Соседи, которых мы не выбираем
Стекает время, словно капельками грусти
По прошлому - где радостно и чисто,
Где вериться, что будет только лучше
И где судьбы ещё не опадают листья.
(Не все соседи - евреи, не все евреи - жиды.)
- Я хочу с тобой поговорить как с взрослым, не передохнёшь пока?
Сосед смотрит усталыми и чуть взволнованными глазами.
Глаза в глаза.
Чуть сверху вниз.
От роста, а не от высокомерия.
Это от опыта тяжелой жизни, ему доставшейся.
Для предостережения.
Для попытки вразумить и остановить то, что не свершилось ещё.
Не допустить того, что может со временем сделать и взгляд пацана таким же уставшим и волнительным, как у него.
Пацан, глаза не отводя кивнул головой и уселся напротив.
Прямо на колоду, в которую только что воткнул топор.
Прямо на свежие щепы рубленных им дров.
- Михал Саныч, а что случилось-то?
- Пока ничего, мальчик. Надеюсь такИ.
Странный говор соседей давно знаком и понятен.
Уже не смешит, но невольно подражать ему даже интересно иногда.
- Таки я вас тут слушаю или вам стоять неудобно?
Моисей Соломонович, которого не страшит, как бы его не называли, присаживается на стопку уже сложенных берёзовых поленьев, опираясь на крючковатую палку.
Улыбается.
-Таки таккк.
Оба открыто улыбаются, соседский пацан - скоро юноша, и соседский скоро старик - еврей.
- Ты вчера был, таки не прав, но я не за это.
- Вы хотели сказать, что я не прав ругаясь или не прав, подравшись?
- Я хотел поговорить, что ты зазря не думаешь. До того чтобы сказать и уж тем более - до того когда сделать.
О. Это надолго.
Но это не может быть напрасным.
Вообще в этой жизни напрасно мало что бывает.
Всё что происходит - или на пользу или во вред.
Для разумного, конечно.
Для того, кто свой разум умеет использовать.
Чтоб не только сдачу подсчитать.
В общем: разговор предстоял долгий.
Уклоняться от него не было ни желания, да уже и возможности, поэтому пацан, сняв шапку, вытирая пот, расстёгиваясь - коротко кивнул.
Во всем дворе нашего двухэтажного дома восемь квартир.
В трёх из них живут соседи странного, но потешного, вечно гонимого, но хитрого, мудрого, но глупостями славящегося народа.
Не всем так повезло в жизни, как нам.
И пацан это уже давно понял.
И не против – передохнуть от колки дров, сваленных с машины через забор и загородивших почти весь проход к сараям.
К вечеру надо порубить хоть то, что мешает проходу.
А дядька обещал завтра порубить остальное с сыновьями.
Пока не темно, пацан надеется успеть.
Но и разговор интересен, поэтому – передых.
* * *
- Ну, почему же я не думаю? Я, прежде чем начать с ними ругаться даже посмотрел вокруг, куда, в случае чего отбежать можно!- пацан улыбается, начиная понимать, что сосед не столько поругаться собрался, сколько что-то сказать.
Видимо нужное.
- Ой, ты только не начинай говорить как эти «старшаки».
Я понимаю, они для вас многих вроде как авторитетные люди.
Вы их байки да сказки слушаете. За чистую монету принимаете, вроде как уроки школы жизни.
А на самом деле, я таки думаю, что ты, как бы сказать…
Внутри себя всё равно взвешивать сказанное ими должен. Так?
- Ну, вообще-то так.
- Вот потому я и решился чуток с тобой поговорить.
Пацан ты хороший. И человеком растешь не гнилым.
Но, таки, есть одна извечная проблема - дороги жизни выбирают нас чаще, чем мы выбираем их сами.
- Это вы про скользкую дорожку на зону?
- Нет. Если бы дорожка скользкой была только туда, я бы за тебя и не думал.
За тебя в этом смысле и без меня есть кому подумать.
Я ведь многих знаю, как ты уже видел, из тех, кого знают в тюрьме, но я бы остерёгся сказать,
что они таки преступники.
И я ведь видел, что тебя опекать поставили хорошего парня, Ромку этого.
Я б его, конечно, огрел пару раз по спине, если б догнал.
Таки есть за что, а если нет, то для науки на будущее.
Но я за ним бегать не стану, а разговариваю с тобой, потому что мне это и самому полезно.
