Батюшка Дон кн. 3 гл. 2

Моторизованная воинская часть наступающего на Сталинград Вермахта, в которой служил Иоганн Майер попадала в гущу сражений. Только солдаты немного отдохнули от самого жестокого из боёв, как батальон направили на участок, где ситуация чрезвычайно накалилась.
- Опять нам предстоит наступление, - простонал Франц Ульмер и осуждающе покачал головой. - Сколько можно рваться в глубину этой варварской страны?
- А, как ты собирался добиться победы в войне? - поинтересовался Вилли.
- Любая цивилизованная страна давно бы подписала капитуляцию, - воскликнул эмоциональный Пилле. - Только не Россия!
- Если так пойдёт дело дальше, - задумчиво протянул Иоганн, - неизвестно кто капитулирует.
- Что за пораженческие настроения у тебя в голове Майер? - натурально удивился Франц. - Неужели ты не видишь, что мы на пороге великой победы?
- Дай, Бог!
- Русские бегут, как зайцы, - засмеялся довольный Вилли, - мы никак не можем их догнать.
Полностью ко всему безразличные, они тряслись, сидя на скамейках в кузове грузовика и желали только всё время ехать вот так: наслаждаясь бездействием и чувством безопасности. На дощатых сиденьях было достаточно места.
- Тесно у нас становилось лишь, когда прибывает пополнение, - невпопад заметил Иоганн, - но после последнего боевого столкновения наши ряды заметно поредели.
- Не каркай, Иоганн!
- После стольких боёв становишься невосприимчивым к смерти, - нарочито громко сказал Майер. - Помните не так давно мы ехали на грузовиках по ухабистой дороге, слишком узкой для того, чтобы водители могли свернуть в случае необходимости... Посередине одной колеи, лежал мёртвый русский, и тяжелогружёные грузовики впереди нас неоднократно переехали его, так, что он был размазан по земле, как блин.
- Вечно ты вспоминаешь всякую ерунду, - поморщился «Фом» и посмотрел на него с осуждением.
- Мы сидели позади в грузовике, а один из солдат рассказывал смешную историю… Грузовик легко переехал мёртвого русского, но он продолжал весело рассказывать, не прерываясь, а мы все смеялись там, где было смешно.
- Давайте лучше споём, - предложил Вилли и начал напевать первым. – Надоело говорить о смерти…
Солдаты Вермахта разрозненно, потом дружнее подхватили народный мотив:
- Oh, duliberAugustin.
На следующее утром спешившийся батальон приступил к боевой операции. Они должны были захватить широко раскинувшееся перед ними крупное поселение донских казаков.
- Это станица Чернышевская, - сказал Фомин. - Я бывал здесь когда-то раньше...
- Станица? - удивился образованный Иоганн. - Какое странное обозначение населённого пункта.
- У нас так все поселения называются, ишо попадаются хутора.
- До этого нам встречались сёла и деревни…
- Просто зараз мы находимся на земле Войска Донского.
- Никогда не слышал о таком!
За вяло текущей речкой местность круто поднималась, образуя высокую возвышенность. Солдатам были видна длинная колонна вражеских грузовиков, которые ползли как жуки.
- Приехали... - присвистнул Франц.
- Это накаркал Иоганн!
Двигались несколько танков, и всё пространство заполняли колонны стрелковой части Красной Армии.
- Ну, вот мы и догнали русских, - недовольно поморщился Вилли. - Придётся воевать…
Грузовики доставили солдат под прикрытием оврага к месту, где находился противник. Они вскарабкались по степному склону и стали развёртываться цепью. С винтовками «Маузер» наизготовку взвод двинулся вперёд.
- Осторожнее, парни, - предостерёг наступающих Фогт, солдат второго отделения. - Было бы глупо погибнуть накануне победы!
Бойцы двигались по широкому фронту. Сильный встречный огонь осколочными снарядами ясно показывал, что красноармейцы не собираются сдавать поселение без боя. С тревогой Майер отмечал, что огонь их артиллерии становился всё интенсивнее.
- Использовавшиеся ими снаряды имеют широкий радиус осколочного поражения, - как будто о чём-то постороннем подумал он. - Они разрываются с резким выбросом пламени. 
Он вёл наблюдение, когда молодой солдат рванулся, пробежал пару шагов и вдруг исчез в пламени. Иоганн не смог найти его следов, даже сапог, на том месте лишь чернело одно огромное пятно.
