11 00

Не знаю, почему украинцы назвали ноябрь листопадом, по сути, в это время уже нечему падать. Даже то, что упало, превратилось в коричневую стружку, напоминающую сухофрукты, которые лежат на чердаках у бабушек в самодельных деревянных подносах. По утрам трава покрывается седым инеем, становится ломкой, комочки земли хрустят под ногами. Знакомый пейзаж меняется до неузнаваемости, то, что ранее было не видно из-за густой растительности, теперь обнажилось, стало уродливым. Даже мусор, валяющийся летом в траве, выглядит не так безобразно и удручающе, как осенью на голой земле.

Я встретил ее у перехода в центре города. На вид лет шесть-семь, в болоньевой курточке неопределенного цвета, драных колготах и ботинках на несколько размеров больше. Чумазое лицо, на котором, как бездонные колодцы отражающие беззвездную ночь, зияли огромные глаза, то ли черного цвета, то ли с максимально расширенными зрачками. Я огляделся по сторонам, не было никого, кто мог быть с ней в этом месте. Никаких бомжевидных теток или своры таких же беспризорных детишек. Были только голуби, обычные городские голуби, деловито расхаживающие по тротуару и даже не обращающие внимание на прохожих суетливо бегающих взад-вперед. Считается, что первых голубей приручили и одомашнили египтяне около пяти тысяч лет назад и они же считали голубей священными птицами. Если посчитать библейскую хронологию, то Потоп случился примерно 4400 лет назад и уже тогда Ной использовал голубя в качестве разведчика, принесшего добрую весть о том, что вода сошла и земля возрождается. Потом Дух, сошедший на Христа виде голубя, статус птицы мира после Второй мировой… И вот наши дни, улица мегаполиса, морозное осеннее утро, примерно три десятка сизарей, кивая головами при хотьбе, выискивают объедки, лавируя между ног прохожих. Ребенок заворожено следит за перемещением птиц и как-только они находят что-то достойное внимание и суетливо сбиваются в кучу, девочка неуклюже ковыляет к ним в своих огромных ботинках, нагибается и подбирает с асфальта крошки, голуби при этом недовольно воркуя разбегаются в стороны и косятся то одним, то другим глазом на безопасном расстоянии.

По всему было видно, что девочка очень голодна, но у нее даже мысли не было просить что-то у людей. Дикая картина, грязный пиксель на мониторе в мировых масштабах.

Она испугалась, когда почувствовала мою руку на своем плече. Большие глаза стали еще больше – две черные дыры, поглотившие свет.

- Привет, ты тут одна?

Кивает головой, оглядываясь по сторонам, как будто ища пути отступления.

- Родители есть?

Закрыла глаза, затем очень неуверенно мотнула головой.

- Кушать хочешь?

Глаза открылись, в них наконец-то проблеснул лучик света, надежда, интерес, в ночном небе сквозь тучи проступила маленькая одинокая звездочка. Я и сам понимал, что вопрос неуместен, но хотелось увидеть реакцию.

- Пойдем, - протягиваю руку.

Неуверенно протягивает свою маленькую грязную ладошку, и мы идем в ближайшее кафе. До крана она не достает и я поднимаю ребенка над умывальником. Такое чувство, что девочка никогда не мыла руки с мылом, по крайней мере, вместо того, чтобы тереть ладошкой ладошку, она просто подставляет кисти под струю, ожидая, что вода сама смоет грязь. Приходится снова поставить ее на пол и показать, как обходиться с мылом. Умываем худенькое лицо, шею, уши. Грязные короткие волосы каштанового цвета торчли ежиком.

Заказываю блюда посытнее и конечно же горячие. Ложку берет всей рукой и неуклюже подносит ко рту, половина супа при этом проливается обратно в тарелку. Показываю, как правильно держать и умиленно наблюдаю. Со вторым мы расправились быстро и без помощи вилки, пюре загребалось ложкой и большими порциями жадно проглатывалось, а с куриной ножкой расправились без помощи приборов. Йогурт привел ее в блаженное состояние, она зачерпывала маленькие порции из стаканчика и закрыв глазенки, в которых уже весело плясали хороводы сотни звездочек, и смаковала. От сытной еды, тепла и удобного кресла ее разморило и, немного не доев йогурт, она задремала откинув голову на высокую спинку сидения. Какое-то время я задумчиво смотрел на это всеми брошенное создание, такое прекрасное и такое несчастное, размышлял о том, что в стране сейчас каждый десятый ребенок – брошен своими родителями, государством, равнодушными людьми, безразличными голубями… Посмотрел на часы, пора бежать на встречу, что же делать? С собой не возьмешь, и куда-то пристроить не успею сейчас. Осторожно бужу ее.

- Малышка. Эй, проснись.

Открывает сонные глаза.

- Скажи, как тебя зовут?

Молчит.

- Ладно, не хочешь, не надо. Я сейчас уйду, но завтра хочу тебя найти и устроить в приют. Там хорошо, тепло, кормят, детки… Хорошо?

Согласно кивает головой.

- Завтра в одиннадцать часов я приду на то место, где мы с тобой сегодня встретились. Помнишь, возле перехода?

Снова кивает.

- Придешь?

- Да, - услышал я тихий голосок.

