Возвращение к истокам. Гл. 4-я. Обида

Глава четвёртая. Обида


22 сентября 1960 г.

       Долго не было от тебя письма, стал уже волноваться. Получил сегодня – теперь спокойнее. Хорошо, если бы ты подробнее описала обратную дорогу, – меня это интересует, как и всё, что касается тебя. Кого в каюту тебе определили, как в поезде ехала, потом на машине.
       Своим письмом ты меня чрезвычайно озадачила. Сначала даже решил повременить с ответом, пока не улягутся мысли и чувства, которые ты перебудоражила и которыми заставила всё сызнова пересмотреть и взвесить. Оправдываться, Тамара, я не намерен – вряд ли ты поймёшь всю сложность отношений между мной и твоей мамой, да и вряд ли поверишь мне. Больше поверишь маме, и это правильно, так как при ней вы росли, она воспитывала вас, а меня справедливо считаете чужим. Получилось всё обратно тому, чего я хотел, а жаль. Что ж, придётся и это пережить. Надо. Может, со временем поймёшь, когда повзрослеешь, а сейчас во что бы то ни стало тебе надо окончить одиннадцать классов.
       Вот ты пишешь, что не хочется идти в школу. Но какое право ты имеешь так говорить? Ведь вся жизнь у тебя впереди, ещё всего будет вдоволь: и горя и радости. Жизнь очень сложна, и только сильные духом не сдаются. Единственное, что нужно – это постараться не допускать грубых или глупых ошибок.
Сравни меня с собой: мне скоро 40, и можно сказать, – больше половины уже прожито, а что хорошего и замечательного мною видано? Больше всего – трудности, испытания и переживания, но вешать голову не собираюсь. Ты ведь и сотой доли не знаешь того, что мне пришлось пережить. Говоришь, что не хочется писать обидные слова, что они сами выводятся на бумаге, а мне думаешь легко?        Тебе мама запретила писать, – поступай, как найдёшь нужным, я же запретить не имею права.
       Когда получил от тебя письмо, дочери спросили: «Что написала Тамара?» Они часто вспоминают тебя, чаще, пожалуй, – Нина.

20 января 1961 г.

       Вопросы учёбы, да и вообще твоей жизни, меня очень волнуют. Надо сделать всё возможное, чтобы окончить школу – и не просто так, а как следует. Отбрось хотя бы на это время те думы, которые тебя одолевают, хотя знаю, что это очень тяжело, особенно сейчас. Но ты ни в чём не виновата, беда в другом – не все люди понимают это. Отчим не должен рассуждать о твоей вине. Разве ты виновата, что съездила к родному отцу? Ведь он же знал, что у вас есть отец, и разве мы не имели права увидеться?
Прошу делиться со мной всем, что у тебя есть и будет, ведь иногда – даже часто – хочется высказаться, поделиться с кем-нибудь, но не всегда можно довериться чужому человеку. Я же в любом случае постараюсь помочь и советом и делом.
Привет от Веры Ивановны и девочек.

29 марта 1961 г.

       Из твоих слов чувствуется разочарование в учёбе, ненужности знаний, потому что – как ты говоришь – всё равно после школы в колхоз. Неверно!! Гляди вперёд. Знания – ещё как нужны, жизнь потребует их, ибо без знаний беднеет духовный мир человека. С ними же – напротив – легче разобраться в окружающем мире и тем самым легче найти своё место в жизни, а это главное. Но если рассуждать так, как ты рассуждаешь, это значит обрекать себя на неудовлетворённость жизнью.
Выше голову, Тамара, и – прошу – прислушайся к моим советам.
       У нас уже наступила весна – не помню, когда она была такой ранней. Очевидно, и реки вскроются раньше, опять начнётся охота и рыбная ловля. С нетерпением жду этого времени.
       Будешь ли возражать, если я попробую устроить тебя в школу-интернат в городе Томске?

19 мая 1961 г.

