Ради бога, которого нет. Глава 2

Глава 2

Ужинать стали, когда уже совсем стемнело. С поля вернулась молодежь, шестеро совсем маленьких вылезло из-за перегородки и все семейство Отто Шварца, вместе с гостями расположилось за большим длинным столом. Свет очага и пары лучин. На каждого по куску хлеба и по миске похлебки. Короткая молитва отца семейства, и заработали ложки. Мелкий осенний дождь зарядил за окном. Ветер подвывает, пытаясь сорвать дранку с крыши. В пристрое фырчат, словно переговариваются о чем-то своем, корова и кормилица-лошадь. Спокойствие и умиротворенность. Каменные стены и уверенная рука старика Отто казалось, защищают этот дом от зла, затаившегося снаружи.
- Почтенный Отто, - в полголоса спросил Густав, когда его миска почти опустела, - а почему вы перешли на латынь ведь начинали молитву на немец...
На дворе испуганно и зло залаяла собака. Отто чуть не поперхнулся своей ложкой супа. Сидящие за столом нервно переглянулись.
- Кого там черт несет, прости господи? - всплеснула руками Гретта. Женщины резво вскочили из-за стола и исчезли за перегородкой вместе с детьми и со всем ценным, что еще было на столе из еды.
Лошадиный топот и храп за окном. Густав пожалел, что отдал хозяйке топор, которым колол дрова. Этот топор лежал теперь на коленях старшего сына Отто. Сам старик, чуть отодвинув тряпичный полог, схватил пику, недлинную, в рост человека, и вышел за дверь. Младший Шварц оказался у окна. Он открыл ставню и, пристроив на коленях непонятно откуда взявшийся, заряженный уже, арбалет, внимательно вглядывался в ночную темень. Старуха суетливо тушила лучины.
- Два. И еще два. Верхом. Вряд ли разбойники. Пики у них, - передавал то, что увидел младший Шварц.
- Hail!- послышалось с улицы. - Приветствую, Отто!
- А, это ты, Шульц... Что вдруг снова?
- Служба... Никто подозрительный мимо последнее время не шастал?
- Может и шастал, да мне не рассказывал. Проезжайте мимо. Никаких новостей у меня нет.
- Не хами, старик. Полиция Христа шутить не любит. Если узнаем, что укрываешь кого...

- Господи помилуй, господи помилуй, - зашептал Густав, нащупывая у себя подмышкой кинжал, - спаси и сохрани, ведь не отмашемся.

Третий голос вмешался в разговор за окном:
- Ты, гер Шульц все грозишь. Все пугаешь. В своем рвении уже отличать перестал, где враги Господа нашего, а где честные христиане.
И снова голос хозяина хутора:
- А, это ты, Хорват. Поздорову ли?
- Вот, не сдох пока... Не слушай ты Шульца, старик. Господин офицер просто стесняется попроситься на ночлег, вот и лютует. А на самом деле, мы промокли, устали, как черти, гоняясь по всей Крайне за врагами Господа а теперь хотим согреться и выпить.
- Так что ж вы... Заходите, конечно. И коней сюда, в пристрой, зачем коням мокнуть?.. А я уж думал - не лихие ли люди. Вот, пику схватил.
Младший Шварц спрятал самострел, а его брат поставил топор у ножки стола, под рукой. Гретта снова запалила лучинки и принялась раздувать огонь в очаге.
В дом вошли четверо. Шульц - в широкополой кожаной шляпе и кожаном камзоле. Ножны его шпаги тенькнули о каменный очаг. Шевельнув квадратным подбородком офицер недоверчиво вперил свои рыбьи глаза в Густава, Франко и Марию. Неторопливо засунул большие пальцы за шелковый кушак, из-за которого выглядывали рукоятки двух пистолетов.
Следом ввалились еще трое. В синих кафтанах с разговорами, в меховых шапках с высокой тульей, красным околышем и зеленой инквизиторской кокардой. Полиция Христа. Пики поставили у двери. Плащи и шапки повесили сушиться у очага, сабель, однако, отстегивать не стали. Одетый богаче других, гладко выбритый, с сединой в волосах воин похлопав офицера по плечу сказал ему по-немецки:
- Успокойся, Шульц. Раз уж старик Отто приютил у себя этих троих, значит на то есть причины... Сядь-ка лучше к очагу, погрейся... Скажи, Отто, есть ли у тебя для сугреву что-нибудь кроме огня в очаге?
Старик Шварц открыл было рот, но вперед влезла Гретта:
- Боченок пива в Висе, я слыхала, стоит два талера.
- А хорошее ли пиво? - спросил, улыбнувшись, воин.
- Это деньги его святейшества, Хорват, - пробурчал офицер, но как-то неубедительно. Он тоже повесил свой плащ и шляпу над очагом и сел поближе к огню, однако глаз с троих бродяг не спускал.
- Так мы их на нужды его святейшества и потратим. Ведь не гоже, если солдаты Святой Инквизиции, промокнув на службе, схватят простуду.
Уверенная улыбка. Тонкие губы и благородный, с горбинкой нос. Чуть припухшие, наверное от постоянной бессонницы веки и черные, насколько это можно разглядеть в полутьме, глаза.

