История, которая могла бы быть былью

Если бы не была придумана...

То утро выдалось на редкость холодным. Впрочем, для моего города это обычное дело в декабре – казалось, небо покроется коркой льда, несмотря на струйки дыма, поднимающиеся к нему. На горизонте оно было подсвечено розовато-оранжевым, но снег почему-то казался темно-синим, с черными длинными тенями деревьев, столбов и домов. Я стоял на автостанции (если можно было так назвать небольшой пятачок, огороженный железным забором с небольшой будкой, где сидела сонная кассирша) и нервно озирался по сторонам, выдыхая облака пара и тщетно пытаясь согреть посиневшие ладони в карманах куртки. Минуту назад к автостанции подъехал, выпуская дым и воняя бензином, автобус с занавешенными окнами, так что невозможно было разглядеть, что творится в салоне. Мимо меня, иногда задевая плечами, проходили сонные люди, кто-то кого-то встречал. Один я беспомощно стоял на ветру, не зная, оставаться мне на месте или пойти поискать ее за автобусом.
Тем не менее, я узнал ее сразу – по бело-оранжевым кедам, наполовину утопающим в снегу. Ну, и, конечно же, за спиной у нее висела гитара. Причем гитара была больше нее, наверное, раза в два. Она стояла под фонарем в круге света, а возле нее крутились два лохматых здоровенных пса, дружелюбно обнюхивая ей руки и помахивая хвостами, отдаленно напоминающими веники. Я увидел ее со спины, так что она меня еще не обнаружила. Медленно я приближался к ней, и с каждым шагом моя уверенность таяла как кусочек льда, кем-то в шутку засунутый в микроволновку. В душе внезапно закопошились страхи, сомнения – все те, что я так старательно давил в себе в последнее время. Сейчас, сейчас она обернется и увидит меня, и… И что? Разочаруется? Удивится? Поймет, что я совсем не такой, каким она меня представляла? А может, вообще не узнает, подумает, что за урод приближается?
Пока я переживал все эти душевные страдания, грыз себя и поливал всяческой грязью, она успела услышать скрипучие шаги по снегу и обернуться. Взметнулись светлые волосы (носить шапки она ненавидела, как, впрочем, и я), и на меня воззрились два огромных серых глаза из-под пушистой челки. Я застыл в двух шагах от нее, не сводя глаз, как будто вбирая в себя зрачками ее облик. Казалось, время остановилось как фильм, поставленный на паузу невидимым зрителем. Застыло разноцветное небо, застыли корявые тени на сугробах и даже снег стал падать потише, если не пропал совсем. Я все смотрел и не мог произнести не слова.
Выражение ее серых глаз не менялось. Она стояла, чуть покачиваясь от тяжести гитары, утопая подошвами кед в рыхлом снегу на протоптанной, смешанной с грязным песком, дороге. Светлые пряди длинных волос лезли в глаза вместе с мехом капюшона ее длинной черной куртки, щеки раскраснелись от мороза. Внезапно обострившемся зрением я успел заметить родинку в уголке губ и маленькое зеленоватое пятнышко в левом зрачке. Засвистел ветер, собаки недоуменно заскулили и, устав трястись от холода, поплелись прочь, к свету – греться.
Давай, скажи хоть что-нибудь. Хоть слово, только бы нарушать эту поганую тишину… Я стиснул зубы, не в силах выдавить даже банальное «Привет». Но тут она деловито отряхнула руки в красных перчатках, вытерла их о куртку. Потом стащила с себя гитару и бережно поставила ее в снег, прислонив к фонарному столбу. Я с недоумением наблюдал за ее действиями, чувствуя, как нарастает напряжение внутри. Внезапно она резко пересекла расстояние, разделяющее нас, и обняла меня, сразу же оказавшись совсем небольшого роста. Мне ничего не оставалось, как сомкнуть руки на ее спине, чувствовать морозный запах ее волос, куртки. Ледяной ком внутри медленно таял, в горле поднималась горячая волна.
- Если бы я не сняла гитару, она бы ударила тебя грифом в челюсть, - проговорила она, пряча лицо у меня на груди – выше не доставала. – А мне не улыбается, чтобы наша первая встреча запомнилась тебе именно так.
Она подняла лицо, и я увидел веселые искорки в ее глазах. Губы невольно расползлись в улыбке. Стоял и улыбался как идиот.
Через минуту мы уже шли по вытоптанной в снегу тропинке прочь от автостанции. Я тащил ее спортивную сумку, она снова взвалила гитару на плечи, тут же сделавшись еще меньше ростом. Мы шли и говорили, говорили так, будто никогда в жизни не виделись. А впрочем, так ведь оно и было.

Ma}{imum [24/11/** 21:23:01] Ну и как я тебя узнаю?)
Irma [24/11/** 21:23:24] Предлагаешь повесить табличку на шею с надписью: «Ma}{imum!!!»?
Ma}{imum [24/11/** 21:24:05] :D Было бы неплохо, слушай.)
Irma [24/11/** 21:24:41] Ну, ок. Я именно так и сделаю.
Ma}{imum [24/11/** 21:25:01] Не надо. С тебя станется…
Irma [24/11/** 21:25:11] И хорошо, и ладно.) А что такого?
Ma}{imum [24/11/** 21:25:35] Ты представь, что о тебе люди подумают!
Irma [24/11/** 21:26:12] А не плевать ли, что подумают?) Главное: я еду к тебе. На остальное мне пофиг. Доступно объясняю?
Ma}{imum [24/11/** 21:27:02] О, более чем.
Irma [24/11/** 21:28:11] Вот и мяу.)