- Ему повезло, - инфантильно сказал он. - Как было бы замечательно найти такую быструю смерть.
- Если будешь так думать, - заметил Франц, - тогда точно найдёшь…
Потери гитлеровцев возросли. Многие бойцы на бегу сгибались пополам и падали, больше не поднимаясь, и со всех сторон были слышны крики раненых. Темп атаки заметно спал.
- Боюсь, мы не сможем выбить их из станицы, - прохрипел на русском языке «Фом». - Супротив нас какая-то свежая часть.
- Откуда она здесь взялась? - удивился Шольц.
- А, я почём знаю?
Стрельба с позиций русских прекратилась. Они отступили за ближайшие дома. Вдруг слева раздался сильный взрыв, через несколько мгновений ещё один. По цепи пронзительным криком срочно передали предупреждение:
- Мины! Осторожно, мины! Санитаров сюда!
Ещё один взрыв и сдавленный крик, вопль человека о помощи, перекрёстные крики резких команд и продолжительные стоны.
- Людей с носилками! - раздавался крик. - Носилки сюда!
- Там парень истекает кровью, он умрёт, - дико завопил Франц. - Где, чёрт возьми, эти санитары?
Разорвалась одна мина совсем близко, и раздался истошный крик: 
- Это Фогт! Фогта зацепило!
Соседи по цепи подошли к кричащему раненому, и кто-то закричал:
- Боже Всемогущий!.. Ему оторвало обе ноги!
Бедняга лежал, задыхаясь от боли, в луже крови. Его глаза, неестественно большие, остановились на Франце. Правую руку, в ярких пятнах крови, он поднял, как знак мольбы и попросил:
- Ульмер, дай мне пистолет...
- Успокойся! - прохрипел он. - Ты выкаракаешься…
- Со мной всё кончено, - настаивал раненый, - пожалуйста, сделай это сам.
Приковылял фельдшер, но бросив лишь мимолётный взгляд на изуродованное осколками тело, покачал головой и побрёл дальше. На него кричали со всех сторон, но сил на помощь раненым почти не осталось.
- Ульмер, - умолял Фогт, но его голос становился слабее, - пожалуйста, пристрели меня... ты... ты, друг...
Франц бросил на Иоганна беспомощный взгляд.
- Должен ли я выполнить просьбу умирающего? - спрашивали его глаза. - С Фогтом всё кончено, он безнадёжен.
- Разве не наш долг избавить его от мучений? - подумали Ульмер и Майер, но ни у одного явно не хватало мужества прикончить товарища.
Мысли путались в головах. Как завороженный, Иоганн уставился на изуродованные бёдра и вспоротый живот Фогта, которые превратились в сплошную массу разодранной плоти.
- Франц, сделай это, - выдавил он просьбу. - Или мне это сделать?
- Лучше ты…
Раздался последний предсмертный вздох, и побелевшее лицо страдальца медленно уткнулось в землю. Страдания Фогта закончились, а живые потащились дальше, рассуждая:
- Я бы не смог нажать на курок.
- И я…
Слева послышалась пара винтовочных выстрелов, затем частая автоматная стрельба. Из предосторожности все остановились. 
- Там! - крикнул взволнованный «Фом». - В кустах кто-то сидит.
- У этих русских зрение значительно лучше, чем у нас, - признал недоверчивый Пилле.
Иоганн посмотрел в направлении его протянутой руки, но ничего не заметил. Стреляя с упора в бедро, Ульмер на всякий случай дал очередь из автомата.
- Не стреляйте, - послышались визгливые голоса, и медленно приковыляли четверо русских.
Один из них получил ранение в руку. Они указали ещё на одного, тот был мёртв. Пуля пробила насквозь его защитную каску.
- Что нам с ними делать? - спросил Вилли. - Ведь некому сдать их, а охранять некому.
- Пускай тащат боеприпасы, - предложил практичный Фомин. – Будет хоть какая-то польза… 
Пленные с величайшей охотой взвалили патронные ящики на плечи и пошли вслед солдатам. Когда они, наконец, дошли до места сбора роты, их ждал неожиданный сюрприз. На блестящем автомобиле прикатил полковой командир и роту спешно построили для получения благодарности от командования.
- Родина гордится вами! - начал тучный подполковник.
- Мы слышали много слов о нашей священной отчизне, что наши жертвы не напрасны, - иронично сказал Иоганн. - Но в них нет ни слова правды.