От удивления я аж рот раскрыл. Наконец-то услышал от нее первое слово, я уже грешным делом подумал, что она вообще не разговаривает.

- Хорошо! Жди меня, - сказал я, потрепал ее легонько за кончик носа. Девчушка расплылась в улыбке, а затем обеими ручонками сильно обхватила мою руку и, глядя прямо мне в глаза, сказала:

- Меня зовут Даша…

Она отпустила меня, я кивнул на прощание и вышел из кафе.

 *** *** ***

В конце ноября темнеет рано. Уже в пять часов включилось освещение улиц и огни фонарей, неоновых вывесок, подсветок рекламных биг-бордов и сити-лайтов, фар автомобилей отражались на мокром асфальте. Даша шагала по тротуару, шаркая ногами, чтобы не потерять свои большие ботинки. В кулачке она держала несколько кусочков белого хлеба, которые пособирала в кафе на столиках. Она остановилась возле перехода, голубей осталось всего десятка полтора, остальные, видимо, перебрались на менее оживленные улицы и площади города (возле перехода в это время суток был большой поток людей, спешащих домой после работы). Девочка взглянула на птиц, которые теперь ходили несколько припрыгивая, чтобы не отморозить лапки, затем посмотрела на хлеб, зажатый в кулачке, отщипнула кусочек и бросила прямо в гущу стаи. Голуби  устроили суетливую кучу-малу и с шумом стали клевать крошки. Даша с улыбкой на лице, наблюдала со своего места и думала:

«Завтра… на этом месте… в одиннадцать».

Она понимала, что завтра наступит после того, как закончится ночь и наступит рассвет, а вот во времени совершенно не ориентировалась.

«Нужно будет у кого-то спросить, чтобы не пропустить».

Ребенок готов был ждать на месте всю ночь, но на улице было жутко холодно. Даша простояла несколько часов, нахохлившись, как замерзшая птичка на ветке дерева. Вот уже улетел последний голубь куда-то в гнездо на чердаке многоэтажки, вот иссяк поток пешеходов, а по проспекту стали ездить только такси с черными шашечками на желтых светящихся коробочках на крышах. Ребенок продрог до костей. Из перехода поднимался молодой парень и Даша обратилась к нему:

- Дяденька, а долго еще до одиннадцати?

Парень безразлично открыл крышку мобильника-раскладушки и буркнул:

- Одиннадцать уже было.

Девочка понимающе закивала головой и повторила вопрос:

- Нееет. Мне нужно одиннадцать завтра. Долго еще ждать?

Молодой человек иронично улыбнулся и ответил:

- Долго, долго, иди спать.

Чтобы как-то согреться, Даша спустилась в переход. Там она обнаружила несколько картонных ящиков, разобрала их и сложила в несколько слоев ввиде подстилки. У стены стоял сваренный из металлических уголков невысокий столик, его ножки были вцементированы в пол, видимо, чтобы никто не унес. Даша постелила картон на стол и взобралась сверху. Свернувшись калачиком, она подложила кулачок под голову и через какое-то время уснула. Ей снилось лето, теплое ласковое солнышко, ароматная трава, беззаботные игры в парке и чья-та большая, уверенная рука, крепко держащая ее собственную. Она все время пыталась поднять голову и посмотреть, кто же это, кто держит ее, почему ей так спокойно и хорошо, но как она ни пыталась, как ни вытягивала шею, не могла рассмотреть. Было такое ощущение, будто тот, кто ее держал необычайно высок и его голова теряется в кронах деревьев, а может и среди белоснежных облаков. Она спала, не беспокоясь о времени, не думая о прошлом. Белые голуби летали вокруг с оливковыми веточками в клювах и бросали веточки ей под ноги. Растения падали на землю, превращаясь в куски белого хлеба. Вскоре вся земля у нее под ногами была усеяна ароматными мякишами и краюшками.

*** *** ***

Как и обещал, я пришел в одиннадцать, даже несколько раньше. В пакете была еда, чистая детская одежда (взял у сестры), также я успел позвонить в  приют и выяснить что нужно, чтобы оформить туда ребенка, как оказалось, процедура не составляла никаких трудностей. Голуби деловито вышагивали на прежнем месте, их, как будто, стало даже больше. Даши нигде не было видно. Я не хотел идти искать, так как боялся, что она появится и, не обнаружив меня, уйдет. Так я прождал полчаса. Она не пришла. Разные мысли лезли в голову «может забыла, может спросонку не расслышала время, на  которое договорились, может она вообще не ориентируется во времени, может заболела – не мудрено, в ее-то одежке…».  Так я думал, спускаясь в переход. У левой стены подземки столпился народ, там стоял металлический столик, за которым обычно торговали всякой «полезной мелочью»: батарейки, губки для обуви, расчески, заколки… Но эта продукция врядли могла вызвать такой ажиотаж. Любопытство взяло вверх.

Не знаю как, но спустя час я очутился в центральном городском парке на лавочке. Слез уже не было. Перед мысленным взором окоченевшее тело, ее худое личико, на котором застыла счастливая улыбка, глаза закрыты. Слава Богу, закрыты! Что я хотел больше всего, так это сохранить в памяти эти бесконечно черные зрачки с пляшущими в них сотнями веселых звезд.

 

Соболев Митя