Глава 11 Девушка из штата Калифорния

Глава 11 (Девушка из штата Калифорния)

В полночь, перейдя из гостиной в спальню, весело поболтав с Майком, затем безуспешно попытавшись заснуть, я поняла, что мне это не грозит в ближайшие три - пять часов. Со мной это бывает частенько, особенно если я посплю внизу у ТВ пару часиков. Поэтому я даже уж и не расстраиваюсь, тем более если впереди выходной день, я просто перехожу в офис и начинаю свои бумажные дела, читать или писать.
Сегодня же, припомнив, что после последнего рассказа, написанного три недели назад, произошли некоторые события, я решила их запечатлеть в очередном рассказе.
Многим, наверно, известна поговорка о том, что жизнь полна неожиданностей (Life is full of surprises). Как у кого, не знаю, а у меня она ими полна до краев. Более «неожиданной жизни» я тут примеров не знаю. А может, и своя рубашка ближе к телу.
Вот только я написала в прошлом рассказе, что я все без работы, а Майк с поломанной ногой (бедром, что еще хуже), как вдруг, неожиданно для самой себя, через три дня я начинаю работать в одном небольшом офисе. Неполный рабочий день, с боссом, который ничего не обещает, не гарантирует и не спрашивает никаких документов. Ведь я уже «собаку съела» в поисках работы и прекрасно понимаю, что такое положение вещей идет ну прямо вразрез со всеми правилами и установками, касающимися поисков и приема на работу в Калифорнии.
Все случилось очень быстро и странно. Я уже упоминала о том, что состою членом добровольной ассоциации «безработных профессионалов», на которую случайно набрела в процессе поисков работы. Это что-то типа клуба под названием «Опыт без пределов» (Experience Unlimited) при государственном агенстве по трудоустройству. В течение недели нам читали лекции буквально обо всем, касающемся поисков работы: резюме, интервью, выхода на нужную информацию и т.п. Все это было очень познавательно и полезно. Особенно мне, послушать грамотные американские речи и поучаствовать в дебатах. Вскоре я там заимела кучу знакомых. В клубе около семидесяти членов. Я одна русская. Женщин там мало, в основном почему-то мужчины. Меня как-то быстро все стали узнавать. Я это, кстати, отношу в счет моего «дубового» русского акцента, насчет своей внешности я не обольщаюсь. Разные люди находят меня в разной степени симпатичной. Я же иногда себе нравлюсь, иногда очень не нравлюсь. А насчет акцента, дело в том, что я знаю много разных акцентов, но вот русскому акценту наиболее подходит слово «дубовый». Те кто лингвисты, они поймут, о чем я. А те кто нет, не обижайтесь. Это чисто об акценте. Иногда смотришь ТВ, показывают русского кого-то и как он (она) говорит по-английски. Каждый раз ловишь себя на мысли «Боже мой, какая же дубовость, как у них уши не вянут (у американцев)». Но они у них не только не вянут, а они часто говорят, что такая дубовость "им очень ласкает ухо".
 Хотя бы потому, видимо, что это очень отлично от всех привычных для них акцентов. (Например от испанского, который тут в южной Калифорнии превалирует).
Так вот в клубе меня стали узнавать даже те, которых я вроде и не знала. Появился и неровнодышащий Руди. Очаг неровного дыхания. Как же без него. Руди сорок два года, выглядит на десять лет моложе. Женат, лет с восемнадцати, что не очень характерно для американца. Я понимаю, что после такого количества совместно прожитых лет с женой можно наконец и задышать неровно, заслышав заморский экзотический акцент, и глядя в нахальные светло-зеленые русские глаза. У них тут в южной Калифорнии мой цвет глаз оказался очень необычным, так как преобладает коричневый цвет глаз. Руди стал подвозить меня домой, делая для этого немаленький крюк. На автобусах мне бы понадобилось около полутора часов на дорогу, а на машине двадцать-двадцать пять минут, быстро, мягко и с комфортом, практикуя разговорную речь. Трудно было отказаться от такого удобства. Когда он мне рассказал, как он рад встрече со мной и что он хочет работать непременно в тот же день, что и я (по правилам клуба мы должны волонтерить четыре часа в неделю), я, на всякий случай, стала носить юбки подлиннее и блузки поскромнее. Чтобы зря не раздражать Руди, усталого и замученного налаженной американской жизнью с одной американской женой, и от этого легко поддающегося всякого рода раздражениям. Раз в неделю мы работали четыре часа в офисе клуба, выполняя каждый свои обязанности. Потом он меня подвозил домой, каждый раз пытая: «Что ты собираешься делать в пятницу?» Ему очень хотелось поланчевать со мной. А мне только хотелось быстро добираться домой.
