Ворон Прохор



1
Хорошо вдвоём неторопливо идти по лесной тропе, наслаждаясь почти летним теплом. Лес звенит голосами счастливых пташек, вернувшихся из далёких далей. Над изголовьем сосен сугробятся ослепительно белые облака, а солнечные лесные лужайки запуржены душистыми ландышами.
– Смотри, сколько их здесь! Крупные до чего! Красотища, да, Тань? – восхищается юноша.
– Ой, Лёшенька, подожди, я мигом! Для мамы букетик нарву, пусть порадуется! – останавливает его спутница.
– Ладно. Только не сильно увлекайся: ландыш в Красную Книгу занесён. А то придут сюда наши дети и вместо ландышей найдут табличку с надписью: двадцать лет назад на этом месте был сорван последний цветок.
– Не пойму я, Алёшка, когда ты правду говоришь, а когда шутишь. Оглянись – бело всё кругом! – обвела девушка рукой поляну и вдруг засмеялась: – Смотри, какая ёлка кривая! Вся наклонилась!
– Она просто склоняется перед твоей красотой, – со смешливой галантностью отозвался юноша.
Но Таня, словно не услышав слова, всплеснула руками:
– Ворона! Лёш, быстрей сюда! Глянь: вон там! – и показала на прячущуюся под широким еловым подолом птицу.
– Тань, ну ты даёшь! Откуда в лесу ворона? Ворона рядом с человеком живёт. А в лесу – ворон, – ласково возразил Алексей, рассматривая найдёныша.
Размером он был со взрослую ворону, угольно-чёрный, без единого светлого пятнышка. Взгляд его внимательных, разумных глаз был прямой, суровый. Он неотрывно следил за движениями людей, проявляя несвойственную птице выдержку, и даже не шелохнулся, когда юноша присел перед ним на корточках.
– Это, похоже, воронёнок. И он ранен, – с грустью заметил Алексей, разглядев на спине птицы кровоточащую ссадину.
Как-то видел он по телевизору страшные кадры, когда два птенца заклёвывали своего брата, рождённого последним и потому более слабого, а потом выбросили его из гнезда, тем самым обрекая на верную гибель. Похоже, и этому птенцу не повезло.
– Таня, у тебя есть пряник или конфета, хоть что-нибудь? – вполголоса, чтобы не испугать воронёнка, спросил Алексей.
Девушка проверила карманы куртки и джинсов и огорчённо вздохнула:
– Нет, только жвачка.
Тогда Алексей начал выворачивать свои карманы, а воронёнок даже немного подался вперёд, вытянув короткую шею и приподняв мощный клюв.
– И у меня ничего, – расстроился юноша.
И воронёнок возмущённо каркнул.
– Ого, да ты с норовом! – улыбнулся Алексей. – Что ж нам с тобой делать?
– А давай его заберём! – оживилась Таня. – Вороны умные, я слышала, они даже разговаривать умеют. Всё равно пропадёт, если его оставить.
– Пожалуй, ты права, – согласился юноша и протянул руки к птенцу.
Но тот неожиданно хватил клювом за пальцы и отскочил в сторону.
– Ах, ты кусака! Ну, погоди! Смелый какой нашёлся! – посмеиваясь, шумнул Алексей и, сняв ветровку, в несколько шагов настиг воронёнка, ширяющего крыльями и издающего угрожающие звуки.
Куртка накрыла драчуна, и он затих.

2
Алла Андреевна, как обычно, возилась по хозяйству и, мельком взглянув на вошедшего сына, недовольно проворчала:
– Помог бы отцу комбикорм в сарай перенести. Как только помощь нужна, тебя днём с огнём не сыщешь. А мне хоть разорвись: и свиней кормить, и вас, мужиков.
– Мам, я тут одного товарища в лесу встретил и пригласил к нам в гости. Так его тоже накормить надо, – загадочно заулыбался Лёша.
И вытряхнул из куртки взъерошенного воронёнка. Тот, захлопав по-петушиному крыльями, вразвалку потопал прямиком к хозяйке.
Оторопев, Алла Андреевна отошла в сторону, уступая гостю дорогу. Дойдя до кухонного стола, на котором в большой миске лежал мясной фарш, он присел и, взмахнув размашистыми крыльями, взлетел на стол.