^___^

Я вообще плохо схожусь с людьми, как таковыми. Считаю себя едва ли не мизантропом. Возможно, поэтому меня тянет общаться в Сети. Там-то мы с Ирмой и столкнулись однажды. Было это чуть больше года назад. Познакомила нас общая знакомая, с которой я впоследствии перестал общаться из-за какой-то ерунды – то ли поругались, то ли она вышла замуж и перестала регулярно бывать в Интернете. Честно говоря, уже не помню, да и не так уж это интересно. В виртуальном пространстве так же, как и в жизни – первое впечатление играет важную роль. А тут еще не видишь собеседника, и остается только гадать, что скрывается под яркой картинкой-фотографией и набором букв на мониторе. Признаюсь честно, сперва она меня ничем не привлекла – разве что количеством скобочек почти после каждой фразы, что лично меня бесило неимоверно. Вспоминаю наш первый диалог в аське – ну и бред же несли мы, причем оба умудрялись смущаться и в то же время казаться умнее и наглее одновременно. Лишь со временем, спустя несколько недель, стоило нам начать общаться, я начал открывать для себя Ирму. Она писала стихи и рассказы о странных (пожалуй, таких же, как она) людях, о том, что в нашей серой, изжеванной жизни еще есть чудеса, надо только уметь их увидеть. Рассуждала о мире, делилась своими мыслями по тому или иному поводу, без тени иронии или сарказма говорила, что любит людей, принимает их такими, какие есть, потому что сама далеко не идеальна. Я не уставал поражаться ее внутреннему миру, частью которого внезапно стал. Она показывала мне свои стихи, рисунки, рассказывала новости из жизни, что-то необыкновенное и интересное, что приключалось с ней нередко. Постепенно я начал привязываться к этой девушке – нет, существу – так неожиданно ворвавшемуся в мою в общем мало чем примечательную жизнь. Добираясь до Интернета, я всегда невольно искал ее в аське, заходил на страничку в социальной сети, подбрасывал песни или видеозаписи, которые мне нравились. Вместе мы обсуждали фильмы, музыкальные альбомы. Я присылал ей на почту свои записи – электрогитара до сих пор не стоит без дела, - показывал отснятый материал (впрочем, мечту стать режиссером я давно уже оставил). Мы списывались почти каждый вечер, и с нею было хорошо, тепло, и верилось, что все непременно наладится и будет хорошо, в какую бы передрягу я не влип. Она радовалась за меня, когда у меня что-то получалось, и огорчалась, когда я бывал не в духе. Она верила в меня, ободряла, давала «положительных пинков», как она сама это называла. В какой-то момент я умудрился даже влюбиться в нее, однако больше это напоминало блажь и, слава богу, продлилось недолго. К тому же, к тому времени в моей жизни появилась Лена, а потом Аня, затем снова Лена, но об этом я вам расскажу попозже.
Наверняка вы уже не раз заметили, почему я рассказываю про Ирму в прошедшем времени? Не торопитесь, вы все узнаете со временем.
Помимо прочих достоинств у нее был особенный талант – она умела видеть. В текстах песен, в стихах, в музыке она видела какие-то особенные картинки, образы, складывающиеся из ассоциаций, выдаваемых ее подсознанием. Я не уставал удивляться этому и где-то даже завидовал. Сам я так не умел. Помню, как-то мы обсуждали очередную песню одной старой, мало кому известной группы, где было много саксофона и фортепианной музыки…

Irma [05/08/** 17:34:01] Знаешь, у нее вкус… апельсина.
Ma}{imum [05/08/** 17:35:12] Что? О.о В смысле?
Irma [05/08/** 17:36:32] А ты не чувствуешь? Она такая яркая, когда пропеваешь отдельные слова – аж кислит на языке. Я ее буду по утрам слушать вместо сока на завтрак.)


Иногда бывало, что она не появлялась в Сети. Причина тому непременно находилась – убежала гулять с одноклассниками, загрузили с учебой, уехала в другой город к родственникам. И тогда ее не хватало, как воздуха, и я чувствовал сосущую пустоту внутри. Пытался чем-то заполнить ее, играл в онлайн-игры, пытался сочинять музыку, тексты, просто забыться сном. Но ничего не помогало. Конечно, были и другие существа в Интернете, которые желали со мной общаться. Но все они как-то сразу блекли на фоне Ирмы. И, если бы мне пришлось с ними разговаривать, я делал это неохотно и точно сквозь зубы.
Она была моим лекарством – от тоски, от одиночества, от депрессий. Бывало, что я приходил с работы никакой, в дурном настроении, расшвыривал по комнате вещи, играл на гитаре что-то совсем жесткое, не отвечал на звонки и сообщения друзей. Тогда я заходил в Интернет и смотрел на значок ее контакта, мигающий зеленым. И знал, что минут через семь-девять она непременно напишет: «Что, опять паршиво?». Не знаю, каким образом, но она всегда умудрялась угадывать мое настроение. Даже если я пытался его тщательно скрыть за количеством смайликов, Ирма все равно знала: что-то не так. Порой она просто-напросто спасала меня.
Много раз за время нашего общения я прокручивал в голове сценарий нашей встречи. Жила она совсем не близко, о чем мы оба не раз успели пожалеть – где-то под Питером, а точнее в абсолютно противоположной стороне от меня. Если смотреть по политической карте нашей страны, так вообще печально – через огромное количество ниточек-рек и точек-городов, через зеленые пятна равнин и синие капельки озер. Я обещал, что накоплю денег и непременно приеду, на что она отвечала, что я маюсь дурью, и лучше бы я потратил эти деньги на что-нибудь полезное, для себя. Я знал, что на ее месте ответил то же самое, и мне оставалось только мысленно разводить руками, снова и снова стуча намозоленными от струн пальцами по клавишам клавиатуры.
Гром разразился в середине ноября этого года. Она сразу выдала мне: мол, приезжаю через три недели, жди, готовь портвейн и колбасу. Помню, я был в шоке – несколько минут тупо глядел в монитор на ее никнейм в аське, затем пошел на кухню выпить воды, потом стал нервно ходить по комнате. Эмоции раздирали меня как полугодовалые щенки раздирают хозяйский ботинок. Она ждала моей реакции, а я не мог выдавить из себя ни слова. Однако я знал, что Ирма понимает, что со мной происходит, поэтому не торопит с ответом. Спустя некоторое время я пришел в себя, сделал себе чаю и принялся выяснять производственные вопросы: когда она приезжает, где взяла столько денег, где планирует жить, и как вообще на это смотрят ее родители. На это Ирма спокойно отвечала, что родители не против (все же она была совершеннолетняя и вполне самостоятельная), а все остальное – не мои проблемы. От меня требуется только встретить ее, Ирму, в нужное время в нужном месте и всячески развлекать в течение пяти дней. Как я ни бился, я не смог добиться от нее нужной информации. В конце концов, я махнул рукой.
Следующие три недели пронеслись неожиданно быстро. На работе загружали по уши, репетиции, сборы группы – я едва доползал до кровати и тут же вырубался. Думать о скорой встрече не было времени, в Интернет я стал выходить редко. Она все понимала, говорила, чтобы я не напрягался особо. Она всегда все понимала. Даже то, что не должна была по идее понимать. Но порой я чувствовал, что она скучает. Все же мне не хватало ее так же, как ей меня.

