Старик на Байкале. Или ворчание старого башлыка

 
Об этой истории рассказал мне сосед нынешней осенью. А начало у нее начинается еще, аж в позапрошлом августе. Связана она с нашим Байкалом, и странным стариком на Байкале рыбачившим. Почему говоришь странным? А вот послушай. Три семейных пары приехали первый раз все вместе отдыхать на Байкал, если сосед с женой, хоть редко, но выезжали на берег Сибирского моря, то их соседи, Егор с Татьяной и Костя с Ольгой, первый раз увидели озерное море. В Листвянки их поджидал Михаил, товарищ соседа там живший, он их буксиром на своей моторной лодке должен был доставить до места отдыха. Надо сказать, идти водой им, час, полтора, в зависимости от погоды. В моторной лодке вместе с Михаилом были сосед с женой, за ними, в четырехместной резиновой лодке находились две семейные пары, дальше же в двухместной резиновой лодке находилась поклажа из всего необходимого для недельного пребывания на природе. Место куда причалил караван, было удивительное. Чистого берега между скал входящих прямо в воду, было семьдесят шагов. Дальше была поляна в форме треугольника, уходящая с подъемом шагов на сто пятьдесят в расщелину между скал, из расщелины  полутораметровым водопадом стекал ручей, как заметил товарищ соседа, - «в конце мая, в начале июня ручей больше похож на горную реку». После того, как Михаил отправился в обратный путь, сдерживать эмоции уже никто не смог, впечатлительная Ольга прослезилась – «красота-то, какая! Я даже не знаю, как сказать, какая-то дикая, если можно так сказать, - суровая красота! Это как в кино, вспомните, «Земля Санникова». - Она схватила Костю за руку и потянула за собой наверх, к скалам – «Смотри, отсюда открывается захватывающая панорама, зеленая лужайка прерывается тонкой полоской серо-коричневого галечника и переходит в акварельно-синюю рябь с серебряными блесками волн, которые сливаются со светло-синим небом, Костик, ты можешь сказать, где четкая граница между небом и водой?».
- «Может, может, но только после того, как перекусит» - прервал ее восторженные речи Егор.
- «А мне, почему-то жутко», сказала Татьяна, - «если стоять у воды и смотреть вверх, в ущелье и на скалы, то кажется, горы надвигаются на тебя, еще немного и столкнут в пучину. Конечно, красиво. Но эта красота, какая-то угнетающая. Я здесь себя чувствую очень маленьким человечком. Беззащитным и беспомощным. И второй раз вряд ли я захочу сюда приехать. Я испытываю какое-то чувство тревоги».
- «А я, испытываю чувство голода» - клонил к своему Егор, - «не знаю как вам, а мне скалы и особенно ручей говорит – «Налей, налей»
Семен, бывавший на Байкале уже не раз, в этом месте был впервые. И действительно, он сразу почувствовал какую-то враждебность, как будто все говорило – «Вы здесь чужие!» Наблюдая за остальными, обратил внимание, что Егор «хорохорится» хочет показать себя бывалым туристом,  знающим Байкал. Хотя, по дороге еще в Листвянку проговорился, - «я Байкал видел только из окна поезда, когда везли в армию». Он служил в Забайкалье в городе Борзя, оттуда и Танюшу свою привез – «как награду за все лишения и тяготы армейской жизни». А вообще то, по Российским меркам, можно сказать жил рядом с Байкалом, - в Черемхово. И вот только с год как живут в Усолье, на одной лестничной площадке с ними. Костя с Ольгой тоже вот уже как полгода жили с ними по соседству, но они приехали из Брянска, как они говорят «по распределению жилплощади после института». Раньше в соседях жила Ольгина бабушка, когда она поняла, что трехкомнатная квартира для нее одной уже «не благо» она запросилась к дочери в Брянск на постоянное место жительства. А молодую семейную пару после окончания института, семейный совет решил отправить в Сибирь. Как шутит Костя – «в ссылку!»  Им-то, конечно, все было в диковинку. Они этого и не скрывали. Пока, каждый по-своему восторгался окружающей природой, Настя обследовала, как обозвал это место находчивый Егор, - «Байкальский треугольник». И обнаружила за кустами под скалой навес, крытый драньем и выложенное из камней кострище, над кострищем, из арматуры был сооружен основательный таган. Под навесом, на полке стояли два бачка, видимо под чай и для ухи, железные чашки и кружки, тут же, под навесом были сколочены из жердей нары на двух человек, стоящие по разные стороны от кострища.
- А мы здесь гости, а не хозяева. –  Крикнула она. – «Хозяева временно отсутствуют».
- Колумб тоже первый открыл Америку, но он же там не хозяин - съязвил Егор, осмотрев стоянку «пещерных людей».

