Политсан. Продолжение 6

***

После поминок трое из деревенских бичей подались на весновку в тайгу, будто бы мясо добыть и оклематься после загула, а двое остались. Сегодня они пекли хлеб.
Есть масса способов выпечки хлеба. Можно, например, при наличии железной бочки, сделать «пекарню».

Делается она очень просто: сначала строится небольшой сруб по размерам чуть больше бочки, положенной на бок. Сруб засыпается речной галькой или землей. На гальку кладется бочка, в одном из донышек которой с помощью топора и деревянной колотушки вырубается прямоугольное отверстие. Со стороны этого отверстия в срубике делается «окно» чуть большего размера. В бочке, лежащей на боку, прорубается звездообразное отверстие, концы которого отгибаются наружу. В этом месте потом устанавливается труба из тонкого кровельного железа. Между срубом и бочкой засыпается галька или земля до самого верха бочки. Над всем этим сооружением делается лёгкая крыша, через которую торчит недлинная труба. Неплохо на одну треть засыпать бочку изнутри галькой и битым стеклом.

Готовую «пекарню» в первый раз протапливают как следует, чтобы галька и стекло спеклись. Образуется почти ровная поверхность – «под». Для выпечки хлеба печь топят иначе. Дрова мелко колют и складывают внутри топки аккуратной клеточкой – каждый слой поперёк следующего. Печь протапливается, труба сверху чем-нибудь закрывается. Но формы с хлебом можно ставить внутрь только тогда, когда вы сможете засунуть в топку голую руку и быстро вынуть ее, не получив ожога и не опалив волосы. Если, конечно, руки у вас мужицкие и волосатые, что для выпечки хлеба предпочтительнее. Хлеб в самодельной печи бывает готов через полсотни минут. Вкус его – это нечто невообразимое и непередаваемое: съев за один присест буханку такого хлеба, ты буквально пьянеешь от сытости и полного блаженства.

Рыжий Федька, студент-охотовед, растопил пекарню и, сидя на брёвнышке с молодыми парнями-эвенками, хохмил по поводу своего товарища:
- Хозяйка моя, Дим Димыч то есть, на все руки мастерица: и обшить, и обстирать, и собакам сварить. Вот наказала мне агрегат этот истопить, а сама – по уши в тесте. Тащи, говорит, Федька, формы. Ну, я сразу дельный совет: а что если, говорю, Димыч, мы все эти ингредиенты в их сложной совокупности, проще говоря, тесто твоё, плюхнем в одну форму? К примеру, в тазик? И в нем испечём? Но Димыч – известный консерватор. Трудно даже повторить то краткое изречение, которое он мне высказал на этот счет. Пришлось бежать к Петровне за формами.

Убедившись, что его опять никто не понял, Федька смачно плюнул, с тоской посмотрел на осточертевший лёд, который, казалось, никогда не уплывёт, и подался в «бичарню» читать прошлогодний номер журнала «Новый мир» и издеваться над Димычем.

Бичарня, или как её иначе называли – «бичхата», представляла собой небольшую избушку, покрытую лиственничной дранкой. По сути дела, это было что-то среднее между домом и зимовьём. В углу стояла железная печка, которую ушлый Димыч норовил топить сырыми дровами, чтобы реже подбрасывать и не загибаться от жары.

- Ну, как, Федул, пекарня топится?
- Так точно, ваше высокородие!
Федька стоял «во фрунт», страшно выпучив глаза, отдавая честь Димычу, приложив левую руку к правому виску. Рыжие патлы на его голове торчали мышиными хвостиками в разные стороны. Он ждал команды «вольно».

- Вольно, Федька, вольно. Хлеб в формах подходит. Схожу-ка я посмотрю пекарню.
Димыч вышел. Федька оглядел грязную комнату.
Две железных кровати стояли у стен. Матрасами служили засаленные спальные мешки.
У окна – стол с не слишком чистой посудой, старинный, с облупленной краской стул, и чурбак, служивший табуретом. Из-под стола выглядывала алюминиевая фляга. В ней Димыч, вернувшись с охоты, сразу ставил бражку. Уже через неделю брага поспевала, и он с удовольствием поил всю деревню. Фляга была пуста. На стенах вместо обоев пришпилены кнопками старые афиши. Всё знакомо и надоело до чёртиков.

«Неужели и мне придется вот так же пропадать в этой глуши? – думал Федька, - Вот Дим Димыч – старожил. Каждый год после промысла собирается в Европу, а дальше районного центра ещё не выбирался. Денег, говорит, не хватает. Пушнины – только официально – сдаёт на пару тысяч рублей. Конечно, их не хватает. А почему?
Всё просто: дорога в аэропорт районного центра проходит мимо магазина. Заходит туда Димыч перед полётом в Иркутск, видит: очередь. А в ней каждый второй – знакомый.

- Ну что, Димыч, как поохотился?
- Нынче неважно, полный голяк. Кое-как продуктёшки оправдал.
- Да брось, Димыч, прибедняться. Небось, целый куль соболей наскрёб, а кричит, что мало. Наверное, в отпуск, на Запад собрался?
- Да, пора родню повидать. Забыли уже, что я живой.
- Ну ладно, Дим Димыч, ты вставай вперёд меня. Люди против не будут. Так или нет? Человек с тайги вышел, можно ему винишка бутылочку взять?

Очередь возмущённо гудела, но пропускала Димыча. Когда подходил его черед брать, Димыч лез в карман, долго шарил там и, наконец, выкладывал на прилавок кучу смятых червонцев. Ровно столько, сколько умещалось в горсть.
- На все, - небрежно произносил он.
Оказывалось, что красного вина на все его деньги не хватает. Нужно идти на склад ещё за одним ящиком, но есть грузинский коньяк – «пять звёздочек». И думать некогда, потому что очередь уже начинала шипеть…

- Давай коньяк, какая нам разница, - отмахивался Димыч.
Сразу у него появлялась масса старых друзей. Они приводили с собой друзей новых. И Димыч, окружённый искренним вниманием, уважением и почётом, – а их в аккурат и не хватало для ощущения полноты жизни – шёл обмывать в ближайшую бичхату свой очередной отъезд на родину.
В конце отпуска он возвращался в деревню опухший, потухший и с синяками разной свежести.
- Ну, как, Димыч, родные места? – посмеиваясь, спрашивали деревенские мужики.
- А ну их! Опять денег не хватило, - проговаривал разбитыми и запёкшимися губами неудачливый путешественник.

Продолжение http://proza.ru/2011/12/08/1050