– Странная какая-то ворона… – изумлённо вскинула брови хозяйка, наблюдая, как быстро убавляется содержимое миски. – Алёшка, тебе мало нашей живности, зачем тебе понадобилась эта обжора?
– Это не ворона, а воронёнок, детёныш ворона, ну, знаешь, который триста лет живёт? К тому же он раненый. Ну что тебе фарша жалко? Видишь, какой он голодный?
– И что мы с ним делать будем? – растерянно пробормотала Алла Андреевна. – Вон он какой... бесцеремонный.
– Как что? У нас клетка от кроликов осталась. Рану вылечим, подождём, пока он окрепнет и летать научится, а потом выпустим, – резво ответил Лёша.
Алла Андреевна промолчала.
Воронёнок тем временем стремительно опустошал посудину, не обращая внимания на людей. Съев добрую половину измельчённого мяса, он довольно кракнул и перелетел на буфет. В это время в столовую вбежал кудлатый коротконожка, любимец всей семьи – пекинес Жека. Того, что произошло в следующее мгновение, не ожидал никто. Воронёнок выпятил глазищи, распушил перья и ринулся вниз, распластав на полкухни крылья. Добродушный пёсик взвизгнул и, с перепугу оставив лужицу, прижался к Лёшкиным ногам.
– Кыш-кыш! Ах, ты, басурман! – замахала руками хозяйка дома. – Алёшка, выбрось немедленно на улицу это страшилище – заклюёт пса!
Алла Андреевна подхватила на руки дрожащего Жеку и убежала в комнату, захлопнув за собой дверь.
«Страшилище» же вернулось на буфет и, как ни в чём не бывало, принялось невозмутимо чистить перья.

3
Вороний дом Алексей поставил посреди двора. Несколько дней он не выпускал воронёнка из клетки, чтобы тот привык ко двору. Кормил его вдоволь мясом, хлебом, рыбой, макаронами. Всеядный питомец ни от чего не отказывался – всё жадно поглощал. Рана на спине быстро заживала. Сидя на жёрдочке, которую смастерил ему Лёша, он с любопытством изучал двор и его обитателей. А их было великое множество. Огромные и напыщенные, как надувные шары, важно шествовали мимо клетки странные птицы, издавая пронзительные звуки, при этом потрясая мерзкими сморщенными висюльками на носах. Фасонистые франты в коротких панталонах, со шпорами на ногах и огненно-красными гребнями набекрень принимали горделивые позы, глядя на всех свысока. Время от времени эти расфуфыренные щёголи сотрясали воздух громогласным «ку-ка-ре-ку» и гоняли по двору короткохвостых пёстрых несушек, совершенно не умеющих летать. Настигнув какую-нибудь зазевавшуюся рябушку или хохлатку, мучители поочерёдно трепали вопящую на весь двор пленницу, после чего неспешно расходились, а опозоренная самка, отряхнувшись и придя в себя, спешила к своим смеющимся подругам. Воронёнок с первых дней невзлюбил этих самодовольных «ворон в павлиньих перьях» и только о том и мечтал, как он их вздует, только выберется на волю.
Невольную симпатию новосёла завоевала маленькая чёрная курочка, которая всегда держалась наособицу от всей птичьей братии и, возомнив себя полноценной птицей, весь день проводила, сидя на яблоне. Она, казалось, абсолютно не реагировала на четырёх желторотых цыплят, невозмутимо шныряющих по двору. Но стоило только кому-нибудь из обитателей подворья приблизиться к её выводку, мамаша тут же, как фурия, бесстрашно бросалась на любого, кто представлял опасность для её отпрысков: будь то ворона, петух, индюк, кот или собака. Алла Андреевна недолюбливала чернушку за то, что яйца она несла где попало. Безалаберная курочка умудрилась даже как-то схоронить "клад" под деревянным крыльцом дома. Чтобы достать яйцо, хозяевам пришлось разобрать деревянную ступеньку. Осталось загадкой, как оно вообще могло оказаться под крыльцом.
Кроме птиц по двору шныряли коты; вокруг будки лениво шатался огромный кривоногий пёс Кучум с обрубком вместо хвоста. Иногда от скуки он гремел пустой миской, размером с тазик. Как только кто-нибудь из домочадцев показывался во дворе, он немедленно брал миску в зубы и, до самой земли развесив слюни, выпрашивал милостыню с такой мольбой в глазах, что его артистизм всегда вознаграждался вкусно пахнущей мозговой косточкой.