По настоянию Насти и Семена свой табор было решено разбить неподалеку, по ту сторону ручья. Поставили три палатки, также из камней выложили кострище, в центре которого установили походную газовую плиту. Костер, из-за отсутствия большого количества дров, решили жечь вечерами. По рекомендации Егора, «перекусывали» без горячего, чай из термоса не в счет. По походной традиции это дело надо было «вспрыснуть». Воодушевленный таким началом Егор тараторил безумолку – «вот даже здесь и то дискриминация, нам, мужикам, давись значит одной водкой, а у них все на выбор, хошь сок пей или морс, чай вот вам, пожалуйста, минералка и вода ключевая, а все стонут – «долюшка женская». Все для вас, лишь бы нам пить не мешали! Ну, с новосельем! И пусть отдых наш будет безмятежным!»  Увидев, что Семен, а, глядя на него, и Костя, брызжут водкой на землю, возмутился – «а это что за расточительство? Ты-то Котя, что расплескался? Тоже в аборигены записался, ладно те, нехристи в Духов своих верят, задабривают их…»
- Егор, ты со словами-то поосторожней, - не дала ему договорить Настя, - «ты находишься на земле этих самых аборигенов. И из уважения к обычаям и традициям коренного населения делай, как заведено. Как известно в чужой монастырь со своим уставом не ходят».
- Но вы даете! Что же вы молчали то? Надо было барана привести, жертвенник здесь соорудить, шамана за собой притащить. Во картина была бы! Этот бы чудик в бубен колотил, а мы бы барана в клочья рвали и духов кормили бы. С рук. Так сказать приручали бы! А кто бы этому жевал? -  Он кивнул в сторону Байкала.- «У него наверное и зубов то уж нет, по самым скромным прикидкам ему двадцать пять миллионов лет. О! Зачем жевать? У нас же паштет есть… Танюшка! Что с тобой!?»
Все посмотрели на Таню. Она сидела бледная с посиневшими губами. Из полузакрытых глаз текли слезы, едва шевеля губами, она прошептала, - «Егор, замолчи. Замолчи, пожалуйста, прошу тебя. Ты ведь знаешь, зачем мы сюда приехали».
- Все, все, Танечка, молчу! Прости, но, а что они на самом деле! Все молчу.
Женщины увели Татьяну в палатку. Мужики, молча, сидели, закусывали. Первым не выдержал Костя,  - «тебе что, водки жалко?
- Да в не водке дело! Я не люблю попугайства - вроде как, извиняясь, оправдывался Егор – «Ну ладно Семен, он, со здешним населением общаясь, проникся их обычаями, он может, просто машинально повторяет, что не раз проделывал в кампаниях с ними. Но, а ты то! Извини, но это не что иное, как обезьянничество. Только не говори мне, что ты искренне веришь в этот ритуал!»
- То, что ты называешь попугайством, дань уважения к народу, к земле, к их вере в Духов. Мы ведь верим в души - разливая по кружкам, возразил Семен Егору.
- Да, я не Дарвинист, но я не буду одушевлять – палку, да, я могу восхищаться красивым камнем, но он для меня камень не более. Для меня их идол, -  просто чучело, чурка, в крайнем случае, произведение искусства, но не как -  не божество! И бить челом куску дерева, приносить ему жертву…
- О-ба-на!- Вскрикнув, вскочил Костя – «Зайди в любой наш Храм, посмотри на иконостас. Ты скажешь иконы. А абориген скажет, они там бьют челом раскрашенной доске. И нарисованному лику несут дары!»
- Тише вы! Таня уснула, Настя ей укол поставила, - подойдя к спорщикам, сказала Ольга. – «А ты то, хорош, жена приехала сюда в надежде на чудо, а он разглагольствует о духах и божествах, да в каком месте. На Байкале!»
- Я высказал свою точку зрения. Я против того чтоб бездумно повторять чьи-то привычки и чтить чужие нам традиции. И в знак примирения с вами и духами, - Егор налил полную кружку водки и пошел к берегу. Минут пять стоял у края озера, затем опустился на колени и вылил водку в набегавшую волну. Вернувшись, с усмешкой, глядя на всех, спросил, - «я все правильно сделал?»
Не отвечая ему, Костя спросил, - «я не понял, у Татьяны какая-то болезнь?»
- Сплюнь! Никакой болезни у Тани нет.- Зло ответил Егор.
- Извини, но обычно человечество в крайних случаях обращается к Богу. К Духам. Надеясь на чудо исцеления. Или на другое какое чудо. Вот я и подумал о болезни. Еще раз извини, если я обидел тебя своим глупым вопросом.
- Да ладно, я ведь понимаю, что ты не из любопытства, а из сочувствия, - хлопая по плечу Костю, сказал Егор, и продолжил, - « а знаете что, давайте, выпьем за это. Дело в том, что у нас с Танюшкой, но, в общем, мы хотим детей. Живем уже больше трех лет, а с этим делом как-то не получается»…
- Не понял. Это дело, не получается. Или беременность не наступает!? - разряжая обстановку, перебил его Семен.
