Гора

КИРА СТЕРЛИН - http://proza.ru/avtor/sahalesa - ПЕРВОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ «ЛУЧШЕ ГОР» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ


   Гора ползла вверх. И он вместе с ней.
     В легкой дымке танцевали лучи яростного крымского солнца. Он злился. Еще вчера вечером, когда решил, что полезет сегодня, купил в разлив двести грамм местного коньяку. Перелить его во фляжку оказалось тяжелым испытанием. Пришлось украсть у хозяйки старый молочник с отбитой ручкой и тихонько целиться из этого молочника в узкое железное горлышко. Когда наполнил фляжку до краев, почувствовал себя победителем. Подумал, что раз все получилось с коньяком, то и с восхождением тоже все будет хорошо.
     Дошел до горы и тут же разозлился. Наверное, чтобы не струсить. Вблизи она оказалась почти отвесной, с изредка выпирающими камнями и остатками выжженной травы. Решил для начала отпить немного коньяка и покурить.
Если честно, он ни разу в жизни не пил ничего крепче пузырчатого шампанского, которое мама торжественно поставила на праздничный стол в его четырнадцатый день рождения. Друзья потешались над этим дурацким шампанским и тайком курили в туалете, выпуская вонючий дым. Он тоже смеялся и курил.
     А мама неожиданно промолчала. Он удивился этому, но как-то вяло, как - будто тогда отодвинул маму в сторону в душе. Сейчас, вспомнив об этом, он сделал свой первый обжигающий глоток.
     Внутри стало противно и горячо. Надо было лезть в гору. Он бросил фляжку в рюкзак и схватился за ближайший камень. Камни оказались помощниками, не то, что выгоревшая трава. Она вырывалась с корнем из мягкой земли, и он катился вниз.
     А внизу плескалось море. Он мечтал о нем все время, пока длилась эта чертова московская зима. Тогда они с мамой часто говорили о том, как поедут на море, будут вдвоем бродить по вечернему пляжу и нырять за мшистыми рапанами.
     Весной, когда эта мечта уже обретала реальные черты, маму накрыл страшный диагноз, который сейчас уводил ее все дальше от теплого песчаного берега их прежней жизни.
     Он осторожно поднимался, мучительно пытаясь выбрать подходящую травинку, которая выдержит его неожиданно тяжелый подростковый вес. Он ненавидел выбирать. Его бесили рассуждения взрослых о свободном выборе. «Тебе хочется, чтобы все в этой жизни решали за тебя, как в детском саду?» - спросил как-то психотерапевт, к которому, испуганная его неожиданными истериками, отвела мама. Он тогда задумался и буркнул, что не знает. Теперь он знал точный ответ -  хочется! Очень хочется, чтобы у всех этих безнадежных жизненных задачек были в конце написаны правильные ответы. Он бы подглядывал без зазрения совести.
Мама – совсем другая. Смеясь над ним и дергая за ухо, всегда говорила: «Скучный ты у меня человек!».
      Он примостился у очередного камня. Достал фляжку и сделал маленький глоток. Солнце выкатилось из-за туч, как мяч на футбольное поле. Стало совсем жарко. Он снял футболку, пожалел, что не налил во фляжку воды. От коньяка тошнило. Полез дальше.
     Раньше они с мамой любили поговорить о любви. То есть, это она любила, а он стеснялся, наливаясь бурой краской от ее вопросов. Мама начинала всегда издалека, но все обычно заканчивалась разговорами об отце. В ее рассказах тот представлялся каким-то былинным героем, они рассматривали старые фотографии, и она каждый раз тыкала пальцем в альбом: «Вот он! Вот он!». Он поднимал глаза и смотрел в счастливое мамино лицо.
     Психотерапевт сказал маме, что его истерики связаны с отсутствием отца.
 В прошлом году мама решила их познакомить. Оказалось, что все его детство отец жил в другом районе с новой семьей. Они встретились один раз. Отец был сильно навеселе и, увидев сына, воскликнул: «Ну, вылитая мать!». Потом они молча выпили свои пиво-лимонады и разошлись. Вернувшись домой, он накричал на маму и обозвал ее вруньей…
     Смотреть вниз он себе запретил – страшно. Вверх – еще страшнее. Гора казалась бесконечной, рюкзак тянул вниз. Он громко и с наслаждением выругался, прилип животом к отвесному песку и стащил рюкзак. Тот медленно пополз вниз, брякая фляжкой.
     Он долго не замечал ее тягостного молчания. Как-то вечером она позвала его на кухню, села напротив, сжав руки в цепкий замок.
- Я больна, сынок, - сказала, - Меня положат в больницу.
- А как же море? - выдавил он.
- Ты поедешь туда с отцом, когда я лягу в больницу. Он согласен. Мы обо всем договорились.
- Я не хочу, - начал он, наткнулся на ее взгляд, резко сцепил руки таким же замком, как у нее, - Хорошо, мама.
     Больше они не говорили об этом. Отец перед отъездом заходил пару раз. Сидел на диване и молчал. Он стеснялся этого молчания, ерзал и щелкал телевизионным пультом. Мама тоже молчала и улыбалась…
     Казалось, что солнце везде. Он постоянно стирал пот, который катился в глаза. Полз медленно, сбивая пальцы о жесткий песок. В голове крутилась глупые рифмы: гора-нора, нора-игра, игра-детвора, детвора – ура, ура…
     Потом они с отцом ехали на поезде. В их заветное с мамой крымское местечко, где редко останавливались вездесущие разноцветные туристы. Мама легла в больницу и запретила ему звонить, но он автоматически набирал ее номер каждые полчаса, глупо надеясь услышать веселый прежний голос. Абонент был недоступен.