-___-


Она обещала прийти вечером, часам к шести. Я порывался проводить Ирму до ее загадочного места обитания, но она только улыбнулась и сказала, что прекрасно сама доберется, что все-таки N не Лас-Вегас, и тут невозможно заблудиться даже такому географическому кретину, как она. Я понимал, что лучше не спорить, но все же на сердце нехорошо скребнуло. Распрощавшись с ней до вечера, я вернулся домой. Жил я в небольшом пятиэтажном доме на втором этаже в двухкомнатной квартире. Мать уехала в другой город вместе с отчимом – там она и жила, и работала. Я видел ее редко: она считала, что человеку в двадцать один год пора уже жить самостоятельной жизнью. У нас вообще с ней были странные отношения, не говоря уже об отчиме – от него кроме «здравствуй», «угу» и «пока» я мало что слышал в свой адрес.
Оказавшись дома, я сделал тщетную попытку убраться в комнате, но вскоре осознал, насколько это бесполезно – по полу змеились провода от колонок, компьютера и звукоусилителя, повсюду были раскиданы вещи, записи, карандаши, книги. Не зная чем себя занять, я принялся наигрывать что-то невразумительное на гитаре, потом мне это надоело, и я запустил игру, но не смог пройти ни одного уровня. В результате, окончательно измаявшись, я лег на диван, застеленный клетчатым пледом, и стал смотреть в потолок, пока не уснул – сказалась беспокойная ночь, проведенная в дурацких мыслях и сомнениях.
Проснулся от звонка в дверь, который иголкой врезался в полусонное сознание. Ругаясь сквозь зубы и мало что соображая, я вскочил с кровати, принялся нашаривать тапки, но так и не нашел их. За это время я успел взглянуть на часы и понять, что время уже седьмой час, и это наверняка пришла Ирма. Вот олух, проспал весь день! Я наугад нашел в темноте штаны и вскочил в них, путаясь в пуговицах и «молнии». Пытаясь одновременно избавиться от грязной, в подтеках кетчупа, футболки, я нашел в шкафу чистую, натянул, как мне показалось, наизнанку и вывалился в коридор. Звонок не умолкал. Внезапно в голове пронеслась мысль, что это может быть не Ирма, а, допустим, та же Лена, по какой-нибудь нелепой причине вернувшаяся с учебы. Внутренне холодея, я дрожащими пальцами отворил дверь и мысленно выдохнул – на пороге стояла Ирма. За ее головой внушительно возвышалась гитара, в руках она держала по пакету. Капюшон и волосы намокли – видимо, на улице разразилась нешуточная метель. Все еще стоя на лестничной клетке, она тряхнула головой, избавляясь от снежинок, потоптала на коврике и, наконец, протиснулась в квартиру. Для этого ей пришлось встать боком, чтобы поместилась гитара. Но все равно она зацепилась за что-то корпусом, и гитара обиженно запела «баамммм!..». Ирма поморщилась, пробормотала:
- М-да. Вот так вот не надо было делать, да…
Она вручила мне пакеты – как оказалось, с едой. Весело фыркнула:
- У тебя ведь как всегда пожрать нечего?
Я вспомнил, что утром проглотил два бутерброда с прошлонедельным сливочным маслом, прислушался к согласно заурчавшему животу и кивнул на всякий случай два раза.
- Ну, я так и знала. Сейчас все будет, - пообещала она и ловко освободилась от гитары. Взвигнула «молния» на куртке, и она осталась в пушистом свитере с орнаментом из оленей и темно-синих джинсах, по покрою больше напоминающие мужские, нежели женские молодежные.
Я мысленно посоветовал себе не стоять как истукан и рванулся, было, взять у нее куртку, но мешали пакеты в руках. Она тем временем принялась смешно подпрыгивать, явно не дотягиваясь до крючка в гардеробе. Я положил пакеты на пол и принялся отвоевывать куртку. Завязалась смешная потасовка, в процессе которой Ирма попискивала и пыталась укусить меня за руки. Тем не менее, победа осталась за мной, и я с видом императора, выигравшего сражения, повесил куртку на крючок. Весело фыркая, раскрасневшаяся Ирма расшнуровала кеды и осталась стоять на полу в разноцветных носках. Спохватившись, я принялся искать тапочки в обувнице и, не поверите, нашел, правда, свои собственные – огромные клетчатые шлепанцы. Она еще больше развеселилась и сунула ноги в предложенную обувь. Громко шлепая подошвами, она прошла на кухню, а мне ничего не оставалось, как последовать за ней.
Вспыхнул свет, осветив маленькую кухню, большую часть которой занимал белый гигант-холодильник. К счастью, в выходные здесь была Лена, которая, ругаясь, прибралась на кухне и вымыла посуду, за что я поблагодарил ее, пожалуй, только в момент, когда привел сюда Ирму. Шурша пакетами, она разложила продукты и тут же запрягла меня резать колбасу и овощи.
- Пиццу делать будем, - сказала она, деловито размешивая тесто. – С помидорами, как ты любишь. У тебя соль есть хотя бы?..
Я протянул ей солонку.
 - Вот и мур.
Она принялась что-то рассказывать, по ходу дела раскатывая огромный блин для пиццы, намазывая его кетчупом, майонезом, а я резал колбасу мелко-мелко и думал только о том, что вот она, Ирма, живая, из плоти и крови сейчас у меня на кухне, и ей, кажется, плевать на то, что дома у меня беспорядок, что я небрит и помят после сна, и вообще она ведет себя как дома. Наверное, она и есть дома, подумалось вдруг, и от этого почему-то стало тепло внутри, если бы я выпил чашку ароматного чаю.
- Эй, прием! Ты меня вообще слушаешь? – она мазнула меня кетчупом по носу. Тут идиллию нарушила энергичная мелодия, рвущаяся из кармана ее джинс. Я тут же узнал исполнителя, и вспомнил, что сам же и показал ей эту песню. Метнувшись к раковине, Ирма сполоснула руки и вытащила мобильник.
- Да, пап! Все хорошо, я давно на месте!.. Что? Ну, да, конечно!.. Ага, тебе тоже!.. Пока.
Она захлопнула крышку мобильника и хитро посмотрела на меня.
- Тебе привет.
- Это тот самый папа, который ездит на мотоцикле, играет на контрабасе и разводит экзотических рыб? – спросил я с улыбкой. Минуту она молчала, а потом рассмеялась, и в кухне сразу стало чуточку светлее.
- Ага, тот самый! А ты помнишь!

