Зубочистка

 Она была худа и остра по всей вертикали - от желтого носа, до таких же желтых, всепогодных туфель. Сама никого не трогала, но если задевали ее, колола, не раздумывая, до крови. Словом, зубочистка. Так ее и прозвали - Зубочистка. А по имени никто и не помнил. Клавдия не обижалась, объективно оценивая себя со стороны.
 
 «Опять к индюшачьему шницелю базиликовый соус подала!»- жадничал главный повар Ложкин. Она тут же наводила на цель верхнее острие: «Сам самец домашней индейки. Гребень с клюва убери, тогда и учи кулинарному искусству». Сплюнет, бывало, озадаченный шеф-повар в кастрюлю с борщом да пойдет допивать ликер. Начальство ее недолюбливало, но терпело. Так как она никто не умел готовить советский оливье. Делала Клавдия салат по прабабушкиному рецепту.
 
 Хозяин заведения Эдик  поглощал оливье тазиками,  днями напролет  и приговаривал: «Была бы ты, Зубочистка, покрасивши, замуж бы тебя взял».  «Такому хлысту - оглобля пара», - парировала Клавдия и, задумавшись, отходила.  35-ий год пошел, а она так  ни разу и не узнала, чем пахнут мужчины по утрам. Говорят,  нестиранным бельем. 
 
 Ресторан у метро назывался – «Сенат», хотя со стороны напоминал казарму. Кормили в «Сенате» невкусно, как в солдатской столовой. При этом, разумеется, дорого.  Лишь оливье всегда был на славу.
 
 С приходом кризиса посетители заглядывали все реже, в основном районная шпана и «ночные феи». Да и те кушали, в основном, корейскую морковку, к которой предпочитали алтуфьевский  портвейн. Эдиково заведение дышало на ладан.
 
 Раньше Клавдия кулинарила в  центре города. Неожиданно в кафе «Барбарис» завелись  крысы. Причем, не серые (R. norvegicus), а рыжие, огромные, как эфиопские коты. Посетительницы падали в обморок, а у одной дамы начались преждевременные роды.  Владелец «Барбариса»  Кучбок-Оглы IV таращился на санинспекторов пустыми, как летнее южное небо зрачками,  возмущался: « Какой крыс? Нет крыс! Почему Эфиоп?! Негр не пускай. Табличка буду вешал». «На шею себе табличку повесь, расист, - щурился  главный санитар, - два кило «зелени» и торгуй дальше жареными крысами». У Кучбока-Оглы IV нашлось только 920 граммов и кафе закрыли.
 
Зубочистка жила одиноко. В ней никто не нуждался, и она никому не мозолила глаза. Родственники имелись да растерялись на жизненных   поворотах. Мир она наблюдала через телевизор, который не давал  сойти с ума.

 Перед тем, как заснуть, мысленно рисовала его образ. Клавдия не знала кто он, из какой страны, как его зовут. Мужественное, обветренное лицо с резкими, но правильными чертами. Голубые, глубоко посаженные  глаза. Легкие тени под ними, говорящие о  некоторой утомленности и большом жизненном опыте. Крупный нос  с горбинкой, ямка на подбородке, светлые, с пепельной потертостью волосы и, конечно, небольшой шрам на правой щеке. Непременно на правой. И никакой  небритости. Клавдия терпеть не могла бородатых мужиков. Они напоминали ей  шеф-повара  Ложкина.  А Ложкин был для Клавдии хуже Гитлера.  А главное -  каждая его клеточка  должна излучать сексуальность. Мужские феромоны должны действовать на женщину, как нервнопаралитический газ, не оставляя   шансов вырваться из их головокружительного облака. 
 Виртуальный образ давно стал  родным, но в реальной жизни она его не находила.  Каждое утро повторяла - сегодня я его встречу. Брошусь в ноги, зацелую. А прогонит, убью.
 
 Дни перелистывались  страницами скучного журнала. Но однажды это все же случилось. 
 Поздним апрелем, когда набухшие почки на тополях вновь засыпало липким снегом.    Двери «Сената» заскрипели, и появился человек в длинном сером пальто. Вокруг  высокого воротника - алый шарф. Стряхнул с головы снежинки, рассыпал рукой светлые пряди. Огляделся. Голубые глаза горели, словно галактики в ночи.