Появлялись во дворе и другие неучтённые нахлебники. В основном это были воробьи и вороны. От никчемных воробьёв большого урона хозяйству не было, а вот от нахальных ворон хозяйство несло солидные убытки. Эти хитрющие создания с вороватыми глазами действовали всегда заодно. Тактика их заключалась в том, что одна из птиц отвлекала внимание простоватого пса, а тем временем наглые компаньонки уносили из его миски всё, что только можно было унести. Кроме того они воровали хлеб у рябушек, а из навозной кучи позади двора выдёргивали самых жирных червей. Воронёнка это раздражало, и он решил в будущем разобраться и с этими нахалками.
Через три дня Лёша решил выпустить воронёнка из клетки. За это малое время птица окрепла и перестала бояться людей. Поставив тарелку с мясными обрезками перед клеткой, Алёша открыл дверцу и отошёл в сторону. Воронёнок выбрался из своего жилища, поспешно опустошил миску и, яростно забив крыльями, взлетел на забор, затем на крышу дома, а потом, сделав небольшой круг над двором, ловко спланировал обратно и враскачку пошёл по двору, кося глазом на благодетеля: каков, мол, я!

4
Всё больше осваиваясь, постоялец везде совал свой длинный нос. Начал он с навозной кучи, тем более что в последнее время дерзкие вороны обосновались там. С разбегу налетев на воровок, он злобно тюкнул одну из них мощным клювом. Стая с гвалтом разлетелась в разные стороны, а победитель праздновал свою первую победу, выбирая из кишащей живностью навозной кучи самых отборных червей. В это время из сарая вылетела кошка, держа что-то дрыгающееся в зубах. Отобрать добычу у кошки было плёвым делом. От удара железного клюва между ушей мурка, вякнув, выронила трофей и дала стрекача. Придушенная крыса пришлась по вкусу хищнику.
Одержав одну за одной несколько побед, самоуверенный птах решил замахнуться на более серьёзного противника. Молодому задире не терпелось задать жару трём петухам, которые смотрели на него, как на пустое место. Улучив момент, когда неприятели были заняты раскопками и сосредоточенно что-то высматривали у себя под лапами, вояка с высоты забора налетел на петухов, но не рассчитал и распластался перед ошарашенными копателями. От невиданной дерзости они выпучили глаза; их гребни и бороды, побагровев неимоверно, затряслись от возмущения; перья на шеях встали дыбом. Звякнув шпорами и пригнув головы, петухи дружно ринулись на возомнившего о себе невесть что самозванца. Неизвестно, чем бы закончилась эта потасовка, не услышь Алла Андреевна глас вопиющего во дворе и не поспеши на помощь опрокинутому наземь воронёнку. Дрожащего и избитого, она внесла его в дом, приговаривая:
– Ну что, получил? Будешь знать, как задираться и обижать тех, кто слабее.
Слова ли хозяйкины уразумел ворон или перестал видеть в кошках и собаках, живущих с ним на одной территории, своих врагов, однако он больше не клевал их.
Вот только петухов на дух не переносил и готов был в любой момент вступить в смертельную схватку с ними, несмотря на угрозу изгнания.
Примерное поведение забияки примирило с ним хозяйку. Заметив однажды, как воронёнок ест из одной миски с Кучумом, Алла Андреевна не удержалась от похвалы и угостила присмиревшего драчуна кусочком мяса. Но с недавних пор, забирая по утрам куриные яйца, она стала находить среди целых яиц по пять-шесть пустых скорлупок: кто-то повадился выпивать желтки, аккуратно проделывая небольшие отверстия в яйцах. К тому же, она не раз замечала, как несушки, завидев поблизости ворона, оголтело разбегались в разные стороны. Да и петухи, известные дуэлянты, старались убраться подальше при его появлении. Алла Андреевна подумала, что тут что-то не так, и решила узнать, в чём дело. Как-то раз, услышав всполошённое кудахтание, она поспешила в сарай. Сбившиеся в кучу перепуганные рябушки при появлении хозяйки с шумом бросились к выходу. Петухи поспешили следом. А вероломный грабитель довольно выпивал желтки, победоносно поглядывая вслед удаляющимся птицам.
