На окушка

Ноябрьское слякотное утро. Дождь и темень. Только изредка мелькает свет фар  проносящихся по шоссе автомашин. Я с товарищем в часе езды от дома на пустынной стоянке у стен старинного храма. Ждём рассвета, томимся  неопределённостью и надеемся, что кто-нибудь из рыбаков вот-вот подъедет и покажет, где же заветный карьер с окунями. Уже около девяти, а подъезжают только некамуфлированные люди, наверное, к утренней службе. Как-то неловко приставать к ним с расспросами. Медленно тянется время. Кажется, что  рассвет  сегодня не запланирован.

Сквозь редеющие сумерки замечаем, что у ворот храма останавливается легковушка, водитель открывает ворота. «Значит местный!» Выскакиваю из автомашины товарища, подбегаю и спрашиваю у человека, куда же нам заблудшим податься. Водитель – молодой парень провожает меня  вдоль «монастырской»  стены к откосу, с которого открывается захватывающая дух панорама раскинувшегося внизу карьера. «Правильно, что в темноте не пошли искать пруд!» - думаю я, окидывая взглядом рукотворный котлован, который вплотную подобрался к церковному подворью, и без того расположенному на возвышенности. «Коммуняки!» - почему-то проносится мысль. Наш водоёмчик с заждавшимися окунями где-то за этим огромным царством.

«Жизнь-то, налаживается!» - читается в наших глазах. Наверное, не будь в руках рыбацких ящиков, ледобура и пешни, руки  бы дрожали от нетерпения и перевозбуждения, как у заправских алкоголиков. Медленно и осторожно, бочком,  спускаемся по крутому заснеженному откосу. Кажется, что внизу сплошная рыжая, пробивающаяся через остатки таявшего снега, непролазная и всепоглощающая глина. Но это песок. Он кругом! Вдоль склона, подыскивая тропки почище, наконец, подходим к водоёму. «Слава богу! Есть лёд!» По законам жанра его могло и вовсе не быть. «Знаем! Проходили!»

У противоположного, поросшего реденькими берёзками берега, в сотне метров от нас на сером льду кучкуются конкуренты из числа местных. Это видно по снаряжению – мелькают «противоатомные» плащи и бахилы. Вчерашний день! Приятель осторожно ступает на ещё непроверенный лёд и, неспешно простукивая его пешнёй, почти до конца пересекает  пруд. Я семеню следом. Судя по всему, лёд достаточно крепкий, но скопившаяся на нём  дождевая вода, лихорадочно отсвечивая, уверенности первопроходцам не добавляет. «Хорошо, что не каждый день так тренируемся!»

Выбрали местечко у островка, щедро усыпанное лунками местным аборигеном – рослым дедом со старообрядческой бородой, флотской чёрной шапкой с кожаным верхом и  чем-то ещё. Я стал вспоминать: «Где же моя такая замечательная шапка?!» Тем временем напарник, как истинный штурман, следуя тезису известного адмирала о том, что лучший способ определения места корабля в море – опрос местных жителей, снимал показания с нашего соседа. Тот, наверное, любитель поговорить или просто откровенно скучал  - подробно нам всё обрисовал: на этом водоёме мелкий окушок, на соседнем карьере – крупный и много другой рыбы, но там лёд  ещё трещит.

«А мне и здесь нравится!» - отмечаю, так как весь водоём словно на ладони. «Если убрать кое-где встречающийся мусор, оставленный любителями природы, выровнять стенки карьера, дать вырасти траве и кустам на береговых залысинах, то через несколько лет здесь  будет просто душевное местечко!» - думаю  под шум вращающегося ледобура. Оглядываюсь на   храм и с божьей помощью на безмотылку, почти сразу, вытягиваю на лёд первого окушка размером никак не меньше стандартного сенежского, которого мы ловим столько лет, сколько помним свою компанию. «А что ещё рыбаку надо?!» - заключаю я, заранее готовый к тому, что крупнее рыбы не будет.