В наш день, среду, работала также Шер, женщина в ранних сороковых (дословно переводя с английского, о возрасте), то есть ей чуть больше сорока. Она высокая, немного угловато-неповоротливая и большая шутница. О том, что она одинока и ей это очень не нравится, она всегда всем рассказывает. И вот Руди как-то меня подвозит и говорит: «Ну почему бы нам с тобой не встретиться, не попартиться (это мною придуманный глагол от английского «парти», вечеринка)». Я, как всегда, начинаю мяться и ныть, как мне не до этого, как я устала от поисков работы. Я не могу ему прямо сказать, что, мол, знаешь, мил-друг Руди, у меня есть муж и партиться мне с тобой ни к чему. Но я боюсь его вспугнуть, поэтому начинаю «вилять хвостом», придумывая всякий раз новые отговорки, увиливая от прямого отказа. Он говорит: «А вот Шер, например (мол, не в твою рожу), она очень хочет партиться». И я, наивно округлив глаза, говорю: «Ну так ты пригласи Шер, у нее и время, наверно, есть свободное». Меня начинает давить хохот, и я сдерживаюсь, что есть мочи, чтобы не захохотать. Это бы испортило весь мой имидж наивной дурочки. Я представляю себе их рядом - невысокого, крепко сбитого Руди и высокую угловатую Шер - итальянская пара хоть куда! Это очень смешно, ведь они совсем разные. Он мягкий и вкрадчивый, смугло-испанистого вида, она громогласная, белокожая, и вообще, как танк или бронепоезд, без компромиссов. Руди в сердцах восклицает: «Ну я ведь не хочу Шер, я хочу тебя пригласить!» Вот так в очередной раз увильнув от приглашения, я выхожу из машины недалеко от своего дома.
Вот как-то звонят мне из клуба и дают телефон одного офиса. Там требуются люди печатать на компьютере документы по недвижимости. Я говорю: «Ведь я не профессиональная машинистка, у меня нет скорости печатания. Тут у них скорости бешеные - пятьдесят пять - сто десять слов в минуту. По сравнению с американской печатной «ракетой» я - лошадка, везущая хворосту воз. Но мне член клуба советует: «А ты позвони, не повредит!» И я звоню, твердо уверенная в тщете очередной попытки. Трубку берет мужчина. Начинаю объясняться. Он вдруг спрашивает: «Вы что, русская?» Я очень радуюсь такой умной догадке и начинаю быстро и сбивчиво говорить ему о том, что да, я русская, что я бьюсь-колочусь в поисках работы, что без работы третий год. Он говорит, что печатать я не смогу, но проверять-то документы я смогу. И назначает мне встречу в этот же день. Я, быстренько прикинув, что надо быть в надлежащем виде на интервью, собраться с мыслями, поэтому предлагаю утро следующего дня. Он соглашается, и утром, приодевшись, как обычно для интервью, в бизнес-слегка нарядный стиль, я еду.