– Ах, ты шельмец! А я на хоря думала! – Алла Андреевна подняла с пола веник и недвусмысленно потрясла перед собой.
Застигнутый с поличным воришка надыбил шапочкой перья и задёргал головой.
– Угрожаешь? Я вот тебе... – понарошку замахнулась веником Алла Андреевна
Воронёнок смекнул, что не стоит ссориться, и попросту удрал с места преступления.
Лаз в двери курятника в тот же день заделали. Теперь каждое утро кто-нибудь из семьи сам выпускал птиц из сарая на улицу и забирал куриную "продукцию". Проказник в это время сидел, нахохлившись, на заборе и сумрачно наблюдал за происходящим.
Как-то утром Алексей возвращался из курятника с полной миской свежих яиц. Позади себя он услышал шум:
– Ка-а-р-р-р! Ка-а-р-р!
Воронёнок, почуяв лёгкую добычу, слетел с крыши и устремился за парнем; догнав, пребольно ущипнул за икру. Лёша в сердцах чуть не пнул дерзкого вымогателя, но стерпел, только поморщился, потирая рукой больное место:
– Сколько ты есть будешь, проглот? На, попрошайка!
Он взял из миски только что снесённое, ещё тёплое куриное яйцо и положил перед птенцом, который незамедлительно принялся за излюбленное кушанье. Глядя, как он, быстро разбив скорлупу, прильнул к яйцу, Алёшка улыбнулся:
– Слушай, а назову-ка я тебя, попрошайку этакого, Прошкой. Само то. А лет, этак, через десять, когда остепенишься, станут тебя Прохором величать. Ворон Прохор. Звучит.
Воронёнок, поняв, что разговор ведётся о нём, оторвался от лакомства, нахлобучил "шапочку", приосанился и одобрительно ответил: кур-р-кур-р-р, после чего снова продолжил пир. Пока чревоугодник лакомился, Лёша поспешил унести миску с яйцами в дом.

5
По выходным дням Лёшины родители обычно торговали мясом на рынке. Отец рубил свиные туши; мать стояла за прилавком. В предпраздничные, а иногда и в праздничные дни, когда работы было особенно много, Алексею приходилось помогать им.
Солнце ещё только готовилось встать, а старенькая уезженная "Газелька" уже покидала двор. Прошка, подрёмывая на жердине внутри клетки, «клевал носом». Он давно привык к урчанию мотора и почти не реагировал на него. Только приоткроет один глаз, глянет безучастно на удаляющуюся железную коробку на колёсах, да и задремлет снова. Он прекрасно знал, что дома всегда кто-то оставался, кто позаботится о нём. Но на этот раз он ошибся.
Солнце уже радостно, совсем по-летнему, осветило двор; петухи в сарае накукарекались до хрипоты, не понимая, почему им не открывают дверь; куры вразнобой кудахтали и топтались у дверей, перелетая друг через друга; со скотного двора доносилось требовательное повизгивание свиней, а из хозяйского дома никто не выходил. Прошка выбрался из клетки, размял крылья, отогнал ненавистных ворон с навозной кучи. Важно прошёлся взад-вперёд по двору, немного постоял на ступеньках дома. Прислушался. Слышно было, как за дверью тявкала собачонка и носились коты. Но никто из домочадцев не выходил из дома. Голод уже давал о себе знать, и ворону не оставалось ничего другого, как самому о себе побеспокоиться. Облёт он решил начать с соседнего дома, в котором жила безобидная старуха, встававшая раньше всех.
Бабка Меланья в одиночестве доживала свой век. Искренне верила Богу, посты строго соблюдала, молитвы по утрам и вечерам читала. Так и на этот раз: только начала она просить святого Ангела Хранителя, чтоб помог предать душу тихо и нетрудно, как вдруг кто-то загромыхал в окно, да так, что отнялся у старушки язык, и душа в самые пятки опустилась. Ни жива ни мертва повернулась бабуля на стук, глядь: экая ужасть! Ворона страшная, чёрная в окно долбит, глазом на неё косит. Сердце сердешной так и обмерло: ворона не каркнет мимо – на чей дом сядет, там покойник будет. А тут и в дверь застучались. Застыла Меланья в страшном ожидании...
Дверь открыла соседка Антонина:
– Здорово, Меланья! Ладно ли ночевала?