Подождав пока все просмеются, Егор продолжил, - «И вот сейчас, поддавшись на ваши уговоры, я попросил Духов и Байкал, чтоб у нас родилась дочка. Я хочу дочурку. Но, а потом, Бог даст, можно и сына. Тем более если нянька уже будет». – И посмотрев на женщин, добавил, - «а назовем мы ее Настя или Ольга. Если родится до пятнадцатого числа, значит – Ольга. После, назовем – Настей. Если мне не  изменяет память, дни рождения у вас, десятого и двадцатого. А любить я ее буду больше чем ее маму!»
- Больше?! А разве еще бывает больше? - Уже на полном серьезе заметила Ольга.
И действительно, ни для кого не секрет как Егор любит, боготворит свою Таню. Подкаблучником его назвать трудно, но ради Тани он способен на многое. Он не стесняясь, в мужской компании может заявить, что моет посуду, полы, но, а обед приготовить или ужин, если Танюшка устала или ей просто не когда, для него – «святое дело». Таня могла бы из него «веревки вить», но, нет. Она так же «без оглядки» любит своего Егора. Вот так, две противоположности, Егор – балагур, любимчик женщин, но не бабник и она – тихая и скромная, которая знала, что мужчины на нее заглядываются, но не когда не позволила себе дать повод не то, что для комплимента, даже намека, - любили друг друга со дня встречи!

Все присутствующие, узнав, с какой целью они сюда приехали, молили Бога, чтоб у них все получилось. И чудо, на которое они так надеются, свершилось! Семен же с Костей над ними подтрунивали, вечером, когда у костра остались одни мужики, Семен, обращаясь к Кости, сказал – «Этому «чудотворцу» больше не наливай. Ему еще чудо творить надо. А чтоб чудо получилось чудесным, творить его надо на трезвую голову».
Утром, Костя, стуча ложкой о котелок у их палатки, кричал, - «Творившим всю ночь чудо, - виват! Дайте телесам и членам вашим отдохнуть от дел прародительских! Не соблаговолите ли вы разделить с нами нашу трапезу!»
Татьяна смущалась и краснела, - «ну, что вы на самом деле. Сколько можно!?»
- Сколько нужно, столько и можно. До тех пор пока не получится, будет можно! - еще больше вгоняя в краску Таню, смеялся Семен.
После завтрака мужчины уходили «на охоту» за дровами, женщины прибирались в лагере. Как сказал Костя, - «ничего не изменилось со времен первобытнообщинного строя в отношениях между мужчиной и женщиной. Если раньше, чтоб добиться внимания и ласки, мужичина с дубиной гонялся за мамонтом, то сегодня, за то же внимание и ласку, он гоняется за деньгами!»

С обеда, а обед был ранним, в одиннадцать часов, и до пяти наступало благостное время, время «гретия животиков». Время, когда все впадали в детство. Строили из камней и песка замки и крепости, обмазывались грязью как боевой раскраской индейцы. На ручье соорудили плотину с водохранилищем, прорыв отвод в вырытое рядом с ручьем «джакузи» для женщин, мужчины ополаскивались в Байкале. Затем, уже в шестом часу, устраивали «полдник». И только потом начиналась подготовка к вечеру и готовка ужина. Отужинав, женщины мыли посуду, мужчины разводили костер. Из кострища убиралась газовая плита, и разжигался огонь. У костра, до звезд, Егор и Костя попеременно под гитару исполняли песни. Некоторые песни пели всем «ансамблем». Семен из пластиковых бутылок сделал «ударную» установку и выдавал барабанную дробь, из всех сил лупя палочками по бутылкам. Ольга из таких же бутылок, засыпав в них мелких камней, сделала бубен. Такой рок ансамбль, Егор обозвал – «Рык ансамбль «Дикашарые туристы»». Спать расходились далеко за полночь. И опять же не без шуток. Как правило, Семен желал, Ольги и Кости спокойной ночи, - «а творческим людям пожелаем вдохновения и творческих сил, чтоб ваять, ваять и ваять!» 
Пять дней беспечного отдыха пролетели не заметно. За эти дни мужчины ни разу не вспомнили не о рыбалке, не о водке. На шестой день, перед «полдником», когда под дружный хохот расстреливали «бледнолицых» камнями из пращи, пращу смастерил Костя, а «бледнолицых» (пластиковые бутылки, наполненные на половину водой) на эшафоте расставил Егор, к берегу причалила деревянная лодка на моторе. Из нее вышел пожилой мужчина, в этом возрасте вообще-то мужчин называют – стариками, за ним прямо в воду, окатив старика брызгами, спрыгнул пацан, лет десяти. В лодке осталась сидеть женщина лет пятидесяти- шестидесяти. Вся компания поняла, - приехали хозяева. Мальчишка, с интересом осматривая изменившуюся поляну, громко поздоровался – «Здрасьте!»  Старик, окинув взглядом сооружения и место казни «бледнолицых», «эшафотом» для которых служили позаимствованные Егором из «пещерной стоянки» нары, молчком прошел под навес. Женщина, ловко управляясь с лодкой, подняла движок, выкладывая из лодки вещи, крикнула пацана,  - «Коль! Чего рот разинул, снеси все на место».- Взяв мешок, видимо с рыбой, молчком кивнула растерявшейся компании и прошла мимо.