Я понятно говорю?
- Дядь Миша, я понимаю, но я на блатных вообще-то не ориентируюсь! Мне просто, так получилось, помочь удалось несколько раз…
-Да я знаю, знаю! Не за то говорить хотел. Я помню, что и как было, но мне не понятно - почему.
И тебя я не буду за это спрашивать - оно нам обоим не нужно.
- Тогда я не буду вас перебивать, чтоб вы не сбивались.
- Знаешь, а я просто на тебя смотрю – себя вспоминаю. Только тебе не надо прятать, что ты такой как ты есть и что ты таким вырастешь каким вырастешь.
Тебе скоро тринадцать, как я помню? Когда я вспоминаю себя в двенадцать и тринадцать лет мне больно. И я хотел за это как раз с тобой поговорить.
Ты знаешь…
Договорить сосед не успевает, так как над двором повисает гулкий зов его драгоценной супруги тёти Фиры: - МосяяЯ?!
- Я тут, Фирочка, у сараев!
- А шо ты там забыл, я зову тебя час на весь дом, а ты у сараев!
- Фира! Если я не откликнулся в доме, значит что там меня искать? – сосед со смехом подмигивает пацану и встаёт так, чтобы было видно его из-за забора вышедшей на крыльцо жене.
Ну, как вышедшей - наполовину.
Во-первых, Фира Благман у нас дамочка крупная, сразу вся не выходит в дверь.
А во вторых - она просто высунулась, позвать мужа.
А чтоб её во дворе нашем, да и соседнем квартале было слышно, совсем не обязательно ей выходить на улицу целиком.
Честно сказать, только интерес прерванного разговора соседу и не позволил услышать, как его звали в доме.
- Нет, ты мне будешь шутки шутить или я могу сказать, что думала?
- Мне подойти поближе?
- А кто там, рядом с тобой такой важный расселся, что ты не можешь его кинуть и ко мне подойти?
Становится уже интересно слушать, как они разговаривают.
Камнепад на витринном стекле!
- Это Надин внук и кидать его не за что, но я к тебе уже иду.
- У нашей Нади столько внуков, что я удивляюсь - а с кем из них у тебя есть интерес сидеть под сараями и курить на кОрточках втихУю?!
- ТётьФир я не курю, вы ж знаете!
- Ха! Если б курил ещё и Ты, я б подумала, что Всем курить приказали! Конституцией!
Сосед смеётся и переспрашивает супругу о цели долгих его поисков, на что получает лаконичный ответ:
- Да нет! Ничего такого важного, чтоб помешало вам там посекретничать. Но если тебя будет интересовать - где я через час буду, то я играю в лото в Нади!
- Хорошо, Фирочка!
- Что хорошего? Что я буду сидеть у Нади и думать: как поставить десятки и пятнадцатки вместо двушек или пяти, только потому, что у нас дома не осталось желтой мелочи за для лото?
Если это хорошо, то Наде будет неудобно считать сдачу и мешать бочонки одной рукой!
Таки я понятно пояснила, что мне было нужно, но теперь уже не важно?!
- Мне что, сходить в булошную, поменять мелочь?
- Нет. Можешь не ходить, но два рубля «серебром» вот тут на крылечке стопкой лежит, а я у Нади.
Дверь хлопает, скрипя пружиной, отскакивая от косяка и прихлопываясь повторно.
Сосед и пацан переглядываются, посмеиваясь и идут к крыльцу.
Решение пройтись квартал до магазина даже не обсуждается.
В лото действительно удобнее играть одной копейкой, двумя, ну трёшкой, в крайнем случае.
Но как бывает интересно услышать, вместо краткой фразы простого ответа, всю историю развития философии в древней Греции.
- Так что смотрю я на тебя и себя вспоминаю. Но нам тогда очень важно было уметь язык прикусывать До того, как сказать. Чтобы остаться в живых ПОСЛЕ.
- ДядьМиш, а вы ж в войну не воевали? Почему такие сложности в детском возрасте?
- Хо, хлопчик! Моему народу всегда приходилось думать, чтобы выжить. Наверное, поэтому мы говорим так, что никому не понятно – нет общего ничего в других языках. И пишем – видел как?
Конечно, видел пацан непонятную, то мягкую, то угловатую вязь иудейского письма.
Да ещё справа-налево.
- Да я понимаю, я историю читал, что вам только после войны удалось себе землю для государства получить. А так вы всё время, словно непрошенные гости - по разным странам жили.