А в ответ ни звука. Молчит бабка, глазами только, как шершень, водит да пальцем куда-то тычет.
Соседка перевела недоуменный взгляд на окно и рассыпалась смехом:
– Погоди бояться, подруга! Думаешь, смерть за тобой пришла? Погляди: это ж фермерский ворон Прошка побирается. Примете верить, так вся деревня давно б вымерла. На чьей хате он только не сидел!
Заметив на столе батон, Антонина отломила от него кусок и, открыв окно, положила на подоконник. Прошка тут же схватил добычу и был таков.
– Ну вот, смерти твоей взятку дала. Пусть обождёт годков этак десять, – проводив птицу взглядом, успокоила соседка Меланью.

6
Была ещё одна особенность у ворона: кроме петухов он так же не любил посторонних людей, особенно мужиков под хмельком. Как-то раз к Алле Андреевне зашёл подвыпивший сосед, дядька Вадим, с просьбой "занять на чекушку". Дождавшись, пока чуждопосетитель выйдет из дома, Прошка так хватил его клювом за лодыжку, что вырвал лоскут из брюк и поранил ногу. Мужик с воплями спешно покинул двор и после этого больше ни разу не появлялся.
Кроме того суровый охранник отвадил забегать на территорию, которую он теперь считал своей, всех деревенских котов и собак. В результате стычек со злобной птицей, у соседской кошки Мурки было разорвано ухо, а добродушный бездомный кобель Пират чуть было не лишился глаза.
Но один поступок неисправимого забияки был отмечен особо. Июльским вечером фермерский дом остался без хозяев. Алёшкины родители были приглашены на свадьбу к племяннику. Сам Лёша был свидетелем у жениха. Отсутствием жильцов и воспользовался местный воришка – Толик. Он ловко перемахнул через изгородь и юркнул в открытую форточку. Бдительный пернатый охранник, сидя на крыше дома, заметил непрошеного гостя и, слетев, стал караулить воришку под окном. Когда из форточки показалась белобрысая голова, ворон яростно набросился на чужака. Толик, ойкнув, живо скользнул обратно в дом, захлопнул и запер форточку. Ворон же зловеще кружил перед закрытым окном, надрываясь от крика. Толик попался, как мышь в мышеловку. Времени у него было предостаточно, чтобы разложить награбленное по местам. Он даже не пытался бежать из дома, когда семья возвратилась с гулянки, только потёр уже успевшую стать лиловой шишку на лбу, оставленную жутким клювом, и вздохнул:
– Не заявляйте в милицию. Мамка больная, одной ей без меня трудно придётся... Можете проверить карманы, я ничего не взял.
Алла Андреевна завернула что-то в бумагу и сунула в руки притихшему юноше:
– Эх, Толик, Толик. Толковый парень, отличником в школе был... А маму твою, правда, жаль. На, вот, отнеси ей.
– Спасибо... – шмыгнув носом, тихо сказал Толик и вдруг широко улыбнулся: – А знаете, кто меня арестовал? Прошка! Это он меня взаперти до вашего прихода держал. Не птица, а волк с крыльями!

7
В конце лета многие деревенские жители не раз наблюдали, как громадная птица, не то ястреб, не то сокол, распластав чёрные крылья, часами парила в облаках или падала камнем с высоты на фермерский двор. Этот искусный летун был не кто иной, как воронёнок Прошка, задира и попрошайка, превратившийся в мужественного ворона, по силе и ловкости которому не было равных в пернатом мире российских лесов.
Ворон полюбил высоту. Во время полёта он то зависал, расправив крылья; то переворачивался спиною вниз. Но как бы долго он ни находился в воздухе и на какие бы расстояния ни улетал от дома, всегда возвращался обратно. Он был бесконечно предан своему дому.
Однако петухов он ненавидел так же сильно, как и раньше, и ждал момента, когда сил его будет достаточно для того, чтобы вступить в честную схватку с ненавистными птицами. И такой момент настал.
