Вынужденное возвращение

(Глава из романа «Беглецы» – заключительной книги фантастической дилогии «Неоконченное следствие»)

Мягкие, какие в народе называют «сиротскими» зимы – не такая уж большая редкость для Прикарпатья. Нынче же зимой, на радость обитателям ДОТа погода выдалось и того пуще. Лишь к началу февраля совсем ненадолго приморозило. А потом опять потянулась череда непогоды из дождя и сырого снега, способная свести с ума истинного любителя лыжных прогулок.
Может быть, такие и были в компании инженера Кондратюка. Да только путь наверх физкультурникам сулил еще и лишнюю потерю поистине драгоценного времени, которого у Юрия Васильевича и его спутников с приближением погожих весенних дней оставалось все меньше.
 – Дожди, да туманы, пока, лучшие наши союзники. – однажды проговорился он друзьям – баронессе Клостер-Фейн и Пущину о их дальнейших планах пребывания в ДОТе. – А едва по-настоящему распогодится, наверное, начнутся наши поиски.
В тот момент они, как раз, собирались поужинать без затей, как это обычно бывало, после нахождения ими «неприкосновенных» запасов со времен прошлой войны. Все втроем сидели у вскипевшего на плите чайника. Татьяна, прилежно орудуя ножом, аккуратно намазывала галеты яблочным мармеладом. Оставив мужчинам право разлить по кружкам кипяток, заваренный смородиновыми листьями из соседних кустарников. И никто из друзей совсем не ожидал какой то новой откровенности старшего по возрасту.
Ну, а тот, вдруг, возьми да и выскажи без напоминания, личную точку зрения на самое волнующее всю троицу обстоятельсто.
 – С наступлением первых же погожих дней, наверняка, выйдут на поиски сотрудники милиции и спасатели, – имел все основания говорить инженер. – Пройдутся по нашим прошлым следам, а то и прочешут весь лес Прикарпатского заповедника «мелким гребнем», до полного спасения нас с вами, господа «пропавшие».
Инженер отставил в сторону пустую кружку:
 – И официально искать будут не столько нас с тобой, Андрюха, как, похищенную психохрониками фрау-мадам.
Старик кивнул на Татьяну, в своем нынешнем обличии чуть ли не «фронтовой пулеметчицы», совсем не напоминавшую былую изящную баронессу.
Пущин улыбнулся:
 – Скорее походит на снеговика!
Он был почти прав.
Только Снеговик, которого напоминала Татьяна, был скатан не из снега, а из защитной материи с подстроченным под нее толстым слоем ватина. Валенки и ушанка, дополнявшие наряд, только укрепляли образ. А то и вовсе гарантировали рассмешить кого угодно, в том числе и других участников ужина в бетонных стенах, если бы подобные предметы облачения не наличествовали и у остальных обитателей их подземного «гарнизона.
Им всем казалось, что многометровый купол, на совесть сооруженные строителями этого опорного пункта, буквально саккумулировали в себя зимний холод всех пяти десятков лет, что уже прошли после ухода отсюда последних обитателей. И вполне мог выполнять роль холодильника при любой продбазе, додумайся там зарыться в грунт на пять этажей, неуязвимой даже для прямого попадания тяжёлых бомб и снарядов.
Сегодня именно холод оставался и главным препятствием, и спасителем всех трех обладателей старомодных ватных костюмов. Эта низкая температура, мешавшая им сейчас вести работы по восстановлению оборудования, тем не менее, оставалась и вполне надёжным «стратегическим» союзником.
Царящий в почти герметически закрытых помещениях, он сохранил здесь за прошедшие десятилетия множество так нужных в подобной ситуации вещей для «лесовиков» – от провианта, до форменной красноармейской одежды. К сожалению, сложной технике повезло меньше. Несмотря на все попытки Кондратюка с Кротовым законсервировать отдельные узлы, ещё осенью сорок первого, часть металлических деталей не устояли перед натиском времени.
