Ара

                Ара


     - Господин учитель, а у вас была жена?
     - Нет, милые мои, ни женой, ни детьми так и не обзавёлся.
     - А вы любили кого-нибудь?
     - О да! Я и сейчас люблю её и жду её возвращения!
     - Загадочно!
     - Как чудесно вы сказали! Господин учитель, расскажите нам о своей любви, если это не тайна, которую вы обязаны хранить.
     - Происхождение моей любви для меня самого тайна, разгадку которой я жду до сих пор. Каждое утро я начинаю и каждый вечер заканчиваю молитвой-просьбой о встрече со своей любовью. Многие ночи простоял я под звёздным небом с терпеливым ожиданием, и надежда во мне не угасает. Мне каждый день кажется, что именно сегодня я непременно увижу её. И так многие годы.
     - Как интересно!
     - Расскажите!
     - Расскажите!
     - Ну, в таком случае, дети мои, наберитесь терпения и слушайте.

     -Мне было в ту пору столько же, сколько и вам сейчас: одиннадцать лет от роду. Жил я в живописном уголке Екатеринбурга Уктусе на берегу Исети. С двух сторон – уктусские горы, покрытые хвойным лесом. В центре Уктуса – церковь голубая, радостная.
     Предпоследний день каникул. Вы же знаете, что последние дни каникул хочется провести по-особенному. Мы договорились с приятелем Жоркой в предпоследнюю ночь спать у него на сеновале. Меня бабушка отпустила, а его родители не возражали. С утра и целый день я помогал бабушке связывать пучки из огородной снеди на воскресный базар. Дедушке помог мусор убрать во дворе. Поел и отправился к Жорке.
     Жил он на противоположном склоне горы Преображенской, на краю спускающегося соснового леса, в старинном бревенчатом доме. Дом окружён постройками, образующими замкнутый просторный двор с каменистым полом. Сеновал располагался над коровником и конюшней. Во двор с сеновала выходил балкончик для приёма сена. На балкончик вела скрипучая деревянная лестница с резными перилами. Мы уже не раз ночевали на сеновале. Обычно, лёжа на сене, мы любили наблюдать за огненными лучами заходящего солнца, проникающими сквозь щели дощатой стенки, и за сказочно-изменчивыми солнечными зайчиками на противоположной стенке. А ночью в щелях посверкивали звёздочки, чернели висящие на верёвке валенки, пучки трав, корзинки. Причудливо переплетались тени. Что-то постукивало, шептало, ухало и угрожающе скрипело. А мы слушали, прижавшись друг к другу и усиливали ночную жуть байками.

     Я поднялся на гору, огибая дремучие валуны и сразу очутился в тёмном, мшистом, холодном лесу. В далеке золотились сосны, а за ними голубел просвет. Я вышел на золотисто-зелёную поляну с жёлтыми, голубыми и фиолетовыми цветами. Из леса робко выступал папоротник. В нём прятались лисички. Я лёг на траву и стал смотреть на кроны деревьев. Наверху сосны  телесного цвета. Их ветки, как руки, плавно изгибаясь и покачиваясь, тянулись друг к дружке, нежно касаясь лапником… Настоящий хоровод исполинов! Моё существо наполнялось ароматами трав, порхающими бабочками и небом. Я ощутил приятную слабость и быстро нарастающую лёгкость. В голове зазернилось, закружилось и зашумело. Потом мне стало необыкновенно легко, а вокруг всё смолкло. Не слышно птиц, шума ветра и других сладостных звуков леса.