Ольга:

В твой плащ навечно въелся дым
Сожженных городов,
Морская соль, людская кровь
И пыль из-под копыт.
А сколько за мечем твоим
Разрубленных голов?
Тупая боль, а не любовь
Твой украшает щит.

Откуда это во мне? Ни разу раньше не слышала подобных стихов. И что они значат? Почему, только одного взгляда на него было достаточно...


Увидев, что Ольга смотрит на него, Хорват хитро подмигнул.
Отто уже поставил бочонок у очага и, попробовав обе монеты на зуб, стал сбивать с бочонка верхнюю крышку.
Отхлебнув из первой кружки Шульц снова вперился в Густава и спросил по-немецки:
- Имя. Профессия.
- Рассказывай. Кто ты. Как здесь очутился, - перевел на славянский Хорват и, достав из поясной сумки шмат копченого сала, стал его не торопясь нарезать.
- Густав Везер. Коммивояжер. Путешествую. - По-немецки ответил Густав.
Офицер удивленно ухмыльнулся и, еще отхлебнув, продолжил:
- Цель путешествия. Какие везешь товары? Уплачены ли пограничные пошлины? Бумаги, какие есть предъявляй.
- Ограбили меня турки, когда в Сараево был. Домой возвращаюсь. Вот все, что осталось, - Густав выудил из-за пазухи клочок истрепанного пергамента и аккуратно расстелил его на столе.
Еще раз удивленно ухмыльнувшись, офицер стал, читать, усердно водя по пергаменту пальцем.
- Податель сего, Адольф Самуэль Густав Везер, является моим представителем в деле выкупа или обмена плененных христиан... По.. Пре.. Подпись неразборчива... Значит работорговлей промышляешь?
- Что вы, сударь мой! Что вы! Здесь же ясно написано, - и Густав стал водить по пергаменту своим грязным ногтем, напирая на неразборчивое "Пре" в конце. - Вот. Господин Алан Портивельде, из Магдебурга дал мне эту бумагу и средства для вызволения... Он этот, как его... Филантроп. Человеколюбец то есть. Добрейшей души человек... Этих двоих я из плена турецкого. А потом янычары...


Ольга:
Ну почему он к нам привязался? Что плохого мы сделали? Святая Инквизиция. Словно чует он что-то... Знать бы, что инквизиторы помогут мне разобраться, вернуться домой, а не поволокут на костер...  Этот Хорват, вроде, не такая скотина, как Шульц. Может, рассказать ему про Старика, про то, что я не отсюда?.. Хоть кто-то же должен мне помочь.


