Юрасик и Колян. Часть первая

Моросимые нудным осенним дождиком, по району бодро трусили двое местных бомжей - Юрасик и Колян.
Оба были преисполнены особым предвкушением скорой выпивки, которое бывает только у старых хроников.

Юрасик прижимал к груди бутылку дешевого вонючего компота с романтическим названием "Поздняя любовь", бережно обернутую от лишних взором старым пакетом "БМВ".

Пузырь они купили в гастрономе на вырученные от утренней сдачи картона бабки. Впрочем оставалось ещё и на "ноль пять", но друзья решили таки пока воздержаться.

Картон был честно спижжен из контейнера на заднем дворе продуктового.
Эту помойку вообще-то "курировал" алкаш Вован, но по слухам он был уже две недели в крутом пике и валялся на хате у Нюры-вокзальной, так что контейнер на время был "общественным":

- "В большой семье ****ом не щелкай!" - периодически повторял любимую присказку Юрасик, даже больше для собственного удовольствия, чем для знавшего наизусть все хохмы друга Коляныча.

Присказка сегодня была как раз в тему, ведь на этот раз удалось чудно поживиться: Юрась "щелкать" не собирался и, вовремя подсуетившись, был чрезвычайно удовлетворен результатами собственной практичности:

Картон был чистый, не мокрый, только слегонца пропитанный сыростью, т.к  лежал не под дождем, а под жестяным козырьком магазина. Состояние "сырья" было именно таким, что выручить за его сдачу можно было по максимуму, но при этом не было опасности, что с мокрым завернут нахуй.

А ждать подсушивания или искать новую макулатуру бомжам было не с руки, это бы означало, что на вечер они могли оказаться без привычной дозы спиртного, но этот вариант не устравал их никаким образом..

Короче, хоть на этот раз свезло, и то ладно, потому что были дни когда не только не удавалось заработать на сдаче бутылок или мукулатуры, но даже капельки пива не получалось найти в оставленных в парке бутылках -  остатки пива сливали в большой двухлитровый пузырь и называли эту смесь "Сливовицей обыкновенной", видимо для значительности. Ведь Юрась и Колян считали себя интеллигенцией бомжацкого мира и своё гордое звание старались не ронять.

Сейчас друзья были вполне довольны своей жизнью: при пузыре, почти не с бодуна, и даже особо не голодные.
Потому как в контейнере был найден ещё черствый батон и кусок копченой курицы.

Курица была уже с душком, но это не пугало - когда хронически хаваешь с помойки, то жратва делится на две категории: "отрава" (т.е. полностью испореченное) и "хавчик" (т.е. еще годящееся для закуски).

Юрасик считал себя приличным человеком и часто повторял ещё одну любимую поговорку: "Я не жру, я закусываю.", и, если удавалось где-нибудь с****ить или подобрать пластиковый стаканчик, никогда не пил из горла.

Глядя на это "барство", Колян укоризненно качал лохматой башкой:
- Эх, и подхватишь ты когда-нибудь сифак, Юрий Иванович, пить надо из горла. Горло в новом пузыре, оно ж почти стерильное - ни одна собака ещё не засрала.

На что Юрась неизменно отвечал:
- Не сцы, Колян, зараза к заразе не пристаёт, в моём спирту микроб не выживет, а сифак больше от ****ей, я два раза лечился - меня не наебёшь. Да и *** уже не стоит, отъебал я своё.. - тут он неизменно вздыхал, что, судя по всему означало глубокие сожаления об утраченной в боях с зеленым змием мужские функции организма..

Юрасик, детина под два метра ростом, жилистый, исхудавший от постоянного пьянства, с неожиданным для такого мелкого лица орлиным носом, был в этой паре лидером. По сравнению с другими бомжующими персонами, он был ещё относительно здоров и силён.

Чтобы нажраться в сопли, Юрику было нужно не менее как две компотины на вечер, в отличие от его старого друга Коляна, который был стар, давно болен циррозом и выпить мог не больше стакана.
Да и возрастом по бомжацким меркам Юрасик был юн, ему всего лишь исполнилось 45.

В "прошлой" жизни он был инженером-строителем, а спиваться начал после потери бизнеса: собственной строительной фирмы.

Всё произошло как-то необжиданно и в одночасье:
Сначала вскрылась неуплата налогов, потом его рабочий избил клиента и сел, после чего бригада как-то постепенно "рассосалась": кто-то по другим фирмам, кто-то на индивидуальный труд.