 Клавдия одеревенела. А когда по жилам вновь побежала кровь,  заправила оливье вместо майонеза клубничным мороженым. Повар Ложкин сделал ей грубое замечание и тут же растопырил уши, ожидая реакции  Зубочистки. Но Клавдия так ничем и не ответила. Крайне удивленный повар привычно сплюнул в кастрюлю и удалился допивать.

 Посетитель разделся, неспешно вошел в залу. Выбрал столик под искусственной пальмой, что стояла в дальнем углу у окна. Сам зажег свечку на столе. Официантка Люська оценила клиента, одобрительно дернула носом, взяла меню.  Но Клавдия ее опередила.  Выхватила  дермантиновую папку, отпихнула задом. «Я сама». Люська раскрыла рот и села в ведро с нарезанными помидорами. Поварихи никогда не обслуживали клиентов. Желтую лихорадку, что ли подхватила?- стряхнула с колена томатную жижу официантка.
 
 Приближалась к нему Клава медленно, но уверенно. Ничто не могло ее остановить. В голове звучал вальс Штрауса «У прекрасного голубого Дуная», а глаза били киловаттными лазерными лучами. На колени перед ним, как предполагала, не упала. Неестественно, напряженно прогнулась вперед. Казалось, отпусти - позвоночник зазвенит, как тетива.  У клиента не дрогнула ни одна бровь. Мизинцем отстранил папку, сморщил нос, будто он  зачесался, опробовал пальцем пламя свечи.
-Фрикасе из кролика в винном соусе и бокал классического Кьянти.

 Облизнув сухие губы, Клавдия согнулась  ниже. Не ожидая от себя такой смелости, спросила:
- С лисичками подать?
 
 Нос посетителя вновь зачесался.   Оглушительный чих задул свечку.
-Ббб…,- будьте здор-ровы,- начала заикаться Зубочистка. Клиент состроил недовольную гримасу. Потом вдруг подобрел.
- Подайте с японскими шиитаке, на худой конец, с белыми грибами.
 
 О японских шиитаке Клава слышала впервые.
    Ложкин стоял у входа в кухню, облокотившись о косяк. В волосатых руках держал половник. Слизывал налипшее на черпак картофельное пюре, с ухмылкой наблюдал за Зубочисткой.
-Хлеб у официанток отбиваешь?-  задергал кадыком шеф-повар,  получая удовольствия и от пюре, и от наблюдения за Клавдией. 
 
 Зубочистка отреагировала совсем уж неожиданно:
-Роман Аркадьевич, в каком холодильнике крольчатина и шиитаке?
 В  голосе Зубочистки была покорность, что поразило повара тропической молнией. Но ненадолго. Опытный Ложкин схватывал все на лету.
-Не твоего полета птица,- постучал себя Рома половником  по лбу. - Кроликов завезут завтра, а шиитаке.… Такого добра не держим, предложи французских трюфелей. 12000 рублей порция.

 Клавдия  загрустила.  Чертова забегаловка, кроликов, когда надо нет, не говоря уже о шиитаке.
Трюфелей предлагать ему не стала. Испугается заоблачных цен, уйдет. Согнулась в три погибели. Виновато улыбнулась:
- Кроликов нету, можем предложить фрикасе из кур.
-Ну, раз кроликов не имеете,- развел руками клиент,- пойду  в другое заведение.
   На его лице изобразилась детская обида. Клава решила, что он сейчас заплачет.

  Лицо поварихи залило раскаленное масло. Ею руководила  посторонняя сила. Подскочила к столику,  ухватила потертым маникюром за плечо, встряхнула.
-Будет кролик, подождите!

  Обомлевший посетитель задергал подбородком, щелкнул языком, зашевелил ушами. Вдруг его правый глаз вспыхнул сверхновой. 
-Хорошо… раз кролик будет, то я… готов.