«Это тебе не молодых крокодилов ловить!» - гордо показываю я ещё неснятую с мормышки добычу рядом расположившемуся товарищу. Эта фраза – моя домашняя заготовка, можно сказать. Приятель осенью безнадёжно ушёл в отрыв в спорт высоких достижений, найдя в моё отсутствие щучье место и поймав за сезон полтора десятка приличных щук, самая большая из которых весила пять с половиною килограмм и в холке достигала девяноста четырёх сантиметров. Это подтверждалось средствами объективного контроля: на фотографии мой довольный товарищ торжественно, как при награждении орденом, стоял с согнутыми в локтях, как у автопогрузчика, руками, на которых возлежала на удивление широкая пёстрая щука неимоверных  размеров, приправленная как петрушкой прядью водорослей. «Эх! Пропал человек для нашего окунёвого дела!» - ещё тогда с грустью подумалось мне.

«Благодать!» - изредка с надеждой поглядывая на купола и подозрительно боковым зрением на скромно передвигающихся в нашу сторону конкурентов, думаю я, вытаскивая, одного за другим,  стандартных  бойких окушков. Тут, вдруг, что-то взревёт, как на танковом полигоне: рыжего цвета экскаваторы и грузовики начали работу. «Карьер действующий. Значит не братья-коммунисты здесь всё разворошили!» - пронеслась, ударилась о блестящий лёд и где-то скрылась в березняке вялая мысль.

 А мелкий дождь всё идёт и идёт. «Попали!» - протяжно произносит приятель, намекая на отвратительную погоду. «Это было заранее известно!» - отвечаю я, почему-то оправдываясь. Моя новая необкатанная и, видать, плохо обмытая обувь импортного производства, которая, по словам продавца, должна отлично «работать» даже  при минус ста градусах, при плюс двух бессовестно скользит по мокрому гладкому льду. В целом, жить можно: снаряжение не мокнет, мотыля в коробке, чая в термосе и дежурных бутербродов в пакете достаточно, а главное – рыбка-то худо-бедно поклёвывает!

Мой товарищ, «забуревший», как он сам говорит, на щуках, показно бухтит, что калибр добычи его не устраивает и что он ничего больше слышать не желает о мелкой рыбе. Он упрямо гоняет балансир и лишь несколькими часами  позже переходит на мормышку. «Да! Крокодилы здесь не водятся!» - думаю я, вспоминая, что на самом деле приятель по чужой наводке вёл меня на второй карьер, где окуни, страшно сказать, размером до полукилограмма. «Всё впереди!»

Пытаюсь в серых сумерках так и непроснувшегося дня понять по глазам приятеля шутит он или нет. «Вдруг на самом деле решит переехать на другой водоём!» Так я и не понял ничего! Ещё он сказал, наверное, чтобы подразнить меня, что, как приедет домой, так достанет из холодильника голову  щуки, которая не входит в кастрюлю…А местные мужички числом около шести, тем временем,  нас уже вежливо обсверливают. «Почти как на Ладоге сто лет назад!» Клёв незаметно затих. Меняем снасти, лунки и приемы ловли. Моряк-старовер по-английски давно ушёл в сторону грохочущей техники, а через  час и остальные местные рыбаки растворились в серой пелене. Только мы вдвоём, да пара, наверное, таких же приезжих мужиков, маячим на льду то здесь, то там.

Жмусь с новыми лунками к островку и  чужие иногда проверяю. Несколько хвостов вылетают на лёд и снова наступает долгое затишье. Вода в лунке на мелком месте чистая-чистая, иногда в толще  видны спины ещё непойманных полосатиков. Частые взгляды на храм клёву уже не помогают. Экскаваторы и  те замолкают, наверное, из солидарности с местной рыбёхой.  Лишь дождь безмолвно бубнит по лужам на льду, словно выпроваживая нас.

 Немного погодя, по своим следам мы отправляемся в обратный путь: сначала через лёд, затем через карьер и крутой откос. Несмотря на надоевший дождь, доезжаем до дома довольно быстро. Добытый по первому льду килограмм окушков с порога  завещаю кошке, которая с этого момента становится  на удивление разговорчивой и покладистой:  их надо ещё сварить!  Хотя за весь субботний день солнце так ни разу и не проклюнулось, глядя на себя в зеркале,  отмечаю румянец на щеках. "Значит рыбалка удалась!"


Фото Александра Васильева