Никиткина жизнь. Часть 3. Заграница. Глава вторая

Глава вторая

 Через речку переправились без приключений,  а дальше пошла полоса невезения.
На хуторе никто не открывал им двери.  Злобные поляки что-то шипели на своём тарабарском языке и гнали их прочь.  В другом селении история повторилась, да ещё, вдобавок, спустили собаку, порвавшую в  клочья и без того дырявые полы Никиткиной шинели. Ночь застала их в придорожных кустах, где, дрожа от холода,  они пересидели тёмное время.

 Утром начал моросить дождь.  Не оглядываясь,  впереди упорно шагала Варенька с заветным узелком в руках. Никитка едва поспевал следом за ней, мысленно проклиная себя за то, что согласился на всё это безрассудство. Странные  нерусские постройки, незнакомая речь и свирепый нрав польских селян  приводили в панику.
 Однако,  жгучее желание обладать этой необычной женщиной  повелевало всем его существом. Ради неё он готов был идти куда угодно, терпя любые муки. С этим ничего нельзя было поделать…

Вдруг сзади послышался перестук копыт.  Прямо по полю, наперерез им, галопом мчалась группа всадников. Сердце ёкнуло от мрачного предчувствия.

Подскакав, верховые взяли их в кольцо и, горяча коней,  гарцевали всё ближе и ближе, переговариваясь между собой по-польски. Никита разобрал только несколько слов: «дзивчина стрелать»,  «зобить хлопца» и ему стало страшно. Ни с чем хорошим, конники явно не приехали. Один из всадников  обнажил кривую саблю, перегнувшись с седла, ловко выхватил из рук Вари узелок.   Подкинул вверх и, залихватски,  с хохотком, рубанул по поклаже. Ткань лопнула под острым лезвием, краюха хлеба переломилась и сверкающие золотые  драгоценности высыпались в дорожную грязь. 

Варя стремительно бросилась на ближайшего поляка,  ухватилась за стремя и впилась зубами в ногу выше сапога. Тот,  дико заорав, с силой оттолкнул её. Его товарищи расхохотались. Варенька упала на спину,  старушечий платок слетел с головы, открыв восхитительную русую косу и прекрасное, даже в ярости,  смазливенькое личико. Задравшийся подол юбки обнажил стройные ноги в дорогих шелковых чулках. Уродливый салоп не смог скрыть  вздымающуюся от волнения высокую грудь.  Опешившие поляки с удивлением смотрели на открывшуюся пред ними картину.

Когда Варя вскочила на ноги, оказавшийся сзади всадник ловко схватил ей за талию и перекинул перед собой через седло.  Завернув ей руки за спину, с оттяжкой врезал плетью по  торчащему округлому заду. Варя пронзительно взвизгнула и затихла, перестав дрыгать в воздухе ножками.

Один  из поляков, в красочной, подбитой мехом тужурке, спешился и, не торопясь, стал собирать в полевую сумку валяющиеся золотые украшения.  Тщательно разломав в крошки каравай хлеба и даже поковыряв носком сапога дорожную грязь,  убедился в том, что собрано всё.  Вразвалку подошёл к Никитке,  сдёрнул с него шинель и, ощупав швы, обнаружил там зашитое золото.
- О, злата бранзулетка! – радостно вскричали  и довольно захохотали  его  товарищи, возбуждённо переговариваясь между собой на своём пшикающем языке.

Сбив ударом кулака Никитку на землю, поляк разорвал на нём гимнастёрку и, брезгливо ощупав её, ничего не обнаружил.  Наклонившись,  с недовольной миной на  усатом лице, залез рукой в галифе и вывернул пустые карманы. На десяток выпавших крохотных мелкокалиберных патрончиков, не обратил внимания. Осмотреть раненую руку, болтающуюся на перевязи, отчего-то не догадался.