       Не отвечал долго на твоё предыдущее письмо не помню, почему. Но думается – из-за бездорожья. Я уже говорил, что распутица в наших краях держится долго.
       В этом году, как я и предполагал, река очистилась раньше ото льда, но почтовые катера начали ходить недавно. Обь разлилась широко, затопила все сора (сор на местном наречии – заливной луг). Ездили на моторах ловить рыбу, поймали пока только язя и карася. Нынче думаю купить 10-сильный мотор «Москва», чтобы побыстрее ездить. А какой русский не любит быстрой езды! – почти по Гоголю (чего доброго, ещё и стихами заговорю!)
       Молодец, что вернула оптимизм, – он мне по душе. Вот что значит кипеть и быть в круговороте событий, – так и держись, стремись находиться в центре жизни.
       Маму обижать конечно не следует, она действительно вас двоих вырастила и воспитала, и она тебе ведь мама. А в город стремись обязательно, если не сейчас, то потом – когда окончишь школу.
Спасибо за поздравление, тебе привет от дочерей.

19 июля 1961 г.

       Думаешь, я не писал тебе? Писал, даже несколько раз, только не отсылал письма. Почему? Просто не мог, – потому что эти письма не понравились бы тебе. Да и как я смог бы написать хорошее письмо после твоего, чрезмерно огорчившего меня? После твоего признания, что ты не желаешь писать мне.
Поверь – не заслужил я этого. Надеюсь, со временем ты изменишь своё отношение ко мне.

Реминисценция:
       Письмо, огорчившее отца, было написано в ответ на то, что он не смог устроить меня в Томский интернат, как обещал. Черновик письма сохранился, его стиль и детско-наивные рассуждения оставляю подлинными. В то время я называла отца на Вы, впрочем, как и маму, – так она нас приучила, хотя считаю, что такая форма общения только отдаляет детей от родителей. Мама объясняла это тем, что она учительница, а мы с братом в числе других – её ученики, поэтому в школе и дома должны называть её на Вы.

       Итак, письмо:

       Здравствуйте, папа!
       Письмо я Ваше получила, но не знаю, что ответить на него.
Вы говорите, что не виноваты в случившемся, – то есть в разводе с мамой, но по-моему, насколько мама виновата, настолько и Вы виноваты, насколько Вы виноваты, настолько и мама виновата. Вы отбрасываете от себя всю вину случившегося и думаете, что правы. Вы убеждены в своём, и мама убеждена в своём. Я не разделяю ни ту, ни другую сторону.
       Конечно, я очень люблю свою маму, – ведь она одна воспитывает нас, брошенных. Конечно, Вы тоже помогали и пока помогаете, но плата алиментов есть государственный закон и поэтому никто – никакой отец, бросивший своих детей, – не укроется от него. А что было бы, если бы не действовал этот закон? Не каждый отец помогал бы, и не каждого можно было бы найти.
       Вы уж извините за прямоту, но вот сейчас, когда я пишу это письмо, отчим мой пьян, и это не редкость. Но мы уже привыкли, – только к таким мерзким людям всегда чувствуешь отвращение. Когда мы жили одни – мама, брат и я, – мы ничего этого не видели, а сейчас всё это я держу внутри, в своей душе. Мне часто хочется плакать, только я не плачу – стараюсь не плакать. А насчёт школы в Томске… ну что ж, если так нужно, – я больше не буду обращаться к Вам за помощью. Но Вы ведь сами предложили.

20 января 1962 г.

       Ты, Тамара, начинаешь взрослеть – видно по письму, и это хорошо. Мыслить начинаешь более реально, что меня радует, хотя всё-таки не можешь ещё достаточно здраво рассуждать, но со временем и это придёт.
       Ты не совсем права в своих обвинениях. Я не могу сейчас всего объяснить – не время. Но вот как бы ты поступила (только прямо), если бы тебя обманули? Простила бы? Нет?.. И верно – не стоит. Потому что не всегда прощение идёт впрок, не всегда люди понимают и принимают такую жертву. А я вот простил, пошёл на жертву, ради всего того, что мне было дорого. Ведь ТЫ уже была!
       Трудно всё это, трудно, Тамара.
Ведь ты не знаешь, что при уходе от вас я хотел (и просил твою маму) оставить тебя со мной, тогда и тётя моя (которая, кстати, немного нянчилась с тобой), тоже хотела, чтобы ты у нас осталась. Ты конечно права в том, что люди бывают гадки и ничтожны, и к сожалению их ещё порядочно. Надо уметь разглядеть человека, увидеть его изнанку, прежде чем что-то решать. Это трудно, но надо. А если увидишь фальшь, то лучше отойти в сторону, если не в состоянии исправить (что не всегда удаётся), хотя борьба за человека необходима. Не рождаются же люди сразу плохими, значит, что-то их испортило. Вот это «что-то» и трудно сразу раскусить.
       Допишу завтра – свет гаснет и надо отдыхать, а то у меня всё время какое-то нехорошее, гадкое состояние. К тому же и бессонница беспрерывная замучила – наверное нервы не в порядке, хотя каждый год подлечиваю их.
До завтра.

