Некоторые размышления по поводу...

                Не спи, не спи, художник,
                Ты вечности заложник.
                Борис Пастернак

Слова великого поэта налагают огромную ответственность на участников литературного процесса. Каждый, кто считает себя причастным к Слову, должен определиться в своём отношении к искусству. Давно известно, что отношение это носит разносторонний характер. С одной стороны, наблюдаем потребительское отношение; со второй, – языческая игра в богов; с третьей, – бессовестная беседа с дьяволом; с четвёртой, – пушкинское, профетическое «глаголом жги сердца людей». Есть ещё пятая сторона, – графоманская, обсуждение которой носит бесперспективный характер. Спорить с графоманами, значит, подвергать литературный процесс явлениям, не имеющим ничего общего с литературой. Литература же представляет собой  «тот странный мир, проблески которого мы ловим в разрывах невинных с виду фраз». Эти слова Набокова из его книги «Николай Гоголь» позволяют смотреть на литературу как на некое таинственное причащение к Слову, как на цветаевскую точку с пунктиром, превращающим литературный процесс в Бытие, встречу и «невстречу» на перекрёстках мироздания, по мысли Волошина. Именно так привыкли смотреть на русскую литературу, которая, по словам братьев Манн, является святой литературой. Литература, от древности своей несущая в своей основе любовь к человеку, к Богу и мирозданию, о чём говорил академик  Дмитрий Лихачёв.
Одной из важнейших составляющих литературы, безусловно, является поэзия. Не могу не процитировать слова замечательного писателя и литературоведа Юрия Тынянова: «Стих – трансформированная речь; это – человеческая речь, переросшая сама себя. Слово в стихе имеет тысячу неожиданных смысловых оттенков, стих даёт новое измерение слову. Новый стих – это новое зрение». Можно сказать, новое или оригинальное отношение к Бытию, выраженное в формальном стихосложении. В этом отношении интересна мысль Максимилиана Волошина: «Сознание стиха вспыхивает между двумя противоположными остриями рифм. Чем дальше рифмы, тем несоответственней слова созвучные, тем молния стиха ослепительней и шире, преодоление больше. Поэтому рифма несёт в себе всегда откровение мысли. Рифма рождает мысль. <…> Стих рифмованный – это храм мистических откровений». Итак, стих рождает откровение и мысль, рождает свободу, значит, помогает проявить человеческую личность, выявить только ему присущие духовные особенности. Тот же Максимилиан Волошин писал: «Искусство живёт пониманием и творится пониманием. Искусство – это таинственное зеркало, которое отражает лица тех, кто хочет видеть в нём себя. Ничего, кроме своего собственного лица, никто не может никогда увидеть в зеркале искусства.
Но лицо это будет всегда ново и неожиданно для смотрящего.
Надо хотеть увидеть, чтобы увидеть лицо, а не пустую глубину».
Именно лицо, а не пустую глубину и хотелось бы увидеть, взглянув на литературный процесс, происходящий в Приднестровье.
Данный процесс отражают такие литературные издания, как «Литературное Приднестровье», «Днестр», «Лоза», «Тирасполь-Москва» и публикации стихов и прозы, регулярно появляющиеся в газете «Приднестровье». Если говорить в целом, то можно согласиться с мнением уважаемой И. Шевцовой: «Была приятно удивлена хорошей поэзией и неприятно – слабыми стихами, которых много. <…> И любительское творчество смешано вместе с профессиональным, не выделено в отдельные рубрики творчество литобъединений, и потому читателю трудно разобраться, кто есть кто, до какой «планки» дорос или снизил уровень. Может быть, альманах верстался на скорую руку?» (имеется в виду «Литературное Приднестровье»). Думаю не согласиться с последним предложением. Насколько мне известно, а мне приходилось участвовать и сотрудничать в деле составления альманаха в бытность, когда его редактором был Юрий Баранов, издание готовится около года. И времени, таким образом, предостаточно.
