сумме наших ежемесячных окладов в 215 рублей - это был смелый шаг. На первый взнос деньги  были  мною заработаны в Донбассе.  Ждать надо  около десяти месяцев.

      И вот дом готов. Приглашают тянуть жребий, кому какой этаж и квартира.  Вытаскиваем пятый этаж. Требуют немедленно заселить квартиру, так как должны подать воду. Перевозим три крупные  вещи: диван, детскую кроватку и холодильник. Всё остальное нужно купить. Возникает немало проблем. Самая главная  куда девать Илюшу? Пока он живёт у бабушки.  В глубине двора нашего нового дома заканчивают строить  детский сад и школу. 

      Первую ночь  не спим, ходим из комнаты в комнату и любуемся.  В который раз входим в санузел, примеряемся, удобна ли укороченная ванна, открываем без надобности воду. Как здорово! - Горячая вода,  теперь не надо ходить в баню. Обустройство  начинаем с циклевки пола и покрытия его лаком, теперь в полу всё отражается, как в зеркале…

      Купить мебель сложно,  хотя завозится её много по импорту. Интенсивное жилищное строительство, начатое  Хрущевым, породило большой спрос на мебель. У Покровских ворот есть небольшой мебельный магазин, торгующий импортными кухнями. Запись - в начале месяца и только один день. Мария Семеновна с вечера занимает очередь, и утром её заносят в список. Каждый день надо ходить отмечаться. Наконец мы становимся обладателями кухни нежно-салатного цвета: стол, две табуретки, буфет, колонка, подвесные сушка и полка. Дизайн по последней моде, качество отличное. Безумно рады!

      Затем покупаем часть румынского гарнитура - на весь нет денег,  да и ставить негде:  диван, стол, четыре стула и маленький комод.  Подкупаем болгарский шкаф. Все полированное ; такова мода. В квартире становится тесновато, но уютно. Я не могу описать то чувство наслаждения, которое мы испытывали оба. Можно прити с работы, сесть на диван и долго любоваться окружающей обстановкой. Просто не верится, что так  красиво живём. Что я видел за прожитые тридцать пять  лет? Переоборудованные под жилье коридоры да конюшни, чуланы, чужие углы… 

      В тот период я участвовал в наладочных работах на ОФ шахты «Соколовская-2». Живем в шахтерском общежитии. Рядом - небольшой базар, где  торговля только утром. Всё необыкновенно дешево. Продают в основном ведрами. Ведро абрикос - полтора рубля,  вишен ; два с полтиной - три рубля, помидоры - восемь  копеек за килограмм!  Можно пойти в сад и самому собрать урожай с дерева. Домой я постоянно привожу овощи и фрукты.

      Моя знакомая, директор общежития, предлагает сварить для нашей семьи вишневое варенье. Для этого мне надо купить  ведро   вишни, сахар и достать стеклянные банки. Понятия «много» и «мало» у меня с ней не совпадают. Ей показалось, что ведро вишен ; это мало, и она добавляет ещё одно ведро из своего сада.

      Пора ехать домой. Получается багаж, который я поднять не в силах.  До вокзала довезли на машине.  А там надо сесть в поезд, стоянка которого - две минуты. Мне помогает лаборантка Тоня, с которой  едем вместе. Подходит поезд, а мы не  угадали место остановки нашего вагона. Загрузиться не успеваем, - поезд трогается. Тоня визжит так, что сразу несколько проводниц выбрасывают красные флажки, и поезд останавливается. В Москву привожу варенье на целый год.       

      Илюша  подрос,  и теперь мы вывозим его на юг, к морю. Едем «дикарём», без путёвки. Съём жилья в частном доме стоил рубль - полтора за койку в сутки. Нас такой отдых не смущал. Лишь бы подешевле, а «спартанские» условия воспринимали спокойно. 

      В Крыму останавливались в Мисхоре, рядом с домом отдыха ВТО. На пляже - известные артисты, художники. Особо запомнились: Папанов, иллюзионист Акопян, конферансье Югов. Было весело и интересно. Ездили в Коктебель, на турбазу; на Кавказ: Адлер, Кобулети. Много ели овощей и фруктов. Закаливали Илюшу, готовили его к зиме. Ася учила его плавать. В Москве  у нас были постоянные абонементы в плавательные бассейны.  Бывали и в подмосковных домах отдыха, и на турбазах. 

      Много читали, в основном толстые журналы: «Новый мир», «Знамя», «Юность», «Иностранная литература»…Некоторые из них выписывали, но больше обменивались со знакомыми, читали «по кругу». Выписывали газету «Правда» потому, что это было принудительной обязанностью членов партии. Её почти не читали.

      Театры, выставки были праздником. Инициатива постоянно исходила от Аси. Чаще всего бывали в театрах:  «На Таганке», «Имени Ленинского комсомола», Сатиры, в Доме актёров артистов ВТО. Покупали абонементы на музыкально-литературные вечера во дворец культуры АЗЛК.

      Ася возглавляла на общественных началах донорство на заводе, поэтому её часто награждали туристическими поездками в страны социалистического лагеря,  по столицам союзных республик и по городам-героям.

      Летом любили гулять к Кузьминском парке, а зимой - кататься там на лыжах.
      На всё хватало времени. Мы не скучали, радовались жизни.