- Заткнулся бы он скорее, - пробормотал Пилле. - Лучше бы кормили, как следует!
Внезапно раздалась пара случайных выстрелов. Подполковник моментально среагировал и за секунду оказался за броневой машиной. Его фуражка с серебряным плетением предательски слетела. Он наклонился и стал осторожно подтягивать её к себе, благоразумно не высовываясь из-за защиты корпуса.
- Посмотри на него, - сказал Вилли застывшему Францу. - И эти ничтожества сегодня нами командуют.
- Ох, оставь этого проходимца в покое, - тому стало жаль трусоватого офицера. - Его лучшие дни миновали.
Командир торопливо привёл обмундирование в порядок и гордо продолжил речь:
- Товарищи, вы понесли тяжёлые потери, но мы делаем успехи, и скоро русские будут окончательно стёрты с лица земли. Дома вами гордятся!.. Помните об этом и продолжайте выполнять свой долг, как вы делали до сих пор. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы добиться в скором времени отпусков для некоторых из вас...
- Ты веришь этому воинственному бреду? - ворчливо произнёс Иоганн. - Я уже нет.
- Не ты один…


***
Когда началась кровожадная отечественная война, симпатичная девушка Юлия Коновалова собиралась продолжить учёбу на четвёртом курсе Харьковского медицинского института.
- Неужели война помешает нам закончить учёбу? - шушукалась она с подружками.
- Должны дать доучиться, - авторитетно заявила Оксана Шуева, дочь профессора. - Врачи нужны всегда.
- Особенно на войне…
На встрече с учащимися перед началом учебного года встревоженный ректор объявил, что студенты института мобилизованы на строительство оборонительных сооружений.
- Фашисты рвутся вглубь нашей Родины! - яростно жестикулируя, говорил он, а сам подумывал, как быстрее отправить семью к родственникам в Ташкент. - Наша общая задача остановить оккупантов.
В Днепропетровской области на земляных работах по рытью противотанковых рвов стало известно, что немцы выбросили воздушный десант, и поступило предписание немедленно возвращаться в институт.
- Скорее бы попасть на фронт! - наивно мечтала Юля. 
Через двое суток по прибытии в Харьков были поданы эшелоны для эвакуации в город Пятигорск. На руки старшим групп выдали аттестаты для получения продуктов питания по пути следования, но в пунктах выдачи стояли такие очереди, что отовариться удалось лишь раз.
- Хорошо, что с нами едут учащиеся из других городов Украины и Белоруссии, - обрадовалась общительная Коновалова.
- А, чего хорошего? - удивился Костя Бондаренко, бригадир поезда.
- Всегда интересно поговорить с разными людьми, - ответила общительная Юля.
- Нашла время развлекаться…
Эшелон удачно проследовал через унылую степь и прибыл в город Пятигорск, где они впервые получили горячую пищу. В тот же день студент старшего возраста Бондаренко разместил их в одном из нежилых помещений городской пожарной охраны, где пол был залит крошащимся цементом.
- Ой, девчонки, - бурно огорчилась Шуева, - представляете, нет кроватей, столов и даже окон.
- А, где нам спать?
Начались скомканные занятия. Теоретический курс по военно-полевой хирургии и терапии совмещался с курсом инфекционных болезней и гинекологии. Лекции читала молодая, весёлая докторша из Минска.
- Я до войны работала в роддоме! - однажды похвасталась она. - Детей на кормёжку мамашам приносили и папаш в заведение не пускали. Под окнами всегда стояла толпа родственников с записками, криками, жестами и умильными улыбками. Мужу моей пациентки не терпелось взглянуть на сына, но приходил он всегда не вовремя. То не дождётся, то опоздает к заветному времени, когда малыш наслаждается маминым обществом. Но понять местных порядков не мог никак. Каждый день одно и тоже: придёт не ко времени и канючит под окнами «покажи, да покажи». Надоел всем, в том числе и женушке. Плюнула она, сложила из пальцев фигу, замотала её в одеяло и поднесла к окну - благо, этаж был четвёртый. Папаша запрыгал от радости, а мы похихикали. Когда получили от него записку, наш хохот разбудил всех новорождённых. «Спасибо! Видел! Здорово!», - написал папаша. - «Очень на меня похож!»
Практические занятия проводились на базе военных госпиталей и лечебных учреждений города в вечернее и ночное время.