 Что настораживает меня не как простого приднестровского гражданина, а как учёного-литературоведа. Из одного приднестровского издания в другое кочуют так называемые критические статьи неких И. Белова и А. Сергеева, громящих орган ТО СПР журнал «Тирасполь-Москва», литобъединение «Взаимность» и совершенно не замечающие откровенную графоманию, публикуемую на страницах «Литературного Приднестровья». Это наводит на странную мысль, что к литературе данные опусы не имеют никакого отношения. Скорее всего, идёт обыкновенное сведение счётов, в котором лицо превращается в маску, сращиваясь с ним. Интересно отметить, что читатели не знают в лицо «известных» критиков, некого и спросить: какую глубокую мысль несёт та или иная фраза, сказанная авторами. Безусловно, никто не возбраняет писать под псевдонимом. Но хочу напомнить читателям, что псевдоним –  это не попытка скрыть своё творческое лицо, а, наоборот, более полно раскрыть его, обострить идейно-тематическую нагрузку, которую несёт в себе псевдоним, не следует путать с анонимом (достаточно вспомнить Зинаиду Гиппиус, выступавшую под псевдонимом Антон Крайний). Но это скрывание становится понятным, когда читаешь, например, про себя, что выпил с Беловым две или три бутылки водки. Думаю, читателей позабавил блестящий литературоведческий анализ моего душевного состояния, на который, честно признаться, отвечать считаю ниже своего достоинства. Бог судья данному литературному фантому, но, видимо, судить фантом будет некому. Как известно, фантомы растворяются в пустующей глубине, там, где нет лица, «как цвет на траве» (1-е Петр).
Дождаться же от масок нормального литературоведческого анализа весьма проблематично. Например, совершенно не замечаются, «исходящие от недержания импотенты» (хотелось бы увидеть страдающего от недержания импотента), не увидим, критики на любовь, которой «не пальнешь картечью в печень» (интересно, куда же она пальнёт?), не поймём каким это образом «тюльпаны штурмуют газоны» и т.д. Причём, таких примеров набрать в «Литературном Приднестровье», «Днестре» и «Лозе» можно предостаточно. Но самое главное, «критика» не замечает ничего положительного в текстах, критикуемых ими писателей. Признаться, вначале это наводило на мысль, что «критиков» не устраивают эстетические позиции критикуемых, но при внимательном чтении их опусов пришло понимание: их не устраивает другая литература, которая смеет существовать самостоятельно. Хочу оговориться, в литературном процессе всегда происходит борьба группировок (достаточно вспомнить известные споры карамзинистов и шишковистов в начале девятнадцатого века, славянофилов и западников в середине этого же века, противостояния символистов против футуристов, акмеистов против символистов и футуристов и т.д. в начале уже двадцатого столетия), но эта борьба обычно носила эстетический характер и, если даже и переходила на личности, то именно вследствие эстетических и  идейных расхождений. Господ же беловых и сергеевых не устраивает, что есть такой писатель, как  Игорь Ростиславович Ильин, который невкусной поэтической речью рассказывает искренне, как умеет, о своём поколении, прошедшем Великую Отечественную Войну, без «электрических» эпитетов повествует о тяжёлых трудовых буднях, просто и спокойно, не заворачиваясь в малопонятные метафоры, призывает к порядочности и Правде. Хочу обратить внимание на строгое отношение старейшего поэта к рифме, в которой, как известно, обретаем путь к Свободе.
