Неисповедимы пути Господни

 Федор Михайлович всегда был человеком верующим и даже набожным, каноны пытался соблюдать, а когда косячил, то шел понурый в местную церквушку, своего уездного городка, и рьяно исповедовался батюшке, просил прощения, клятвенно заверяя больше не грешить, получал прощение, наставления, и с чистым сердцем и облегченной душой, отправлялся восвояси.
Недельку другую жил в мире и в ладу с собой и окружающими, и к концу срока снова срывался и совершал «непростительный грех», в чем позднее, каялся батюшке.
Да, и как же не согрешишь?! Ведь соблазны сплошь и рядом. Кругом. Да, к тому же, достопочтенный Федор Михайлович был очень слаб до женского полу.
Сколько раз, супруга его, Ольга Никифоровна, застукивала его за занятием непристойным, срамным и не достойным уважаемого и достопочтенного гражданина, пусть даже, и не партийного работника.
Федор Михайлович и сам всё понимал. И каялся. Каялся. И даже, порой, плакал по ночам в подушку. В тайне пряча скупую мужскую слезу от супружницы своей, Ольги Никифоровны. Стыдясь.
Но, наступал новый день. Ясный или не очень. Дождливый ли осенний, летний жаркий и знойный или же студеный зимний, и всё повторялось сызнова.
Федор Михайлович краснел, смущался, но снова и снова впадал в тяжкий грех.
Созерцание скрытого за семью замками, недоступного, наблюдаемого и страстно желаемого, приводило  Федор Михайловича в неописуемый восторг и легкое, а порой и весьма, весьма.. возбуждение. А любил  Федор Михайлович подглядывать в замочные скважины, в щелочки, в дырочки, в приоткрытые дверцы и не зашторенные оконца.
Вот намедни, застукала его Ольга Никифоровна за занятием непристойнейшим. Когда Федор Михайлович за соседкой, Зинаидой подглядывал. А Зинаида эта, в телесах дамочка, в исподнем белье в комнате с банными принадлежностями, наклонившись пониже, белье пыталась стирать в тазике. Ну, и вид открывался сзади, скажу я вам! У Федора Михайловича даже ладони вспотели. Так хотелось ему своими ладошками объять этот необъятный зад. Что забавно, девица эта, Зинаида, и не совсем еще преклонных годов была, и Ольге Никифоровне по годкам лет десять фору дала бы. Но, увы. Была занята одним очень усатым прапорщиком, квартирующегося неподалеку, полка. А Федор Михайлович был бы не прочь.
Отпугнув супружника от созерцания соседских прелестей, Ольга Никифоровна отправила его на работу.
А работал  Федор Михайлович штатным сотрудником по хозяйственной части, в женской гимназии номер один, уездного городка.
Козел в огороде. Не иначе как. Работу свою "козел" любил, бегал туда с завидным желанием и радостью. Приходил всегда довольный, особливо по вторникам и четвергам. Только невдомек было Ольге Никифоровне, что именно эти будни дни, были в женской гимназии банными. А так как у Федора Михайловича был доступ ко всем укромным уголкам в гимназии, и ключики имелись от каморки, примыкающей к купальне, то и не постеснялся он, дырочку в стенке незаметную проделать, и ублажать себя созерцанием юных женских тел в несчитанном количестве. А количество и вид тел, было разнообразное. Тут были и толстушки с пышными формами и сформировавшимися округлостями не смотря на столь юный возраст, и худышки, и плавные переходы от линии бедер к округлым грудкам. Зрелище, дух захватывающее, открывалось Федору Михайловичу с завидным постоянством. И рукоблудничал он в данный момент от души, предаваясь соблазну около округлого отверстия, проделанного собственноручно в старой стене между каморкой и дамской купальней. Сколько фантазий бурлило в тот момент в его голове. Сколько похотливых картинок проплывало перед глазами. Сколько сценок со своим участием и участием, ничего не подозревающих учениц благопристойной гимназии уездного городка, воображал себе Федор Михайлович.
А иногда, удавалось ему, в укромном уголке, прижать и пощупать какую-нибудь из пышечек, особо приглянувшихся. И стращал юных девиц Федор Михайлович тем, что расскажет всем об их распутстве и развратности юной натуры. Что это они виноваты в том, что он соблазняется их столь юными, но вполне сформировавшимися формами. Что, дескать, теснее надо носить одежды и скрывать, выступающие прелести. Скромнее надо быть в государственном учреждении.
И ничто уже его не останавливало, кроме кары Господней. Вот чего страшился и боялся Федор Михайлович. Поэтому и бегал к батюшке каждую, да через раз, неделю, и каялся, каялся, каялся..
Но, однажды..

(продолжение следует)