Первым заговорил Егор, - «так вот он, какой на самом деле этот самый, Коль, а по телевизору его совсем другим показывали!»
- А ты где его видел? – не понял подвоха Костя.
- Как где? В телевизоре. Канцлер Германии, немецкий друг покойного Бори. – Улыбаясь, ответил Егор.
Но всем было не до смеха. Приплывшие вернули отдыхающих, из беспечного детства, в мир взрослых.  Семен собрал «бледнолицых», смахнул песок с нар, - «Егор, отнеси их на место. Извинись, что взяли без спроса».
- Погоди. – Остановил его Костя. – «Возьми водку. Скажи, мол, за аренду».
Егор установил нары на место, протягивая бутылку старику…
- Рыбой не торгуем! – Не дав раскрыть рта Егору, буркнул старик.
- Да, я не за рыбу. Так сказать за аренду. Посамовольничали здесь у вас, вот без разрешения ложе использовали не по назначению, - растерянно оправдывался Егор.
- А вы все делаете без разрешения. Вы же везде хозяева, вы же думаете все для вас. Вы даже поговорки придумали оправдывающие ваши действия, - «природа для народа бесплатный магазин». Но бесплатного в природе не чего не бывает! За все придется платить. И плата велика будет! И ваш лозунг, -  «Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья» - ложь! С друзьями так не поступают. Вот и здесь все перерыли, перекопали и вообще как вы сюда попали? - монотонно высказал свои упреки старик.
Такого поворота событий Егор не ожидал. Он думал, увидев водку, старик, если уж не обрадуется, то подобреет непременно. Сначала он растерялся, потом этот тон его разозлил, - «как-как, с затонувшего «Титаника» к берегу прибило!»
  Старик посмотрел на него и проговорил на иностранном языке. Кажется на английском, видимо это был вопрос, потому, что старик стоял и как вроде ждал ответа. Выручил мальчишка, - «дед спросил, не сохранился ли у вас билет? И каким классом вы плыли?»
Егор вернулся к своим как он говорит «на взводе.» - «Представляете! Этот чукча, - полиглот! На английском «шпрэхает» как на родном, - бурятском! Учинил допрос, как попали да как попали? Нет, представляете! Он здесь, - хозяин, а я вроде как бедный родственник с Поволжья! Да если бы не мы, не наши предки, пришедшие сюда четыреста лет назад, он бы не знал что такое мыло и мочало. До сих пор бы с томагавком за сохатыми гонялся!»
- Егор, успокойся. – Попыталась утихомирить его Татьяна.
- Тань, да как успокоиться? Мы для него и его Байкала, - враги! Вот что мы ему сделали плохого!?
Мы даже на его таборе не расположились, Духов его не оставили без внимания. В Байкал, двести граммов водки влили. Или он переживает, что мы этого старикана сделаем алкоголиком? Представляете, если каждый приезжающий, задабривая, вольет в него по сто, двести граммов водки, то он давно уже хронический алкоголик! Все, Танечка, я молчу. Хотя мне очень трудно сдержаться. Нет, этот «неордеталец», вывел меня из себя.
- Вот тебе успокоительные капли, только зайди опять в себя, - подавая кружку с водкой, сказала Настя.
Надо сказать, за вечер, Егор, в качестве лекарства, выпил две бутылки водки. Танюша даже не пыталась его остановить. Она знала, когда «задето» его самолюбие и «унижено» его достоинство. «Пар» выпускался двумя способами, либо мордобитием, либо запоем до беспамятства. Пока не «утопит» свою гордость и самолюбие в стакане.
После ужина с «миротворческой миссией» к соседям отправился Семен. Старик сидел у костра курил коротенькую трубку. Женщина с мальчишкой устроились на нарах под навесом. Быть дождю, - подумал Семен, - раз нары поставили под крышу, а старик приготовил дождевик. На его приветствие, старик только качнул головой. Семен молчком достал сигарету, прикурил и, усаживаясь по удобнее, хитро заметил, - «дождь, наверное, ночью будет».
- Почему, наверное - после не долгого молчания проговорил старик, - «точно будет. Быть непогоде».
- Вы, извините нас, за вторжение. Завтра, после обеда, нас заберут. Мы за собой все уберем. -  Семен хотел еще сказать, что они не в первый раз на природе, и всегда забирают с собой, как сказал Егор, - «останки цивилизации».
Не дослушав его, старик спросил, - «Иркутяне?»
- Из Усолья. Для Байкала мы не чужие, свои.