- Так вот, давай я не буду тебе долго выговаривать за вчерашнее – а просто разберёмся в сказанном тобой. Не против?
- Вы обиделись на то, что я вчера им говорил?
- Нет! Ты ж не мне говорил, но попросить тебя думать перед тем, что и как сказать я бы хотел.
- Ну, я ж вчера разозлился сильно на Лёху Шера, ну и проехался.
- вот за это и хотел сказать – если ты разозлился – ещё сильнее думать надо – что сказать и что сделать.
Вот посмотри – начнём ПО-порядку.
Ты знаешь, что вокруг живут и украинцы, и белорусы, и молдаване и русские. Так?
Но ты ж хохлом не всякого называешь, а почему?
И бульбаш – не всякому говоришь?
- Граком проще назвать! – пацан посмеивается и словно спотыкается, когда сосед резко остановился.
- Хороший ты хлопец, но дурак!
- Совсем?
- Нет, есть надежда, что поумнеешь – потому и разговариваю.
Пойми что еврей – это то что нам достаётся от родителей. И вообще – мы же роды свои ведем…
- От колен израилевых?
- Если тебе есть что сказать больше меня поговори, я послушаю.
- ДядьМиш, всё, слухаю…
- Так вот, у нас по матери считают человека евреем и знаешь почему?
Я тоже не уверен, что правильно понимаю, но мать – это то что точно – твоё. А вот кто отцом оказался – не так известным может быть, особенно в нашей истории. Войны, захватчики всякие. Погромы, гонения..Короче всё что достаётся нам как «избранному народу».
Но евреем может быть только сын еврейки.
А вот «жид» - это не национальность – это склад ума, характера, сбор наглости, подлости, хитрости… Так?
- Ну да жид – это когда обидное сказать захотелось – я и сказал.
- Ну так это та же песня что с хохлом и бульбашом?
- Да.
- А почему «порхатый» - это история свзаная с воробьями гвозди подавшими, так ты слышал?
- Ну да.
- Так вот, хлопчик, пархали те, из моего народа, кто вынужден был часто менять место жизни.
И как правило - не по своей воле. И всей семьёй своей многочисленной, взяв детей и что унести могли - уходили в ночь.
А те кто оседал надолго на одном месте всегда старались что-то делать, чтоб с соседями жить в ладу, чтоб пользу приносить. Вот кто считался сапожниками и портными лучшими?
То-то.
-ДядьМиш, а ведь банкиры были – сплошь ваши тоже?
- А ты слышал вообще про моих родных?
- Да, мне говорили что ваша сеструха, вроде, вообще – важная шишка в стране ваших.
- Ну, так оно может и так, но знаешь….город наш знаменит был на весь европейский мир.
Больше чем у нас только в Могилёве евреев жило.
И синагога наша была самой большой в Европе, между прочим.
Да и премьер-министр Израиля действительно мне сестра несколько-юродная.
- Разве? Там же вашей синагоги развалин чуток и осталось?
- Ну вот осталось – это не значит что так и было.
Вот ты вчера сказал за старость.
Ещё одна твоя ошибка.
Подумай сам.
Через тридцать пять лет ты меня догонишь по возрасту – тогда вспомни, что я «старый жид пархатый» и перефразируй на себя «старый москаль оседлый».
- А почему москаль?
- Да у тебя говор местный пройдёт как только в армию пойдёшь, надеюсь.
- В смысле?
- Надеюсь, что в армию ты пойдёшь, а не в тюрьму, как старшаки твои. Очень надеюсь.
И ещё.
Тебе тринадцать сейчас.
Меня в твоём возрасте убивали.
Нас всех убивали.
Всё гетто пытались.
Но я сумел подумать, прежде чем сказать.
И крепко подумать, прежде чем сделать выбор.
Поэтому я живой и хоть хромаю – но жидом старым пархатым себя не считаю.
И тебя попрошу-не считать.
Я еврей. Я своими руками помогаю вашим родителям красиво одеваться.
А состарился я так и поседел, за трое суток в сороктретьем.
Всё я сказал, что хотел.
- Я всё услышал, дядьМиш!
Девушка – поменяйте нам на медяки, пожалуйста!
Теперь и мне 47.
Я старый оседлый маскаль?
Хто сказал????
1977- 2011
Свидетельство о публикации №211120600526