Петух нагло разглядывал содержимое вороньей миски, когда Прохор "упал" с неба и, размахивая крыльями, со злобным карканьем двинулся навстречу. Противник тут же принял угрожающую позу: растопырил перья на шее; лапой стал царапать землю. Ворон тоже вздыбил перья, будто нахлобучил на себя огромный капюшон. Вид соперников был страшен. Все обитатели двора оставили свои привычные занятия и замерли в ожидании. Враги несколько секунд злобно глядели друг другу в глаза и внезапно, как по команде, ударились грудь о грудь. Бой был не на жизнь, а на смерть. Перья драчунов летели в разные стороны. Кровь окрашивала белые перья петуха и капала на землю. Испуганные куры спрятались в сарай. Два других петуха, вполголоса переговариваясь между собой, отошли подальше в сторону и оттуда наблюдали за исходом поединка. А исход был заранее предрешён...
Когда Алла Андреевна вместе с сыном выбежала на шум из дома, было уже поздно что-либо делать: окровавленный петух бился в предсмертных судорогах, а ворон продолжал наносить по нему сокрушительные удары своим страшным оружием...
С этого момента Прохор стал признанным хозяином двора. Оставшиеся два петуха старались не попадаться ему на глаза и первое время даже не пели по утрам и не гонялись за курами.

8
И без того короткое лето внезапно оборвалось затяжными дождями. Волглые тучи основательно обложили небо. Землю, ещё не успевшую как след отогреться, уже с середины августа туго укутала осенняя пасмурь. Безвременно почернели и понурились строгие георгины и весёлые астры. Старая развесистая антоновка старалась освободить ветки от твёрдых, как камень, и кислых, как лимон, желтовато-зелёных яблок. Большие непрозрачные лужи посреди двора морщились от холодного дыхания северного ветра. Старожилы села поговаривали, что по всем приметам грядёт ранняя и лютая зима.
Клетка давно стала тесной для Прохора. Лёша перенёс её в сарай только лишь затем, чтобы ворону стало понятно, что это и есть его новое жильё, а через пару дней он разобрал клетку и унёс за ненадобностью. Затем соорудил шест для ворона и, поставив под ним большую алюминиевую миску, доверху наполненную мясными обрезками, поздравил:
– Ну, Прохор, с новосельем тебя! Лакомись тут да обживайся...
Ворон, оставшись один, склевал ровно половину угощения, а вторую половину незаметно закопал на огороде. Пришло время – и сработал природный инстинкт. Так теперь он будет поступать всегда. Однако вскоре привычка устраивать тайники переросла в манию. Из гаража стали пропадать гаечные ключи и отвёртки, из дома – ключи от дверей и всякая мелочёвка. Лёшкин отец стал обвинять сына в забывчивости: мол, это он берёт инструмент, а назад забывает вернуть. Алексей, устав от незаслуженных упрёков, устроил слежку за вороном: не иначе, как этот плут тянет всё, больше некому. И выследил: все пропавшие из хозяйства вещи были припрятаны в углу сарая, где запасливая птица устроила себе погребок, раскопав небольшую ямку и замаскировав сверху веточками, щепочками и пучками соломы. Вороний «тайник» был немедленно вскрыт и незаконно присвоенные вещи возвращены их владельцам.
Прошло уже несколько дней, как Прохор справил "новоселье". Новое место пришлось ему по нраву. Сарай изнутри был просторным: в нём помещалось пятнадцать отсеков, в каждом из которых содержалось по четыре поросёнка. Хотя в сарае было немного шумно от постоянного чавканья, похрюкивания и повизгивания больших розовых хрюшек со смешной загогулиной вместо хвоста на круглом заду, зато сухо и тепло. Свинячья тюря пришлась птице не по вкусу, поэтому Прохор стал подкармливаться, ловя крыс, которых здесь было великое множество. Ко всем поросятам ворон был безразличен, кроме одного – абсолютно чёрного, как и он сам, и не по-свински сообразительного Борьки. Он просто приходил в бешенство, когда лукавый хряк, как домашний кот, ластился к ногам хозяйки, и за это она почёсывала его за отвислым ухом, а он млел от наслаждения. Прохор еле сдерживался, чтобы тут же не сорваться с шеста и не наброситься на эту гору сала с короткими толстыми ножками, отвратительным подвижным пятачком и малюсенькими хитрыми глазками на обрюзгшей морде. И однажды не удержался. Как только кормилица вышла из сарая, ворон налетел на несчастного Борьку и клевал его до тех пор, пока тот не замолчал. Вечером, обнаружив бездыханного борова, хозяйка пришла в негодование: проделки шкодливого ворона перешли все дозволенные границы. Она схватила в углу грабли и пошла с ними на Прошку. Не на шутку перепугавшись, ворон устремился к выходу. Алла Андреевна закрыла дверь на засов, оставив птицу на улице. В тот же вечер Лёшка с отцом отвезли кабанью тушу к лесу и зарыли на опушке.