- Свои? – с горькой усмешкой переспросил старик. – «Как правило, свои хуже чужих! Свои чувствуют себя хозяевами, а хозяевам у нас все можно! До вас, только за это лето, здесь были немцы. Столько же, неделю, жили эстонцы. После, десять дней, отдыхали норвежцы. Вот и сравни, были, европейцы, это немцы. Прибалты и скандинавы. После них, специально выискивал, не окурка, не спичинки. Поляна как газон убрана. И вот, приехали вы, сибиряки! Защитники Байкала! Лужайка, -  будто кабаны под дубом были, -  изрыта, перекопана. Плотину набросали, мало вам Ангары? На всей планете больше не было такой чистейшей реки как Ангара. Во что ее превратили сегодня, три водохранилища затопили  миллионы кубометров древесины! Три отстойника гниющего леса! Для химических предприятий река стала очистным сооружением. Как оправдание, стрекотали как сороки, река самоочищается через пятнадцать – двадцать метров! До очищалась, уже сейчас вода не пригодна для питья!»
- Извините, как вас по имени отчеству?
- Будаевичем меня все зовут.
- Вы, знаете, Будаич, леса у нас полно. Слава Богу, тайга наша, еще не одно поколение прокормит. Другое дело, лес на корню затопили. А был ли выход? Что, вырубать его что ли, или пал пускать? - Не подумав, брякнул Семен.
- Допускались! Скоро жечь нечего будет. Что не вырубим, то сожжем! Если раньше леса горели от молний и самовозгорания торфа, то сегодня, сто из ста случаев по вине человека. В царские времена за пожог леса приговаривали к смертной казни и у края леса устанавливали виселицы, чтоб, значит, страх нагоняли! А сейчас что? Рублевый штраф!? Безнаказанность способствует увеличению поджогов.  «Леса у нас полно» -  передразнил он Семена, - было полно, а сейчас все попилим и продадим. До чего дело дошло, кедр пускаем на пиломатериал! Кормное дерево! Это же наше национальное достояние! Он растет только в Сибири! Он так и называется – сибирский кедр и кроме как в России его нигде нет! Наше сибирское плодовое дерево продаем в Китай на комоды, мы им туда эшелон леса, а они нам обратно вагон зубочисток. Попомни мои слова, скоро останемся без леса, в лучшем случаи будут кустарники и как итог, - смена климата, не кедровых орехов, ни грибов, ни ягод. Соболей, медведей, маралов и кабаргу с другим зверьем будем видеть только на картинках! Со школы известно, что на каждого из нас «работают» два дерева, восстанавливая выдыхаемый нами воздух.
- Да, я то, понимаю все. Да и все это понимают. Ну что сделаешь, если государственная политика такая? – Прервал ворчание старика Семен, - «продаем не только лес, газ, нефть, золотой запас, алмазы и уголь каменный, но и зверье таежное. Радио послушай, газеты почитай, - купим струю кабарги, медвежью желчь, шкурки соболя и белки и все это вполне официально! А вы, - ягодки, грибочки, скоро всю живность истребим в угоду наживе!»
- Что пенять на правителей. Каждый на своем месте оставайся человеком. Живи, как совесть тебе подсказывает.
- Совесть?! Да совесть-то сейчас глухонемая! Она не слышит и не подсказывает. Совестливый человек сегодня как посмешище, изгой или юродивый какой-то, не умеющий жить по законам современного общества. Современное человечество живет одним днем, - сегодня надо «хапнуть», чтоб на завтра хватило. Живущие сегодня думают не как сохранить для потомков, а как наворовать, чтоб хватило детям и внукам!
- Не обобщай, достаточно много людей, которые думают не только о собственной выгоде. Молчаливое, немое общество скоро обретет дар речи. И первая заговорит провинция. И первые слова ее будут, - «нет» и «хватит». Крепостное право для регионов закончится. Вот ответь мне, если ты хозяин, то почему молча, смотришь, как твой дом разворовывают. Почему, пришлые люди качают из недр нефть и газ, роют золото и каменный уголь, рубят лес и истребляют зверье? Почему?! Почему с твоего молчаливого согласия пришельцы опустошают твой родной край…
- Да что мне, с топором что ли, на паровоз бросаться вывозящим лес, или состав с цистернами нефти под откос пускать?! И потом, те, кого вы называете – «пришельцами», в настоящее время  федеральная власть…»
- Вот именно, - федеральная! А где местная власть? А, местная, чтоб удержаться у кормушки, легла под федералов. И безропотно исполняет все их прихоти. Был один, радел за Землю Иркутскую, и где он сейчас. Задвинули. Воровской закон и бандитские методы управления устраняют честных людей от власти. И порой не только от власти, а просто устраняют. Не давно, один считающим себя патриотом родного края, сказал мне, - «Ломоносова не уважаю только за то, что он надоумил власть приращивать могущество России Сибирью!» Ересь какая-то! Ученый-то имел в виду – Россию, а не воровской общаг! Вот таких «патриотов», я б тоже к власти близко не подпускал, они борются не с властью, а за власть.
-Будаевич, а не боитесь, что за речи такие вас «устранят»? Первому встречному  поперечному говорить такое, или надеетесь, что время сейчас не то. И если не секрет, кем вы работали?
