Ради бога, которого нет. Глава 29

Глава 29.

Ольга всю ночь не сомкнула глаз, все думала: об Ахмете, о себе. О том, что теперь ждет этот мир, и каким он станет, если в него придет Сатана. Сатана, видимо, спал. Или просто решил оставить ее в покое. Где-то в деревне запели петухи.
"Корабль прибудет этой ночью или, в крайнем случае, на рассвете."
- Пора, - она решительно встала. Оделась. Стараясь идти как можно тише, направилась в конюшню.
Там уже был Пончес: засыпал лошадям в ясли овес, расчесывал гривы.
- Что будет угодно госпоже? - он почтительно склонился.
- Когда выезжаем?
- Как только дон Родриго проснется.
- Хорошо, - она кивнула. - Оседлай мою лошадь.
- Может, сперва пойти разбудить дона Родриго?
- Нет, - она внутренне вздрогнула, - пусть пока спит... Я хочу прогуляться верхом.
Пончес встревожено оглядел ее.
- У вас нездоровый вид. Я бы не советовал госпоже...
- Не перечь мне!.. Я хочу немного развеяться. Прогулка пойдет мне на пользу.
Слуга, потупив взор, послушно кивнул. Вздыхая, стал снаряжать двух лошадей.
- Мне нужна одна лошадь.
- Хозяин голову мне оторвет, если я отпущу вас одну.
"Черт, что же делать?"
"Пообещай ему, что просто проедешься вокруг дома. Если он будет уверен, что не потеряет тебя из виду, то, наверняка, поленится сам садится на лошадь..."
- Нет нужды сопровождать меня, Пончес. Я просто проедусь туда-сюда около дома. Ты даже из виду меня не потеряешь.
- Ну... Только около дома, сеньора.
Ольга уже забралась в седло.




Абдулла:
Как тихо. Никого нет в трех милях вокруг. Мои головорезы уже взялись на костре что-то готовить. Ладно. Ветки кладут сухие, дыма нет. Пусть ребятки немного отдохнут. Поедят горячей похлебки... Этот старик, кажется, уже сумел понравиться всей команде своими веселыми байками. Только Джафар все еще косится на него с подозрением. Послушай я старого перестраховщика, какой бы человек утонул!
Если до десяти утра ничего не изменится, придется высылать вглубь страны экспедиционный отряд. Самому поехать? А что, если с моря нас засекут патрульные галеры венецианцев? Тогда тем, кто останется с кораблем, придется вступать в бой или скрываться. Оставить вместо себя старшим Джафара?.. Ох, боюсь не справится он с командой. Быстро настроит их против себя. Характер у контрабандиста еще тот... Придется послать во главе отряда Карагана. Он малый сообразительный...
Поскорее бы хоть что-то решилось. Уж лучше хорошая драка, чем это бесконечное ожидание. Утренний туман не даст врагам нас обнаружить. Но ведь и своим труднее будет найти. А когда солнце разгонит туман, то оттуда, со скал мы будем видны, как на ладони.




- Проклятье! Мы, кажется, совсем заблудились в этом тумане.
- Не ной, Тэрцо. Я слышу прибой справа. Значит мы правильно идем... Только смотрите под ноги... Ты куда пропал, Ду?
- Да здесь я, здесь... А вам не кажется, господа, что мы потеряли тропинку? Объяснишь ты нам наконец, Ахмет, за каким чертом мы сюда...
- Не богохульствуй, Ду. И потерпи. Всему свое время.