Отец все делал молча. Молча кормил его жареной курицей, молча стелил свою верхнюю полку. Даже спал он как - будто молча.
     Когда разместились в комнате у широкобедрой усатой хозяйки, отец взял рюкзак, и они пошли на море. Он немного отстал, глядя в чужую некрасивую спину. Отец оглянулся, кивком подозвал его. Они пошли рядом. Море впервые показалось ему отвратительно соленым. Он нырял, сглатывая невкусные слезы. Специально сидеть под водой, чтобы вынырнув, задыхаться еще минуты две и вымыть из головы настигающие повсюду мысли.
     Отец плавал рядом усталым зрелым брассом, ритмично раздвигая волосатые ноги. Ему казалось, что отец все время смотрит на него. И он раздраженно заплывал еще дальше и нырял…
     Сейчас он очень жалел о том, что сбросил тяжелый рюкзак. Там осталась фляжка с коньяком. Пить хотелось уже так, что он согласен был и на коньяк. Он полз. Подумал о том, что гора похожа на мертвого вонючего медведя, которого очень хочется пнуть, просто так, от бессильной злобы. Он сдержался и ухватился за траву еще крепче. Ползти можно было только вверх.
     Они прожили два молчаливых крымских дня. Вечерами отец бродил по пляжу, выпирая из летних карманов сжатыми кулаками. А он смотрел на гору и вспоминал их с мамой прошлогодний разговор.
В стремительных южных сумерках мама рассказывала ему сказку:
- В одной китайской деревне жила немолодая семья. Хорошо они жили, дружно, только детей у них не было. Неожиданно небо послало женщине дитя, а восходящая звезда подсказала, что это будет мальчик. Мальчик родился в срок, красивым и здоровым. По древнему обычаю собрались вокруг его колыбельки местные астрологи. И сказали они счастливым родителям, что сын у них будет красивым и умным. И будет его родителям от него радость и счастье. Но только десять лет, а потом мальчик умрет. На все испуганные вопросы, родители слышали ответ: «Такова судьба!». И только одна старая знахарка дала им совет: «Когда исполниться мальчишке десять лет, пусть идет он один по белой тропинке в густой лес. Дайте ему с собой припасов и молитесь». В десятый день рождения сына, родители снарядили его в дорогу. Мальчик весело побежал по белой тропинке и вскоре увидел, что на пенечке, посреди дороги сидят два старичка и играют в Го. Игра эта длинная, старички проголодались и мальчик, увлеченный их схваткой, угощал своими припасами то одного, то другого. Когда игра закончилась, старички собрались уходить. Но один из них обернулся и сказал другому: «Хороший мальчик!». «Ага, умрет скоро», - ответил второй, укладывая в холщовый рюкзак игровые камушки. «Может, поможем?» - спросил первый. «Ну что ж, можно», - второй так же равнодушно вытащил из холщового рюкзака Книгу судеб, отыскал в ней имя мальчика. Напротив стояла роковая цифра десять. «Эй, малыш, карандаш есть?» - не глядя, спросил старичок. Мальчик подал ему обгрызаный карандаш. Старичок спокойно дописал к десятке ноль: «Иди, мальчик, домой»…
- Подарить жизнь иногда бывает так легко, - задумчиво сказала потом мама. А он промолчал, убаюканный, как в детстве ее голосом и звездами, похожими на желтые тарелки.
     Камень оборвался неожиданно и гулко покатился куда-то вниз. Он растерянно взмахнул в воздухе опустевшей рукой и понял, что будет падать. Ноги стали ватными, вторая рука вцепилась в безжалостный песок, пальцы нащупали что-то твердое. Он подтянулся, ухватился за «соломинку» второй рукой и прижался щекой к горячей горе. «Соломинка» оказалась толстым корнем неожиданно маленького деревца, которое росло на вершине. Он зачем-то посмотрел вниз…
     Утром, пока шел к горе, все время смотрел на часы. Сейчас, наверное, она проснулась и ждет. В палату зашли врачи, мама, улыбаясь, забирается на скрипучую каталку и ее везут по длинным зеленым коридорам.
До вершины оставалось два мучительных метра.
Потом он сидел на выжженной траве и ни о чем не думал.
     Рядом послышались шаги. Потный отец тяжело поднимался с другой стороны горы. Увидев его, остановился. Помолчали.
- Операция прошла удачно, мама пока в реанимации, но скоро ее переведут в палату, - отец устало вытер лоб, - Через неделю поедем домой.
- Как вы… ты попал сюда, - спросил он.
- По тропинке, - отец махнул рукой.
Он подошел к краю:
- Она пологая. С другой стороны.
     Медленно стали спускаться вниз. Отец обернулся, достал из кармана его фляжку, сделал большой глоток, улыбнулся:
- У каждого своя Гора.
     Он отстал и снова смотрел в некрасивую спину. В голове крутились неотвязная рифма: гора-нора, нора-игра, игра-детвора, детвора – ура, ура…