- Я такого мужчину встретила! - делилась Юля с подружкой после знакомства с Григорием.
- Красивый?
- Не в том дело, - смутилась девушка: - Главное, он столько пережил…
- Старый, что ли?
- В истории болезни было написано, что родился в 1894 году.
- Фу, старик! - поставила девичий диагноз Оксана. - Охота тебе возится с таким?.. К нам в отделение вчера такой симпатичный лейтенант поступил!
- А, мне то что? - буркнула она. - Любовь, как молния, никогда не знаешь, когда ударит и, где упадёшь!
Окончив ускоренный курс, допущенные студенты сдали экзамены и получили дипломы врачей-лечебников. В мае 1942 года в республиканском военкомате выпускникам института вручили военные билеты и направления во фронтовые госпитали.
- Представляете, как мне не повезло, - жаловалась Юля подружкам, - направили меня в госпиталь города Туапсе.
- А, в чём невезение?
- Так это ж глубокий тыл!
- Ну и что?
- А мне хотелось ближе к передовой…
Война сама подобралась ближе к Коноваловой, чем она даже могла представить. Летом стремительное наступление немцев достигло Кавказа, и казавшийся непотопляемым Пятигорск был легко взят фашистами.
- Как же так? - недоумевала впечатлительная девушка. - Как могли мы допустить врага так далеко?
Она вовремя отбыла на новое место несения службы. Как, оказалось, успела доехать до Туапсе Юля весьма кстати, в скором времени дороги перерезали стальные ножницы немецких танковых соединений.
- Вот и исполнилось твоё желание, - подтрунивала над ней военврач Нина Плотникова, взявшая над симпатичной девушкой плотную опеку. - Оказалась в прифронтовой полосе.
- Я же хотела наступать…
Госпиталь занимал бывший склад, который располагался в одноэтажном здании с каменными стенами, выкрашенными внутри белой краской, и асфальтовым полом.
- Лишь бы работать можно было! - огляделась вокруг Коновалова. - И медикаменты были…
- Хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается, - пошутила Нина.
Небольшие, не открывающиеся окна торчали высоко под потолком, хотя днём пропускали достаточно света. Ночью работала передвижная электростанция.
- Тарабанит уж больно громко! - вскоре пожаловались раненые.
- Зато свет для операций есть! - заметил кто-то.
Помещение делилось на две половины. В одной размещались восемь перевязочных столов и один инструментальный стол. Во второй лежали легкораненые.
- Будешь сначала помогать мне! - сказала Плотникова.
- С удовольствием. - Юле хотелось набраться практического опыта.
- Запоминай всё…
- Запомнить - то легко, вспомнить трудно!
Рабочий день длился двенадцать часов, врачей не хватало. Кроме того, было много бумажной работы. Каждый этап продвижения раненого строго фиксировался, как и его состояние.
- Бессонницей тут никто не страдает, - делилась опытом Нина во время коротких перекуров.
- Само собой!
- Мы падаем от усталости, а солдаты отсыпаются от войны…
Первое время Юлия жила недалеко от госпиталя. Вокруг стояли деревянные дома. В одном из них они жили с доктором Плотниковой. Хозяйка с удовольствием пустила врачей жить в лучшей комнате.
- Хоть избавлюсь от временных постояльцев, - нарочито сказала она, - солдатики со своими приставаниями до смерти надоели.
- Другие бы рады были…
- Я мужа с фронта жду!
- Как бы ни была женщина счастлива замужем, - с серьёзным выражением лица выдала Плотникова. - Она всегда с удовольствием замечает, что есть на свете мужчины, которые хотят её видеть незамужней.
Юля не удержалась и рассказала старшей подруге свою любовную историю с взрослым сержантом Григорием Шелеховым.
- Пишет? - спросила много повидавшая Нина.
- Нет, - смутившись, сказала Юля. - Я же переехала…
- Найдёт! - заверила её Плотникова.
- Он обещал, - встрепенулась покрасневшая девушка, - а я ему верю!
Тридцатилетняя врач с сожалением посмотрела на наивную подругу.
- Найдёт, как же! - выдала она с непонятной злостью. - Много таких Григориев пользовались нашей женской доверчивость и пропадали без следа.
- Он не такой!
- Хорошо, если погиб на фронте - не так обидно…
Голодным солдатам было не до баб, но начальство добивалось своего любыми средствами. От грубого нажима до самых изысканных ухаживаний. Среди множества кавалеров были удальцы на любой вкус.