Но это не смутило нынешних беглецов. За те месяцы, что  провели они в их последнем убежище, Кондратюк с Пущиным успели сделать очень многое, ведущее к осуществлению проекта, задуманного еще в предвоенное время странным узником майора Мурзина.
Первым делом они вдвоем восстановили до рабочего состояния массивный дизель-генератор. Имевшийся на одном из этажей тх «точки». И теперь под сводчатыми потолками коридоров и боевых казематов горел свет от аккумуляторов, заряжали которые чаще всего по ночам. Так как беглецы вполне разумно опасались, что звук работающего под землей мотора или дым из шахты вентиляции, могут привлечь к себе любопытного, окажись тот ненароком в заповедной глухомани.
Нормальное освещение позволило восстановить, точно по схеме, смонтированную «цепочку» из блоков, составивших машину Хропоскописта. И она не должна была подвести, когда будет пущен ток и наручные часы, перешедшие от Пущина к Кондратюку, унесут его через электромагнитные поля времени и пространства.
Но вот главного – мощности того самого электрического тока пока, на беду, и не хватало для осуществления задуманного. И только Татьяна, не посвящённая в секрет происходящего, продолжала надеяться на скорое возвращение к людям, когда утихнет шумиха в обществе, связанная с их бегством.
Большую часть времени она проводила в главном помещении ДОТа. Там, благодаря усилиям мужчин, не пожелевщих электропроводки и светильников, постоянно было светло, уютно и сравнительно тепло. Правда, лишь под кипой ватных одеял, сооружённых из лишних комплектов зимнего красноармейского обмундирования.
Вот и в том памятный день, она не пошла с ремонтниками в дышащий гарью бокс, где работал дизельгенератор, заряжая аккумуляторы и давая им свет. Потому разговор получился откровенным настолько, что сильно поразил самого Пущина открывшейся ему истиной.
 – Один лишь этот штатный двигатель и динамо-машину мы и раньше с Костей Кротовым в расчет не брали, – признался Пущину в конце-концов инженер, прислушиваясь к рокоту агрегата. – В основном надеялись тогда только на мою новую энергетическую установку, чтобы осуществить перемещение в будущее.
Эта необычная фраза заставила Андрея крайне заинтересованно уставиться в лицо Кондратюка, с каждым новым днём открывавшегося для него новыми гранями характера и судьбы.
 – Тем более что по всем предварительным расчетам, она вполне должна была держать  необходимый режим, – продолжал тот. – Пусть, пока и пробный, от которого совсем было недалеко до полной проектной мощности.
 – Так что, выходит, к решению задачи, над которой безрезультатно бьются и в далёком от нас будущем, вы были близки еще тогда, в начале войны? – озарила Пущина истина, стоявшая за тем, что только что услышал.
Громким голосом, ни сколько не боясь теперь быть услышанным баронессой, он выразил свой восторг перед гениальным учёным:
 – И если бы не фашисты со своим внезапным появлением в Кривичах, сумели бы ещё тогда запустить установку?
.Только Юрий Васильевич не разделил его воодушевления:
 – Запустить его всё равно не удалось, потому можно будет говорить о конкретных результатах, когда сейчас запустим установку!
Однако тут их поджидала весьма серьезная заковыка.
 – Сам генератор, к сожалению, время не очень-то пощадило, – посетовал инженер, выбраковывая кое-что из установки. – Придётся некоторые детали не восстанавливать, а делать заново!
Конечно, честь была и хвала педантичным армейским интендантам, в обязательном порядке, в целях консервации, заставлявших все и вся покрывать, во избежани коррозии, техническим вазелином. Он и спас даже кое-какие предвоенные наработки, не отказывал в относительной разумности сверстников Юрий Васильевич. Но вот, тогда – еще совсем молодой Кондратюк и его преданный ученик Костя Кротов думать не думали о консервации своий «схемы» на относительно длянный срок, уходя на хутор только попращяться с теткой Мариной.
 – Полагали, что долго там не задержатся перед знаменательным событием – сеансом перехода во времени, – укорил себя инженер. – И полюбуйся.