     Проснулся от озноба и рези в глазах от яркого света. Не могу поднять веки и встать не в силах. Было странное ощущение небыкновенной лёгкости и, в то же время, не мог поднять ни руки, ни ноги. Я весь как будто был наполнен внизу свинцом, а наверху – светом. Я хорошо осознавал, что я проснулся, но, что со мною происходит, понять не мог. Так я лежал, пока ясно не ощутил, что свет во мне гаснет, и тело наливается тяжестью. Я с трудом приоткрыл веки. В моих глазах было расплывчатое пятно того света, который во мне, а вокруг него темнота. Закрыл веки – пятно осталось, а темнота запылала красным светом.
     Мгновенно мелькнуло в сознании, что я ослеп. Меня охватил ужас! В оцепенении я лежал ещё какое-то время, ощущая угасание во мне света и нарастание тяжести. Как после тяжёлой работы нестерпимо хотелось скорее лечь, отдохнуть, но я и так лежал. Лежал и боялся снова открыть глаза: вдруг я действительно ослеп?!
     Наконец, приоткрыл веки и увидел чёрные, качающиеся силуэты сосен, мерцающие звёзды. Охватила радость: Я вижу! Но почему так темно и причём тут звёзды? Постепенно я осознал, что я в лесу.., один.., ночь…. Мне стало страшно. Но почему ночь?. Я только чуть-чуть прилёг… - и уже ночь! Мелькнула мысль о конце света.
     Меня бил озноб. В глазах слабое пятно света ещё мешало разглядывать окружающее. Преодолевая тяжесть и усталость, я встал, тяжело дошагал до первого дерева и, вцепившись в него, стоял, соображая о случившемся. Наверное долго я простоял так, потому что начало светать. Чем светлее становилось, тем прозрачнее был свет во мне и пятно в глазах, и увереннее я стоял на ногах. Наконец, совсем рассвело. У меня восстановились силы, и я ясно, без помех видел всё вокруг и слышал привычные, родные, прелестные звуки леса. Было странное ощущение встречи с родным местом, как после длительного отсутствия. Прошли страхи. Мне стало тепло. Я потрогал себя, попрыгал, сделал лёгкие упражнения, но тревога и непонятное на душе всё равно остались.
     Надо идти домой. Сделал шаг, другой и вдруг что-то блеснуло под ногой. Отодвинув ногу, я увидел блестящий предмет в траве. Наклонился… Намереваясь взять его, протянул руку. Предмет неожиданно повис над травой и, как к магниту,  прилип к моей ладони. Разглядывая, не сразу смог понять, что это я подобрал. Похож на знак в виде треугольника со светящимися звёздочками на углах. В треугольник вписан круг, в круг - квадрат, а в квадрате – что-то похожее на чёрный зрачок глаза, в котором я насчитал семь мерцающих крохотных звёздочек, напоминающих созвездие на небе. Я повернул ладонь вниз, знак держался, не падал. Я легко снял его другой рукой и положил в карман штанов. Радость и непонимание смешались в голове и родили предчувствие предстоящих таинственных событий.

     Дома меня встретила бабушка, вся в слезах. Схватила меня, прижала к своей тёплой груди и гладила меня добрыми шершавыми руками. Рядом стояла Жоркина мать. Она со своей поклажей зашла за моей бабушкой, чтобы вместе ехать на базар. На бабушкин вопрос обо мне она удивлённо сообщила, что я к ним не приходил. Я представил, что после этого началось!
     - Где ты был, родненький мой? Где же ты ночевал?
     - Я встретил Гошу Леонтьева и заночевал у него, - решил я соврать. Говорить о том, что со мной приключилось, нельзя: во-первых - разволнуются, во-вторых – не поверят и в третьих – я боялся расстаться со знаком: в нём моя личная тайна.
     - Странно! Я только что встретил отца Гоши. Он ничего не говорил мне про тебя. Где ты был? Почему лжёшь? Ты же знаешь, что я не терплю, когда мне лгут! – дедушка на всякий случай всё же успел стегануть меня ремнём со слабой надеждой добиться от меня правды.
     Но он знал, что я упрямый, и ремень не поможет. Обычно он в таких случаях заканчивал: «Придёт время, сам обо всём расскажет».
Так оно всегда и было.
     День прошёл под зорким взглядом бабушки. Завтра в школу…