 Еле удержавшись, чтобы  не погладить его по голове, Зубочистка налетела на Ложкина.
-Давайте  деньги. Буду спасать престиж «Сената»!
-Кассу Эдик забрал,  через полчаса будет.

  Бросилась в коморку персонала. Вывернула свои карманы. Не хватит. Полезла в чужие. Ага, это то, что нужно! 
- Что ты себе позволяешь, Зубочистка?! – появился за спиной Ложкин.
- Роман Аркадьевич, родненький, не рушьте великую мечту.
 Клавдия вылетела на улицу с зажатыми в руке купюрами, а Ложкин присел на тумбочку, хрустнул пальцами. Главная задача любой особи - продолжение вида, ничего с этим не поделаешь.  Плевать в борщ не стал, насыпал в рот плова, утрамбовал киевской котлетой.
 
  Мчалась через шоссе, не обращая внимания на автомобильную истерику. В супермаркете напротив накануне видела  охлажденных кроликов. Не повезло, пришлось бежать в торговый комплекс. Распихала у прилавка старушек, сунула продавщице деньги.
-Того, помясистее. И банку белых грибов. Смотри, чтобы не тухлые были. Саму отравлю.

   Готовила фрикасе быстро, но тщательно. Кусая губы, прикидывала, какой вид придать блюду. Обычный столбик? Банально. Сверху украшу петрушкой и листьями салата, будет похоже на пальму. Точно. «Ствол» оберну ломтиком  парной телятины.

 Кролик на сковороде источал умопомрачительные запахи. Тут же подтянулся Ложкин, подлез с боку, стащил крайний кусок. Клавдия замахнулась на него тряпкой, но бить не стала, вдруг расхохоталась. Представила - вот готовит она дома у плиты, а он рядом. И так же пытается своровать кусочек. Милый, милый потерпи. Скоро будет готово. Романтический ужин при свечах и ночь любви. Тяжелой, сладкой и ароматной. Боже мой!

  Зубочистка не знала, каким образом фрикасе сможет приблизить ее к нему.  Видимо, давно отложилось в голове, что  путь к сердцу мужчины лежит через желудок.
 Слепила аккуратный столбик из кроличьего поджаристого филе, обмотала его телятиной, которую закрепила двумя зубочистками. Чтобы не бросались в глаза, утопила концы внутрь. Славно! Самой понравилось.
 Блюдо подавала  без поклона, ощущая некое равноправие  со своим избранником. На подносе, рядом с пальмой-фрикасе, блюдо с оливье.
-От фирмы, бесплатно, как самому обаятельному посетителю.
-Спасибо,- улыбнулся красавец.- Ох, ты, пальма! Да вы Марья Искусница.

 Клава оказалась на седьмом небе. Вот оно счастье, само в руки лезет. Только бы не упустить.
-Меня зовут Клавдия. Еще и не то могу.
-Да?
-А вы приходите  чаще, узнаете.
   Гость сорвал с «пальмы» листву, зачем-то окунул в бокал с вином, положил в рот.
-Изумительно.
-Приятного аппетита. Потом подойду, ладно?
-Конечно.
 
 Шеф повар  облизывал уже не половник, а раздвоенный фиолетовый  ноготь на большом пальце.
-Крольчатина  за твой счет. В меню нет и нечего выделываться.
 Она была согласна на все, лишь бы ему понравилось. Сначала фрикасе, потом…. Никто не знает, что будет  через секунду. Судьбы нет, это противоречит вселенской диалектике, как говорят по телевизору, но есть случай.  Его нельзя упускать. Из этих случаев, как из паутинок, ткется судьба. Из этой паутины не вырваться никогда.
 
 В «Сенат» пришли клиенты. Шеф-повар Ложкин  Клавдию не дергал, понимал, что трогать ее сейчас чревато, готовил заказ сам. А Зубочистка примостилась за барной стойкой и не сводила глаз с материализовавшейся мечты.

 Вернулся недовольный Эдик с ящиком от кассы под мышкой. От него несло водкой и кошками. Мой не такой, уверяла себя Клава. Старалась не думать о том, что через полчаса, максимум через час ее светлый герой растворится в воздухе сигаретным дымом и больше  не появится на ее низком горизонте. Клавдия  дышала секундами, минутами, наслаждалась ими.