О__о

Пицца была отправлена в духовку, со стола убрано, и мы отправились в мою комнату. Ирма оглядела компьютер, коробку звукоусилителя, уважительно потрогала пальцем электрогитару, разглядела стены, увешанные плакатами с изображением монстров из онлайн-игр и просто картинками с надписью типа: «Не учи меня жить, помоги материально!». Тут ее взгляд упал на джинсовую сумочку-футляр, из которой торчал тюбик с помадой и какой-то… крем, что ли? Я узнал Ленину косметичку и внутренне сжался. Однако Ирма лишь на секунду задержала взгляд, моргнула, видимо, что-то про себя смекнув, и ничего не сказала, отвлекшись. Я благодарно «оттаял», незаметно спрятав улику в ящик стола. Ирма всегда все понимала как надо.
Она опустилась на клетчатый диван, попросила сыграть что-нибудь. Я принялся отнекиваться.
- Пожалуйста, - попросила она и скорчила жалостливую моську. – Я же тоже для тебя играть буду, ну…
Я с деланной неохотой потянулся за гитарой, провел рукой по струнам и почувствовал, как внутри меня что-то отвечает только что родившемуся звуку.
- Только я к колонкам подключать не буду, а то соседи сбегутся. Они итак меня не жалуют…
- Давай, жги уже, - Ирма нетерпеливо заерзала на диване.
И тогда я «зажег», хотя пальцы от волнения соскальзывали, зажимали не те струны, и почему-то разболелись старые мозоли. Я играл и внутренне фыркал – так скверно у меня выходило. Однако она все равно пришла в восторг и показала большой палец, после чего с воплем рванула на кухню. Я понял, что пришло время, наконец, поужинать.
А потом мы ели пиццу, смотрели видео в Интернете, слушали музыку, смеялись и разговаривали на разные темы. И все было как всегда с той лишь разницей, что вот она, Ирма, рядом, на расстрасстоянии вытянутой руки, а вовсе не за несколько тысяч километров. Можно просто коснуться, можно даже обнять, прижать к себе, почувствовать сладкий запах, исходящий от волос и так замереть на долгое время. Но я боялся, что она воспримет это неправильно, оттолкнет, испугается, уйдет, и все будет разрушено. Хотя какая-то часть меня знала, что она как всегда поймет и не обидится. Но я все равно не делал ничего подобного.
Пару раз звонила Лена, но я не брал трубку – ничего, переживет. Тем более, что на тот момент мы с ней были в ссоре, и инициатором, виновником во всех бедах, был, конечно, я, потому что я «невыносим порою так, что хоть вешайся!». Потом, потом напишу ей или даже позвоню, извинюсь, только не сейчас…
Время давно перевалило за полночь, а Ирма только-только взяла в руки гитару. Помню, я был свидетелем неимоверной радости, когда ей купили ее на восемнадцать лет. Гитара тут же была запечатлена, а фотография прислана мне. Я похвалил фирму и цвет, хотя, если честно, мало что понимал в обычных акустических. И вот теперь я видел инструмент вживую, как, в прочем, и Ирму, видел ее силуэт на фоне включенной лампы, освещающей комнату в багрово-чайные тона, видел, как она опускает глаза на струны, как тонкие пальцы перебирают их, и к потолку летит перебор.
- Пою я так себе, сам знаешь, - пропускаю эту фразу мимо ушей.
- Играй, пожалуйста…
И она играла и пела что-то немного грустное, глядя перед собой, а внутри у меня все замирало, и я молил кого угодно, только не Бога (в которого не верил), чтобы время смерзлось, остановилось, остекленело, чтобы никогда не наступало утро, чтобы стрелки часов не двигались и навсегда замерли. Потому что хотел, чтобы так было всегда.
Когда она закончила и тихонько вздохнула, я, наконец, осмелел и коснулся ее руки, потом сжал пальцы. Она улыбалась, все еще глядя вниз, на струны.
- Ирма… - почему-то прошептал я, разглядывая родинку в уголке губ.
Она внезапно зевнула в кулак, мимоходом высвободила пальцы из моей ладони.
- Слушай, не сделаешь чайку? Ты умеешь, я знаю, - лукавая улыбка. Мне ничего не оставалось, как встать и отправиться на кухню. Когда я вернулся с дымящейся чашкой, она лежала на диване с закрытыми глазами, свернувшись клубочком и обнимая гитару. Поставив чашки на стол, я присел рядом на самый краешек, прислушиваясь к ее дыханию, зачем-то провел рукой по светлым волосам. Потом резко поднялся, накрыл ее клетчатым пледом, а сам ушел на кухню. Там я долго стоял у окна, глядя в постепенно сереющее небо, глотал обжигающий чай и все думал, думал…