- Спеть, сплясать и красиво поговорить, а для образованных - почитать Блока или Лермонтова… - удивлялись врачи.
- Сколько девушек уехали домой с прибавлением семейства… - вспомнила не к месту Нина. - Кажется, на языке военных канцелярий это называется «уехать по приказу 009».
- Неужели такое случается?
- Мне рассказывали, как некий полковник Волков выстраивал женское пополнение и, проходя вдоль строя, отбирал приглянувшихся ему красоток.
- Кошмар!
- Такие становятся его ППЖ, если сопротивлялись - на «губу», в холодную землянку на хлеб и воду! - заверила Плотникова. - Потом крошка шла по рукам, доставалась разным помощникам и замам.
- Соблазнение в лучших азиатских традициях! - с сожалением сказала Коновалова и заплакала.
… Немецкие самолёты быстро заприметили госпиталь, к которому непрерывно следовала вереница машин, подвозивших раненых. Однажды среди рабочего дня они сбросили несколько бомб. Прямо у стены перевязочной раздался упругий взрыв. Стены выдержали, но взрывной волной вышибло стёкла, стерильные простыни вместе с инструментами операционной сестры оказались на полу.
- Ой, мамочка! - запричитали испуганные женщины.
Все легли на пол ближе к стенам, словно они могли спасти их от воздушной атаки. Панический страх передавался от одного человека к другому со скоростью света. Юлия стояла у перевязочного стола, на котором лежал раненый с осколочным переломом бедра. У неё резко подкосились ноги, и захотелось опуститься на пол, как сделали все окружающие.
- Нельзя! - приказала она себе и продолжила перевязку.
Однако раненый попробовал сползти со стола.
- Куда же вы? - осуждающе сказала Юля. - Вам нужно лежать!
- Дык, ведь, бомбит немец!
- Ну и что из того?
Хотя у неё в мозгу постоянно крутилась другая мысль:
- Нужно лечь на пол!
После налёта выяснилось, что взрывом убило сестричку и ранило двух врачей. Все ходили хмурые, и только после того, как Плотникова вспомнила, как санитар, здоровенный мужик, по-пластунски пополз в угол перевязочной, где за простынями висели шинели и спрятался под ними, медицинские работники повеселели.
- Голову спрятал, а жопа торчит! - смеялись все, включая санитара
Истеричный смех снял напряжение после пережитого налёта. Это был первый урок войны, когда для Юлии возникла опасность для жизни.

***
Прорыв правого фланга 62-й армии Красной Армии и выход немцев к Дону в августе 1942 года вызвал настоящую панику среди красноармейцев. В тыловых эшелонах 64-й армии, которой временно командовал Василий Чуйков, распространились слухи, что германские войска отрежут их от основных сил. На понтонном мосту через Дон началась давка спасавшихся тыловых частей. Затем паника передалась и войскам передовой линии обороны. Чуйков послал штабных офицеров для восстановления порядка, но мера не принесла должного результата: помешал налёт вражеской авиации.
- После этого налёта я недосчитался своих лучших командиров! - на следующий день признался Чуйков начальнику штаба армии.
- Мы сами чудом проскочили…
В итоге 62-я армия оказалась, куда в более худшем положении. 33-я гвардейская стрелковая дивизия под командованием полковника Александра Утвенко попала в ловушку на западном берегу Дона. Гвардейцев атаковали сразу две немецкие дивизии.
- Вот нам свезло! - командир зло сплюнул на высохшую, словно пергамент землю. - Главный удар по нам пришёлся.
- А кроме нас никого больше не было, - сказал адъютант Худобкин.
Измотанная в предыдущих боях дивизия несла страшные потери. Раненых бойцов переправляли в тыл на телегах и верблюдах - машин не хватало. Делать это приходилось только в ночное время во избежание налётов с воздуха.
- Где же наши хвалёные истребители? - с тоской в голосе спросил небо лейтенант Худобкин.
- В кино остались…
Немцам успех тоже достался дорогой ценой. Только на позиции одного батальона в балку оттащили триста трупов германских военнослужащих.
- У русских катастрофически не хватает боеприпасов, - рассуждали немецкие офицеры. - Что было бы, если они обеспечивались по полной?
- Откуда им взяться?.. Вся военная промышленность у них была на территориях, которые мы уже захватили!