Всю ночь ворон, надувшись, просидел на высоком мокром тополе у забора, вздрагивая при малейшем стуке: он ждал, что вот-вот из дома выйдет Алёшка или хозяйка и откроют ему дверь тёплого сарая. Но о нём словно все забыли.

9
Утром Лёша первым делом выбежал на крыльцо и позвал ворона. Он оглядывался по сторонам, ожидая, что вот-вот захлопают сильные крылья и осознавший свою вину Прохор «упадёт» к ногам. Он даже постучал миской по цементной ступеньке, напоминая, что пришло время подкрепиться.
Но ворон бесследно исчез.
– Не пропадёт твой Прошка. Подумаешь, осерчал! Пожалейте его, несчастного! Поделом ему. Пусть поголодает, – проворчала мама.
Лёша, конечно, соглашался с тем, что ворона следует хорошенько проучить за его злодеяние, но ничего не мог с собой поделать: он полюбил этого забияку и прощал все его выходки. И сейчас сердце его было не на месте: а вдруг кто-нибудь обидел озорника? Он ведь такой доверчивый…
А в это время разобиженный Прохор отсиживался на чердаке соседского дома и в голове его зарождался коварный план…
Скупой на тепло сентябрь подарил несколько ласковых дней. Народ бросился рубить и заготовлять на зиму капусту. Только одной праздной голове, Вадиму, не до дел. Знай себе, шатается по деревне пьяный или стоит у магазина, на бутылку клянчит.
Жена Клава, терпела-терпела выпивоху, да и сбежала к соседу Игнату. Брошенный муж с горя запил пуще прежнего и за короткий срок вынес из дома всё, что можно было продать за бутылку.
Вот и сейчас: тащится Вадим в своё стылое жилище. Поравнялся с домом Игната и с такой тоской посмотрел в окна, что у Клавдии, выглянувшей на улицу, в груди защемило. Сбежала она с крылечка, сунула бедолаге кусок колбасы, покачала головой:
– Пропадёшь ведь... Бросай пить. Или силы воли нет?
Вздохнул Вадим:
– Сила есть. Воля есть. А силы воли нету.
И поплёлся дальше нетвёрдым шагом.
Он уже почти подходил к дому, как вдруг зашумели крылья над головой, и кто-то чёрный и огромный, как сам демон, налетел на него. Упал Вадим на колени, голову обхватил, а крылатый сатана выхватил колбасу из рук и только был. Остался горемыка без закуски.
На следующий день ни свет ни заря подняла бражника с постели жажда и головная боль. Глянул на себя в зеркало: причёска – будто куры потоптались, лицо опухшее; глаза-щёлки – сам от себя бежал бы. Ополоснулся холодной водой из ведра, опохмелился остатками зелья. Вроде, отпускать стало: треск в голове утишился, дрожь в руках унялась. Можно дальше жить...
А поздно вечером, когда гуляка опять волочился, опираясь на заборы, зажав подмышкой полбуханки хлеба, «чудище» уже караулило его: свалилось на голову и выхватило хлеб.
– Да что это за надзиратель такой на мою душу! – заскочив в дом, рассерчал Вадим.
И пообещал сам себе:
– Баста, пора новую жизнь начинать!
Утром поднялся, баню истопил, отмылся, исподнее сменил. Рубаху и порты выстирал. Подождал, пока у печки высохнут, и появился на деревне трезвый и опрятный – любо-дорого глядеть. У Клавдии денег под честное слово занял до ближайшей получки.
Отоварившись в магазине, возвращался Вадим домой твёрдым шагом, неся в авоське бутылку с кефиром, батон и пачку пельменей.
А Прошка уже зоркими глазами издали следит за жертвой: как только мужик приблизился к дому, взмахнул крыльями и – камнем вниз. Да не тут-то было. Вырвал Вадим заборину и, гневно сдвинув брови, занёс над собой:
– Ах ты, безобразина! Ну, сейчас-то я тебе рёбра пересчитаю!