     Прозвенел первый звонок в этом году. Вошла учительница географии Лидия Николаевна и быстро всех угомонила. Её боялись: суровая женщина, и судьба её трагичная, но про это в другой раз. Только все затихли, неожиданно открылась дверь класса. На пороге появилась девочка, а сзади директор школы поддерживала её за плечо.
     - Дети, с вами будет учиться новая ученица! Познакомьтесь с ней, пожалуйста, - Ара. Будьте с ней доброжелательны и терпеливы. Лидия Николаевна, посадите её на переднюю парту. После урока я прошу зайти ко мне. Ну, всего тебе хорошего! Директор нежно подтолкнула девочку к первой парте и удалилась.
     Ара была некрасивая на лицо, но сразу бросились в глаза две её особенности: идеально спортивная фигурка и необыкновенно умные глаза. Это почувствовали все, потому что никто не издал ни звука, а Лидия Николаевна сменила привычную суровость на откровенное любопытство. Девочка уверенным шагом прошла сзади учительского стола и села за указанную ей парту, рядом со мной, ни на кого не глядя. Но на меня она взглянула. Мне показалось, что она на меня посмотрела, как на давнего друга, по доброму, ободряюще и даже как будто бы кивнула в знак приветствия. Я сразу почувствовал к ней не только симпатию, но и доверие. Заколотилось сердце, опять слегка зазернилось в голове, но сразу же всё прошло, как только она отвернулась от меня в сторону учительницы.
     Ара училась не так, как мы все. Учителя, видимо, были предупреждены директором о её особенностях и, поэтому, относились к ней с пониманием. Она ничего не записывала, а только рисовала. Рисовала диктанты, карты по географии, животных по зоологии и даже условия задачи по математике. Делала она это так: очень быстро наносила на странице тетради ровные квадраты и заполняла их рисунком. Изображения предметов были стилизованные, но понятные. Если какие-то изображения предметов повторялись, то они были идеально одинаковые. На уроках математики, например, пока мы пыхтели с решением задач и мучительно соображали, глядя в потолок, девочка рисовала легко и быстро всё, что происходило в самой задаче и вслух говорила ответ. На вопросы учителей она отвечала только стихами, образными и красивыми, - по всем предметам.
     Она любила рисовать нас в различных состояниях. Гротескно изображала гнев, смех, радость, огорчения. Особенно забавны были изображения наших желаний. Рисунки выполняла одной непрерывной линией, начиная и заканчивая в одной и той же точке.
     Нарисует, покажет, порвёт и выбросит. Это нас огорчало. Но один рисунок Ара не порвала, а подарила мне. В момент дарения у меня пронеслось в голове: «сохрани, не показывай, смотри и пойми». Я взглянул на рисунок. На нём изображены две крабовидные фигуры, парящие в пространстве. Навстречу им из маленького кружочка шли линии, огибающие существа, и далее, плавно изгибаясь, расходились, многократно пересекались и заканчивались звёздочками. Я насчитал семь звёздочек. У меня нехорошо шевельнулось в мозгу. Моментально захотелось сравнить расположение этих звёздочек и тех, что на знаке. Я невольно сунул руку в карман, где он покоился, но вовремя опомнился. Я незаметно сбросил с ладони прилипший знак и увидел, что Ара взглянула на меня так, как будто всё поняла. Я покраснел.
     Ара отвернулась, задумчиво посмотрела в окно. Глаза её - такие же голубые, как небо за окном. Когда она смотрела на меня, у неё глаза были тёмно-карие. Я стал наблюдать за ней и обнаружил, что цвет глаз её менялся в зависимости от того, на что она обращала внимание. Глаза-хамелеоны – это и чудесно и странно!