>__<


Она приходила каждый вечер. Днем я все-таки работал, хотя все мысли были заняты только ею. Мне звонили знакомые, друзья, недоумевая, куда я «взял и делся». Звонила Лена несколько раз, интересовалась, как у меня дела, и в ее натянутом голосе я явственно слышал «когда же ты, наконец, извинишься?». Возможно, именно поэтому я не извинялся. Такая уж у меня была натура.
Я приходил с работы и ждал ее появления – так было и раньше, только теперь Ирма существовала не как запись в контактном листе, а как живой человек. Я читал книги, листал журналы, заваривал чай, просматривал новости на сайтах онлайн-игр, подыскивал себе ботинки мечты. А около семи тишина в квартире нарушалась звонком в дверь, звонким смехом, возней, и снова громко шлепали подошвы по полу, кипел чайник, попискивала микроволновка.
Как-то раз она принесла с собой загадочный пакетик из черной плотной бумаги. Как-то сразу прошла на кухню и поставила чайник, после чего развернула сверток и продемонстрировала мне россыпь черных листков, веточек, ягод. Я уловил волшебный аромат и даже глаза закрыл от удовольствия.
- Это тот самый чай, про который ты рассказывала?
- Тот самый. Я привезла еще пакет, будешь заваривать сам. Дело нехитрое…
И снова пел чайник, и гремели чашки, доставаемые из шкафа, и позвякивали ложечки. А я чувствовал вкус чая – чуть горьковатый, на языке он отдавал кислинкой, прокатывался по горлу теплой волной и уже на пути в желудок растекался сладкой истомой. От этого чая хотелось мурлыкать, что я и проделывал, отчего она смеялась и демонстративно почесывала меня за ухом.
Мы брали с собой этот сказочный чай, какую-то еду и уходили в мою комнату. Смотрели фильмы, которые нравились нам обоим, снова слушали музыку, говорили, и в разговорах наших то и дело звучало: «А помнишь, ты рассказывал?», «Ты говорила…», «Я помню, ты  писал…» и так далее. Казалось, мы знаем друг друга очень давно, и всегда были рядом, и на какой-то миг я даже поверил в это, и мне стало хорошо так, что хотелось смеяться, что я и делал, и она смеялась вместе со мной.
Приходило время, и она брала гитару в руки. Я любил слушать, как она играет, поет. Ее песни были о разном – о свободе, вечной любви, которой нет на самом деле, о тех, кто предает, ненавидит и умирает за другого. О далеких местах, которых на карте нет, об иных мирах, в которые никто не верит. И, пожалуй, немножко о ней самой – в каждом куплете я видел частичку Ирмы.
Иногда она засыпала прямо на диване, как в первый день. Иногда уходила, просила не провожать, и тогда я начинал нервничать и требовал, чтобы она звонила, как доберется. Каждый раз, когда она уходила, я поражался внезапной тишине, воцаряющейся в квартире. Становилось слышно, как тикают на кухне часы, которые давно надо было перевести, как шумит процессор компьютера, как трясется холодильник. Раньше я этого никогда не замечал.
Однажды она пришла грустная – это я сумел разглядеть в ее глазах, будто затуманенных немного. Грусть запряталась и в ее улыбку. Она хотела как обычно пройти на кухню, чтобы поставить чайник, но я поймал ее за руку и сжал запястья, глядя в глаза.
- Что стряслось?
Ирма снова улыбнулась, высвободила левую руку и зачем-то коснулась моей щеки, которая тут же почему-то вспыхнула от этого прикосновения.
- Как давно ты брился, скажи лучше?
Я нахмурился, мимоходом подумав, что побриться и впрямь не мешало бы. Но это на тот момент было совсем не важно.
- Не отходи от темы. Я же вижу: что-то не так.
Она отвела взгляд и уставилась в стену. Прошептала еле слышно, но я сумел различить:
- Совсем мы с тобой заигрались.
- Что?..
Ирма тряхнула головой и высвободила вторую руку, прошла на кухню и решительно поставила чайник. Повернулась ко мне, и голос ее мне совсем не понравился.
- Жизнь бьет по голове тапком реальности. Кое-кому пора возвращаться домой.
До меня не сразу дошел смысл этих слов, однако когда дошел, я принялся лихорадочно вспоминать. Какое сегодня число? Не одиннадцатое, нет? А день недели? Вторник? Вроде бы вторник. Или все-таки четверг?
- Когда?.. – только и вырвалось у меня.
Она помолчала, стряхнула с плеча невидимую пылинку и уронила:
- Завтра.