       Снова здравствуй, Тамара!
       Мне хочется ещё раз побывать в Кыштовском районе, только не в вашей деревне, а в других местах, ведь у меня там единственный родной брат похоронен. Сразу же после его похорон мы с тётей уехали оттуда.
       Помнишь ли ты собаку Нарту? Пришлось шкурку оставить от неё на память: нечаянно на сенокосе  отрезал ей ногу, а жаль. Не хотелось с ней расставаться – охотились вместе 9 лет.
       Купил новый мотор «Москва», километров 40-50 в час удаётся выжимать, к весне начну новую лодку делать. Нынче летом дома меня не будет – думаю съездить в путешествие по льготному отпуску на Кавказ.

Реминисценция:
       Тётю отца звали Вассой, это была сестра его матери и моей бабушки Стеши. Брат отца – Гера (Георгий) – приходился ему сводным по матери, отцы у них разные. Как рассказывала мама, во время лечения папы в госпиталях его брат жил вместе с нами, болел. Маме в это время было очень трудно: больной, израненный папа, больной дядя Гера, я – совсем ещё маленькая, и все мы на её руках, а она одна на всех: кормилица и труженица. Хорошо, что помогала бабушка Васса. Жили мы тогда видимо в Костомаровке.

Мой ответ отцу:

       Здравствуйте, папа!
       Вы спрашиваете, как бы я поступила, если бы меня обманули. Не могу точно сказать, потому что не знаю, кто Вас обманул. Уж, не мама ли? По-вашему, наверное, она. А почему обманула, из-за чего? Может и Ваша вина здесь есть, и потом – что я могу сказать, если многого не знаю?
       Вот например, Вы пишите, что якобы простили, но Вы же оставили нас. В общем, я не понимаю. Знаю только одно: если мама будет обо всём рассказывать, то она будет винить Вас, если Вы станете рассказывать, то вся вина падёт на неё. Это видно как с Вашей стороны, так и с её, и в этом я уже убедилась. Поэтому правды, по всей вероятности, мне никогда узнать. Не спорю – Вы постараетесь рассказать обо всём правдиво, но в конце концов оставите себя правым. Ну, и хватит об этом.
       Живу я как всегда – ничего нового не произошло. Валерик учится плохо: на тройки. А как учатся Ваши девочки? Вот Люда уже и выросла, скоро она станет совсем взрослой, и тогда Вы реже станете вспоминать о нас.
       Вы поедете на Кавказ и наверное с фотоаппаратом, – вышлите пожалуйста фотографии и открытки с видами Кавказа. Вы побываете в горах в действительности, а я в мечтах, рассматривая эти открытки.
До свидания, пишите.

5 февраля 1962 года (в это время мне было шестнадцать с небольшим лет).

       Моё письмо отец получил на удивление быстро, в ответ написал:

16 февраля 1962 г.

       Если в чём-то и окажусь не правым, то не буду утверждать обратное, но ты права – хватит об этом.
       Плохо, что у тебя нет близкого друга (подруги). Ведь иногда хочется  поделиться с кем-то, а с любым человеком не всегда поделишься – не поймут. Но ты пишешь о Ленинградской учительнице как о своём старшем друге. Кто она и как попала в вашу школу? Это неплохо иметь старшего друга, вот я наверное не смогу быть тебе таким другом: ты мне не откроешься, просто не поверишь. А жаль.
       Всякие мечты, Тамара, осуществимы, и всё зависит не только от случайностей, но и от самого человека. Только надо бороться за намеченное упорно и настойчиво, терпеливо преодолевая трудности. И никогда не говори, что реже буду вспоминать о вас, – в этом ты совершенно не права.
       Девочки учатся неплохо, правда, Людмила немного похуже – уж больно много преподавателей у нас сменилось в этом году.
Всё-таки ещё раз, может быть последний, мне хочется побывать в Кыштовском районе.
Какие планы на лето?
Отец.

14 марта 1962 г.

