Тореадор и Яшка

Светлой памяти брата Юрия
1
Приходилось вам бывать на Могилёвщине? Уверяю вас, краше нет мест, чем эти просторные лесистые земли с древними белыми звонницами, замшелыми вековыми замками и раскинувшимися на речных откосах большими сёлами и маленькими деревушками, в которых живёт добрый и трудолюбивый народ – белорусы.
Ганновка одна из таких деревень: уютно приткнулась к реке Сож, окаймлена чернолесьем и сосновым бором. Хат в деревне ни много ни мало, с три сотни будет. Крестьяне все дружные, незлобивые. Молодёжи хватает. Редко кто надумает покинуть родные места, разве что самый отчаянный романтик. Зачем куда-то бежать? Где лучше? Леса тут полны дичи: кабан – обычность, косуля – не в диковинку. А уж мелкой твари – лис, зайцев да енотов – только ленивый не поймает. Грибов же таких, как в местных лесах собирают, право слово, и в заповедниках не сыщешь. Шляпы подосиновиков пылают под каждой осиной, как раскалённые на огне сковороды. И земляничные поляны огнём разливаются! Сорвёшь лакомую мякоть – ладонь ещё час благоухает сладостью.
Той порой, когда овёс только-только начинал колоситься, на родную сторонушку навестить стареющих родителей приехал Михаил со своей женой Тамарой и её братом Юркой, бесшабашным молодым человеком двадцати двух лет от роду. Толпой ввалились в избу, наполнив её шумом и весельем. Стефан Дмитриевич приобнял сына, ласковым словом приветил невестку и её младшего брата. Ксения Марковна засуетилась-забегала. На столе появилась крутобокая каменная латка с белыми грибами в сметане, чугунок с разваренной картошкой, густо присыпанной укропом и щедро сдобренной топлёным маслицем, кольцо зажаренной до хруста домашней колбасы, булка ржаного хлеба, испечённого самой хозяйкой, жбан с берёзовым квасом. Тамара тем часом извлекала из дорожного чемоданчика гостинцы старикам: льняную сорочку и цветастый платочек – для свекровушки, фланелевую клетчатую рубашку и мягкие домашние тапки – для свёкра.
С молитвой дружно сели за стол. У Юрки глаза так и разбежались: еда – что ни в рот, то спасибо! Даже растерялся, на что в первую очередь наброситься. Однако поостыл, глядя, как старики ведут себя чинно, поднося ложку ко рту, как что-то священное, будто из рук самого Господа яства получили, и сам стал трапезовать без спешки.
Наконец, по обычаю, помянули добрым словом ушедших в мир иной и принялись вспоминать былое.
– А помнишь, Тамарка, как ты нас манкой потчевала? Целую иордань настряпала. До сей поры на кашу не глядим, – усмехнулась Марковна.
Тома густо покраснела, как будто её в чём-то постыдном уличили. Где ж ей забыть о том? В «глупом возрасте» ещё была, восемнадцать только-только стукнуло. Её, как свою невесту, Мишка на смотрины родителям привёз. Приказал во всём слушаться стариков, не перечить им, помалкивать да уму-разуму учиться. А ей так вдруг захотелось будущим свёкрам угодить, она и взялась приготовить вечерю. А опыта никакого. Что могла, то и приготовила. Водрузила на стол трёхлитровый чугунок манки. Сахара да масла не пожалела, слаще мёда каша получилась.
– Кушайте, родители дорогие!
Пожилые супруги молча взяли по деревянной ложке, долго стучали по стенкам чугуна. Вылить кашу жалко. Не привыкли они продукты зря переводить. Молодость их голодная была, военная. Каждой крошечке хлеба молились. Да и будущую невестку обижать не хочется, старается как-никак. Молчали да ели через силу, пока дно не стало видать. А Тамарка глянула на пустой горшок-кашник: «Знать, по душе старикам стряпня пришлась, даже со стенок кашу соскребли», – да и рада стараться ещё такой же чугунок с манкой хлоп на стол! Будущие свёкры опять за ложки. Не свиней же манкой кормить… Ох, и обрыдла им тогда каша!
Вспомнили о том, посмеялись. На память и другой случай приспел. Опять же Тамара виновница. На этот раз она корову вызвалась подоить. Только вымя нащупала, а бурёнка хлясь хвостом! Горе-доярка так и брякнулась со стульчика, завопила, как заполошная. От истошного бабьего крика шарахнулась телушка в сторону, опрокинув ведро. На шум в хлев примчалась Марковна, помогла подняться и присоветовала нерадивой невестке:
– Привяжи хвост к ноге, – да и пошла, оставив молодуху один на один со строптивой скотиной.
Попробуй тут додумайся, что привязывать надо верёвкой? Взяла Тома трясущимися руками хвост и… раз его… на бант! Корова так и взвилась, как балерина, а наутро с обиды и поллитра молока не дала. Тамарку же и близко к себе не подпустила: пригнула рога к земле, широко ноги расставила, засопела угрожающе, мол, сунься только… я – тебе!
За разговорами время пролетело незаметно. Юрка первый встал из-за стола.
– Ну, спасибо хозяюшке за угощение, насытился, пойду, пройдусь, – с тем и вышел из хаты.
Молодые же супруги решили порадовать стариков вниманием и остались сидеть за столом у раскрытого настежь оконца. Тамара стала бойкая на разговор, трещала без умолку. Иногда и Михаил слово вставлял. Родители же больше молчали, на жизнь не жаловались, на здоровье тоже:
– Живём, как все. Что нам станется? Всего хватает…
Ветерок, балуясь, теребил сквозистое суконце на окне, и с околицы врывались в хату звуки лета: журчали скворцы в тенистом яблоневом саду, где-то тарахтел трактор, квохтали куры, кто-то стукал топором на крыше соседней избы. Пахло донником и навозом. А внизу, у завалинки, мотали желтоглазыми мордашками на ветру белоголовники.