     Прошло три дня сплошных удивлений и изумлений. Ара развлекала нас всех своей необычностью, но сама была одинока: девчонки не принимали её в свою компанию, шептались при ней, хихикали, а мальчишки откровенно трусили общаться с ней. Они не выдерживали силу её ума. Кроме того, всех подавляла способность Ары всё излагать красиво и точно, да ещё в стихах, при этом не задумываясь и никогда не сбиваясь.
     После её ответов на уроках мы чувствовали себя совершенно никчёмными, пустыми. Из-за этого ещё больше волновались, плохо отвечали на уроках. Среди учителей началось недовольство: успеваемость катастрофически падала. Воздух наполнялся конфликтом…

     Я сидел дома и тайком рассматривал Арин рисунок, сравнивая его со знаком. Почему расположение звёздочек одинаковое? Случайное совпадение, или тут кроется какая-то связь? Вдруг я обнаружил,  что линии на рисунке не сплошные, а представляют собой цепочку каких-то значков. Я взял дедушкину бинокулярную лупу, надел на голову и стал разглядывать. Увиденное меня потрясло: линии действительно состояли из значков-иероглифов. Я почувствовал предел своих умственных возможностей, потому что не мог понять, как Ара сумела так точно изобразить такие сложные значки при помощи обыкновенного карандаша! Это непостижимо! Но, когда я увидел на одной из «линий» значок, в точности похожий на найденный  мною знак, я разволновался до такой степени, что закричал: «Эврика! Эврика!» - хотя своё открытие никак не мог объяснить. Меня охватила дрожь. Мне нестерпимо захотелось с кем-то поделиться. Я уже начал, как дедушка, широко вышагивать по комнате, чтобы как-то успокоиться, прийти в себя.
     Из кухни послышался голос бабушки:
     - Внучек, как я обещала, первый пирожок твой. Иди скорей, пока горяченький!
     От перенесённого потрясения я никак не мог сообразить, при чём тут какой-то пирожок?
     - Не до него мне, - промямлил я и снова схватился за рисунок.
     Значок, похожий на мой, повторялся вдоль «линии», постепенно видоизменяясь. От значка к значку одни элементы заменялись другими, пока значок не превращался совсем в другой, и так далее.
     Нет, мне никогда этого не постичь! Может быть пойти к Аре и всё узнать у неё?.. Но ведь она внушала мне: «сохрани, не показывай, смотри и пойми».
     Я поймал себя на том, что на Ару смотрел, как на носительницу тайны, к тому же, способную к внушению на расстоянии!
     Вошла бабушка с пирожком.
     - Пошто тебя не слышно? Попробуйка, какой я тебе пирожок испекла! Ты пошто такой бледный? Захворал поди? Ну ка? – она приложила тёплую шершавую руку ко лбу, - нет, холодная, как у дурачка! А пошто такой чумной? Живот разболелся?
     - Ничего у меня не болит!
     Бабушкин пирожок, как всегда, был очень вкусный: с капустой и яйцами. Я с наслаждением жевал и на время, как будто, улетучились мои волнения: всё нормально, спокойно и никаких тайн, - потрясающая способность к внушению бабушкиного пирожка!
     В сенях затопали, постучали в дверь. Бабушка пошла открывать.
     Влетел мой друг Жорка! Весь взъерошенный, глаза лихорадочно блестели, - ему явно нетерпелось высказаться.
     Он сел на стул верхом, как на скакуна джигит.
     - Я такое видел, что тебе и не снилось! Я бежал к тебе через поляну, вдруг вижу: какая-то девчонка ходит по поляне, как будто что-то ищет в траве. Я – к ней:
     - Ты чего тут ищешь? – спрашиваю. А она как выдаст в ответ стихами! Я не понял ничего из сказанного, но мне какой-то внутренний голос так чётко и властно приказал: «Следуй намеченному пути! Отвлекаться для тебя сейчас опасно!» Но ты ведь знаешь, что я не люблю, когда мне приказывают. Назло решил подойти поближе. Вдруг она встала ко мне лицом, вытянула руки ладонями ко мне и так уставилась на меня, что у меня сначала мурашки пошли по всему телу, потом я перестал ощущать свои ноги, но продолжал стоять. Мне расхотелось приближаться к ней! Я испугался! Ты ведь знаешь, что я не трус, но тут испугался, да перед кем! – перед девчонкой!... Она – какая-то ненормальная! Смотрит на меня, а у меня в животе