Беседы с мудрецами Люк де Вовенарг
. Вот их диалог:
М. – Уважаемый господин де Вовенарг, многие философы считали, что счастье человеку приносит истинная дружба; поэты не мыслят счастья без любви; большинство людей полагают главной ценностью удачный брак. Что Вы думаете по этому поводу?
В. – В дружбе, браке, любви, словом, в любых человеческих отношениях мы всегда хотим быть в выигрыше, а поскольку отношения между друзьями, любовниками, братьями, родственниками и т.д. особенно тесны и разнообразны, не следует удивляться, что в них ждет нас больше всего неблагодарности и несправедливости.
М. – Как это печально! Но, возможно, то, что нам кажется несправедливым отношением, продиктовано самыми благими намерениями?
В. – Люди обычно мучают своих ближних под предлогом, что желают им добра.
М. – К сожалению, это встречается довольно часто, и если отношения мучительны, то мотивы не так важны. Может быть, подобных бед удастся избежать, если попытаться делать ближним только добро?
В. – Какие услуги ни оказывай людям, им все равно не сделаешь столько добра, сколько, по их мнению, они заслуживают.
М. – Пусть мы и не дождемся благодарности, но будем счастливы только оттого, что ближние вполне процветают?
В. – Какую бы нежность ни питали мы к друзьям и близким, их счастья все равно мало, чтобы осчастливить и нас.
М. – Зато близкие всегда помогут нам в беде, и эта уверенность согревает, не так ли?
В. – Реже всего нам помогают те, в ком мы особенно нуждаемся.
М. – Вы правы: иногда помощь приходит, откуда и не ждешь, в то время как близкие остаются в стороне. Возможно, общение в свете, беседы с благовоспитанными, утонченными людьми могут доставить человеку если не счастье, то огромное удовольствие. Что особенно занимает светских людей?
В. – Светские люди не говорят о таких мелочах, о каких судачит народ, но и народ не интересуется таким вздором, каким заняты светские люди.
М. – Вы подумайте! Значит, элиту составляют не всегда самые умные и достойные?
В. – Несколько болванов, усевшись за стол, объявляют: «Где нас нет, нет и хорошего общества». И все им верят.
М. – Может, и не все верят, но предполагают, что люди, достигшие вершин жизненного успеха, обладают большими способностями.
В. – Человек с заурядными способностями вполне может сделать блестящую карьеру, но его старания и заслуги тут не при чем.
М. – Пожалуй, так и есть. Но такие счастливчики, вероятно, вызывают законную зависть у людей, более достойных, чьи заслуги остались незамеченными?
В. – Порядочный человек может возмущаться теми, кто незаслуженно, на его взгляд, возвысился, но он не способен им завидовать.
М. – Как Вы правы! Многие наши журналисты и политологи всех мастей часто объясняют нелюбовь народа к новым богачам, которые якобы честно «заработали» свои миллиарды, элементарной завистью. При этом они как-то забывают такое понятие, как «справедливость». Можно не завидовать олигархам, при этом возмущаясь несправедливостью дележа народного достояния. Эти господа, видимо, судят по себе. Ваше определение зависти?
В. – Зависть не умеет таиться: она обвиняет и осуждает без доказательств, раздувает недостатки, возводит в преступление незначительную ошибку, язык ее полон желчи, преувеличений, оскорбительных слов. Она с тупой яростью накидывается на самые неоспоримые достоинства. Она слепа, неуёмна, безумна, груба.
М. – Картина впечатляющая. Вероятно, именно зависть не позволяет признавать таланты и достоинства ближних, из-за чего многие выдающиеся люди умирают в нищете и безвестности?
В. – Большинство великих людей провели лучшую часть жизни среди тех, кто не понимал, не любил и не слишком ценил их.
М. – Как ни печально, это совершенная правда. Зато после смерти они обретают заслуженную славу.
В. – «Не хвали человека, пока он жив», вот правило, изобретенное завистью и слишком поспешно подхваченное философами. Напротив, я утверждаю, что человека нужно хвалить при жизни, если, конечно, он того заслуживает. Отважиться воздать ему должное надлежит именно тогда, когда зависть и клевета ополчаются на его добродетель и талант. Похвалить от души не опасно, опасно незаслуженно огорчить.