2
Юрка впервые оказался в деревне. Деда своего он никогда не знал, а бабка его жила в маленьком домике на окраине города. Мать сумела выхлопотать для него двухкомнатную отдельную квартиру в самом центре. Потому-то Юрке, никогда не дышавшему деревенским воздухом, всё было в диковинку. Он широко шагал босиком по тёплому пыльному прогону, с любопытством глядя по сторонам. На душе было весело. От жары он расстегнул красную нейлоновую рубашку, сшитую в ателье по последней городской моде, и завязал её внизу на узел. Клёшные брюки несколько раз завернул, так что они едва доходили до колен. Девчонки, стайками пробегавшие мимо, с интересом оглядывались на незнакомца. А тот им улыбался и отпускал вслед шуточки.
– Ну и балабол: рот нараспашку, язык на плечо, – в ответ смеялись девчата.
Вот и колхозная ферма. Ядрёный дух потной скотины ударил в ноздри. Юрка поморщился и хотел уже повернуть обратно, как вдруг заметил молоденьких доярок, выходящих с вёдрами из коровника. Девчата тоже увидели симпатичного паренька и стали шушукаться и задорно смеяться. Юрке тотчас расхотелось уходить. Напротив, он стал придумывать, чем бы обратить на себя особое внимание девушек, тем более что одна из них, которая почти не смеялась, была особенно хороша: тоненькая, с русой, ниже пояса косой.
Юрка огляделся. За пряслами, опоясывающими коровник, привязанный за шею к железному столбу толстой вязкой, стоял огромный племенной бык. Он безразлично водил синющими глазищами из стороны в сторону, время от времени вздыхал или издавал низкий протяжный звук. Иногда он встряхивал большущей головой, отгоняя назойливых слепней, и стегал себя тугим хвостом по гладким бокам, спасаясь от укусов.
Идея пришла сразу. Как-то по телевизору Юрка видел документальный фильм об испанских тореадорах, участниках боя быков, которые непременно побеждают разъярённое животное. «Чем я хуже тех испанцев? Или прыти у меня меньше?» – подумал Юрка.
И, на ходу снимая рубашку и размахивая ею, как тореадор плащом, он прямиком направился к скучающему быку, не замечая, что по мере его приближения белки у животного всё больше и больше наливаются кровью.
Бык уже без отрыва, с нарастающей злобой пялился на красную щёгольскую рубаху, нервно дёргая то одной передней ногой, то другой. Девчата что-то кричали, размахивали руками, но Юрку это только подстёгивало. Он быстро подошёл к пряслам, перемахнул через них и принялся отвязывать застывшего в изумлении от такой невиданной наглости быка…
Дальнейшие события ещё долго обсуждались в каждой деревенской хате.
Отвязанный бык ощетинился, надул губы, и тут его взорвало... Юрка, успев сообразить, кинул под ноги красную рубаху, перемахнул через прясла, которые в следующее мгновение были снесены могучей грудью животного, и, сколько было мочи, без оглядки застучал босыми пятками по пыльному прогону. Только взбешённому бугаю уже было всё равно в рубахе бегун или без неё. Выворачивая комья земли и содрогая ударами копыт всю округу, он тяжело помчался за своей жертвой…