Коротко переговорив между собой, поляки развернулись и поехали прочь. Оставшийся с Никиткой всадник  вытащил из деревянной кобуры маузер, быстро направил ствол ему в лицо и нажал на спуск.  Вместо  грома выстрела раздался сухой щелчок металла об металл. Осечка!
- Пся  крев, матка боска!  - выругался он. Осмотрев оружие, сунул его обратно и, неожиданно весело, подмигнул Никитке,  прошепелявив что-то по-польски.  Ловко запрыгнув на коня, на прощанье приложил два пальца к четырёхугольной фуражке и с места пустился галопом догонять своих.

Всё произошло настолько быстро, что Никитка даже не успел испугаться. Только когда всадники скрылись за краем поля,  увозя его Вареньку, он осознал, что смерть была совсем рядом. Его счастливая звезда в очередной раз спасла и подарила ему жизнь. Если бы не капризный механизм длинноствольного маузера, то лежать бы ему сейчас посреди дороги,  с простреленной головой. На этом бы и окончилась вся недолгая Никиткина жизнь и любовь, заведшая в эти чужие края.

При мысли  о предмете своей страсти, тёмная злоба стала закипать в груди. Он готов был растерзать всех этих поляков, нагло похитивших его женщину. При мысли о том, что они будут наслаждаться её прекрасным телом, или, что ещё хуже, заниматься с ней «французской любовью»,  он заскрежетал зубами.

Встав  на ноги,  поднял свою окончательно изодранную шинель и накинул поверх порванной гимнастёрки, затем собрал и тщательно протёр от грязи рассыпанные патроны. Решительно зашагал по следам конских копыт, отпечатавшихся в свежей пашне . На ходу проверил  барабан револьверчика, привязанного верёвочкой к больной руке,  и пощупал, не выпал ли из-под обмотки сапожный нож.

Под вечер следы привели к большой усадьбе, окружённой с трёх сторон разросшимся яблоневым садом. Большой двухэтажный дом возвышался среди многочисленных дворовых построек. Навстречу Никите выскочила стая разномастных собак, но, обнюхав его, они потеряли к нему всякий интерес и убежали обратно. Это было добрым знаком.

Крадучись, Никитка подобрался к стене сарая и через щели в добротной изгороди заглянул во двор. Ничего особого он не увидел. Несколько баб бегали из двери в дверь, в загонах блеяли овцы  и хрюкали свиньи.  С десяток распряжённых лошадей  стояли возле коновязи. Добротный деревянный дом поразил своими громадными размерами и обилием дверей. Над крышей сразу их четырёх труб курился дымок. Ветерок принёс аппетитный запашок жареного мяса, отчего сразу заурчал голодный желудок. Выбрав себе укромное местечко в зарослях лебеды, Никитка приготовился терпеливо ждать.

Вскоре стемнело и, на первом этаже дома, зажёгся свет во многих окнах. Суета дворовых людей стихла. Никитка выждал до полного наступления темноты, а потом осмелился залезть во двор. Какая-то  сонная собачонка лениво тявкнула на него из конуры и  тут же замолкла.

Окна дома оказались высоко над  землёй, и Никитке пришлось, чтобы заглянуть в них, встать на перевернутое деревянное ведро.  В  первых  освещённых окнах  возле плиты возились и кашеварили повара, в других было темно и ничего не видно.   Осторожно переставив ведро к центральным, наиболее ярким окнам, Никита заглянул туда и обомлел.

В просторном зале стоял длиннющий стол, за которым сидело много народа. Сбоку ярко мерцала пламенем диковинная открытая  печь с полукруглым сводом и решёткой. Все стены были увешаны шкурами, головами разных зверей и оружием. А в центре стола, рядом с седым вислоусым поляком сидела его Варвара в диковинном  платье с большим вырезом и  открытыми плечами. Такие платья Никитке доводилось видеть только на картинках, и одеты в них были  царевны и королевы.

Поляк что-то шептал Вареньке, почти касаясь толстыми губами изящного ушка, а она заразительно смеялась,  запрокидывая назад голову. Вся компания была уже сильно хмельна. Все  гомонили, выкрикивали что-то по-польски,  наливали вино из бутылок, в изобилии стоящих на столе и,  картинно привстав, пили из огромных металлических рюмок.