М. – Это справедливо! Ведь завидуют талантам и жестоко критикуют их, как правило, честолюбивые бездарности, не так ли?
В. – Наградить человека честолюбием, не наделив талантом, – вот самое большое зло, какое может причинить ему судьба.
М. – Увы, таких людей приходится видеть больше, чем хотелось бы. Однако, так или иначе, истинно достойные люди редко слышат при жизни хорошие слова.
В. – Неизменная скупость в похвалах – верный признак ограниченного ума.
М. – Люди, скупые на похвалу, считают это признаком изысканного вкуса, а не своей ограниченности, разве нет?
В. – Умные люди были бы совсем одиноки, если бы глупцы не причисляли к ним себя.
М. – Есть ли критерий, по которому можно судить об уме человека, – ведь часто люди осведомленные считают себя весьма умными?
В. – Если у глупого человека хорошая память, голова у него набита всевозможными случаями из жизни и мыслями, но сделать из них вывод он не способен – а ведь в этом вся суть.
М. – Таким образом, большие знания в разных областях еще не говорят об уме?
В. – Что одним кажется широтой ума, то для других всего лишь хорошая память и верхоглядство.
М. – Но чтобы многое знать и держать в памяти, нужно приложить немалые усилия?
В. – Легче навести на себя лоск всезнайства, чем приобрести немногие, но прочные знания.
М. – Вероятно, надо с утра до вечера усердно заниматься, прочитать множество книг, чтобы стать по-настоящему образованным человеком?
В. – Непринужденная беседа – лучшая школа для ума.
М. – Да, но только при наличии достойных собеседников, а они довольно редки. Однако поверхностных и недалеких всезнаек часто уважают и почитают больше, чем глубоко знающих свой предмет специалистов.
В. – Кто уважает себя – внушает почтение другим.
М. – Значит, нравятся не самые достойные, а самоуверенные люди?
В. – Искусство нравиться – это умение обманывать.
М. – Вот это верно. Впрочем, не только нас обманывают – мы сами рады обманываться. Ведь все хотят нравиться ближним и нуждаются в их поддержке. Это большой недостаток?
В. – Пусть нас и корят за тщеславие, всё равно нам порою просто необходимо услышать, как велики наши достоинства.
М. – Но разумный человек не очень-то верит таким похвалам.
В. – Нам приятны порою даже такие похвалы, которым мы сами не верим.
М. – Ну, Вас хвалил сам Вольтер, а это дорогого стоит. В наше непростое время многие писатели, публицисты, не говоря уже о философах, пишут чрезвычайно сложно, считая, что серьезные мысли нельзя выразить простым языком. Ваше мнение?
В. – Если мысль нельзя выразить простым языком, значит, она ничтожна, и надо ее отбросить. Где темен стиль, там царствует заблуждение.
М. – Вы так считаете? Часто очень известные и всеми уважаемые авторы весьма сложно и витиевато высказывают мысли, которые сначала кажутся необыкновенно глубокими и оригинальными, и вы думаете, что это гениально. Однако, если поразмыслить и развить их, то они представляются совершенно абсурдными и неприемлемыми. С Вами такое бывало?
В. – Вырази ложную мысль ясно, и она сама себя опровергнет. Ясность – вот лучшее украшение истинно глубокой мысли.
М. – Я с Вами совершенно согласен. А что Вы думаете о критиках, которые учат писателей, как следует писать?
В. – Нет человека, который, прочитав прозаическое произведение, не подумал бы «Постараюсь – и напишу лучше». А я посоветовал бы многим: «Придите сперва хоть к одной мысли, достойной лечь на бумагу».
М. – Замечательно! А что Вы скажете о критиках поэзии?
В. – Для виршеплета нет достойного судьи его писаниям: если человек не сочиняет стихов, он ничего в них не смыслит; если сочиняет – он соперник.
М. – Какой оригинальный взгляд! Но есть же для Вас критерий хорошей поэзии?
В. – Дурная поэзия отличается тем, что она длиннее прозы; хорошая – тем, что короче.
М. – Краткость хороша только в поэзии?
В. – В известном смысле недостатки любого произведения сводятся только к одному – оно слишком длинно.
М. – Во всяком случае, в длинном тексте любые недостатки особенно утомляют. Но кто я такой, чтобы осуждать писателей и давать им советы?
