Автограф царицы Тамар. Дядь Заур, расскажи

ПЕТРОВИЧ ВЛАДИМИР - http://proza.ru/avtor/petrovich43 - ЧЕТВЁРТОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ «ЛУЧШЕ ГОР» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ


        Если бы спросили, что понесло меня на эту башню, я вряд ли бы ответил.
То, что сваны связывали крепость с именем Тамар?
Так в Грузии почти любые развалины местные жители освящают именем легендарной царицы. Что ей было делать в Верхней Сванети? А тем более в Ушгули в самом недоступном, в самом высокогорном селе своего царства?

        Мне же эти пятнадцать - двадцать метров высоты вряд ли могли чем-то помочь. Опытным фотографом я не был. А альпинистский опыт исчерпывался прошлогодним сезоном в Уллутау.
Тем более, и  снизу, с оплетенных рододендроном и черникой останков крепостных стен, были прекрасно видны башни Ушгули, все еще грозившие своим давно истлевшим врагам. Еще дальше, за зелеными отрогами Главного Кавказского хребта повисла, вцепившись в облака, сама похожая на огромное облако, снежная стена Безенги.

  Но видно в человеке есть еще какое-то, что ли шестое чувство, чувство предстоящей встречи с необычным. Оно то и тянуло меня вверх так, как будто на самой верхней площадке башни ждала меня уже много-много веков сама царица Тамар. И я карабкался по испещренной автографами веков наполовину разрушенной стене башни.

        А совсем рядом горы тоже ползли куда-то вверх не отставая и не обгоняя меня. Я остановился только на выступе у бойницы. Здесь можно было перевести дух и даже сесть, тесно прижавшись спиной к холодным шершавым камням. В бойницу заглядывали серые скалы Сванетского хребта и темно-синее до черноты небо. Далеко внизу петляла, будто заблудившись, тоненькая нитка Ингури.

Да, здесь можно было отсидеться. Кто полезет на эти стены, если из башни в него полетят камни и стрелы, польется кипящая смола? Или посыплются  горшки с роями злых сванских пчел. Говорят, и такое бывало. Я выглянул вниз. Все было мирно и привычно. Враги не ползли к стенам, прикрыв щитами спины. Горы казались все такими же обманчиво близкими и доступными.

       Сделав несколько снимков частокола ушгулинских башен, я уже собрался спускаться, когда скупое сентябрьское солнце, выглянуло из-за туч.
И я оторопел... Его лучи рельефно обозначили не только следы веков… Среди сколов и выбоин вдруг стала заметной, как бы проявилась вьющаяся по всему периметру бойницы вязь грузинских букв. Когда-то глубоко выбитые, покрытые морщинами трещин они, безусловно, были ровесниками крепости…

На фотоаппарат я не надеялся, здесь могла помочь только «зеркалка», и когда в «Киеве» кончилась пленка, достал блокнот и старательно перерисовал все знаки с их трещинами и сколами.

                *              *              *

«Э-э, ну что у тебя там, - Заур отхлебнул вина, вытер, похожей на камни крепости, морщинистой ладонью усы, - говоришь, с крепости срисовывал?»

Я пододвинул ему раскрытую записную книжку.
«Ну, первое слово мог бы и сам прочитать, - он сделал несколько глотков, помолчал, - Дай карандаш».

Карандаш я дал и тут же пожалел об этом:
«Дядь Заур, стой. Ты все испортишь. Мне что, завтра придется снова лезть?»
«Не придется,- Заур отложил карандаш, - теперь-то ты первое слово можешь отгадать?»
Я отрицательно покачал головой: «Нет. Дядь Заур, ну не тяни, пожалуйста, говори»
«Я и не тяну, - Заур снова взялся за карандаш, - не бойся, не испорчу».

        Он перевернул страницу, и на чистом листе старательно вывел несколько грузинских букв.
«Ну а теперь?» - он подчеркнул вторую и четвертую букву.
«Дядь Заур, не издевайся, ну не знаю я грузинского, я же всего второй раз…»

        И замолчал.
Я знал это слово, оно звучало во мне с тех пор, как я еще в прошлом году впервые увидел развалины ушгулинской крепости.
«Тамар!!!» - заорал я, - так, что в соседней комнате что-то упало, а из-за занавески кто-то выглянул и тут же спрятался.
«Дальше, дядь Заур, что дальше…»
«Дальше, говоришь… Э-э, давно это было… Много лет прошло… Очень много… Да ты не спеши. Сиди, пей, ешь. Ты же мой гость…»

        «Да, давно это было… Очень… - Заур допил вино, пожевал кусочек сулгуни, - тебя тогда еще и не было… Лет тридцать назад. Я тогда молодым был… Сильным… Подкову мог сломать…  Левой рукой…» - сван медленно, с усилием, будто ломая подковы, сжал огромные кулачищи. – «А однажды…»
 «Да Вы и сейчас…» - неожиданно для себя переходя на «вы», начал было я.

        Но трудно разговорить горца, и еще труднее его остановить, если он немного выпил и непременно желает высказаться.
«Э-э, нет… - думая о чем-то своем, отмахнулся Заур, - годы – это только для гор ничего, а для человека.… Вот сколько лет башне нашего рода… Рода Хардзиани… Кто ее строил? И мой дед там жил, и еще его прадед… Их вон нет, а она стоит. И я умру, а она все будет стоять… А горы? Э-э…»

        Я будто невзначай пододвинул записную книжку к пустому стакану Заура: «Ну а как же надпись?»
«Э-э, опять ты спешишь. Плохо ты срисовал. Плохо, невнимательно. Там еще плюс».
«Какой плюс?» - удивился я.
«Плюс – прибавить, значит. Тамар, прибавить Заур – будет любовь. Тамар – жена моя. Есть там плюс. Сам выбил. Лет тридцать назад. Э-э, годы, годы…»

Он что-то крикнул по-грузински. Я понял всего одно слово: «Тамар». Ведь оно звучит одинаково на всех языках.


Рецензии