  Позвал Эдик, потребовал свежего салата. Готовить не стала, вывалила в миску вчерашний оливье.
 Интересно, а как его зовут? Имя играет огромную роль в жизни человека, определяет характер.
Из зала послышался  шум,  звон разбивающейся посуды. Возбужденные голоса, хрип, мычание, затем бульканье, будто  полоскали горло.  Выглянула из кухни. Боже мой!

 Стол, за которым сидел любимый, был опрокинут. Справа лежал он, дергал ногами. Под туфлями дымилась свеча.
Клавдия бросилась в зал, за ней все остальные. Красавец-блондин обхватил горло узкими ладонями, смешно вращал выпученными глазами.
-Что?! Что такое?!- ходила Зубочистка вокруг, не зная как подступиться.

  Народ тоже не подходил, топтался рядом. «Припадочный», «травы обкурился». Ехидный Ложкин ткнул Клавдию в бок:
-Грибочки твои подействовали, пиши, пропало.
-Да нет,- рассуждала официантка Люся,- подавился чем-нибудь, стукнуть надо. По спине.
-Я тебе стукну!
  Опустилась на колени, взяла его за запястье. Мычание усилилось, белки  напоминали спелые вишни. «Санитаров вызывать надо». «МЧС, Пучкова». «Рот ему откройте, задохнется».

  На последнюю фразу блондин отреагировал наиболее эмоционально – дернулся всем телом. «Алле, скорая? Человек умирает. Почем я знаю, сколько ему лет? Приедете, узнаете».

 Медлить было нельзя. Клавдия придавила коленом грудь любимого, прижала к полу. Ухватилась за нижнюю челюсть, оттянула. Отерла о фартук  ладошку,  сходу запустила  в раскрытый зев.  Влажно и противно. Впервые дорогой сердцу человек вызывал  неприятные чувства. Зубы  неровные, язык, как говяжий бифштекс. А что там глубже? Пальцы уперлись  во что-то тонкое, крепкое, застрявшее поперек горла. Сходу выдернуть инородный предмет не удалось. Капли пота со лба стекали в рот страдальца. Во время процедуры потерпевший молчал. 
 
  Резко выдохнув, Клавдия извлекла  руку. Между пальцами - обломок тоненькой палочки.
   «Щепка», «спичка»!
- Нет, зубочистка. Так я и думал,- почесался половником Ложкин.- Ты, Зубочистка, всем поперек горла.
 Вдруг узрел что-то под ножкой стула, нагнулся. Удостоверение. Раскрыл. Небритую физиономию  сплющило будто сковородкой. На носу набухли вены. 

  В ресторан вошли медики. «Кто здесь пельменями подавился?» Посмотрели, послушали, несмотря на протесты несчастного, закинули на носилки, потянули к выходу.
 Ложкин догнал процессию у кареты скорой помощи, незаметно подбросил в носилки удостоверение.

  Через пять минут Клавдию вызвал Эдик.
-Утром получишь расчет. Беги к чертовой матери, пока под суд не попала. Чиновника из Управы чуть с архангелами не познакомила.
-Не хотела, даже наоборот.
-Адвокату расскажешь. Мне из-за зубочисток неприятностей не надо. И какой жареный карась  дернул тебя во фрикасе зубочистку воткнуть? Одно слово - Зубочистка.

  Утром, получая трудовую книжку, прослезилась. Никогда не думай раньше времени, что поймал жар-птицу, все получится наоборот. Обязательно!
 
 Эдик заплатил больше, чем полагалось - лишь бы быстрее с глаз долой. Напутственных слов не говорил, глядел волком. Шеф-повар Ложкин почесывался половником, закидывал в кастрюлю лавровые листья.
-Подожди,- обернулся Ложкин к Клавдии,- напоследок совет:  не пересекай границ популяции.
-Каждому свое?
-Что-то типа того.