- Так где она, Пончес?
- Н-не могу знать, ваша милость... Вот, только что каталась верхом возле дома, - слуга жалобно шмыгнул носом. - Я как заметил, что она долго не появляется, побежал посмотреть, не случилось ли чего. Вдруг ее опять лошадь... того...
Родриго нервной походкой направился туда, куда махнул рукой Пончес.
"Так и есть. Свежий след подков. Два круга вокруг дома, а потом на большую дорогу."
- Да я тебе собственноручно шею сверну, собака!.. Ты что, разбудить меня сразу не мог?!
- Простите, ваша милость. Я боялся вас рассердить... Как только... Мы сразу вскочили на коней и обшарили всю округу. Может, еще раз все прочесать?
"Ничего они не прочесывали. На земле следы только ее лошади... Упустили, ленивые ублюдки!"
- Поди вон! - Родриго развернулся, и отправился обратно на постоялый двор. По дороге с силой пнул оказавшуюся у него на пути собаку. Та с визгом уползла прочь. Полковник сплюнул и вошел в дом.
"Почему она сбежала? Чем я ей был неприятен? Чем обидел? Неужели эта девчонка всерьез считает, что я ей не ровня? И дернул меня черт вчера сказать, что мои родители из простых галиссийских идальго. Это, наверное, сильно уронило меня в ее глазах... Тоже мне, потомственная знать, баронесса в седьмом поколении... Разве ей мало того, что мой дядюшка по матери – вице-король Неаполя, а сам я теперь, его стараниями полковник армии? Какое  самомнение! Счесть, что я ее недостоин и уехать, даже не попрощавшись... Высокомерная дрянь! А я ведь даже думал просить ее руки..."
Поднявшись к себе в комнату, он закрыл дверь и запер ее на щеколду. Растерянность и досада на самого себя. Никого не хотелось видеть.
- Куда ты ее спрятал? Говори  по хорошему, щенок, иначе я тебе мозги вышибу, - и холодное дуло пистоля уперлось ему в затылок.
- Да как ты смеешь?! - возмущенно взвизгнул дон Родриго... и получил ногой в пах.
Задохнувшись от боли он не мог даже вскрикнуть. Ноги подкосились и полковник упал на пол. Ему придавили спину коленом.
- Ты что ли Родриго де Овандо? - напавший говорил на немецком.
"Мужлан. Ты ответишь за это! Еще никто не осмеливался так со мной обращаться," - для крика не было воздуха в легких и Родриго осталось только мысленно ругаться.
- Ну? Будешь ты отвечать, или мне сходить за переводчиком? - на правую руку Родриго, потянувшуюся в сторону шпаги, обрушился удар пистолетной рукоятью.
"Как больно! Собака! Я же теперь совсем не чувствую свою руку... О, боже! Кто этот негодяй и что ему нужно?"
- Если не будешь мне отвечать, я тебя просто зарежу. Я знаю, ты прекрасно понимаешь по-немецки... Так что, будем говорить?
- Си, - выдохнул дон Родриго.
- Вот и хорошо, - Матиш облизнул потрескавшиеся губы и уселся прямо на спину испанца. - С тобой была девица. Некая Мария... Так?
- Так.
- Где она теперь?
- Каналья! Да как ты смеешь.., - Родриго закашлялся, получив по ребрам пистолетной рукоятью.
- Повторяю вопрос. Где она теперь?
- Не знаю. Да что вам.., - еще один удар.
- Испанцы что, все такие тупые? - вздохнул Матиш. - Слушай: я задаю вопросы, ты на них отвечаешь. Если не отвечаешь, тебе от этого хуже. Разве это трудно усвоить?
- Пончес, Альваро! На по.., - завопил наконец Родриго, набрав воздуха в легкие. Но новый удар рукоятью по ребрам прервал его крик. Теперь он мог только хрипеть.
В дверь постучали.
- Открой, Матиш. Это я, Ульбрехт.
- Уф... А я уж думал.., - Матиш встал с испанца и открыл щеколду. - Ну как там дела?
- Ее нигде нет. Хозяев постоялого двора и всех слуг этого мальчишки мы загнали в погреб.
- Сопротивление было?
- Да, - скривился Бибер. - Двоих пришлось заколоть. Остальным хватило и тумаков... Милош сейчас их сторожит, чтоб никто не сбежал... Этот рассказал что-нибудь?
Родриго, надеясь, что от него отвлеклись, попытался встать, но, получив удар ногой в копчик, содрогнулся от боли и снова распластался на полу.
Матиш покачал головой.
Снизу послышались шаги. На лестнице появилась голова Милоша.
- Подлец Питти сбежал... Бросили меня там одного, идиоты! Я ж не могу за всем уследить.
- Испугался, бедняга, наших методов. И теперь мы без переводчика, - сокрушенно вздохнул Матиш.
- Не беда. Пока он еще был с нами, я там допросил внизу одного. Отделал его так, что он все-все рассказал. Мария от этого испанца сбежала, - кивнул Милош на лежащего на полу полковника Родриго. Другие слуги подтвердили. Правда, этот Жакомо как-то вяло переводил. Слова стал подбирать, словно скрыть хотел что-то, собака...
- Понятно, почему он сбежал, - Матиш укоризненно посмотрел на товарища. - Ты и его решил с пристрастием допросить, так?
- Ну да, - потупился Милош. - Ну так я ж все разузнал! Она и правда сбежала. Сделала вид, что собирается прокататься на лошади с утра, выехала за двор и ищи-свищи... А этот молодой хлыщь взбесился. Наверное не вынесла она его общества, вот и...
- Все так? - обратился Матиш к Родриго, который в этот момент пытался привстать.
- Си.
- А куда она убежала? В Венецию? Или еще куда?.. - Родриго покачал головой. -
- Овечать, когда тебя спрашивают, - Бибер пнул испанца ногой в живот.
Милош сморщился:
- Лишнее. Он наверняка не знает... Или знаешь? - и инквизитор за волосы приподнял голову парня над полом.
- Не знаю... Богом клянусь, что не знаю...
Матиш отпустил волосы и об штаны вытер руку.
- Ладно. Поехали. Здесь мы больше ничего не найдем. Надо прочесать тракт, узнать, не садилась ли она на один из паромов, соединяющих Венецию с берегом.
- А с этим что делать? Так оставим, или... - Ульбрехт выразительно провел пальцем по горлу.
- Вот еще! Буду я мараться из-за какого-то сопляка... Пошли. Надо спешить.
Хлопнула дверь. Проскрипели сапоги по лестнице. Звук удаляющихся лошадиных копыт. Где-то далеко, внизу, под выкрики Пончеса, слуги ломали дверь, за которой их заперли Ульбехт и Милош. Дон Родриго, беспомощно распластавшись на полу плакал от досады, обиды и боли.