Солдаты, тем временем, расселись вокруг бочонка и стали черпать пиво кружками, прямо оттуда. После третьей кружки взгляд офицера подобрел.
- А ты, Хорват, хорошо, это, с пивом придумал... Ну, Везер, рассказывай, как тебя в Сараево янычары били, - и Шульц придвинул Густаву кружку с пивом. Тот отказываться не стал.
Один из солдат, поглаживая иссиня черные усы, свисавшие подковой, подсел к Ольге, предлагая ей пива.
- Нет. Найн, - закачала она головой.
- Ладно те, красавица. Мы ж не турки. Окажи уважение, - одна рука его уже обхватила Ольгу за талию, а другой он все подсовывал ей кружку к губам, не обращая внимания ни на ее испуганное "найн", ни на растопыренные локти.
- Матиш!.. Мы и правда не турки, - окликнул его Хорват. - Пей лучше пиво. Или вон того толстяка угости.
Франко жадно смотрел, как пиво вливается в чужие глотки. Но он не был симпатичной девицей, не говорил по-немецки, и, судя по виду, в одно лицо вполне мог уговорить пол бочонка.
- Разве что у почтенного найдется что-нибудь к пиву, - пригладил усы Матиш. - Твое сало, Хорват, мы почти все уже съели. А Отто... Ик... За добрую закуску, наверняка запросит с нас еще талер.
- Была у нас похлебка, но до вас ее всю того. Разве что хлеб. Да вот, старуха капусты потушит, - Развел Шварц руками. - С мясом у нас плохо.
- А, господа. Угощайтеся. Только пива плесните, - и Франко достал из-за пазухи заветную курицу.
За столом произошло заметное оживление. Снова разлили пива, теперь уже взяв в долю и толстяка. Только Густав посмотрел на него, как на предателя.


Ольга:
Они, кажется, грызутся из-за каждого куска еды. И как еще не прибили друг друга?


- Так, сталбыть, вы ловите кого-то одного?
- Верно, толстяк.
- Франко. Так меня все зовут.
- Да, Франко, - кивнул головой Хорват и зачерпнул еще пива из бочонка. Сперва себе, а потом и всем другим кроме офицера... Бравый Шульц уже спал на сене в углу, опершись спиной о скамью и неестественно запрокинув голову назад. - Да. Мы ищем одного человека. Отто знает уже, рассказывали ему в прошлый объезд.
- Я, я, - Закивал головой Отто и потянул руку с кружкой к бочонку. Седые волосы прилипли к его вспотевшему лбу, а взгляд был уже водянисто-счастливый. Гретта посмотрела на него неодобрительно и ушла за перегородку. Ее сыновья тоже отправились спать, хлебнул лишь по кружке.
- Вот, - Хорват ласково хлопнул хозяина по спине, - не видел, говорит, никого. А этот злодей, Дроуб Фельцах, он же Карл Готторн, он же Жозеф Вальден он же... совращает невинные души. Проповедует на площадях. Многих уже склонил в кальвинскую ересь. Говорит, конец света мол скоро. Пророчествует. Творит колдовство и порчу. Один глаз его зелен, другой - карий. Лицом благообразен, но когда пророчествует, то словно скрючивает лицо ему злая сила. А ходит всегда опершись на посох... Видали ли вы такого? - Хорват отхлебнул пива, чтобы смочить горло, и продолжал: - А коль увидите, то не вздумайте с ним даже спорить... Весьма учен и коварен. И даже многие образованные люди обмануты им. А еще другие зовут его Старый Ходок. Ходит он по стране, сея смуту. А потом чудеса всякие за ним - одно другого страшней.
- Вот и я слышал, - встрял Густав. - На ярмарке у фон Лицена чудо страшное было. Девка одна... Шла, шла и упала. На спину, на площади прямо. Изо рта пена.
- Эпилепсия?
- Нет. Ты слушай... Стала биться в припадке, лепсия, как ты говоришь, а потом как закричит: - Свят господь Саваоф и все демоны Ада! Скачут три всадника бледных на диких конях, имя им Смерть, Война и Чума. Диавол живой спустился на землю, люди же теперь пожрут друг друга живьем, аки дикие звери... И еще по-латыни потом как-то так: Хостис генерис хумани, глориам дей!
- Halt! Не сметь! - взвизгнул, проснувшись офицер, но тут же снова запрокинул голову и захрапел.
- Вот и я говорю. Страшно-то как, - продолжал Густав. Умный ты человек, Хорват. Вот и скажи мне, дураку - к чему это. Что с нами дальше-то будет. Ежели теперь такое...
- А дальше? Дальше что было? - Хорвата история явно заинтересовала.