 Т__Т

Я знал, что в мире существует поистине много страшных слов. Но на тот момент ничего страшнее этого «завтра» для меня не было. На миг мне показалось, что я стою над пропастью и вот-вот сорвусь. Нет, нельзя допустить, есть же какой-то способ оставить, остановить… Задушенно, полушепотом:
- Не уезжай.
Ирма лишь грустно усмехнулась, и эта усмешка была ее ответом.
В тот вечер было на удивление тихо в квартире. Мы сидели на полу в комнате и пили чай, и просто смотрели друг на друга, и казалось, будто нам не надо слов, чтобы общаться. Нам они и раньше не были нужны.
Как назло, в тот вечер окончательно испортилась погода. В стекла бился ветер, швыряя горстями снег, низко завывая в водосточной трубе. Иногда шторы на окнах шевелились – это дуло в не заклеенные на зиму щели. Я подумал, что никуда не отпущу Ирму сегодня – замерзнет еще и простудится.
Она встала и привычно потянулась за гитарой. Заиграла что-то красивое, неузнаваемое, запела, хотя скорее заговорила нараспев:
- Знаешь, брат, так получается в жизни: люди встречаются порой только затем, чтобы проститься и встретиться снова. А потом опять разойтись. Жизнь каждого человека – своего рода железная дорога, и у каждого она, конечно своя. Просто иногда пути пересекаются, как линии в пространстве, и происходит нечто вроде вспышки. Или не происходит – смотря на какой точке пересеклись пути. Только ты не думай об этом, брат. Тебе итак есть о чем подумать, кроме этого. Ты еще встретишь того, кого суждено встретить, кто останется с тобой всегда, и эта метель, пожалуй, тому подтверждение. Того встретишь, кто протянет ладонь в любой дерьмовой ситуации, кто не кинет, а может, даже костьми ляжет за твою собачью шкуру… Я тебе это обещаю.
Неожиданно она замолкла на какой-то высокой ноте, и я вдруг в свете лампы заметил, что по щеке ее пролегла мокрая дорожка, только она, кажется, совсем этого не заметила. Тогда я раскинул руки и прошептал только одно:
- Ирма…
Она бережно положила гитару и подползла ко мне. Секунду поколебалась, будто спрашивая разрешения, и, наконец, крепко обняла, спрятав лицо на груди, как тогда, когда мы стояли на холодном ветру на автостанции. И я слышал, что она беззвучно плачет и шепчет что-то совсем невразумительное – о том, что мы все равно еще раз встретимся, что она готова отдать гитару за то, чтобы снова увидеться, и что я буду жить вечно, уж она об этом позаботится, и сама она никогда не умрет, и еще много-много всего, чего я уже не помню, но помню только, что ее слова выкручивали мне душу. Я почувствовал, что глаза начинает неумолимо чесаться, назвал себя «тряпкой» и «бабой» и принялся успокаивающе наглаживать Ирму по волосам, бормотать что-то глупое и утешительное. Вскоре это подействовало, и она, уставшая от слез, так и уснула у меня на руках.


Х__х

Я не слышал, как она ушла утром. Ночью я переложил ее на диван, чувствуя, какая она невесомая и хрупкая, а сам лег на кресле, отчего все кости потом ломило. Проснувшись, я позвонил Ирме на мобильный, но она не отвечала. Я рассчитывал встретиться с ней до отъезда. Однако телефон настойчиво молчал, не желая соединять меня с абонентом. Зарядка села у нее, что ли?
Немного злясь и нервничая, я заварил себе чаю – того самого, привезенного ею – и только тогда немного успокоился. Когда до ее отправления оставалось около получаса, я оделся и вышел из дому. Пряча лицо от колких снежинок, царапающих кожу, я пошел на автостанцию. Там как всегда горел свет, крутились лохматые собаки, кто-то с сумками бродил по платформе, пахло пирожками. Ирмы я нигде не наблюдал, зашел в здание зала ожидания, но и там не обнаружил ее. Снова начиная нервничать, я набрал ее номер, однако все тот же электронный голос в сотый раз подтвердил, что абонент не отвечает. В этот момент подошел автобус, который должен был по идее отвезти ее до другого города, в котором Ирма села бы на поезд и добралась до дома. Я надеялся, что она вот-вот подойдет, даже залез в салон и попросил водителя не уезжать раньше времени, на что тот буркнул в ответ что-то не очень вежливое. Прошло пять минут, десять, пятнадцать, а Ирмы все не было. Водитель высунулся из окна и, выпуская пар изо рта, крикнул:
- Э, парень! Ты едешь, или как?
- Сейчас, погодите… Девушка должна подойти… - пробормотал я, но водила только махнул рукой и, докурив сигарету, уехал, воняя бензином. Абсолютно ничего не понимая, я поплелся обратно домой. В голове роились недоуменные мысли. Может, она решила еще задержаться? Тогда почему она мне ничего не сказала?
Ноги почему-то завели меня в продуктовый магазин, и я понял, что с утра пил только чай, и надо бы купить что-нибудь поесть. На кассе сидела давняя знакомая моей мамы, а, стало быть, и моя – Катерина Анатольевна, миловидная женщина лет пятидесяти, очень впечатлительная и разговорчивая. Рядом с ней стояла другая женщина, помоложе. Они о чем-то оживленно беседовали, покачивали головами, в их глазах я заметил как будто бы даже слезы. Вторая женщина то и дело прикладывала к губам платок. Я вывалил на ленту кассы нехитрую снедь, которую собирался купить, и кашлянул.
- Здрасьте, Катерина Анатольевна.
- Ох, Максим, здравствуй-здравствуй. Горе-то какое случилось, не слыхал?
- Горе? – я оторвался от созерцания ярких упаковок от шоколадок. – Что за горе?
Внутри что-то нехорошо застучало, забилось, но я велел себе не паниковать раньше времени.
- Девчонка приезжая, чуть помладше тебя, в Беловодке утонула! – женщина аж привстала со стула, схватившись за сердце. Однако я заметил, что она с удовольствием делится со мной шокирующей новостью. До чего некоторые люди любят делиться подобными новостями, подумалось мне. Другая женщина с платком закивала, полностью подтверждая слова кассирши. Тут только до меня, пожалуй, дошел весь смысл ее слов. Кипучая волна внутри готова была вырваться из горла, переходя в крик, я физически почувствовал, как зашевелились на голове волосы.
«Нет, нет, не торопись, это может еще не она, идиотское совпадение».
- Что за девчонка? – я заставил себя это сказать спокойным голосом.
- А Бог знает, говорю же – приезжая! Снимала комнату у Богданыча, сапожника местного – ух и скверный характер у этого старикана! Жадный как паук, а пенсия-то побольше моей будет…
- Вы мне лучше поподробнее про девушку эту, - история безызвестного Богданыча была мне совсем не интересна.
- Да вот же она, в газете, - внезапно «оттаяла» женщина с платком и сунула мне какую-то местную газету в пять страниц. В глаза бросились серые глаза, светлая пушистая челка, родинка в уголке губ. Я свернул газету в трубку и сунул за пазуху, расплатился, не слушая уже никого, сунул продукты в пакет и вышел из магазина.
Я шел и недоумевал, как у Ирмы хватило ума отколоть такую глупую шутку с фотографией в газете. Я, конечно, любил посмеяться, но это уж слишком, увольте. Или это своего рода проверка – как я поведу себя в данной ситуации?
Тут меня как будто осенило. Я вернулся в магазин и расспросил женщин, где живет этот самый Богданыч. Оказалось, что недалеко – в двух кварталах. Подгоняя себя, я дошел до нужного места, срезая где можно. Внутри меня распирала злость на Ирму, посмевшую так жестоко подшутить надо мной. Однако стоило мне выйти на нужную улицу, как от злобы не осталось и следа – возле нужного мне подъезда стояли две полицейские машины, подсвечивая мигалками. Четверо людей в форме стояли у двери и курили, выпуская струйки дыма в морозный воздух.
Я поспешил к ним. Внутри снова что-то начало пульсировать, собирая выплеснуться наружу. От полицейских не укрылось мое появление, они обернулись и ждали, пока я подойду поближе и скажу, что мне вообще от них надо. А надо мне было знать, что вообще тут происходит, к чертовой матери.
- Девчонка утонула, не местная. В Беловодке, - сплюнув в снег, пояснил один. – Ты что, парень, газет не читаешь? Поутру ее рыбаки нашли, перепугались, нам позвонили. Беловодка-то никогда не замерзает, сам знаешь, коли тутошний. Ну, ее на льдину-то и выбросило, мертвую уже. У местных бабок выяснили, что она комнату у дядьки-сапожника снимала, ну и приехали к нему, расспросить, что да как. Только по ходу не хрена он нам не скажет, да и никто не знает, чего ради она в реку-то бросилась… Вот не понимаю я, мужики, таких вот – вроде и молодая, и не уродина, все есть, а чего ради топиться-то?.. А ты кто ей, парень, будешь?
- Имя… - только и просипел я.
Он назвал, и больше я его не слышал уже. Как добрел до дома, не помню. Пришел почему-то без продуктов – видимо, уронил пакет в снег по дороге. Квартира встретила меня гробовым молчанием. Не тикали часы, не шумел компьютер, затих холодильник. Все в этом мире потеряло смысл, стерлось, умерло… Вместе с ней, пожалуй.
Помню, что долго сидел на полу и тупо смотрел в стену. Кричать уже не мог – сел голос. К вечеру началось нечто вроде галлюцинаций – казалось, она вот-вот войдет в комнату, я слышал ее смех с кухни, шлепанье подошв по квартире, гитарный перебор. Чувствуя, что схожу с ума, я оделся и выбежал на улицу, завернул в ближайший ночной магазин и купил водки. Вернувшись в квартиру, я сел на кухне за стол. Взгляд упал на пакет из плотной черной бумаги. Чай… Тот самый чай.
Пил водку я долго и много, и чувствовал, как постепенно становится легче. Мне даже удалось внушить себе самому, что ничего не было – от начала до конца, что все глупость, придумано, и что стоит только набрать ее номер, как в трубке послышаться знакомое: «Да?!», и снова ее смех будет звучать в ушах. Я даже несколько раз тянулся к телефону, но что-то меня останавливало. В конце концов, устав от внутренних метаний, я отключился.