  «Сенат» открывался в девять, часы показывали без пятнадцати. Клавдия поглядела на столик, за которым накануне сидел любимый, обреченно направилась к выходу. Бывшие подруги «до свидания» не сказали, шептались за занавесками. В дверь ресторана позвонили, потом забарабанили. «Спите что ли?»
-Я вот сейчас нетерпеливому-то половником по шее,- незлобиво отозвался из кухни главный повар.
-Открой,- подал нетрезвый голос Эдик.- Жди теперь проверяющих.
 
 Половник недовольно загремел о кастрюлю, но Клавдия была уже возле двери, повернула ключ сама. В зал ворвался тягучий аромат ботанического  сада. Потом появился источник - огромный букет из белых лилий, оранжевых ирисов и алых роз. В центре растительной пирамиды покачивалась широкая ветвь благородной лиственницы. Сквозь букет нетерпеливо моргали глаза мальчугана.
-Велели передать. И еще записку.
 
 Если бы Клавдия  не обхватила букет, он бы упал. В кипарисовой ветке застрял маленький белый конвертик. Его уже обнюхивал Ложкин. Пальцы, пахнущие кунжутным маслом, нетерпеливо начали разрывать  края конверта.
 
 Чем дольше он читал, тем крепче синел нос. Прожилки набухли и вот-вот готовы были лопнуть. Сглотнул раз, второй, третий, протянул листок Клавдии.
-Это вам.
-Нам писать некому, разве что из судебной канцелярии. А оттуда цветов не присылают.
-Вам,- повторил Ложкин и, опустив плечи, поплелся к директору. Письмо было написано от руки, не на компьютере.

   «Уважаемая спасительница! К сожалению, не знаю Вашего имени. Вы сохранили мне не только жизнь, но и вселили в сердце надежду. Я всегда мечтал  о такой даме, как Вы  и теперь молю Бога, чтобы Вы не оказались замужем. Извините, что не вручил Вам букет лично, срочно вызвали в мэрию. Надеюсь на вечернюю встречу».   

  Из коморки выглянул Эдик.
-Клавдия Степановна, будьте так любезны…
   Ничего не ответила, хлопнула дверью, выскочила ну улицу.

 Утренний апрельский воздух звенел свежестью и чистотой как никогда. Казалось, он состоял из озона с десятью атомами кислорода.  Живой воздух окрашивал мир в удивительные, не известные ранее Клавдии цвета. Все люди улыбались, а машины издавали только приветливые звуки. И ко всему, к каждому движению, каждому явлению был причастен он. Собственно, весь мир состоял только из него.
 
 Весь день  крутилась перед зеркалом. Правду говорят, зубочистка. И что он во мне нашел? И верила и не верила письму. Розыгрыш Ложкина? Нет, Ложкин за тухлую сардельку удавится, а тут такой букет! «Вечером». Когда же вечером, во сколько и где? Твердо решила в шесть идти к «Сенату». Мобильный заиграл «Полонез Огинского». Эдик.
-Клавдия Степановна, выступаю посредником, так сказать, хе-хе. Уполномочен передать, что в 8.00 к вашему подъезду подадут автомобиль БМВ. Запишите номер.
 
 Продолжение спектакля? Ну что же, поиграем. Вдруг не выдержала:
-Ты горько об этом пожалеешь, Эдичка!

  В трубке защелкало, затрещало, потом заныло. Кажется, стонал директор «Сената».
-Выполняю поручение заместителя руководителя Управы. Кстати, будет время, завтра приходите на работу. Всегда рады.

  Звонок в дверь. Опять у соседки фен сломался. В глазок смотреть не стала, кому еще быть?
   Букет был больше и еще ароматнее утреннего. Только стоял за ним не посыльный, а он.
-Не смог дождаться вечера.
 
 Клавдия  не испытывала ни страха, ни сомнения.
- Думала раньше придешь.
  Мобильный телефон  подпрыгивал на столе: «Алле, алле, Клавдия Степановна, где вы?!»   
- Кто это? – поднял красивые брови любимый.
-А-а, голос из прошлого.
 
 Мобильник выключать не стала. Не примериваясь, швырнула в форточку. С прошлым нужно расставаться без сожаления, тем более, если в нем не было ничего хорошего.