Мой телефонный собеседник оказывается невысокого роста довольно симпатичным мужчиной лет сорока трех-сорока четырех. Зовут Грэг. (Гришка, значит, тут же смекнула я) . Грэг из той породы людей, пообщавшись с которыми, через полчаса начинаешь думать, что ты их уже знаешь всю жизнь. Мы с ним находим общие темы для шуток, смеемся. Он мне говорит: «А что это ты так вырядилась?» Я говорю: «Ну как же, как учили, интервью все же». Он: «Да брось ты, тут можно и попроще, во всяком случае без каблука. А то, неровен час, тебя на улице схватят в таком виде». Он имеет в виду мексиканцев, которые сигналят, если только увидят кусок ноги. Мы с ним договариваемся, что он подкопит для меня напечатанных документов для проверки и через недельку позвонит. И как раз через два дня после этого Майк ломает ногу. Я неделю моталась дом - больница и думала, что ведь не верю, что этот Грэг позвонит и действительно даст мне какую-то работу. Ведь я уже четыре месяца бегаю с разрешением на работу - и никаких результатов. Сколько исхожено, сколько сделано звонков, сколько разослано моих резюме - и ничего! У меня три разных резюме: учитель английского для взрослых иностранцев, переводчик русского и клерк. Кстати «клерка» я изобрела после тщетных почти трехмесячных поисков учительской работы или переводчика. Не совсем тщетных, но пока все это такое редкое, внештатное, непостоянное. Например, я учитель на замещении (саб). Я называю себя в шутку «сабститутка». Вызывали пока всего три раза в одну школу. Вызывают, когда не выходит постоянный учитель. Но в списке-то у них тридцать таких желающих-сабститутов, как я! Попробуй дождись своей очереди на вызов. Переводы нужны еще реже. И вот, осознав все это, я в муках родила третье резюме на себя, на клерка. В котором написала, что я незаменимый и талантливый клерк, какого не сыскать во всей Америке (особенно учитывая опыт работы в разных советских офисах, где все офисное оборудование состояло в обычной картотеке и простом калькуляторе). Потому-то я и рожала его в муках. О скорости же печатания я там умалчиваю. Кому нужна такая «ракета» двадцать пять-двадцать шесть слов в минуту? И вот, почти уверенная в том, что Грэг забыл, что обещал мне дать работу корректора, устроив Майка дома после больницы, я все-таки звоню Грэгу, чтобы справиться о своей судьбе. И он действительно меня приглашает в понедельник приезжать на работу, первый день. Но я все не верю. Не верю, когда он мне показывает мой стол, не верю, когда отрабатываю первых пять часов за этим столом. Ведь он не спрашивает у меня никаких документов. Американцы ведь жуткие бюрократы, и тут, с Грэгом, это все совсем не укладывается у меня в голове. Сколько я переписала бумаг, заявлений в совершенно ненужных местах, где даже не собирались мне ничего предлагать! А тут вдруг дали работу и ничего не спрашивают. Ну батенька, это Америка, страна чудес. В конце недели я вкрадчиво говорю Грэгу, не хочет ли он, как бы невзначай, взглянуть на мои документы? Он, как-то отмахнувшись, говорит: «Ну ладно, сделай копии идентификационной карточки и разрешения на работу». Я тут же побежала барашком, сделала копии, приношу. Вот неделя, другая проходит, я работаю, о деньгах мне никто даже не намекает, словно я работаю в целях благотворительности. И вот наконец, в конце третьей недели, когда я уж надумалась всякого, мне дали первый в моей жизни в Америке чек - то, что я заработала за две недели. Тут только я поверила, что я при работе. Пусть она без гарантий, так как это частный бизнес Грэга, но все-таки это работа! Есть у него работа, он нанимает людей, нет - он от них избавляется. Но мне об этом думать некогда. Мне нужны деньги на машину. Я иду и работаю. В конце первой недели меня посетила мысль, что на такой работе можно деградировать, читая одни финансовые документы целыми днями. И я нашла отличный выход. Я принесла маленький магнитофон с наушниками, кучу кассет. И приятно провожу время, слушая свою русскую музыку или испанские уроки. Радио в офисе горланит целый день, но американский заезженный рок или новые, но уже заезженные шлягеры не отвлекают меня от занудства проверки документов, поэтому я прибегла к своим кассетам.
Тут я должна сделать небольшое отступление и рассказать о том, что со мной произошло на пятый день работы, когда я возвращалась автобусом домой. Не хотелось нарушать повествование о работе, поэтому я там не ввернула это из рук вон страшное событие.