*___*

Весь следующий день я провалялся в постели в бреду, чувствуя, как лоб становится раскаленным, как пунцовеют щеки. Перед глазами плыли черные пятна в оранжевой дымке, хотелось пить, но не было сил встать с кровати. Так прошел весь день и вечер, ночью я заставил себя встать с кровати и набрать номер дежурной.
Мне ответил усталый женский голос. А я своего голоса даже не узнал.
- Скажите, пожалуйста… Я звоню узнать насчет девушки, что утонула…
Я назвал фамилию. Женщина в трубке фыркнула.
- Вчера тело уже увезли. Отец покойной срочно приехал в Y – забрать и похоронить по-человечески. А вы ей кто будете?
Я швырнул трубку обратно на рычаги. В голове пульсировала температура. Хуже быть уже, пожалуй, не могло. В ушах шумело, но сквозь шум я расслышал знакомые нотки:
- Ты будешь жить вечно, слышишь… Уж я об этом позабочусь. Потому что сама хрен умру когда-нибудь…
Я ударил кулаком по стене, рассадив костяшки пальцев. Почему-то сквозь зубы вырвалось:
- Дура!
Набрать воздуха в легкие, да так, чтобы весь мир слышал, и крик – осколками, до потолка, в окно, в метель:
- ДУРА! Зачем ты это сделала?!..
Крик подхватили собаки, залаяли, забеспокоились. Я снова услышал голос, в бреду будто бы даже ощутил прикосновения к щеке – как в тот вечер.
- Тише, тише, глупый, ну… Все хорошо, все нормально будет, ведь я же здесь. Ты мне скажи: мур? Нет, ну мур?
- Мур, - шептал я, хватая горячими ладонями нечто в воздухе. Так и заснул, забывшись беспокойным сном, а утром меня уже растолкала испуганная Лена, которая приехала раньше обычного.
- Что стряслось? – тормошила она меня. Я отнекивался, говорил, что заболел, но в то же время был ей бесконечно благодарен, что она здесь, со мной, иначе я бы совсем сошел с ума. Я позвонил на работу и взял больничный, Ленка таскала мне таблетки пачками – видимо, уже совсем забыла про все глупые ссоры. Я провалялся в постели три дня, глядя в потолок и периодически погружаясь в полуобморок, и тогда она садилась рядом и брала меня за руки, а мне казалось, что это Ирма гладит мои горячие пальцы прохладной ладонью.
На четвертый вечер я встал с кровати и доплелся до кухни. Лена сидела за столом, погрузившись в книгу. Когда я пришел, она вскинула на меня лицо в квадратных очках, обеспокоенно поднялась.
- Ты чего вскочил? Лежи, тебе покой нужен.
Я только махнул рукой, открыл шкафчик, нашарил сигареты и задымил, закашлялся. Ленка округлила глаза.
- Ты чего этого? Два года же уже как не куришь!
- Надо же когда-то начинать, - горько усмехнулся я. Девушка непонимающе пожала плечами, затем повернулась к микроволновке, чем-то зашуршала.
- Слушай, я тут чай нашла… Откуда? Вкусный такой, ароматный! У нас в городе вроде не продают такой. Где взял?
Сигарета в пальцах сломалась, я обжегся и выругался сквозь зубы.
- Да так… Привезли… Знакомая… - только и смог выдавить я. Ленка с подозрением покосилась на меня, но расспрашивать дальше не стала.
- Тебе заварить?
- Нет, спасибо. Хочешь, сама пей.
Я швырнул сигарету в помойное ведро и вышел с кухни. В глазах дрожали слезы – от того, что обжегся? Я вернулся в свою комнату и включил компьютер, чего не делал уже давно. Обозвал себя мазохистом – знал же, что все в Интернете будет напоминать о ней, и красный значок в аське, и страничка в соцсети, где наверняка уже кто-нибудь написал ей: «Любим, помним, скорбим…».
- К черту, - фыркнул я, запуская программу ICQ. – Надо как-то жить дальше.
И тотчас хлынули желтые квадратики сообщений – это те, с кем я общался обычно, недоумевали, куда это я провалился. Против воли я искал среди прочих сообщение от Ирмы, не понимая, насколько это нелепо. Кому-то ответил, кого-то проигнорировал. Отыскал нужную аудиозапись, включил, откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
Позади послышались шаги. Я обернулся так резко, что Лена вздрогнула, и ложечка в чашке в ее руках обиженно звякнула.
- Я таки заварила тебе, сейчас как раз надо…
Я внезапно поймал ее ладонь и приложил к своей щеке.
- Слушай, Лен. Ты прости меня, - сказал я. Ленка опешила, но я уже отвернулся к монитору компьютера. Не слышал, как она ушла.
Внезапно что-то мелькнуло на мониторе, и на миг мне показалось, что у меня снова помутился рассудок. В правом нижнем углу мигал крохотный значок сообщения, наведя на который мышкой, я прочел: «1 сообщение от Irma».
- Какого?.. – только и смог выдохнуть я и, разозлившись неизвестно чему, кликнул на «прочесть».