холодно, и голова кружится! Вдруг,- ты не поверишь,- я почувствовал себя щенком. Помню отчётливо, как от страха поджал хвост, прижал уши и от нестерпимого страха,- как будто меня кто-то вот-вот схватит, - я отвернулся от неё и побежал! У меня было подлинное ощущение, что я бегу на четырёх лапах! Но, когда я выбежал на опушку и остановился у большого валуна, оглянулся: никто меня не преследовал, и я такой же, как всегда – на двух ногах и никакого хвоста у меня нет! И тут я удивился, - ведь я знал, что бежал, как человек, но ощущал себя настоящей собакой! Ну, что скажешь на это? Ты когда-нибудь видел эту девчонку?
     Я сразу подумал об Аре, но говорить про неё не стал, - так, на всякий случай, - знак, лежащий в кармане постоянно напоминал об острожности. Мелькнуло в голове: «Ара – поляна – знак»!  Заколотилось сердце: настоящая тайна! Жутко захотелось поделиться с Жоркой, но еле сдержался! Нельзя! Я ответил: «Нет, такую девчонку сроду не встречал».
     - Давай, пойдём вместе на поляну. Вдруг она ещё там! А по дороге придумаем, как её поймать…. Может быть она сбежала из сумасшедшего дома? А? Пойдём?, - предложил Жорка.
     - Не пойду.
     - Почему?
      - Не интересно. Да, к тому же, дедушке надо помочь дров напилить, - ответил я с напускным равнодкшием.
     - Если хочешь, вместе будем помогать дедушке, – по очереди, - быстрее освободимся, - предложил я, чтобы удержать его.
     Жорка с неохотой согласился:
     - По очереди – не быстрее…
     Дедушка сразу заметил, что мы «не в своей тарелке»: пилим плохо. Он отказался от наших услуг.
     Как раз, пришла Жоркина мать и увела сына домой, а я мгновенно побежал на поляну.
     Поляна жила кузнечиками и бабочками, благоухала тёплыми и густыми запахами. Никого нет. Я внимательно осмотрел поляну, глянул сквозь ближние деревья вглубь леса, - никого! Потянуло прилечь, как в тот раз! Но я преодолел этот коварный соблазн. Подошёл к тому месту, где я прилёг и проснулся в ту ночь, - ничего примечательного! Потом подошёл к дереву, около которого нашёл знак… Тоже не обнаружил никаких изменений!
     Вдруг я обернулся! – На меня смотрела Ара! Она стояла на самой вершине поляны, акварельно чистая, освещённая солнцем! Мне в какой-то момент показалось, что она прозрачная.
     «Когда я её вижу, то, как будто, сам перестаю быть на свете: есть виденный мною мир, и в его центре – Ара! А ещё мне кажется, что та Ара, которую я вижу, - лишь оболочка той Ары, которая живёт во мне, внутри. Они не совместимы. Как будто её душа поселилась во мне, живёт со мной, любит меня, и я её люблю! Она говорит со мной на моём языке, по-человечески просто и понятно. Она – мой второй внутренний мудрый голос. Ну, а виденная мною Ара – совершенная форма поступка. А это совершенство на окружающих действует по-разному. Я чувствую, как её душа, живущая во мне, постоянно питается этим совершенством и становится для меня дороже и ближе, потому что я сам, как бы, духовно возвышаюсь»!
     Не дождавшись, когда я очнусь от раздумий, Ара подошла ко мне. Взяла мои руки, обратила к себе мои ладони и внимательно стала на них смотреть. Через минуту я услышал внутренний голос, её голос! От неожиданности я оцепенел и ничего не понял, а беззвучный голос повторил: «Чтобы с тобой не случилась беда, не приходи на эту поляну, пока ты сам не поймёшь, когда запрет кончится. А сейчас иди до того валуна и не оглядывайся».
     На мгновение наши взгляды встретились и у меня опять зазернилось в голове. Но я успел заметить, что глаза на этот раз у неё были зелёные и очень тёплые. А внутренний голос нежно подсказал: «Иди! Уже нельзя оставаться! Иди и не оглядывайся!»
     Я шёл к валуну, а Ара как будто шла рядом и молчала. Я оглянулся, когда коснулся рукой валуна, - никого не было, и ощущение, что Ара рядом, исчезло. Мне стало нестерпимо одиноко. Я бросился на валун и заплакал. Рождалась моя любовь к Аре. Счастье испытать рождение настоящей любви даётся редко, очень редко. Судьба дала мне  возможность познать это чудо, и с любовью к Аре я прожил долгую жизнь.