- Бояться? В моем возрасте бояться уж нечего, а время, я и в то время не молчал. За мнение свое был исключен из партии, но коммунистом быть не перестал. А работал я, многим был, был инструктором райкома партии, учительствовал, преподавал в начальных классах, потом был уволен с формулировкой – за искажение учебной программы…
- Что, историю перекраивали?
- Нет, историю перекраивают сейчас, а я учил детей не верить в сказки. Понимаешь, не приемлю я, когда детей учат по школьной программе уподобляться Емели, сидеть на печи и ждать когда к тебе счастье привалит. Сказки я переиначивал, в моем пересказе, «счастливчик» не верил щуке и не отпускал ее обратно в прорубь, тащил домой, варил уху и потчевал ею старенькую мать и братьев и сестер своих меньших. Иван дурак, не мог жениться на царевне, если царевна выходила замуж за дурака, значит, царевна была - дура! После некоторого перерыва, вновь вернулся в школу, но уже учителем по труду. Чему можно научить на уроках труда деревенских ребятишек, когда они сызмальства помощники в хозяйстве. Задавал домашнее задание, тебе дров наколоть, ты воды наноси, благо, проверять сделанное особого труда не доставляло, в деревне все на виду. На уроках чинили принесенные из дома грабли, вилы, табуреты. Запаивали ведра, склеивали вазы, ремонтировали утюги, делали все, что могло пригодиться в жизни. «Трудовик» из меня тоже не вышел. На уроке, один мальчик во время заточки ножа, почти отрезал себе мизинец, повредил сухожилие. По сей день мизинец скрюченный. Приехала из РАЙОНО дамочка, - «Вы бы», - говорит, - «еще ружье на уроке чистить заставили!» В общем, отлучили меня от школы. Не знал куда себя девать. Повезло. При отъезде одной семьи в другой район, освободилось место библиотекаря. Со стороны, кажется, нет, скучней работы, чем работа в библиотеке. На деле же оказалось, какой простор для бывшего учителя. Там-то ты даже для внеклассного чтения, должен дать определенную литературу, здесь же ты, давая ту или иную книгу, формируешь личность, гражданина. А скольким, предложив прочитать ту, или иную книгу, помог в выборе профессии. Один мальчишка из сухопутного села, прочитав предложенные мной книжки на морскую тему, стал капитаном дальнего плавания. До сих пор приезжая в отпуск привозит сувениры из разных стран, вот и правнука моего увлек морской романтикой, привез ему в подарок настоящий кортик. После школы собирается поступать в «мореходку». Уверен, большинство, нет, пожалуй, все бывшие читатели нашей библиотеки, и сегодня предпочтение отдадут книге, нежели телевизору. Оставалось время и на самообразование, выучил английский и французский языки…
- Семен! Пока ты здесь раскуриваешь трубку мира, у нас унесло лодки! - из кустов с криком выпал Егор.
- Как унесло?! Они же были далеко от берега.
-Были. А счас фьють, и их нету! Понимаешь ты или нет!? Фьють, и сдуло. – Егора «штормило» из стороны в сторону. Он уже набрался. – «А может», - Егор уставился на Будаевича, - «Семен, а этот «Дерсу-Узала» не куда не отлучался?»
- Егор! Перестань, пошли, посмотрим лучше!
- Лучше? А это как? Под лупу что ли? – И уже обращаясь к Будаевичу, - «послушай, ты, шаманист, если узнаю, что это твои проделки, ты у меня в Байкале, как нерпа в нерпенарии крутиться будешь! Меня не остановят даже твои года!
 - Егор! Совесть имей! Пошли к берегу!
На берегу действительно лодок не было. Под скалой, ветра такого не было, здесь же на открытом пространстве, ветер завихряясь между скал, дул с большой силой. Если даже лодки ветром скинуло в воду, то прибой должен был их прибить к берегу. От порыва ветра Егор упал в воду. Семен помог ему подняться, отвел подальше от воды, сходил в палатку за фонарем. К берегу вышел Будаевич, его лодка длинной веревкой была привязана к крюку в скале. Начался дождь, набирал силу, и уже через пять минут, лил ливень. Семен светил фонарем в сторону Байкала, луч света упирался в потоки дождя как в стену. Будаевич, указывая на волны, сказал, чтоб Семен светил вдоль скал, лодки могло прибить волной к скалам и постепенно вдоль скалы унести за поворот. И, правда, луч выхватил в метрах двадцати под скалой бок лодки. Мимо них, уже в одних трусах, пробежал Егор и нырнул в бурлящую волну. Семен кинулся за ним, в него вцепился Будаевич, - «Куда? Стой! Вдоль скалы отмель, шириною метра в полтора. С учетом волны глубина сейчас около полутора метров, держи веревку, кинешь ее своему товарищу, если выплывет. Сам от скалы далеко не отступай, лодку толкай от себя по направлению к берегу, прижимая к скале. Берегись, чтоб волной об скалу не ударило». Последние слова Семен слышал уже в бегая в воду. Веревку с куском пенопласта на конце он бросил Егору, которого болтало в волнах прибоя как щепку. Убедившись, что Егор вцепился в веревку «как утопающий за соломинку», осторожно направился за лодкой. Вытолкнув лодку на берег, подбежал к Егору, - «Ты в порядке?» - Услышав утвердительный ответ, его прорвало, - «Ты что, совсем мозги пропил?! В такую погоду, в таком состоянии, состязаться с Байкалом, совсем без мозгов надо быть! Он не таких обламывал и успокаивал, спасибо Будаевичу, если б не он, то сейчас оба, уже рыбок кормили»
-Спасибо? За что? За то, что сразу не мог сказать про отмель? А на счет, - «обламывал и успокаивал», это не про меня. Да, у нас разные весовые категории, но разница в возрасте в мою пользу. И если он действительно с мозгами и ушами, то пусть слышит, - «Эй! Старый маразматик! Устроил пьяный дебош, и думаешь, тебя кто-то испугался? Как бы ни так, ой-ой, а ору то! Ты помнишь, я сегодня тебя поил водкой, или у тебя склероз?! Так вот, на, опохмелись!» - Егор по колено зашел в воду и справил малую нужду. 