Итак, работаю я первую неделю. В пятницу еду с работы домой в четыре часа. В автобусе. Один автобус идет полчаса прямо до дома. Очень удобно. Потому-то я и поверить не могла в такую находку. Еду, пишу письмо подруге в Москву. Сижу одна на двойном сиденье в середине автобуса, с левой стороны. И вот я закончила первую страницу и, видимо, собиралась достать из портфеля второй листок. Тут я почему-то взглянула вперед по ходу автобуса. Вдруг я вижу через лобовое стекло, что наш автобус резко почему-то виляет с правой крайней полосы, по которой мы едем, на пешеходную дорожку, потом я вижу, как мелькают кусты и деревья, вплотную к лобовому стеклу. Раздается жуткий, страшный треск удара. В следующую долю секунды я соображаю, что это авария. Также я успеваю подумать, что Майк дома, неходячий, ждет меня с работы, что возможно мы сейчас начнем переворачиваться, и я погибну и как это все страшно и глупо. И как жалко Майка и маму. Я была в аварии иа легковой машине три года назад. Я запомнила этот жуткий треск и звук удара. Машина наша тогда перевернулась полностью и снова встала на колеса, вся помятая, все стекла разбиты. По воле провидения, на водителе ни одной царапины, а я немного ушибла шею при ударе, да сломалась заколка в волосах. И все. А свидетели сказали, что мы смело можем отмечать свой второй день рождения в тот день - жуткое было зрелище. Теперь же, помня все это и осознав сейчас в автобусе, что надо что-то сделать, чтобы поменьше пострадать, я соскальзываю со своего сиденья на пол и упираясь руками в спинку переднего сидения, жду, что мы начнем переворачиваться. Последний сильный удар, мы врезаемся куда-то и останавливаемся. Народ от толчка летит вперед по салону. Было всего 16 пассажиров. Места много, есть куда лететь. Это теперь я шучу. Тогда, поверьте, было не до шуток. Когда мы остановились, заголосили люди, кто от ушиба, кто от испуга. Впереди салона автобуса показался столб то ли дыма, то ли пыли. Кто-то закричал: «Все О, кей, теперь все в порядке (мол, мы благополучно врезались)! Без паники!» Я же подумала, что раз автобус не перевернулся, то уж взорваться-то он уж должен, по крайней мере, ведь в мозгу нагромождение американских фильмов, где они обожают показать крушения и аварии. Мой портфель, в котором все мои документы, отлетел куда-то вперед, под сиденья. Я быстренько подумала: «Сразу выпрыгивать или поискать и схватить портфель сначала?» Как молниеносно работает человеческая мысль! Все произошло в течение считанных секунд. А сколько я успела передумать. Помню, еще подумала, что, возможно, если я начну искать портфель, то автобус взорвется и я из-за портфеля погибну. Но невзирая на такое мрачное предположение, жадность победила. Это могучее чувство (чувство собственности). Оно оказалось бесстрашным даже перед лицом смертельной опасности. Автоматически ему повинуясь, я все-таки нашла портфель на полу впереди, схватила его, и тут какой-то парень открыл снаружи среднюю дверь и помог мне выбраться из злополучного автобуса. Вернее, он почти снял меня, так как автобус висел на каменной стене около метра высотой, которая огораживала задний двор жилого дома и бассейн. Чуть бы посильней удар и мы бы перевернулись в бассейн - неплохая перспектива. Я так люблю бассейны и вот в нем же и погибнуть. Это вроде как: «Чем я тебя породил, тем я тебя и убью».