От всей этой картины у Никитки голова пошла кругом! Он не верил своим глазам! Его Варенька, живая и здоровая,  сидела за столом в удивительных нарядах и была, судя по выражению её лица, совершенно довольна жизнью и счастлива!  Знакомое чувство ярости захлестнуло сердце и горячей волной ударило в голову. Никитка уже знал, что в таком состоянии он способен на многое и не сомневался в своих силах. Мрачное предчувствие подсказывало, что этой ночью прольется много крови.

Неожиданно, совсем рядом, со стуком распахнулась дверь. На  низкое крыльцо вышла, слегка покачиваясь,  какая-то простоволосая баба.  Почесав под мышками, поглядела на вызвездившееся ночное небо и присела по нужде прямо рядом с домом. После того, как журчание струи смолкло,  баба степенно оправила юбки, зычно высморкалась и вернулась обратно, чудом не заметив стоявшего почти рядом неподвижного Никитку.
 
Решив больше не испытывать судьбу, он бесцеремонно вытащил из  ближайшей конуры повизгивающую, упирающуюся собаку и с трудом забрался туда.  Внутри было очень неудобно  -   тесно и  сильно пахло псиной. Однако, более безопасного места, чтобы выждать время,  на подворье не найти. Об этом он слышал от бывалых разбойников, когда в отрочестве сидел в тюрьме. Искать чужого человека в собачьей конуре не будут никогда!  Вскоре кто-то опять вышел на крыльцо, цыкнул на шавку, заливающуюся обиженным лаем, и она тут же замолкла,  убежав искать другое пристанище. Оставалось только ждать.

Спустя некоторое время, Никитка ещё раз решил заглянуть в окно. И вовремя!  Пир уже закончился. Большинство присутствующих спали прямо за столом или на полу. Половина свечей погасло, оплыв воском в больших канделябрах.  Седой поляк грузно отодвинул кресло и, взяв Вареньку за руку, повёл к неприметной лестнице, ведущей на второй этаж. Улыбаясь,  нетвёрдой походкой, она покорно пошла за ним.

Вскоре  в угловом окне  на втором этаже зажёгся свет. В тени,  на стене, он   отчетливо увидел профиль  Вареньки, расплетающей косу и  снимающей через голову одежду. На секунду обозначились неповторимо-обольстительные очертания девичьей груди, и Никитку бросило в жар. Он очень хорошо представил, чем его возлюбленная  сейчас будет заниматься с поляком.  Через минуту свет потух,  а Никитка остался стоять на улице один на один со своим воспалённым воображением.

Терпеливо выждав ещё пару часов и, дождавшись самой глухой ночной поры, он начал действовать. Осторожно  дёргая все двери, обошёл дом по кругу. Бесполезно! Всё было тщательно закрыто.  Более того, пока он прятался в собачьей конуре, кто-то успел запереть добротными ставнями все окна на первом этаже. Дом превратился в неприступную крепость,  а внутри  преспокойно спала с поляком его Варенька! На секунду охватило отчаяние от  осознания безвыходности, но что-то надо было предпринимать!

И вдруг он вспомнил, что вечером видел приставную лестницу, лежащую на земле возле стен одного из сараев. С неизвестно откуда взявшимися силами, он подхватил одной рукой массивную конструкцию, сбитую из тяжёлых жердей и, в момент, подтащил к  углу дома. Помогая себе раненой рукой,  с трудом приставил к заветному окну. На одном дыхании заскочил наверх и попытался заглянуть в окно. Сквозь мутноватое стекло ничего не было видно.  Взяв себя в руки, Никитка долго разглядывал при свете луны, вышедшей из-за туч,  незнакомую конструкцию  рамы, каких  никогда не  делали в русских избах.  Наконец, разобравшись, осторожно потянул на себя. С лёгким скрипом окно открылось!