Будаевич, развернулся и быстрым шагом направился к своему табору. Семен вытолкнул Егора из Байкала, - «Егор, ты что, совсем ополоумел? Ты что себе позволяешь?! Иди, проспись!»
На следующий день погода утихомирилась только после обеда, дождь еще моросил, ветер спал, но волнение еще не закончилось. Байкал, растревоженный ветром, еще «волновался», волны, правда уже не такой силы, с шумом набегали на берег, и громко шлепаясь о скалы, разбивались на множество брызг. Далеко над морем в небе, меж туч пробивалось солнце.  Его лучи, как свет от прожектора, пучком упирались в растревоженный Байкал. Солнце своим теплом ласкало и успокаивало старый Байкал, и он как старик на завалинке обласканный и согретый солнцем дремал, мало-помалу успокаиваясь.
Женщины, прибравшись после обеда, то ли сидели, то ли лежали в палатке, ведя свои извечные разговоры о житье бытье, делясь своими женскими секретами как это житье бытье улучшить. Семен с Костей разбирали плотину, камнями закладывая «джакузи». Как могли, выровняли поляну, собрали в мешки мусор. Егор не выходил из палатки даже к обеду, то ли помня о ночном бражничестве, то ли на самом деле ему было худо, но он не высовывал даже носа. Когда дождь совсем закончился, в таборе Будаевича разожгли костер, дым от костра, не поднимаясь высоко, просачиваясь меж кустов, стелясь, лениво направился в сторону Байкала. Над берегом, рвался прибоем на клочки и бело-серыми обрывками карабкался по уступам скалы наверх. И, там, на верху, обретя свободу, уносился в пасмурное небо. Около часа из-за кустов никто не выходил, слышались голоса и позвякивание посуды. Еще примерно через четверть часа, вынырнул из кустов Колька и направился  в сторону Семена и Кости.
- Парламентер идет - тихо проговорил Костя.
- Дядя Семен, вас дедушка зовет - сказал он,  с любопытством рассматривая привал «провинившихся» туристов.
Из палатки вышла Ольга с большой шоколадкой в руках, - «Коля, а тебя мы оставляем в заложники! Если дядя Семен не вернется, мы тебя пленим, а потом будем обмениваться пленными. Идет?»
- Согласен. – Подняв руки вверх, заулыбался Колька.
Будаевич, сидел у костра с трубочкой во рту, как и вчерашним вечером. Будто и не поднимался. Кивнув на приветствие Семена, жестом показал, чтоб он присаживался. Не глядя на Семена начал говорить, - «сегодня вряд ли вас заберут, да и все не войдете в две лодки, перегруз в такую погоду опасное дело. Если не к спеху, оставайтесь, ждите погоды, если же к спеху, могу двух, трех взять до Листвянки. Так то, идти домой нам в другую сторону, Николку к школе обуть, одеть надо. Сын мой в Иркутске в больнице лежит, внук с женой своей  навещали его. На рынке Николке купили все необходимое, осталось только забрать их. Мы же с невесткой и Николой, должны были подготовить место отдыха для французов. Четверо туристов из Франции летят сюда. Через час отплываем. Женщин и тебя заберу, а остальные со скарбом пусть ждут».
- Будаич, простите Егора. Пьяный, не контролировал не действия, не речь. Перебрал он вчера.
- Пьяный? А это разве оправдание? Как говаривала моя покойная супруга, - что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Да и что ему мое прощение? Вот простит ли он, - и Будаевич посмотрел в сторону Байкала. Он обид не прощает. Пьяных, гордых, самоуверенных он не любит, и порою жестоко наказывает. А у вашего товарища все эти три составляющие в одном как занозы сидят».