Что же произошло с нашим автобусом? Водитель, чернокожая молодая женщина, на скорости пятьдесят-пятьдесят пять километров в час почему-то внезапно потеряла контроль управления автобусом и резко съехала с полосы на узенький тротуар, потом автобус врезался в каменный забор, окружавший частный дом, разрушил его и, свалив несколько деревьев, и въехав уже практически во двор того дома, ударился о стоявший там пустой трейлер и остановился. То, что я приняла за дым, по-видимому было пылью от разрушенного каменного забора. Забор и деревья смягчили удар, и мы повисли на этой метровой стене. (Уровень двора был ниже уровня дороги на метр.) Иначе быть бы нам в бассейне. Сразу был сильный шок - хотелось и плакать от пережитого страха и одновременно смеяться от радости, что жива и не покалечена. Я отделалась синяками на коленях. Из дома выбежали люди. Представляете их состояние - тихий солнечный афтернун (послеобеденное время), пятница, и вдруг во двор, сквозь забор, въезжает хорошенький бело-голубой новенький городской автобус, как огурчик. И останавливается по-над бассейном. Одна из проживающих в доме сказала, что при звуке удара подумала, что это землетрясение. Калифорнийца, видно, ничем не проймешь.
Кто-то позвонил 911. Быстро понаехало видимо-невидимо пожарных и машин скорой помощи. Движение транспорта на улице, по которой шел автобус, было приостановлено. Что собрало толпы зевак. Закружились над нами вертолеты, снимая для ТВ. Всех пассажиров автобуса собрали посреди улицы в кучку, как ягнят. Появились репортеры из газет. С большими фотоаппаратами и видеокамерами. Я поняла, что настало мое время для съемок. Пришел мой звездный час. Может меня покажут по американскому ТВ. Я сидела на предложенной мне кем-то из пожарных большой коробке и незаметно для окружающих стала позировать фоторепортерам. Мне было смешно. Ну шок-шоком, авария-аварией, а съемки-съемками. Было такое чувство, что приехала съемочная группа. И я не хотела ударить русским лицом в грязь. Но в задачи репортеров видимо не входило сделать меня звездой сюжета об автобусной аварии и показать меня крупным планом, как я там восседаю на коробке. Поэтому в газетах на следующий день можно было увидеть только мою голову в профиль, среди других пассажиров. Эту историческую статью и фотографию я до сих пор храню.
Сразу же после аварии мне кто-то дал на минутку телефон, и я, позвонив домой Майку, только успела сказать, что все в порядке, я в аварии, и я ОК. Батарейка в телефоне кончилась. Майк как раз смотрел ТВ и увидел нашу аварию, ее показывали с вертолетов. Наш побито-помятый автобус. Майк, зная, что я оптимистка, не поверил, что я ОК, и поковылял, бедняга, на костылях ( тринадцать дней после операции) к соседу, просить, чтоб тот подвез его в больницу, куда повезли пассажиров. Я пыталась дозвониться домой из больницы, но не смогла. Через короткое время появился бедный Майк. На костылях, превозмогая боль. Он боялся, что я пострадала при аварии. Завершив бумажную волокиту в больнице, мы приехали домой на микроавтобусе соседа.
Вот такие удары судьбы обрушились на нас с Майком в августе. Это был очень тяжелый месяц. Не только пальмы, солнце, океан и голубые бассейны. Жизнь есть жизнь. Она течет по своим законам. Случаются аварии, происходят несчастные случаи. И никто от этого не застрахован. Моя мама сразу стала волноваться, не окажется ли Америка мачехой для меня. А один ее верующий знакомый даже сказал, что это мне знак от бога, чтобы я возвращалась в «родные» прибалтийские пенаты.
Возвращаться мне некуда, и не к чему и ни к чему. У меня тут хороший дом и муж, и вся моя жизнь, моя личная свобода в моих руках. Мне тут все нравится, а мои временные финансовые трудности - это разрешимая проблема. А несчастные случаи - что ж, они бывают со всеми, независимо в какой части планеты мы живем. Главное - мир с самим собой. Каждому отмерен свой срок. Принцессе Диане - тридцать шесть лет, матери Терезе - восемьдесят семь. Кто знает, сколько отмерено мне? Я думаю, что надо наладить свой ритм жизни, соответственно своим стандартам, и стараться делать добро людям. Ведь жизнь человека коротка, так давайте же ценить этот дар и жить, творя добро, каждый в меру своих возможностей. Я желаю всем и себе никогда не потерять веру в доброе и светлое. Вот на такой философской ноте я и заканчиваю свой очередной рассказ.

Август, 1997 г.