Irma [22/12/** 00:11:51] Ну что, паршиво сегодня, да?

Я наотмашь ударил себя по щеке, но сообщение никуда не делось, только в ушах зазвенело. Какая-то дурацкая шутка, кто-то пишет мне от ее имени. Но откуда, откуда он знает? Прочитал историю сообщений?
Вне себя, я быстро напечатал:

Ma}{imum [22/12/** 00:18:00] Ты кто есть?
Irma [22/12/** 00:19:01]Ну, здрасьте-приехали, уже своих не узнают((
Ma}{imum [22/12/** 00:19:11] Я серьезно!
Irma [22/12/** 00:19:45] И я серьезно. Хочешь заново познакомиться? Валяй. Вот вас как зовут, мил человек?
Ma}{imum [22/12/** 00:20:04]Кончай придуриваться! Я спрашиваю: кто ты, и как взломал этот логин?
Irma [22/12/** 00:21:13] Слушай, ты странный какой-то. Ирма я, ну, мур же, человече!

Я молчал несколько минут, не веря, все еще боясь поверить в чудо. Кто бы ни был этот человек, укравший пароль от ее аськи, он изъяснялся как Ирма. И тогда, прикусив губы чуть ли не до крови, я напечатал:
Ma}{imum [22/12/** 00:28:23] Ирма умерла.
После этого пришло одно-единственное сообщение:
Irma [22/12/** 00:29:44]Разве я умерла для тебя?
Сердце пропустило два такта и снова забилось, отдаваясь в ушах. Ту-дум. Ту-дум. Ту-дум.
Ma}{imum [22/12/** 00:34:21]То есть, ты не умерла, хочешь сказать? О.о
Машинально набрал этот дурацкий смайлик. Однако он как никогда выражал мои эмоции на тот момент.
Irma [22/12/** 00:35:17] Нет, конечно, глупый. Это какая-то ошибка. Ведь я же сказала: мы с тобой никогда не умрем.
И тогда выжигающая пустота, которая пожирала меня изнутри за последнее время, наконец, пропала и заполнилась чем-то светлым, воздушным. Я сидел у монитора и улыбался как идиот, а по небритым щекам, путаясь в щетине, текло что-то горячее, соленое, смешиваясь с кровью от прокушенных губ.
Ma}{imum [22/12/** 00:35:06] Я знал это. С самого начала знал, что это ошибка.
Irma [22/12/** 00:35:24] Конечно, ошибка.)
Ma}{imum [22/12/** 00:35:35] Я тебе тогда позвоню прямо сейчас!
Я кинулся к телефону, дрожащими, прыгающими пальцами набрал номер, но…
- Извините, номер заблокирован.
- Что за?..
Недоумевая, я вернулся к компьютеру. Там уже мигало сообщение.
Irma [22/12/** 00:36:01]Эм… Не стоит этого делать, ибо бессмысленно. Я телефон где-то в поезде посеяла, вот сим-карту и заблокировала, а то будут еще звонить всяким бякам нехорошим.) Я тебе потом новый номер скажу, ок?
Я поколебался секунду, подозревая фальшь в ее словах, но решил все-таки поверить.
Ma}{imum [22/12/** 00:37:54]Ок.
Irma [22/12/** 00:38:09] Вот и мяу. Мяу ведь?
Ma}[imum [22/12/** 00:38:24] Мяу…
Я снова отбивал по клавишам знакомый ритм, набирая все новые и новые сообщения. Снова чувствовал ее рядом, слышал ее голос и смех, пусть даже за несколько тысяч километров отсюда. И знал, что все будет по-прежнему, как всегда. Как всегда и навсегда. Потому что она обещала мне, что никогда не умрет. И это правильно, ведь Ангелы никогда не умирают.


К@нец