       Меня встревожила последняя фраза твоего письма – ты не должна так рассуждать! Жизнь не скучна, это мы подчас делаем её таковой, причём искусственно создаём условия, чтобы жизнь надоедала. Что за мысли приходят тебе в голову? В их чаду можно потерять веру во всё и в себя, сделаться слабой, не способной к борьбе. В таком состоянии пропадает гордость и можно попасть в зависимость от других явлений, мыслей, людей. С таким настроением достичь своих целей невозможно. В твои ли годы говорить о скучности мира сего? Прочти книгу о Томмазо Кампанелла из серии ЖЗЛ – автора не помню, – он более 30-ти лет просидел в застенках инквизиции в условиях страшнейших пыток, но сохранил веру в себя, в свои убеждения и победил.
А «Фабрика смерти»… Возможно, ещё страшнее. Ведь люди жили в таких ужасных условиях, – мало сказать, нечеловеческих, – но ведь жили! И жили с мыслью – обязательно выжить.
       Жизнь прекрасна, Тамара, только надо суметь увидеть это даже в неимоверно трудных условиях, а для этого нужно стараться не творить глупостей, что зависит уже от самого человека.
       Ты спрашиваешь, когда я хочу приехать к тебе и когда. В этом году не сумею, а вот на будущий, 1963-й, – возможно. Хочется побывать в Ново-Шухове, Костомаровке и Ядрышниково. В Ядрышниково похоронен мой брат Георгий.
Привет от Веры Ивановны и девочек.

Реминисценция:
       Книгу А.Штекли «Кампанелла» я прочла, и она произвела на меня неизгладимое впечатление. Авторы книги «Фабрика смерти» – чехи Ота Краус и Эрих Кулка. Будучи политзаключенными в фашистском концентрационном лагере Освенцим-Биркена, они вынесли пытки в тюрьмах, но их не сломили нечеловеческие условия жизни и в концентрационных лагерях Дахау, Заксенхаузене, Нейенгамме.
******

       Письма отца были интересны, я ждала их с нетерпением, а когда получала, уходила в лес и в уединении перечитывала по нескольку раз, мысленно беседуя с папой. Но несмотря на радость общения с ним, пусть и далёкого, я всё-таки продолжала метаться в поисках причины своей безотцовщины. Разговаривая с мамой на эту тему, обвиняла её, разговаривая с отцом в письмах, обвиняла его. А он пытался доказать, что он хороший отец и достоин меня. Видимо подсознательно мне хотелось, чтобы он вернулся к нам и чтобы у нас с братом был отец, хотя я понимала, что это невозможно. То, что он оставил нас, я считала вопиющей несправедливостью, принять которую не могла и не хотела, и чем больше отец пытался оправдать себя, тем большим нападкам с моей стороны подвергался.
       Одиннадцатого апреля 1962 года, отвечая на одно из таких писем, он написал:

       Первой моей мыслью было не отвечать тебе, возможно и вовсе прекратить переписку. Но, поразмыслив над этим, я понял, что не могу не писать, и давай будем считать твоё последнее письмо вспышкой раздражения. Я понимаю, что ты ранима и впечатлительна, но прежде чем обвинять, надо быть уверенной в неопровержимости своих обвинений. Учиться надо сдерживать себя.
       Приезд мой к вам два года назад не был причиной развода с твоей мамой. Но почему я не имел права по-хорошему договориться с ней об этом? Ведь мне нужна регистрация с Верой Ивановной, и девочки до сих пор не на моей фамилии, а уже подрастают, Люсе скоро будет 13 лет.
       Мне хотелось бы многим с тобой делиться, Тамара, но конструктивного диалога к сожалению иногда не получается – не говорю, что всегда. Твоим письмам я рад, только не таким, какие получаю в последнее время. В дальнейшем такие письма я буду рассматривать как вызов к ссоре. Хочу верить, что ты этого всё-таки не желаешь.
Пятого апреля мне «стукнуло» тридцать восемь.
Привет от сестрёнок, – когда приходят письма, они интересуются.

Реминисценция:
       Я так и не уловила, в какое время папа вёл переговоры с мамой о разводе в день его приезда к нам. Этот день был таким «вздёрнутым», таким остро-насыщенным, что даже представить было невозможно о существовании подобных разговоров. Тем не менее, время для этого родителями было найдено.


http://www.proza.ru/2011/12/06/96