Ольга:
Вот и все. Выболтал, пьяный дурак. Теперь только и сознаться осталось, что Старик, который лечил меня и есть искомый злодей, а Мария, что в истерике билась, вот она - напротив сидит... Запомнил-то все слова, видно, точно. Пока говорил, внутри меня словно отозвалось что-то. А ведь не я... Не было еще меня тогда в этом теле.


- Что замолчал-то? Куда потом девку дели? Может еще что интересное на той ярмарке видел?
- Эх, Хорват... Ждал от тебя утешенья, совета, а ты... Что, если пророчество это? Мир рушится. Люди страшнее зверей лютых! Где спасенье для нас? А? Не знаешь, Хорват? Может Он знает? Или он? - Густав тыкал нетвердой рукой, держащей опустевшую кружку, то в уронившего хмельную голову на стол хозяина дома, то в храпящего офицера.


Ольга:
Да он пьян в стельку. Или так придуряется ловко?.. Хорошо хоть Франко быстро отключился. Да и я, кажется, прямо так, на скамейке дремала, пока не разбудил меня этот их разговор. Вот и дремлю. Дремлю... Господи! Хоть бы он как-нибудь отвертелся.


- Исповедаться тебе надо, бродяга. Тогда полегчает... А сейчас ответь мне честно, как на духу. - Видел ли все то пан Лицен? Куда потом девку припадочную унесли? Не встречал ли ты описанного мной старика?
-  Пес. Истинно пес вцепился в глотку... Да не знаю я. Не видел. Ничего больше не видел. Как услыхал это, что говорил, так со всех ног и бросился вон. Страшно мне стало.
- Верно говоришь. Пес я. Пес христов. На таких как ты и прочих волков. Говори правду, бродяга, - рука Хорвата за грудки подхватила Густава, а другую он отвел в сторону, демонстрируя свой большой костлявый кулак... Ох, хрустнут ребра!
- Правду. Истинно правду! Грешен я. Бей, терзай меня, друг! - и Густав, выпучив свои безумные от хмеля глаза стал лобызать держащую его руку солдата, словно перед ним был епископ, - Не сам. Не сам, турки заставили! В постный день жрал свинину. Грешен есмь. Прости меня, брат. В аду все будем гореть! - и Густав, рыдая и цепляясь за держащую его руку, полез к Хорвату обниматься.
Хорват брезгливо поморщился и отбросил его от себя. Прямо на сапоги храпящему Шульцу. Густав ещё изливал какое-то время душу грязным сапогам офицера, а Хорват обвел все помещение холодным, внимательным взглядом. Он был до безобразия трезв. Зачерпнул пива - кружка шкрябнула по днищу бочонка - и вышел в пристрой.


Ольга:
Нет. Он от них не отстанет. Все вытрясет и из Густава и из Франко. Что же делать?.. Ведь это Старик притащил меня в этот мир. Может быть, он единственный, кто может вернуть мня обратно. А сейчас Хорват уже почти вышел на след Старика. С утра он их дожмет и все. На одном костре будем гореть...


Через полчаса, решив, все-таки, что утро вечера мудренее, Хорват улегся спать. Перед этим он, правда, разбудил одного из солдат и велел тому стоять на часах.
Еще через час Ольга осмелилась пошевелиться. Никто не обратил на нее внимания. Все спали. Тогда она аккуратно встала и тихонько пошла к двери.
- Стой, - снизу на нее глядел проснувшийся часовой:
- Куда?
- По нужде, - как можно более жалобно прошептала она и просочилась наружу.
Дождь уже прошел и сквозь расходящиеся тучи тут и там проступали блеклые осенние звезды. Для зарычавшего волкодава она припасла несколько обглоданных куриных костей и он не стал лаять... Перекресток. В какой же стороне поместье? Кажется, там.