     В школе группа учителей решила принять меры по подъёму успеваемости учащихся путём исключения Ары из школы. В то время обычным считалось поднимать успеваемость не за счёт уровня знаний, а завышением отметок послушным и аккуратным учащимся средних способностей. Всем тем, кто отличался особыми способностями, природными дарованиями, или необычным поведением, иным отношением к окружающему миру, порицались, обсуждались на собраниях и даже исключались из школы.    
     Ариных родителей вызвали в школу на такое собрание. Отрепетировали выступление учащихся, особенно любимчиков. Им велено было подвести базу под исключение Ары из пионерской организации.
     Взволнованные учителя тяжело цокали туфлями по паркету; ученики, закатив глаза к потолку, зубрили тексты выступления. Я, хоть и был пионером, про себя читал молитву, самим придуманную: «Дай, Бог, ей силы и разума!  Да благословит её Господь на ратные подвиги! Да упаси её грешную от суда мирского!»
     Вообще, эту молитву я придумал для себя уже давно. Но сейчас обратил к Богу самую мою святую просьбу для неё. Мне очень хотелось Ару спасти от этого страшного собрания, где толпа посредственностей будет терзать, топтать, морально убивать девочку, которая отличалась от них. Жестокость толпы учащихся и учителей воспринималась всеми, как общественное мнение, и никто при этом не видел, как гибнет маленький человек. Гибнет на глазах, превращаясь в них. Но сильные духом, а таких очень мало,  отдалялись, отчуждались, как бы улетали от этой духоты на свободу, наслаждаясь тем, что толпа уже не властна над ними. Их исключали, писали на них оскорбительные и лживые характеристики.
     Ни Ара, ни её родители на собрание не явились. Что же здесь началось!... Кричали:
     - Позор!
     - Гнать её, задаваку!
     - Вообразила себя умнее всех! Даже учителей поправляет!
     - Она из всех нас дураков делает!
     Гикали, топали, свистели. Учителя потребовали её документы.
     Директор принесла папку с документами. Раскрыли её, начали листать подшивку, и… о ужас! Что же это такое!? Листы все чистые!...
     Среди учителей начался переполох! Кто-то заподозрил, что документы украдены, а вместо них подсунули пустые бумажки!... Но напрасно: листы проштампованы и стоит подпись директора и дата. Но текста на документах нет! Холуйско-ненавистные взоры учителей обратились на директора. А та испуганно моргала, ничего не соображая.
     Я выбежал на улицу, побежал к мосту. На другом берегу речки по склону дунитовой горы вскарабкался наверх и кратчайшим путём выскочил на поляну…
     Глубокая осень дыхнула на меня на открытом месте. Ары нет. Я бросился на вершинку поляны, чтобы лучше разглядеть всё вокруг. И только я встал на то место, где прошлый раз стояла Ара, как я почувствовал полную потерю веса, дух захватило! Такое ощущение бывало, когда я летал во сне. Я не понимал, куда я лечу!
     Стоп! Передо мной туман – серый и густой. Я не видел частей своего тела. Но сам туман я видел отчётливо. Он, как будто бы, волновался. В нём возникали какие-то фигуры, они преобразовывались в другие фигуры. Я подумал об Аре: где она? Что делает? Как мне её найти? И вдруг в тумане, прямо передо мной начала формироваться фигура. Она постепенно всё отчётливее становилась похожей на Ару. Я смотрел, затаив дыхание, поражённый страхом. Ара вырисовалась в тумане, как бы застывшая, с серыми холодными глазами. Она сидела на сложной формы платформе, от её тела и головы шли бесчисленные прозрачные нити, изгибаясь входили в невидимые отверстия на платформе. Её глаза ничего не выражали, меня они, наверное, не видели. Ара сидела неподвижно, а сзади неё иногда мелькали точечные огоньки разных цветов.
     Я попытался приблизиться к ней, но не мог пошевельнуть ни ногой, ни рукой. Меня телесного как будто бы не было. Похожее ощущение я испытывал, когда смотрел на Ару раньше.
     Где я? В каком мире? Я ничего про это не читал и не слыхал! Как спасти Ару? Ведь я решил, что она пленена! Может быть я ошибался? Я в ужасе вглядывался в туман. Обобщая отдельные неровности в тумане, объединяя их по форме и цвету, я вдруг разглядел движущиеся гигантские силуэты! Это невозможно пережить: силуэты напоминали крабов! «Но ведь на рисунке Ары тоже изображены две крабовидные фигуры!» - изумился я, то ли вслух, то ли про себя. И сразу же два из множества силуэтов-крабов стали проявляться из тумана, а перед глазами повисло точное изображение Ариного рисунка! Я вдруг понял, что в тумане чётко проявлялось именно то, о чём я думал. Туман рождал образы моих мыслей, но в реально существующем виде! Дети, я не мог ещё тогда знать, что попал в мыслящую субстанцию!
     Я не чувствовал своего тела, не мог кричать, - я мог только думать. Подумал о бабушке с дедушкой. И тут же они проявились передо мной точно такими, какими я их представил.
     То, что рождалось в голове, в точности так проявлялось в тумане. Иногда оно выглядело неопределённо, иногда очень осязаемо, а иногда искажённо. Всё двигалось, перетекая из одного в другое с причудливыми превращениями. Я видел свои мысли!
     Вдруг туман забурлил, стал вспучиваться, пузыриться, как будто закипел. У меня знакомо зазернилось в голове. Видения исчезли. В последний момент я услышал щелчок и потерял сознание.
    