Сначала она заметила три белых скалы. Потом, неожиданно вынырнув из тумана, появилась бухта. Корабль - небольшой, почти плоскодонный, стоял у самого берега. Какие-то люди весело смеялись, сгрудившись над дымящимся котелком. Один из них, увидев ее, встал и пошел навстречу. Он был одет в потертый халат, когда-то выглядевший богато. Босой. С непокрытой головой. Редкая седая бородка. Открытое, приветливое лицо.
"Ну вот и все. Приехала."
Она соскочила с лошади и пошла ему навстречу. Остановившись перед ней, он секунду стоял молча, словно изучая. Добрые, словно бы все-все понимающие глаза.
- Ты Мария?
- Да.
Он грустно улыбнулся. Из-под полы халата вылетел, сверкнув на утреннем солнце, ятаган. Удар по горлу. Она даже не успела вздохнуть. Только удивленно смотрела на его решительное, и, в то же время умиротворенное лицо. "Может быть Ахмет хотел именно так?.." Небо в осенних перистых облаках. Возбужденные крики. Кто-то, склонившись над ней, трясет за плечи... Темнота.

Душу дьяволу - да пожалуйста!
Лишь бы ты не был ранен в бою.
Ни к себе, ни к другим нет жалости,
Если в сердце набатом - люблю!

Кони в ночь - сквозь безумье пожарища,
Я в ладони мгновенья ловлю.
Мы расстанемся? - да, расстанемся,
Не потрогав губами "люблю".

Уже поздно жалеть или каяться -
С темной силой я душу делю.
Ты уходишь, и ночь вспыхнет заревом,
Неродившимся криком: "Люблю!"