Он возник перед ней совершенно неожиданно. Просто перегородил дорогу. Серый силуэт. Мужчина. В руке, наверное, посох.
- Куда это ты, девушка, идешь среди ночи?
- В поместье.
- Зачем? - что-то в его голосе было такое, что не ответить было почти невозможно.
- Мне нужно найти одного человека. Ему угрожает опасность... Его хочет схватить инквизиция.
- Считай, что нашла. Пойдем.
Он взял ее за плечи и развернул. Да так и повел под ручку. Обратно. Туда, откуда она ушла. Это был Старик, тот самый, из страшного сна.
- Тело без души более не будет жертвой.
  День смерти заложен с рождения,
    Божественный дух осчастливит душу,
  Узрев Глагол в его бесконечности... - от торжественного шепота Старика у Ольги по спине побежали мурашки. - Это Мишель Нострадамус. Картен 13 из первой центурии. Я чувствую, что Пророчество начинает сбываться. Не просто так мы встретились с тобой лицом к лицу на этой дороге.
- Но нам нельзя назад! Там вас ждут...
- Мы пройдем мимо. Ничего не бойся, Мария. Ничего. Пока я с тобой.

Ольга.
Это называется "из огня да в полымя". Он сумасшедший. Сумасшедший, считающий себя великим колдуном... или нет? Ведь как-то же он меня сюда вытащил?