3
Жара немного спала. Тень от яблонь спустилась на открытое окно. Звенели мухи, налетевшие за день в дом, спасаясь от жары. Стефан Дмитриевич бил их стареньким вафельным полотенцем. Ксения Марковна, Михаил и Тамара всё ещё вели полюбовные разговоры за столом. Неожиданно все замолчали, когда мимо окна в клубах пыли с воплями о помощи, мелькнув босыми пятками, кто-то пролетел быстрее ветра. Только успели переглянуться, как следом за пропавшим из виду человеком, пригнув рога и выбрасывая задние копыта, так же молниеносно пронёсся бык. Недолго думая, все выскочили на улицу. Почти у каждой калитки уже стояли глядельщики. До слуха донеслось:
– Што деетца! Яшка-то совсем осатанел: зенки кровью набрякли, чуть не лопают! Землю всю распахал!
– Забъеть ирод мальца! Бяжать за Константином надо. Без него управы на бугая не найти!
– Миша, а где Юра? – о чём-то догадываясь, спросила Тамара супруга.
– Говорил, что пройдётся…
Она так и побелела. Сломя голову бросилась по деревне к дому, что находился почти на краю, рядом с сельской лавочкой. Задыхаясь от скорого бега, сколько было сил, заколотила в двери чужой хаты…
Пока Константин на ходу застёгивал рубаху, сопровождая действия крепкими словцами, Юрка пошёл на второй круг. С выпученными глазами, совершенно обезумевшими от страха, с торчащими в разные стороны волосами, с раскрытым пересохшим ртом, полным пыли, он стремительно приближался к домам. В пяти шагах от него крошил землю копытами Яшка. Константин, подоспевший вовремя, без раздумий, бросился наперерез бугаю. Увидав своего кормильца, бык лишь на мгновение замедлил бег, и этого замешательства хватило, чтобы мужик дюжей рукой цапнул Яшку за кольцо в ноздрях и с силой потянул книзу. Бык захрипел и опустился на колени передних ног, брызгая пеной изо рта.
– Ну-ну, милый, остынь. Вон сердце-то как бухает, – похлопывая по мощной бычьей шее и поглаживая её со всей нежностью, на которую только был способен деревенский мужик, ласково заговорил Константин.
Яшка тяжко вздохнул и обратил на своего кормильца светлеющие и наливающиеся синевой влажные глаза.
А Юрка, как пьяный, качаясь со стороны в сторону, держа в руках пояс от штанов, мокрый и грязный, еле волоча ноги, поплёлся к своей хате. Проходя мимо, он даже не покосился на девчат, среди которых была и та, которая так ему глянулась.
– Эй, тореадор, пелёнка не нужна? – засмеялась вслед рыжеволосая застрельщица, подмигивая своим смешливым товаркам, да и замолчала, потому что рядом стоящая русокосая девушка одёрнула её:
– Парень еле жив, а ты….

P.S. С тех пор прошло много лет. Давно уже нет в живых Ксении Марковны, Стефана Дмитриевича, Константина. Нет и самой деревни Ганновки, так как авария на Чернобыльской АЭС сделала непригодными для жизни эти некогда благодатные белорусские земли, и крестьяне покинули их. И Юры тоже нет. А память об этих людях жива до сих пор.

Апрель 2009 г.