Боль и кровь - тело падает замертво.
Кто я?.. Где я?.. В аду?.. В раю?..
Здесь залогом спасенья - прощание
Губ и глаз, не сказавших "люблю".



В сумасшедшей горячке погони и поисков. С самого утра. Они выскочили, с оголенными клинками и заряженными пистолями, на взмыленных лошадях, на берег бухты трех скал в полдень.
Шебека уже вышла на веслах из гавани и, поймав благоприятный ветер, подняла черный парус.
- Поздно! Они ее увезли! - Матиш в сердцах бросил наземь саблю, шапку.
Бибер вложил шпагу в ножны и, спрыгнув с коня, облегченно вздохнул:
- Хорошо, что они уже далеко. Если бы у тебя хватило дури напасть на этих турок сейчас, нас бы просто убили. Может, все к лучшему?
Милош проехал верхом до самой воды. Потом стал объезжать весь пляж кругом, внимательно изучая следы. Задержался у брошенного костра. Двинулся дальше.
- Братцы! Братцы, смотрите! - голос его дрожал.
Они побежали к нему. Руки, по привычке, на рукоятях пистолей, на эфесах клинков. Милош спрыгнул с коня. Они встали рядом. У их ног лежало залитое кровью тело. Почти вся кровь уже запеклась или впиталась в песок. Это была она - та, за кем они гонялись по всей Австрии и окрестным землям.
- Боже мой... Что же тут, на самом деле произошло? - прошептал Матиш, часто крестясь.
- Это Мария? - спросил Бибер.
- Да.., - Милош сглотнул. - Что же нам теперь делать?





Погода была ясной, но на душе Абдуллы чернели тучи.
"Не гонись за властью, моряк..." - он криво усмехнулся. - Вот, значит, какой ты, старик. Бродячий дервиш. Суфийский мудрец, дьявол тебя забери! Раньше всех нас увидел, подошел и убил. И скрылся в тумане. Словно и не было тебя. Словно призрак... Ведь нутром чуял я, что кончится это дело бедой... Теперь, для полноты, остается еще нарваться на венецианский флот".
- А я говорил, говорил ему! Не надо было спасать старика. Пусть бы он утонул. Ничего мы теперь от Гофур-Паши не получим. Остаться б живыми после такого провала. Позор! Ведь и Гофур-Паша нас предупреждал... Эта сопливая доброта капитана ко всяким... А он, Старик этот... Наверняка же он был шпион. Он все это специально подстроил. А потом улучил момент и... С самого начала он мне не понравился...
Абдулла внимательно смотрел на Джафра. И беспокойство в его душе росло. "Всех нас он потопит, лишь бы выгородить себя... Эх, старик, старик. Так-то ты мне отплатил за добро." И вдруг капитана осенило. Он вспомнил до мельчайших деталей тот час, когда все случилось. Вспомнил, кто куда шел, что делал. Вспомнил, каким был тот ятаган, которым дервиш зарезал девчонку.
Подойдя к Джафару капитан вынул из его ножен клинок. Вся команда удивленно затихла, и в наступившей тишине Абдулла, усмехаясь, спросил:
- Говоришь, ты все заранее знал? Но можешь ли ты нам объяснить, почему старик убил ее твоим ятаганом? Почему именно твой клинок оказался в руках у безумца?



Темнота, полная, без малейшей искорки. Нет ощущения тела, нет ничего, только осознание себя и холод свободы.