     Очнувшись, я ощутил боль в правом боку и плече. Солнце уже садилось за гору и последними лучами, прорвавшимися сквозь сосен, слепило глаза. Я встал одурманенный, держась за больной бок. Поташнивало от невозможности осознать пережитое. То, что произошло со мной, было настолько нереальным, что мысли мои были неопределённы. Невероятность обволокла меня, и я висел между реальным и нереальным.
     Домой пришёл совершенно не помню как. Сразу лёг на диван и провалился в сон.  И снилось мне, будто я лечу с ледяной горы с невероятной скоростью. Мне непременно нужно было удержаться на ногах, иначе разобьюсь. По инерции взлетел на другую горку, скатился с неё и снова взлетел на следующую горку. Горки перемещались, менялись местами, а я то взлетал, то падал вниз, опять взлетал и ужасно боялся промахнуться – не попасть на нужную горку.
     Вдруг я не смог во время сориентироваться: горка стремительно наехала на меня! Я упал на лёд правым боком, а головой ощутил холод льда.
     Проснулся. Горел свет. За окном темень. Бабушка сидела рядом и расправляла на лбу мокрый платок: она ставила, как обычно, содовый компресс. Под мышками градусник. У меня озноб, слабость. Я заболел…
     Закончив со мной лечебные процедуры, бабушка ушла по своим делам. Я тут же вылез из-под одеяла и кинулся к штанам. Сунул руку в один карман, в другой…. Нет его! Исчез! Я почувствовал себя совершенно обессиленным, лёг в постель и заплакал. Я не понимал происшедшего, но почувствовал его значение.

     Еле дождавшись выздоровления, я побежал на ту поляну. Её припорошило снегом. Я встал на самую вершину, - ничего не произошло! Поляна, как поляна, - ничего особенного: тихо и холодно. Я посмотрел на небо и всё понял.


                1994 г.