Кракнуло чудовище, ударило по лицу чёрным крылом и пропало с глаз вон...
С этого дня Вадима больше никто и никогда не видел пьяным. Устроился он на работу, вскоре недорогую машину даже купил.
Жена к нему с повинной вернулась, проведав о неверности второго мужа, Игната. Вадим – мужик отходчивый, простил предательство Клавдии, ни словом не попрекнул. Кто без греха?

10
Старые обиды забылись. Прошка вернулся домой. Жизнь потекла своим чередом. К настоящим трескучим морозам вид ворона стал величественно грозен. Это уже был не своенравный ворон-подросток, а матёрый вран-исполин, внушающий невольный трепет и опасение. Когда он расправлял крылья, казалось, что в небо взмывал чёрный спортивный самолётик. Каждое утро, как только открывались двери сарая, ворон спешил на волю: резко оттолкнувшись от земли, он через минуту пропадал из виду и отсутствовал вплоть до наступления темноты.
Заканчивался Рождественский пост. Близились весёлые святки. На фермерском подворье вовсю кипела работа. Всю продукцию, выращенную за год, нужно было срочно реализовать до праздников, тем более что крупные оптовики дали согласие забрать мясо по сходной цене. Весь день Лёша помогал отцу разделывать туши. Прохор, как обычно, где-то пропадал, хотя было не привычно, что он пропускал такое пиршество.
Темнело. Вынырнула луна, а ворона всё не было. Впервые он не вернулся на ночёвку. Несколько раз Лёша выходил на крыльцо дома, звал, но птица не откликнулась. Не появилась она и на следующий день, и на последующий... И стало пусто без вездесущего драчуна и забияки, ворона Прохора.
Только через неделю, как раз на великое празднество, двор оглушил раскатистый Прошкин глас. Даже слюнявый Кучум радостно взыграл на цепи, приветствуя ворона хриплым басом. Все домочадцы так обрадовались гостю, что настежь распахнули перед ним дверь, выпуская клубы ароматного пара, приглашая на праздничную трапезу. Прохор же не влетел в дом, ему просто не хватило бы пространства расправить крылья, а, смешно приседая и подпрыгивая, степенно вошёл, наклонив голову и потупив хитрые глаза: мол, не обессудьте, так уж получилось. Молодому гуляке с радости навалили целую миску угощений. Пока птица жадно склёвывала сладкие мясные кусочки, Лёша сидел рядом на корточках и гладил друга по лоснящейся спине.
Насытившись, Прохор запросился на волю. Алексей набросил пуховик и вышел следом на крыльцо. Ворон, словно прощаясь, протяжно каркнул и взмыл в небо. И тут Алёша увидел, как такая же большая чёрная птица бросилась навстречу Прохору. Теперь стала понятна причина длительного отсутствия ворона: у него появилась любимая!

...Татьянин день одарил землю ярким солнцем. Деревья, накинув на кроны паутинчатые шали, замерли в безветрии. Небо было чисто от облаков, и солнцу нечем было хотя бы на время заслониться.
Таня, одетая в лыжный костюм, в нетерпении переминалась с ноги на ногу у крыльца, а Лёшка всё суетился, набивая карманы.
– Ну что ты возишься? Я уже замёрзла!
– Тань, ну что ты в самом деле...
– Думаешь, Прошку своего на тропинке повстречать?
– Ну и думаю... А тебе бы всё смеяться...
Сразу от деревни через поле к лесу шла наезженная лыжня. Лыжи легко скользили по тугой колее. Татьяна, уверенно шла следом за Алексеем. От быстрой ходьбы щёки у неё раскраснелись, непослушная светлая прядь выбилась из-под яркой спортивной шапочки, и она остановилась, чтобы заправить волосы и вдруг замерла:
– Лёшка, смотри!
Прямо над головой, раскинув чёрный плащ крыльев, в небе парил ворон.
– Про-о-о-хо-о-ор! – радостно замахал руками Алексей, пытаясь привлечь внимание зоркой птицы.
Ворон рассёк синеву крылом и стал падать, но вдруг резко перевернулся спиной вниз и взмыл к солнцу – со стороны леса к нему летела подруга. Распластавшись на синей глади, великан, прощаясь, покачал крыльями и через несколько мгновений вместе со своей спутницей пропал из виду.

2009 г.


Рецензии