Ольга:
Что со мной? Где я?.. Хоть бы капельку света. Удивительно, что я все помню. Все, до мельчайших деталей: как бежала от Родриго, как встретила босоногого старца с ятаганом... Кто он? Откуда вдруг взялся?.. Ведь я ждала, надеялась, что кто-то убьет меня, освободив от этого кошмара, а получилось все равно неожиданно... И где теперь Сатана? Его убили вместе со мной?
"Сатану, как ты его называешь, невозможно убить. Также, как нельзя, например, убить северный ветер."
- Кто ты?
"Босоногий старик с ятаганом, - он, кажется, улыбнулся. - Так меня еще никто не называл."
- Зачем ты меня... Что все это значит?
"Это долгий рассказ... Начнем с того, что меня попросил об этом Ахмет."
- Попросил убить меня?..
"Не убить, а спасти. И не только тебя... Помнишь, он рассказывал тебе о дервише, который может помочь? Он говорил обо мне. Вчера, в полдень, я узнал от него... Это просто удивительно, что ему удалось ко мне достучаться. Ведь он даже не знал, где я. А я был очень далеко отсюда. В Египте, в Гизе, среди древних гробниц...  В подобных местах особенно четко осознаешь, что наш мир всего лишь хрупкая чаша из горного хрусталя, забытая Творцом на холодном ветру... Впрочем, это не относится к делу. Я давно знаком с Ахметом. Он, в сущности, хороший человек. Просто занялся со скуки дурным ремеслом... Но это тоже к делу не относится."
Тот, кого ты называешь Сатаной, тот, кто недавно через тебя пришел в этот мир... Я о нем знал и раньше. И я знал о коварстве стылого ветра. О его силе и от том, как он слаб. Он почти ничего не может сделать сам. Всегда действует лишь через тех, кто призывает его. Им, призывающим, он дает Силу. Вот только душа человека начинает гнить изнутри, когда человек получает несоразмерно тому, чего он достоин. Сила стылого ветра так велика, что ее не достоин ни один из живущих. Любой из получивших ее, получает яд для своей души.
Иногда, нечасто, может быть раз в сотню, или в тысячу лет Сатана обращает особое внимание на один из миров. Потому что звезды становятся так, что он в этом мире может действовать сам. Не выполнять волю тех ничтожеств, что из-за своего несовершенства или из-за ненависти к миру обратились к нему, нет -  диктовать им свою. На этот год, и, возможно, на следующие годы, он обрел такую возможность у нас. Это было предсказано. Давно. Многими из наших пророков. Цебеш был одним из людей, расшифровавших пророчества. Другой, Джеронимо Ари, тоже кое-что почувствовал. Оба мертвы теперь. Потому что сила Сатаны так велика, что он в конце концов убивает тех, к кому прикоснется. Так велика, что он может убить, или же до неузнаваемости изменить, покоробить даже нашу вечную душу. Сила его - это сила разрушения, поэтому принести ее в наш мир может лишь смерть.
- Так значит, Сатана не обманывал меня? В этом, 1618 году, он действительно всемогущ? - содрогнулась Ольга.
"Конечно же нет, - улыбнулся дервиш. - Он и сейчас, когда звезды расположены благоприятнейшим для него образом, не в силах сам управлять ничем кроме бесплотных призраков или там мелких существ вроде летучей мыши."
- Но он заставил взбесится мою лошадь! Дважды. Там, в горах, и на рынке в Беллармино!
"На это вполне способен овод, вовремя укусивший животное туда, где особенно нежная кожа. Живое существо покрупнее Он не способен уже заставить действовать вопреки инстинктам. Волк бросится на тебя, направленный Сатаной, лишь если испытывает голод. Но он не станет рисковать собой. Любая живая тварь стремиться продлить свою жизнь. Тут и Сатана бессилен. А людьми он может управлять, лишь подбрасывая им грязные мыслишки, предлагая свои услуги. Сатана лишь предлагает, но решает, как поступить, сам человек.