И остался в итоге Юрась совсем один: начальник, мастер и рабочий в одном вечно поддатом лице.

Окончально выебав душу жене, он оказался на улице, но если это и печалило его, то только в том плане, что иногда не удавалось раздобыть выпивку или найти ночлег.
Если по большому счёту, то именно в эти последние бездомные годы он наконец-то почувствовал себя свободным. Раньше он был вечно кому-то должен: то родителям, то начальству, то жене, которой всегда чего-то, да не хватало.

Свободная жизнь имела и свои минусы: несколько раз Юрась попадал в больницу: пару раз с травмами и побоями, а однажды случился казус и посерьёзней - он серьёзно обморозился.
Ноги врачи с трудом спасли, то трёх пальцев на правой стопе незадачливый алкоголик таки лишился, но это его тоже не особо огорчило. Жив, да и ладно.

Он быстро привык к своей куцей стопе и почти не хромал.
Но, наученный болезненным опытом, знал, что набравшись ему лучше отсидеться где-нибудь в тепле и безопасности и не искать себе на жопу трасцы - в состоянии "на бровях" Юрась был неустойчив, и мог уже надолго и всерьёз ****уться, но уже головой, которую врачам починить будет намного сложнее.

Возможно поэтому и сегодня он воздержался от покупки к "ноль семь" компота ещё и поллитровки.

Было ещё одно соображение: у них с Коляном была проблема с курительными бычками из-за осенних дождей - всё было безнадёжно отсыревшим, а высушить было сложно.
На сегодня ещё планировалось акция - прошвырнуться по оставшимися по подъездам, в которых по какой-то причине не работали домофоны.
Найденные в на лестничных клетках бычки были всегда сухие. А для "собирательства "нужно было остаться хотя бы мало-мальски стоящим на ногах, чего бы явно не позволил прихваченный в магазине второй пузырь компота.

Второй бомж, Колян - был постарше годами и пил давно, это уже было видно и по лицу, и по мутному взгляду, но так как он был довольно добродушен и безконфликтен, то в плане былых травм он был довольно сохранен, его даже ни разу не от****или за десять лет бомжевания, до встечи с Юрасем.

А когда они познакомились с Юрасем, то он уже друга в обиду не давал.

Когда-то, ещё в молодости Колян занимался спортом, одно время был тренером при при школе, но об этом вспоминать он не любил, видимо где-то в душе всё-таки стыдился своего образа жизни

В последнее время Юрась и Колян тусовались в бомбоубежище, вход в которое открывался из подвала сталинки. Ключ от замка на входной двери достался Юрасю по счастливой случанойсти, он с****ил его у зазевавшегося работника ЖЭСа.

В бомбоубежищах было относительно тепло, просторно и спокойно.
ЖЭСовцы знали ушлые повадки и коварность местных бомжей, поэтому ставили довольно надёжные замки и старались сами быть аккуратными при посещении этого объекта.
Чтоб, боже упаси, никто не просочился внутрь.

Т.к. были научены горьким опытом прошлых прошлых своих оплошностей:
Несколько бомжей долгое время жили в бомбоубежище, в которое залазили через расшатанную решетку наземной вентиляции.

В конце концов так обнаглели, что устроили там сначала мордобой, а потом и пожар.
И, видимо, в запале драки уронили керосинку или бычок в матрасы, за каким-то ***м забытые и гнющие в бомбоубежище. Пятеро человек погибли на месте от дыма, девять - попали в больницы, в том числе и двое пожарных, которые героически пытались отыскать пьяную женщину, убежавшую от дыма куда-то вглубь.

Короче, шума и разборок было много, и подземные помещения обезопасили прочными решетками, новыми железными дверями на входах, и увесистыми амбарными замками, что не помешало, конечно, одному долбоёбу из ЖЭСа однажды забыть в замке ключ. Чем и воспользовался обалдевший от счастья Юрасик.

Теперь, после долгих скитаний по теплотрассам, заброшенным домам и даже по городской помойке, где законы были жесткие, а конкуренция большая, Юрась и Колян наконец-то обрели мирное пристанище, где благополучно тусовались с середины августа.