Они подошли к перекрестку. Сердце от страха ушло в пятки. Но волкодав даже не зарычал. В доме было тихо - Похоже, ее еще не хватились. Когда хутор Шварца скрылся в темноте, Старик произнес:
- Теперь, Мария, мы будем идти всю ночь.
- Меня зовут не Мария. И вообще, Вы должны мне все объяснить.
- Объяснить что? - улыбнулся Старик.
- Зачем вы меня сюда притащили? Зачем вселили в этот тело? Что вам нужно от меня и... Как мне вернуться домой?
- Ну, хорошо. Разговор нам скрасит дорогу... Понимаю, что устала, но надо идти, и идти быстро. К утру до Виса дойдем, а там и затеряться недолго...
- Вис, Истрия, Грац... Какая это страна?
- Штирия.
- А солдаты говорили Крайна... На самом деле, ни то, ни другое мне ни о чем не говорит... Кто здесь правит?
- Герцог Фердинанд.
- Его в Сараево, кажется, застрелили... Или нет? - и про себя: "Нет. Это ж не первая мировая. Ох, лучше надо было готовиться к экзамену по средним векам".
- Что ему делать в Сараево, там же турки? С турками у нас мир уже двенадцать лет... А герцог Фердинанд - наследник престола. Этот иезуитский выкормыш станет императором, когда умрет нынешний император Матвей Габсбург. Вот и будет править миром парочка - Фердинанд Австрийский и Фердинанд Испанский, да еще папа Павел Боргезе. Богомерзкое отродье. Душители всякой свободы...
- Да какой тут у вас год? - прервала его Ольга.
- Одна тысяча шестьсот восемнадцатый от рождения Господа Нашего. Тридцатый день сентября.
- Понятно.
- Да что, что тебе понятно, девчонка?
- Будет война. Тридцатилетняя война. Я читала...
- А кто в ней победит, случайно не помнишь?
- Нет. По-моему, как обычно, все проиграют.
- Война уже идет. Когда император Михаил объявил, что его наследником будет Фердинанд Штирийский, Чехия заволновалась. Мир уже десять лет катится к огромной, страшной войне, и втянутся в нее, кажется, все, кто может держать оружие в руках. Десять лет назад были созданы Евагелическая Уния и Католическая Лига. Мир разделился надвое. Любая христианская держава примкнула к какой-то из сторон... В мае в Чехии собрался протестантский сейм... Никто не хотел мира. Император сам спровоцировал их, начав репрессии против протестантов. Потом дворяне в Праге выбросили из окна  имперских прихвостней Мартиница и Славату. Чехия стала вооружаться. Кардинал Клезель, заправлявший всей политикой Вены, готов был пойти на уступки бунтовщикам. Но этот год - роковой. Война предначертана звездами. Всех, кто встает у нее на пути убивают, или бросают в темницу. Фердинанд устроил в Вене настоящий переворот. Клезеля арестовали, престарелого императора Матвея отстранили от дел. Тупоголовые кавалеристы и иезуитские приспешники двинули огромную армию - пятнадцать тысяч солдат на расправу с чехами.
Сейчас граф Турн пытается остановить габсбургских генералов Дампьера и Бюкуа где-то под Чаславом. Но под Вену стягиваются все новые силы. Из Штирии и Баварии, из Бельгии, Италии и Испании. Грядет Армагеддон - Конец света. Все признаки налицо. Пожары, наводнения, мор. Люди, словно дикие волки уже пожирают друг друга. Польша воюет со Швецией. Турция только ждет удобного момента, чтобы ударить в спину христианам.
А люди? Посмотри - господа презирают холопов, а холопы ненавидят господ. Религиозная вражда и костры инквизиции. Католическая Австрия, в которой каждый второй - протестант, тратит миллион гульденов на наем армии для религиозной войны с протестантской Чехией, в которой каждый третий - католик. Война скоро будет в каждом поместье, в каждой деревне. Ад на земле, вот что ждет этот мир. А люди спешат, сами торопятся прыгнуть в бездонную пропасть, ослепленные ненавистью и жаждой сиюминутной наживы... -  Старик умел проповедовать. Его взгляд сверкал, а глаза действительно были разного цвета. Один карий, а другой - желто-зеленый.
- Ну хорошо. Предположим, вы убедили меня, что грядет Армагеддон. От меня-то вам что нужно? Зачем было вселять меня в это тело?
- Ты из какого года, страны?
- Двухтысячный. Россия.
- В Господа веруешь?
- В какого?
- Понятно... Может быть, так даже лучше. Чего я, в самом деле, хотел? Столько столетий. Ты, конечно, хочешь вернуться домой. Но все не так просто. Вызвал я тебя не случайно, и стоило это мне многих сил. Сейчас обратно возвратить наверняка не смогу... Но после нашей победы...
- Победы над кем? - усмехнулась Ольга.
Но Старик сверкнул своим зеленым глазом и повел театрально рукой:
- Победы над ЗЛОМ... Ты все равно не поймешь, так что объяснять бесполезно. Это результат многолетних изысканий, оккультных опытов и вычислений. Просто поверь мне. Это единственное, что тебе остается... Армагеддон действительно близок. Князь Мира Сего уже здесь. Он воплотился на земле, и сказано - будет царство зла, и многие поклонятся ему, сказав - "ты наш господин"... Уже поклонились. И уже он ведет свои неисчислимые полчища в бой. Камилло Боргезе, римский понтифик Павел V - вот под какой личиной скрывается Он. Сотни и тысячи, заживо горящие на кострах! Адское пламя принес он на землю. Иезуиты и инквизиторы наводнили Германию. Людей преследуют и убивают уже только за то, что те осмелились читать Библию на родном языке. Враг всякого знания, всякой свободы, и сильнейшие армии мира у него под рукой. Еще год, может быть два, и он раздавит Германию, а затем и весь мир, уничтожив всех, кто не подчинится ему. Вот суть этой войны. Не тридцать, а триста тридцать лет продлится она, убивая все, что может мыслить и чувствовать в мире... Так будет, если его не остановить.
Армагеддон, это последняя битва добра со злом. И если ЗЛО уже здесь, на земле, то Господь... Спаситель ждет, когда мы призовем его на Землю... Невинная девушка с чужой душой, в полнолуние, в год одна тысяча шестьсот восемнадцатый Господа Нашего сможет его призвать. Эта девушка - ты. Нужно провести специальный обряд. Немного магии, астрология и тонкий расчет. А главное - вера. Вера поможет нам вызвать Спасителя.
- Но я не верю в бога.
- Ничего. Поживешь здесь недельку - поверишь. И в Господа, и в Сатану...
- И как этот ваш Спаситель явится сюда?
- Точно также... Диавол вселился в тело погрязшего в грехах римского Папы.  Спаситель снизойдет на истинно верующего христианина... А поможешь ему в этом ты.


Ольга:
Неужели он действительно верит в то, о чем говорит?.. Дьявола он вызовет, а не Спасителя. Господи, о чем я? Это же в принципе невозможно - магия не действует ни в двухтысячном, ни в 1618... Или это не наше прошлое?