На верстаке звякнула, брошенная им металлическая деталь из тех, что густо были покрыты коричневой  корокой ржавчины, побороть которую, так и не удалось с помощью «керосиновых примочек».
Пущин перестал улыбаться, осознав важность момента, когда даже такой человек, как его собеседник, был готов к отчаянию. Он тоже прекрасно знал, что лишь малую часть жертв коррозии удалось отчистить, да и то лишь из того, что не имело особого значения. Ведь только лишь крупные – корпусные поверхности терпели наждачную бумагу и усердие Пущина в работе с напильником. Зато тонкие детали, пусти их без восстановления, в дело, могли подвести в любое мгновение. Потому и настал этот сегодняшний вечер, когда даже Кондратюк бессильно опустил руки перед возникшей проблемой, сулившей полный крах всем их замыслам.
 – Здесь и самим это нам никогда не сделать, даже на имеющемся в мастерской токарном станке, – огорчённо признался автор установки. – Для такой работы нужен особый, высококвалифицированный токарь!
После чего, еще более пессимистично, Юрий Васильевич констатировал «досрочный сход с финиша», окончательно расписываясь перед Андреем в собственном бессилии:
 – Только так и не иначе.
Но собеседник не поддержал столь упадническое настроение. Как оказалось, он уже успел хорошо подумать о достойном выходе из положения.
 – Токарь нужной квалификации у нас с Вами, Юрий Васильевич, будет! – внезапно обнадежил его Пущин. – Готовьте для него все необходимые чертежи.
О посещении ближайшего когда-то хутора, а теперь вполне цивилизованного местечка Кривичи, они никогда прежде даже не загадывали. Ведь появиться там, означало бы пойти на риск неминуемого провала. Мирилась с этим даже Татьяна. До сих пор стоически терпевшая все лишения их отшельнеческого существования на воде с павидлом и на сухих, теперь уже совсем опротививших галетах. Когда рядом можно было вновь окунуться во все прелести прежней беззаботной и комфортной жизни.
И вот, не называя сути, Андрей высказал мысль о том, что пора бы отправиться за помощью.
 – Хорош ты там будешь, дорогой Андрюша, без копейки денег и, находясь в международном розыске, — криво усмехнулся после его слов Кондратюк. – Фотографии-то наши, наверное, теперь есть у каждого здешнего милиционера.
Но его откровенный скептицизм Пущина вовсе не смутил.
 – Вот именно, что наши старые фотографии, – настал черед улыбнуться Пущину, обнажившему из-под усов и бороды ровные белые зубы. – Сейчас так зарос без бритвы, что ни одни гример подобной растительности артисту на лицо не подберет.
Об этом их разговоре Андрей рассказал, опуская некоторые детали, баронессе, когда вдвоем с учёным вернулись в главное помещение их бункера. Та сразу поняла пикантность ситуации. И даже прыснула вместе с ним от смеха, представив, как отшельник появится в уютном чистеньком городке.
М всё же она приняла сторону Пущина:
 – Так ты вполне сойдёшь за туриста, путешествующего по Прикарпатью, никто ни о чем не догадается, – оценила она его внешний вид, после чего сняла ещё один вопрос «повестки дня». – Что касается денег, то у меня есть немного с собой, завалялись в кармане куртки и как раз могут пригодиться.
Только Кондратюк некоторое время всё ещё оставался неумолимым. До самого последнего аргумента помощника в пользу его предложения. Им стало упоминание нескольких имен возможных знакомых, заведенных, как выяснилось, Андреем еще давным-давно, во время прошлого его расследования дела Лимачко и давней командировки в эти края в качестве следователя Егорьевский районной прокуратуры.
К тому же, иного выхода им и не оставалось.
 – Что же, молодой человек, иди на хутор, бабочек ловить! – наконец за несмешной шуткой вздохнул Кондратюк. – Вернее, идите вместе.
Последнее он велел тоном, не оставлявшим и тени сомнения в выполнении строгого приказа:
 – Хватит Татьяне с нами здесь горе мыкать, всё же не декабристка на Сибирских рудниках!