Обретение нового жилища было одной из причин, по которой они перестали водить плотную дружбу с бомжацким коллективом и перестали водить на поебушки местных теток-выпивох.
Второй причиной было то, что Колян в последнее время стал больше болеть, и уже не хотел ни шумных вокзальных попоек, ни вылазок за поживой на свалку.

Юрась, по-своему переживая за друга, отделился от общего "веселья", а там дальше и сам постепенно привык к тишине бомбоубежища и своим новым "домом" дорожил.
- Баба, она же дура, - назидательно качал грязным пальцем Юрась, - её раз сюда приведи, так эта сучка всюду рас****ит, и нашей с тобой, Коляныч, приятной жизни ****ец придет быстро - не позднее чем через пару дней, зуб даю. А то и раньше.

Насунется сюда всякая шелупонь, и выметут нас отсюда как дворник смецце. А тут и зима не за горами - отморозим мы не только ноги, но и яйца, а я больше в больницу не хочу, там хоть и кормят на халяву, но и перевязки без наркоза ***рят - мол, что на тебя, на бомжацкое рыло наркоз тратить - сдохнешь от боли, так одним уёбищем меньше будет. А я, Колян, не уёбище, я человек, я раньше инженером был..- в этом месте спича Юрась даже пустил слезу, оросившую почерневний банан, по счастливой случайности доставшийся бывшему инженеру после того как фрукт уронил из коляски малыш, а мамашка так этого и не заметила в спешке. Бананы были ка бы весточкой из прежней "цивилизованной" жизни, и вызывали у Юрася самые нежно-ностальгические воспоминания. Высморкавшись в пальцы, он продолжил назидательную речь:

- Не...Коля, сидеть здесь мы будем тихо-тихо, как мыши. Если увяжется кто, так лучше на старом месте переночуем, ночь помёрзнем, чем выдадим гнездовье.

Когда после всевозможных предосторожностей, друзья наконец-то попали сначала в подвал, а потом и в своё бомбоубежище, то уже успели крепко промокнуть под дождем, и, чтобы не подхватить пневмонию, которой они небезосновательно здорово боялись.

Устроившись поудобнее у перевёрнутого деревянного ящика, служившего импровизированным столом, Юрась решительным жестом откупорил бутылку и разлил по мятым пластиковым стаканчикам вожделенный компот.

Зажмурившись от удовольсвия они выпили, для порядка фыркнули, и зачавкали остатками курицы, которая стала вонять ещё больше, проведя целое утро и день за пазухой у Коляна.

Там снедь хранили специально, из соображений гигиеничности, т.к Коляныч был тщедушен, а потом прохладен, и по Юсиковым соображениям, жратва не так быстро должна была испортиться.

Постепенно друзья пришли в то состояние, при котором тянет на беседу и воспоминания, но предаться неге и задушевности им не удалось.

От неожиданности Юрасик замер и шикнул на зашуршавшего пакетом друга:
- Цыц, тут кто-то есть, - и погасив свечку, чутко прислушался.

Где-то в глубине катакомб кто-то был. Шаркающие шаги то отдалялись, то приближались - произведя впечатление, что неизвестный что-то ищет. Подтверждением этому предположению являлось и то, что  периодически слышался брошенные в негодовании маты .

Потом раздался скрип, лязг, как будто от закрывающейся железной двери, и шаги, теперь уже более лёгкие и быстрые. Шаги постепенно отдалились и затихли.

- Колян, не засыпай, придурок, пошли посмотрим что за дела. Мне кажется что там что-то оставили, - вывел из пьяной дрёмы друга, Юрась, - потом спать будешь, а вдруг что-то ценное подбросили или вообще труп.

Надо разобраться, а то влипнем в криминал, убьют нахуй и как зовут не спросят. Надо быстрей, потому что хер знает куда он ушел и когда вернётся. Может он с братвой придет, так надо ****овать отсюда по тихой грусти пока целы.

Бомбоубежище на ближайших подходах они знали хорошо и быстро отыскали тут дверь, за которой что-то спрятал незнакомец. Этим предметом оказалась большая спортивная сумка на двух замках, в которые тут же вцепился своими крючковатыми пальцами Колян.

Когда, справившись с замками и пакетом, который упаковывал содержимое сумки, друзья увидели содержимое, то в один голос произнести только одно слово:
- ОХУЕТЬ!

В несколько рядов, стопками, в сумке были сложены американские сотни.

(Продолжение следует)