-Но вчера же не наказал. Такая возможность была. Я уж думал, все, не выплывет. Спасибо вам. Если бы не ваша веревка с пенопластом…
- А ты за него не решай! Значит, не время было. Возможность свою он не упустит, Накажет в самый не подходящий момент. Тогда, когда это будет всего больней и не охотней уходить из жизни. Ну, хватит об этом! Будем надеяться, что вашему товарищу это не грозит. Он любит только себя, и терять ему, похоже, не чего! Решайте, через сорок минут отплываем».
Вернувшись к своим, Семен рассказал о предложении Будаевича. Решено было ждать Михаила, а там уж определиться, как выбираться отсюда. Провожать Будаевича с невесткой и Колей пошли все, кроме Егора. Провожая, заверили отплывающих, что к приезду французов здесь будет порядок.
Михаил приплыл минут через пятнадцать, толком не успели собраться, не говоря уж о том, чтоб навести порядок. Рассказали ему о ночном происшествии, намеренно умолчав о «выходке» Егора. Все живущие на Байкале, суеверные, и вряд ли ему понравилось поведение Егора. Михаил сказал, что выезжать будем в три захода, в такую непогоду буксировать лодку с людьми очень опасно. После долгих уговоров, Михаил сдался. Первым рейсом в лодке с Михаилом, поплывут женщины. Семен и Костя, надев спасательные жилеты, загрузив вещи, поплывут в буксируемой резиновой лодке. Егор останется «выздоравливать» и ждать Михаила. Вторым рейсом они заберут оставшиеся вещи и «останки цивилизации». Егору наказали, чтоб он еще раз прошел вдоль ручья, проверил, не оставили ли чего.
Оставшись один, Егор со словами, - «конечно, оставили». Из ручья достал заложенную камнями бутылку водки и начал «лечиться», ведь его оставили «выздоравливать». Когда они с Михаилом причалили к берегу, Семен, выгружая вещи, спросил Егора, - «а где мешки с мусором?»
-Как где? Семен, представь такую ситуацию. Ты был у меня в гостях, провожая тебя, я, в дверях, вручаю тебе пакет с мусором, мол, за собой убирать надо. Смешно, не правда ли?! Мы кто там были, гости? А, этот, Будая отпрыск, хозяин. Так вот пусть он и убирает. Не плохо старикан пристроился, он за свою – «дурфирму» деньги в ЕВРО получает, а мусор Егор вывози!»
Семен с Егором не разговаривал до рождения у них с Татьяной дочери. Обмывали Ольгу Егоровну всем подъездом. Ольга с Костей стали крестными, - «а Семен и Настя», - объявил молодой отец, - «будут крестными второго ребенка, будь то - Настя или Егорка! Именно так назовем мы девочку или мальчика, кого нам Бог даст!»
Неделю назад, Егор пришел к ним, навеселе, - «Настя! Семен! Поздравьте меня! У меня будет сын! Танюшка носит мне наследника! Мы из Забайкалья выписали бабушку. К нам едет Танина мама. Нянька для Оленьки есть, поэтому мы с Танюшкой решили съездить на Байкал. Так сказать отблагодарить Бурхана за дочь и сына, пока еще Татьяне не тяжело, надо съездить, отдохнуть. Костя с Ольгой согласились, дело осталось за вами. У Танюшки только одно условие, не ехать на «байкальский треугольник», видите ли, тревожно ей там. Поэтому едим на Малое море. Да и какая разница в каком месте наливать Бурхану, Байкал то он один. Собирайтесь, послезавтра выезжаем».
Семен с Настей ехать отказались, Настина мама в тяжелом состоянии лежала в больнице, - «не до отдыха нам сейчас», а ты Егор больше не дури! Веди себя прилично». – Сказал Семен, провожая Егора.
-Да ты что, Семен! Не видишь что ли, с рождения дочурки, сегодня первый раз «приложился». Ни-ни, с этим покончено! А, сейчас, представляешь?! У меня сын будет! У нас с Татьяной столько планов, не до выпивки сейчас. Скажу тебе по секрету, дочь еще не записали в детский сад, а вчера, уже разговаривал с преподавателем музыкальной школы. Обязательно буду сам водить Оленьку на уроки музыки, а слышь? Егорку запишу в бальные танцы! Но вот такой я отец, другие то отцы сыновей ведут в бокс, самбо, а я вот хочу, чтоб мой сын ходил на бальные танцы. Ну, ладно. Спокойной ночи. Готовьтесь! Вы у Егорки крестные!»

Егор ушел. А вчера позвонил Костя, - «Семен! Утонул Егор! Татьяна в истерике! Ольга моя с ней в больнице местной, надо как-то сообщить Таниной матери. Сориентируйтесь там на месте, ну, как-как, вот так, катались все на «банане», он упал в воду, мы думали он, как всегда, придуривается, а когда поняли, было уже поздно»
Сидя в кресле, Семен слышал монотонный голос Будаевича, - «Накажет в самый не подходящий момент. Тогда, когда это будет всего больней и не охотней уходить из жизни».
Вот такая вот история. Как задумаешься, жутко становится: - за каждое сказанное слово ответ держать придется!