- Но сами заводы они умудрились вывезти… 
Зачастую подразделения Красной Армии шли в атаку для того, чтобы добыть трофейное оружие и патроны. Запасы продовольствия настолько истощились, что солдатам приходилось варить колосья с ближайших полей.
- Хотя бы у колхозников разжиться продуктами, - предложил практичный адъютант.
- Не шибко они рады нашему отступлению!
11 августа остатки 33-й дивизии, разбившись на маленькие группки, стали с боями прорываться к Дону. Одну из таких групп, которую вёл Григорий Шелехов, встретил растерянный комдив.
- Лично я сам пять раз перезаряжал пистолет, - рассказывал Утвенко на вечернем привале. - Многие наши командиры предпочли застрелиться, чтобы не попасть в плен и уберечь своих родных от клейма «семья предателя».
- Я в плен в любом случае не сдамся! - негромко сказал Григорий, тщательно грызя варёную кукурузу.
- Боишься?
- Чего боятся? - ухмыльнулся Шелехов и признался: - Недавно чудом вырвался оттудова.
- Вот, как! - удивился адъютант комдива, бывший гинеколог. - Как там?
- Ничего хорошего…
- А как вырвался?
- Знакомый казак отпустил.
Сидящие вокруг костра напряжённо затихли, примеряя на себя подобную ситуацию. Страх смерти и опасность пленения сглаживали различия в служебном положении и званиях.
- Все мы одинаково беззащитны перед врагом, - злорадно подумал Григорий. - Немцам без разницы, кто попался в их лапы…
Косой на правый глаз боец в рваной гимнастёрке протянул к огню заскорузлые руки и сказал:
- Ишо неизвестно примут ли немцы пленных.
- Это ты к чему?
- Прошлой осенью пехота, всё больше смоленские, в плен пошла сдаваться. Умирать не хотят - думали, немцы их домой отпустят. А немцы их, сердешных, человек триста, прикончили из пулемётов - чтоб не возиться, что ли… Сам видел огромную яму, полную мертвецов.
- А у нас другой случай был, - поддержал тему сержант. -  Вышли из леса человек триста. Вооружённые, одетые, обутые, сытые. Немцы в штаны наклали - гарнизон в деревне всего десятка три солдат. Тогда обер-лейтенант, комендант гарнизона, приказал пленникам сложить оружие в кучу, снять полушубки и валенки… Затем храброе воинство отвели на опушку леса и перестреляли: «Кому нужны такие, своих предали и нас предадите…»
Молодой боец с густыми бровями, заикаясь, спросил командиров:
- Что теперь делать-то?
- Будем пробиваться к Дону.
- Лишь бы немцы не помешали…
Час и два, и три молчаливая группа под покровом ночи двигались на восток. Шли не по прямой. Направление давали балки, а в большей степени немцы, выпускавшие ракеты в равные промежутки времени всю ночь.
- Я вот кумекаю, товарищ Шелехов, - нарушил молчание Илья, - когда у «фрицев» ракеты кончаться?
- Хрен их знает! - мрачно ответил Григорий.
Ракеты взлетали слева, и редкая колонна резко поворачивала вправо, переходя на другую балку. Когда виднелись вспархивающие вражеские ракеты прямо по курсу, все замирали по команде. Часто немцы выпускали ракеты так близко, что красноармейцы слышали их характерный сухой осторожный треск, похожий на шипение змеи.
- Вот зараз резанёт пулемётная очередь и меня переломит пополам! - с омерзением подумал Шелехов. 
Но ракеты, повиснув в тёмном небе, угасали, и в балке вновь воцарялась жуткая темень. Движение тотчас возобновлялось, появлялась надежда на скорый выход из окружения. Поближе к рассвету они были готовы поверить, что самое страшное позади.
- Оторвались? - гадал каждый из них.
С востока наплывал нежеланный рассвет. Полковник Утвенко передал бинокль адъютанту и сказал:
- Посмотри вон туда, у тебя зрение острее...
- Вижу колонну!
Худобкин посмотрел, и его сердце испуганно заколотилось от увиденного. Длинная колонна крытых брезентом грузовиков, выползая из-за горизонта, ничего не боясь, катилась по степи с запада на восток.
- Может, это наши? - вырвалось у него скорее просто так.
- Какое там наши! - комдив взял из трясущихся рук бинокль.
