Бах

Жил -был вроде бы обыкновенный мальчик, как все, но было в нем одно «но». Имя. Звали его Иоганн Себастьян Бабушкин.
Родители назвали его так в конце 70-х годов, когда модно было называть детей «Эдуард», «Эльвира», и т. п. Рыжая тетка, регистрируя имя новорожденного гражданина, перегнувшись через стол, доверительным громким шепотом увещевала модных родителей: «Люди добрые, послушайте совета: не калечьте жизнь ребенку, назовите Ваней или, на худой конец Эдуардом, вам забава, а ему жить…». Но гордые Иоганновы родители уперлись рогом, и большому кульку из шерстяного одеяла, перехваченного голубой лентой, суждено было войти в жизнь Иоганном Себастьяном Бабушкиным. Родители были уверены в том, что имя определяет будущее человека.
В детсаду воспитательницы жалели Иоганна Себастьяна. Все звали его Ванечкой. От этого Ванечке Себастьяну Бабушкину было не легче. Наоборот, было чувство, что он что-то скрывает, что-то стыдное, что-то среди людей непроизносимое. Дети не верили, что у него имя Себастьян и Иоганн, и дружили с ним как с Ваней.
Во дворе у него друзей не было, потому что гулять Иоганн Себастьян не любил, и выходные проводил, играя в своей комнате с пластилином.
В школе его дразнили Игуанодоном. В общем можно представить, как протекали Иоганновы детские и школьные годы. Товарищи дразнили его, учителя и врачи прятали улыбку, когда маленький, худощавый мальчик в очках серьезно произносил: «Иоганн Себастьян Бабушкин, 3-ий В класс», а противные девочки хихикали у него за спиной.
И вот однажды, пришел он домой из школы, бросил портфель оземь, раскидал обувь и завалился на кровать, подумать о жизни и пожалеть себя. И заснул.
И снится Иоганну звонок в дверь. Иоганн бросается открывать и видит на пороге дяденьку в смешном белом парике, как у тети Светы из 24 квартиры.
- Дарф ман херайн? – спросил дяденька с вежливой улыбкой.
- Херайн, конечно, только мамы с папой дома нет, они на работе. Вы им записку оставьте. – Иоганн был умный мальчик.
- А я к тебье, Иоганн Себастьян, хошю с тобой поковорить. Менья зовут Иоганн Себастьян Бах.
Во сне Иоганн Бабушкин не удивился, а даже обрадовался.
- Проходите, конечно, а шапку можете здесь положить.
- Не тумай, майн хертц, щто тепе отному тьяжело шифьется, - молвил Иоганн Себастьян Бах, располагаясь на тесной хрущевской кухне между холодильником и столом, - я тоше росс ф насмешках. Имья у меня опычное, с фот фамилия…Бах… это ше ушас!
- А что значит «Бах» - спросил Иоганн Бабушкин голосом любознательного пионера из «пионерской зорьки».
Иоганн Себастьян Бах покраснел, недоверчиво посмотрел на мальчика и наклонив свое большое, доброе, красное лицо к его очкам, сказал почти шепотом:
- Фамилия «Бах» оснатшает то ше, что и «БУХ» или «БАБАХ»!
И вот здесь мальчик Иоганн Себастьян Бабушкин громко и противно, как-то не по детски ЗАРЖАЛ. Прямо в лицо великому композитору. Ржал он долго, ровно и неприятно грубым сытым голосом.
- Ну, снаеш, некотный мальтшик! – вскричал Иоганн Себастьян Бах и исчез.
А Иоганн Себастьян Бабушкин проснулся от смеха уже совсем другим человеком.
Вот такая дурацкая история. Я ее выдумал из головы, чтобы кому-нибудь легче жилось.