Этому миру ни к чему Сатана. Он страшен и смертоносен сам по себе. Четыре года назад с беззащитной девочкой, Марией, мир обошелся бесчеловечно. Жестоко. Лишил ее всего. Свел с ума. Почти убил ее неокрепшую душу. Албанец, наемник турецкого султана, Ахмет спас тогда честь этой девочки. И пощадил ее, не стал убивать, хотя обязан был это сделать. Может быть, это была первая песчинка из тех, что, ложась на чашу весов, дают миру шанс стать чуточку лучше.
Месяц назад Цебеш, призвав Сатану на помощь, сумел вселить твою душу в тело безумной Марии. Ты  была предназначена, чтобы пустить Сатану себе в душу. А потом, из своей души, пустить его в этот мир. Не знаю, был ли у тебя шанс устоять. Теперь рассуждать об этом нет смысла. Но ты впустила его не ради власти и мести - любовь спасла твою душу от вселенского холода и тлена. Ты впустила его, но ты ему не сдалась.
Впрочем, стылый ветер бесстрастен. Ему все равно, что происходит с душами тех, кого он коснулся. В сущности, Сатана - это Князь Мира Сего, как назвал его один из христианских богословов. Он - сила вещей. Он - плотская, материальная основа нашего мира. Он - материя без души. Безграничная власть над всем сущим, изменчивая и все изменяющая, убивающая и умирающая, без смысла и цели. Стылый ветер - это и есть сама смерть. И потому он бессмертен."
- Все это не объясняет того, почему ты убил меня, дервиш.
"О, прости. Я отвлекся. Забыл, что я не на собрании богословов... Так вот. Того, в кого вселится Сатана, убивать бесполезно. Даже опасно. Если убить его, стылый ветер вселится в тело убийцы. Ведь для Сатаны победитель всегда прав. Совершив грех убийства, убийца открывает для зла свою душу. И Сатана с радостью воспримет нового носителя, как более сильного, а значит, более достойного для него. Именно поэтому убив носителя зла, убить само зло невозможно. Оглянись вокруг, вспомни, и ты поймешь, что всякий, кто победил грубой силой, убийством, войной, всегда перенимал худшие свойства побежденного. Этот закон справедлив всегда, даже среди обычных людей... Ахмет не знал об этом законе. Просто удивительно, что он не решился... И этим спас всех нас. А в первую очередь - себя. Ведь, убей он тебя, и душа Сатаны вселилась бы в него. Стылый ветер дал бы ему свою силу и обрел бы над ним власть. Слава Аллаху, Ахмет не смог убить тебя. Любовь спасла его душу и, может быть, спасла весь этот мир."
- Теперь понятно, почему Сатана не берег мою жизнь. А я-то все удивлялась, неужели он так опрометчив, что позволит убить меня до того, как я совершу обряд?
"Ему никакой обряд не нужен. Обряды нужны нам, людям, как костыли для  нашего несовершенного разума. Для сил, подобных стылому ветру, любой наш шаг, любой сознательный выбор имеет силу обряда. Именно поэтому, услышав Ахмета, его мольбу о помощи, я не мог не помочь."
- Почему именно ты? Ахмет не мог убить меня, а ты, получается, мог?
"Скажем так - из тех, кто мог бы вынести этот груз я оказался ближе всех."
- Груз...
"Да, - зазвучал до боли знакомый голос. - Меня этот этарый болван называет грузом... Ахмет, все же, сумел перехитрить меня. Можете поздравить этого упрямого солдафона. Он подстроил так, что я вселился в самое бесполезное и бестолковое, во что только мог. То, что я вселяюсь в любого, кто убъет моего прежнего носителя, ты, дервиш, сумел использовать против меня. Но не думай, что все кончено. Я еще вытрясу песок из твоей дряхлой души и из разваливающегося тела... Кстати, вот и Ахмет. Он видел, как ты убивал Марию, дервиш. Так что он вряд-ли оставит тебя в живых. Он - следующий."

- Нет. Не-ет! - Она была готова вцепится в глотку этому бесплотному голосу, но во тьме не видно ни глотки, ни глумливой усмешки. - Ты не сможешь! Ничего ты не сможешь! Ахмет не такой. Он...

"Да сама посмотри, что сейчас будет."
Стало медленно светлеть. Ветер уносил к морю последние клочья белого, как молоко, тумана. Дервиш шел по тропинке, вьющейся над бухтой, меж белых скал. Вверху старика ждал Ахмет.