Вскоре и без бинокля колонна грузовиков, перебиваемых приземистыми бронетранспортёрами, была хорошо видна. Один боец, с азиатской внешностью, вытащив из кармана листовку, бросился навстречу немцам. Галя, штабная переводчица, изумлённо закричала:
- Да вы только посмотрите! - она выстрелила в него из своего пистолета. - Гад, сдаваться собрался!
- Немцы же услышали! - буквально простонал Худобкин.
- Так он же, предатель!
- А теперь и мы погибнем…
Бой вспыхнул, как сухие дрова в костре. Последние очаги сопротивления советских бойцов на прибрежной территории были подавлены через полчаса. Утвенко и оставшиеся в живых красноармейцы спрыгнули с обрыва в топкое болотце, где полковника ранило в ногу шрапнелью от разорвавшегося рядом снаряда.
- Только не бросайте меня, братцы! - прохрипел истекающий кровью комдив. - Если потеряю сознание, лучше добейте…
- Дотащим! - пообещал Григорий и крепче обнял командира.
Кое-как выбравшись из болота, Утвенко с двадцатью случайно прибившимися солдатами весь день прятались на засеянном пшеницей поле.
- Обложили нас, как зайцев!
- А, мы и есть зайцы… - горько сказал полковник. - Немец пугнул нас, мы и побежали.
- Подготовиться, как следует, не успели…
- Хорошо, что утром хоть успели окопаться, - признался Утвенко, поправляя окровавленные повязки на ногах. - Солдаты вермахта покончили бы с нами быстрее, если бы мы заранее не вырыли глубокие окопы.
- На войне лопата иногда поважнее винтовки… 
… Ночью они встретили ещё нескольких оставшихся в живых красноармейцев и готовились переплыть на другой берег Дона.
- Ты точно знаешь, куда нам плыть?
- Я родился в энтих местах.
- Как твоя фамилия, боец?
- Шелехов, товарищ полковник.
- Веди нас! - приказал обессиленный комдив. - Я запомню твою фамилию… Живы будем, награжу медалью.
- Я не за награды воюю… - подумал Григорий и повёл группу к знакомому броду.
При переправе много солдат утонуло, не все умели плавать. Они тонули, молча, боялись привлечь внимание противника. Только один молоденький украинец не выдержал. Нахлебавшись воды, он в последнем предсмертном движении вынырнул на поверхность и гортанно выкрикнул:
- Мамо!
Раненого Утвенко перетащили Шелехов и лейтенант Худобкин, с которым случился эпилептический припадок, когда они выбрались на берег.
- Тебе повезло, что припадок не случился в то время, когда мы были в реке, - сказал благодарный командир дивизии.
- Утоп бы и нас на дно утащил… - устало подтвердил Григорий.
- Ну, если уж мы здесь не погибнем, значит, всю войну переживём! - заметил молочно белый Худобкин.
- Почему же?
- У меня особая причина верить в то, что останусь жив, - признался лейтенант, крупно дрожа от пережитого припадка. - Моя мать осенью получила «похоронку», хотя я был только ранен.
- Бывает…
- Она устроила мне заочное отпевание в церкви.
- По давним казачьим поверьям отпевание живого человека означает для него долгую счастливую жизнь, - невесело заметил проводник. 
- Я и говорю, что не погибну…
После форсирования Дона группа разделилась. Командир дивизии отправился искать свой штаб, а рядовым бойцам приказали прибиться к любой части собственной дивизии.
- Прощевайте, славяне! - попрощались случайные попутчики.
- Теперь немец нас не достанет.
Утром солдаты вышли к грунтовой дороге, вившейся в голой степи. Илья заметил столб пыли вдалеке, по грунтовке ехали советские «ЗИСы».
- Кажись, наши, - прищурившись, сказал он.
- Погляди лучше…
Гайнутдинов подобрался поближе и разглядел на лобовом стекле первого в колонне автомобиля нарисованную конскую голову. В горле у Григория застрял горький комок.
- Энто знак нашего родного корпуса, - обрадовался он опознавательному знаку. - Таки вышли к своим…
Они вышли на дорогу, обуреваемые сильными чувствами, которые испытывает человек, побывавший на чужбине, в плену или в тылу врага.
- Свои, ребята, свои… - повторял Шелехов и не мог успокоиться.
- Вот повезло! - сказал Илья и сел прямо в пыль.
 

Продолжение http://proza.ru/2012/08/01/28