 Не признают творчество стоявшей у истоков Лито «Взаимность», Людмилы Леонидовны Кудрявцевой, обвиняя её в фантазёрстве, забывая, что одна из составляющих поэзии кроется, по замечанию академика Жирмунского, во взлёте воображения поэта, соединяющего несоединимое. Не желают увидеть положительной динамики роста в поэзии Николая Антонова, кстати,  лауреата конкурса «Поэт ликующего мая – 2008»,  упорно работающего и ищущего своё лицо в стихосложении и идейно-тематическом ряду в жанре как любовной, так и патриотической лирики, выпустившего, кстати, в этом году авторский поэтический сборник «В беседке нашего двора». Махнули рукой на поэтические поиски смысла жизни Александра Апостолова, который пытается высказать боль своего поколения, которым за тридцать, потерявшим в одночасье систему нравственных ценностей и ориентиров.  Коробят филологические ошибки, найденные у словесника высшей категории Людмилы Петровны Кабанюк, призера конкурса « Пока сердца для чести живы» (1999 г.), видимо, не зная, что стихотворный метр является средством, а не целью поэтического творчества, и каждый духовный ритм находит соответствующую себе форму. Не думаю, что человек, написавший «Профиль женщины», не владеет стиховедением. С неменьшим удивлением наблюдаю, как «успешно» пытаются разобрать метафоры Юрия Зайца, лауреата премии Бонулеску-Бодони 2001 года,  (кстати, преподававшего литературу Юрию Баранову), который ищет и «дает новое измерение слову», исповедуясь миру и Богу. И, конечно же,  да простят мне читатели это отступление о самом себе в третьем лице, трудно осознать поэтическую работу пишущего свободным стихом Ратмирова, кстати,  тоже лауреата премии Бонулеску-Бодони 2004 года.  Как известно, свободный стих «несёт в себе последовательность рассказа, либо логическое развитие мысли, либо нарастание патетического чувства. Но он сам в себе не рождает мысли» (М.А. Волошин). Добавлю, что свободным стихом создана Библия и практически весь мировой фольклор, в силу своей каноничности и непроблемности, о чем писали известные литературоведы Юрий Лотман и Эммануил Менделевич.  Хотелось бы, чтобы, приступая к критике, создатели литературных альманахов заглядывали в литературоведческие словари и иногда их почитывали. Это относится и к тому случаю, когда пытаются разбирать творчество Олега Юзифовича, поэта, безусловно, непростого, но именно ищущего своё, по слову профессора Владимира Топорова, «литературное урочище». Юзифович обладает своим ироническим лицом, в какой-то мере пытается продолжать футуристические традиции Серебряного века, но, видимо, об этих традициях плохо осведомлены ведущие приднестровские критики. Думаю, если бы они впервые услышали Велимира Хлебникова (к слову сказать, фактического создателя тонического стихосложения и обратной рифмы), то отправили бы в сумасшедший дом или выписали жёлтую справку, что, кстати, и сделали с великим поэтом чиновники от литературы в двадцатых годах. Касаемо Юзифовича, полагаю, будет уместным напомнить высказывание о нем профессионального приднестровского литературоведа  ст. преподавателя кафедры русской и зарубежной литературы института языка и литературы П Г У им. Т. Г. Шевченко Юрия Беня, который писал: «Перед нами вполне сложившийся поэт со своим собственным мироощущением и художественной системой». Вот это, видимо, и не устраивает тех, кто самозабвенно заигрался в маски-шоу.
 Безусловно, в творчестве данных поэтов можно найти много формальных недочётов, и глубоко заблуждаются те, которые считают, что на заседаниях Лито «Взаимность» не ведётся работа в этом направлении. Но мы потому и «Взаимность», впитавшая в себя глубинные литературные традиции, что стремимся эти вопросы решать в процессе, чтобы вместе с водой не выплеснуть ребёнка. Именно так проводится работа с молодежью, и сегодня уже можем отметить первые пробы пера. Достаточно в этой связи назвать такие имена, как Мария Шерстинская, кстати, завоевавшая Гран-при в конкурсе «Литературное Приднестровье», проходившего в феврале 2009 года в Тирасполе, Евгений Триморук, занявший первое место в этом же состязании поэтов и прозаиков, Артемий Медведев, Анастасия Гедрович, поразившая своим умением творчески преображаться в таком нелегком поэтическом жанре как акростих, Оксана Дудник, Ирина Губер и Наталья Голосная, Людмила Боянжиу и Екатерина Левинская,  которые ищут «новое зрение», зеркально отражая и пытаясь понять, найти себя в мироздании, став его осмысленной и значимой частицей, вписывая себя в летопись литературы и искусства. Именно этим и должна заниматься настоящая литература.
Хотелось бы напомнить, что каждый, считающий себя поэтом, должен знать, что он Подмастерье, по слову Каролины Павловой, святого ремесла и «вечности заложник», а не сиюминутных  потребительских интересов. Как уже было сказано выше, это одна из сторон литературного процесса, но, как представляется, самая непродуктивная.