Глава 8. По Азовскому морю

 
Советские драконовские пограничные правила губили всю прелесть самодеятельных дальних походов по Чёрному морю под парусом. (Я имею в виду дальние походы вне рамок редких официальных соревнований, организованных государственными структурами.)

 Поэтому, чтобы походить под парусом без оглядки на пограничные требования, яхтсмены из Чёрного моря уходили в Азовское, которое до развала СССР было чисто внутренним советским морем.

 В одном из таких походов на яхте «Торикос» в 1984 году я принимал участие. Костяком экипажа были яхтсмены, участники соревнований на Кубок Чёрного моря. Но была среди нас и одна девушка, согласившаяся быть в походе коком.
   
  С лёгким норд – остом без проблем добежали до Керченского пролива. Углубились в пролив. И тут нас застал штиль. Ширина пролива колеблется от четырёх с половиной до восемнадцати километров, но судоходный фарватер, прижатый к Крымскому берегу, имеет ширину, наверное, не больше двухсот метров.

 Штиль нас застал, когда мы были вблизи края фарватера, на границе мелководной части пролива, то есть, потеряв ход сами, мы в тот момент не мешали моторным судам идти их путём. 

 Поняв ситуацию, мы решили в ожидании ветра пообедать в спокойной, без качки, обстановке. Все собрались за столом в каюте и принялись за неспешную трапезу. Через некоторое время кто – то из нас, выйдя на палубу, тут же закричал:

 «На нас прёт танкер!»

 И это был не розыгрыш. За время, что мы провели за обедом в каюте, яхта сдрейфовала почти к оси фарватера! И на нас по оси узкого фарватера на самом деле шёл огромный танкер.

 Отворачивать ему было некуда. Кажется, Иван Свистула первым бросился к двигателю, как к спасителю. И, о чудо! Двигатель завёлся с первой попытки. Слава Костенко направил яхту к бровке фарватера. И только она успела выйти за бровку, как двигатель заглох. И тут же рядом с нами прошла огромная туша танкера.
 
 Двигатель до конца этого похода не удалось запустить больше ни разу…

  Потянул ветерок, и мы продолжили путь к Азовскому морю. Сразу же за выходом из пролива началась качка, которую мало назвать просто качкой. Качка была и бортовая и килевая, а кроме того наша яхта ухитрялась делать ещё какие – то винтовые движения. Это была свирепая болтанка.

 Несладко было всем, а хуже всех – нашему коку. Забегая вперёд, скажу: за время всех наших переходов по Азовскому морю она ни разу не смогла подняться с постели. И приходила в себя, только выбравшись на берег. 

 К вечеру дошли до северного побережья моря. Ночевали на внешнем рейде Бердянского порта. Выйдя утром на палубу, я обнаружил, что обширная акватория вокруг нас усеяна баркасами, крупными и небольшими шлюпками, а также совсем мелкими резиновыми надувными лодчонками с рыбаками.

 Между тем на берег всё прибывали и прибывали автомобили, мотоциклы и велосипеды, каждый из которых вёз за собой, на себе или внутри себя разнообразные плавсредства, без промедления приводимые в состояние готовности к спуску и тут же спускаемые на воду.

 У рыбака, сидевшего в ближайшей лодке, я с удивлением спросил, в чём причина такого изобилия лодок на воде. Удивлённый моим непониманием ситуации ещё больше, чем я самой ситуацией, он ответил; «Но ведь сегодня – воскресенье!» Оказалось, в Бердянском заливе в те дни хорошо ловился бычок.

 И поэтому всё население Бердянска и его окрестностей, свободное в выходной день от работы (и имеющее собственные плавсредства), бросилось на промысел бычка – для себя и на продажу. Какие тут ещё могут быть вопросы!

 Из Бердянска мы отправились в Таганрог. В море вблизи входа в Таганрогский залив видели небольшие буйки, которыми рыбаки обычно помечают места постановки своих снастей на «краснюка» (рыбу осетровых пород). Кое – кто из членов экипажа предлагал «проверить, что здесь ловится». Но большинство решило, что делать этого не следует.

  В Таганроге посетили местный яхт – клуб. Зашёл там разговор и о буйках вблизи входа в залив. Нас спросили, удалось ли нам попробовать азовского «краснюка». Мы рассказали о решении большинства экипажа по этому поводу. Нам было авторитетно заявлено, что мы поступили неправильно.

 И пояснили, что по рыбацким понятиям, взять рыбу из чужой снасти, чтобы везти её на берег «для дома» или, хуже того, на продажу – это преступление. Но по этим же понятиям, ничего преступного нет в том, что люди, несколько дней находящиеся в море, «возьмут  одну рыбку, чтобы покушать на лодке».

  Из Таганрога мы направились к Обиточной косе, удивительному природному образованию, сложенному песком и ракушечником и покрытому травами и низкорослым кустарником. Основание косы находится у северного побережья Азовского моря примерно в сорока километрах на запад от Бердянска.

 С северо – востока на юго – запад коса тянется в море почти на тридцать километров, имея ширину до полутора километров на юго – западе и десять – пятнадцать метров в своём начале, на северо – востоке.   

 Когда – то на косе было два или даже три рыбацких селения. Но уже примерно к концу шестидесятых годов уловы в Азовском море настолько сильно снизились, что проживание на косе большого количества людей перестало иметь смысл. Коса обезлюдела.

 Ближайший совхоз стал использовать опустевшую косу в качестве пастбища для крупного рогатого скота. Но совхозное стадо быстро нарушило (вытоптало) очень тонкий почвенный слой на косе и недавно буйная растительность стала хиреть. Выпас скота прекратили, а Обиточная коса была объявлена заповедной территорией.               

  Яхту мы поставили на якорь в одной из небольших бухточек на юго – западной стороне косы. И отправились осматривать косу в её самом заселённом месте (увы, в прошлом). Здесь когда – то был большой посёлок, в котором жили семьи людей, занимавшихся промыслом и переработкой рыбы.

 Мы застали только следы былого процветания этого места; кладбище рыбацких судов (типа СЧС), давно неиспользуемый причал, заглублённый в землю огромный бетонный чан для засолки рыбы, развалины заброшенных жилых и производственных зданий. Видны были развалины школы и клуба. Оставалась пара небольших домов, ещё пригодных для жилья.

  Около одного из этих домов сидел старый рыбак и вязал сеть. Глядя на сеть, которую вязал старик, я спросил его: «Какая рыба ловится?» «Да какая теперь рыба? Так, мелочь одна.» - был ответ. А, сетку дед вязал, между прочим, с ячейкой не менее, чем 15 х 15 сантиметров. Хорошую «мелочь» собирался ловить старый хитрец!

 Ещё одного аборигена мы обнаружили в районе кладбища старых судов. Услыхав наши голоса, он вышел из каюты старого сейнера, затопленного на мелководье у берега. Оказалось, что он сторожит мидиевые садки, расположенные поблизости. Вот и все жители когда – то процветавшего посёлка. По крайней мере, никого больше мы не увидели.

 В одном из самых широких мест косы имеется округлое озерко, заросшее у берегов обычной водяной растительностью. Вблизи его центра, свободного от растительности, без опаски плавали лебеди, штук тридцать. Мы долго наблюдали за ними.

 Наконец, то ли «наблюдатели» надоели им, то ли окончилось время их отдыха, но они, один за другим, взлетели, построились в клин, сделали на прощанье круг над озером и направились на юго – восток, видимо, к таманским плавням. Вскоре и мы погрузились на яхту, поставили парус и отправились домой.