В. – Критиковать автора легко, трудно оценить. Бывают люди, читающие лишь затем, чтобы выискивать в книге ошибки.
М. – О да, я таких людей знаю. Пусть каждый получает от чтения свое удовольствие. В своей книге Вы описали современное Вам общество без прикрас – разве Ваш век хуже предыдущих?
В. – Пожалуй, на свете не существовало писателя, довольного веком, в котором ему привелось жить.
М. – Да и простой человек тоже, в основном, недоволен – во все времена для этого есть причины. Что Вы думаете о жизни вообще?
В. – Иногда, глядя на людские поступки, невольно думаешь, что наша жизнь и мирские дела – серьезная игра, где дозволены любые уловки, лишь бы, рискуя своим, отнять чужое, и где удачник без ущерба для чести грабит того, кто менее удачлив и ловок.
М. – Увы, прошло более 250 лет, а картина та же. В чем тут дело? Разве призывы возлюбить ближнего не услышаны?
В. – На свете есть много такого, что мы плохо усвоили и что нам следует без конца повторять.
М. – С тем же успехом, что и предыдущие века. Может, только революция решает эти проблемы?
В. – Насилием добродетель не насадить.
М. – Как и проповедью. Ведь евангельские слова о любви прозвучали не вчера – почему мир так медленно меняется к лучшему?
В. – Чем бесспорнее изречение, тем больше опасность, что оно станет общим местом.
М. –Увы, так и случилось. Что же, человеку остается только терпение, не так ли?
В. – Терпение – это искусство надеяться.
М. – Как пелось в нашей известной песне, «Надежда – мой компас земной» – это верно?
В. – Надежда одушевляет мудреца, но ослепляет человека самонадеянного и беспечного: он слишком доверчиво полагается на обещания.
М. – Конечно, мудрецу и надежда не повредит – ведь разум спасет его от любого несчастья. Как Вы считаете?
В. – Лучшая опора в несчастье не разум, а мужество.
М. – Одно другому не помешает. Вы не думаете, что именно мудрость придает человеку и мужество?
В. – Ни мудрость, ни свобода не совместимы со слабостью.
М. – Именно. При этом многие предпочитают дружить с людьми слабохарактерными, видимо, чувствуя себя таким образом более могучими. Это правильно?
В. – Ненависть слабых менее опасна, чем их дружба.
М. – Вот как! Действительно, слабый человек скорее предает по бесхарактерности, чем по злому умыслу, что, впрочем, мало утешает. Значит, Ваш совет – избегать таких друзей?
В. – Как мало полезны наилучшие советы, если даже собственный опыт так редко нас учит.
М. – Чему Вас научил жизненный опыт?
В. – От людей и от времени можно ожидать любых сюрпризов и любых козней.
М. – Да, за этим дело не станет. Значит, бороться бесполезно?
В. – Для человека, твердого духом, который всегда хранит мужество, единоборствуя с сильнейшим гнетом обстоятельств, – для такого человека почти не существует безвыходного положения.
М. – А если человека унизили – что ему делать? Просто смириться?
В. – Люди редко примиряются с постигшим их унижением: они попросту забывают о нем.
М. – Если удается. Общение с людьми не редко приносит много неприятностей, поэтому умные люди мечтают об уединении и покое, не так ли?
В. – Человек потому мечтает о покое, что ему не терпится сбросить гнет подневольной работы, однако радость он обретает только в деятельности.
М. – Значит, счастье можно обрести в свободном труде, например, в творчестве?
В. – Сознание плодотворности труда есть одно из самых лучших удовольствий.
М. – Да, плодотворный труд, безусловно, радует, но мы ещё не говорили о счастье в любви. Есть мнение, что в нем главное – прелесть новизны. Вы согласны?
В. – Привычка – всё, даже в любви.
М. – Вот как! Наверное, в этом есть своя правда. Разрешите, уважаемый господин Вовенарг, поблагодарить Вас за эту непринужденную беседу. Вы прожили короткую, но достойную жизнь – скажите что-нибудь нам на прощание.
В. – Жизнь кратка, но это не может ни отвадить нас от её радостей, ни утешить в её горестях.
Конец связи…
Свидетельство о публикации №211120401257