Юрий Васильевич одновременно поднял и себе, и всем остальным настроение куда более доброй иронией.
 – Может быть, в Кривичах забудет о надоевшей до чёртиков, здешней диете, – пожелал он. – А то ужас, как исхудала.
Смущённая и напоминанием о том, что собственно ни кем не приходится Пущину, и прекрасно представляя перемены во внешности, вызванные лишениями последних месяцев, Татьяна опустила глаза, занявшись намазыванием очередного бутерброда из галеты с плотным мармеладом.
Но Кондратюку уже было не до чаепития с напитком, настоянным на смородиновых листьях и шиповнике, в изобилии произраставших на верху, вокруг их убежища. Своевременно он вспомнил и о приближении весны, а с ней и о несомненной угрозе начала поисков.
 – Пойдёте в местечко вместе, – заявил инженер. – И не теряйте особо времени на сборы. Нужно поторопиться!
И всё же пришлось потратить несколько часов на то, чтобы обрести вполне цивилизованный вид. В дорогу отправились в прежнем своем одеянии. Оставив в кладовой спасительные, но никак не вписывающиеся в современную мирную жизнь красноармейские ватные костюмы. Тем более, что перелицовка из «подземных жителей» в господ-иностранцев не заняла много усилий. Нужно было лишь хорошенько отстирать прежние наряды и заштопать, где нужно, оставшиеся следы рискованного прыжка с поезда.
Буквально накануне самого «выхода в люди», удалось организовать даже нечто подобное подземной бани, чтобы совсем снять с себя обличие, закопченных керосиновой сажей, как выразилась Татьяна, новоявленных «Детей подземелья».
Воды нагрели не так уж и много, но вполне достаточно, чтобы навести минимальный марафет. А для помывки приспособили одно из самых тёплых помещений рядом с «дизельной», где по очереди побывали путники, собиравшиеся в дорогу.
Андрей хотел было напроситься в помощь в любимой женщине, но постеснялся Кондратюка. Да и Татьяна не очень-то желала предстать перед ним в том виде, в который её превратило здешнее убогое существование, по удачной шутке Кондратюка, почти как настоящих пещерных людей – троглодитов.
Но вот и одежда готова, и помывка превратила «гонцов» в обыкновенных обывателей, вернув им прежний облик. Потому, что называется чин-чинарём, отправились на первую встречу с возможными стражами правопорядка путники, снабженные собственноручно составленной Кондратюком, картой-схемой, пути до этого, самого близкого к их тайнику, населённого пункта.
Гонимыми всеми беглецами они хотя и были, но могли и постоять за себя, окажись перед стражем правопорядка, не ознакомленным с особыми приметами, ещё с прошлой осени, объявленных в розыск иностранцев. Парочка была снабжена, и довольно-таки неплохо (особенно для находящихся в розыске похитителя и её жертвы), всеми необходимыми для предъявления кому угодно, «бумагами». С собой баронесса прихватила свои прежние дипломатические документами сотрудницы Международного Красного Креста, а у Андрея имелся настоящий паспорт, полученный еще в киевском посольстве у Рональда Мэзера.
На случай же, если и они не «сработают», Пущин положил и карман своей кожаной куртки «трофейный» пистолет ПМ – «Макаров» с полной обоймой патронов, так и не использованных после того, как оружие было отнято у «засланного казачка» к баронессе – водителя «Мерседеса». Судя по всему, теперь уже и бывшего капитана Российских спецслужб Бунеева.
Присев на дорожку, вышли на верх из подземелья уже с рассветом, полагая, что до Кривичей предстоит щагать по лесу не так уж и далеко. И действительно, светлого времени дня хватило, чтобы посланцы Кондратюка вышли к старому сельскому погосту на окраине поселка.
К тому моменту сумерки лишь начали сгущаться, обещая при этом – холодным дыханием ветра, вновь разразиться очередным снегопадом! Но Андрей, проходя мимо сильно покосившейся ограды кладбища, все же не стал тропиться в сам поселок. Заметно приостановил свой шаг.
 – Подожди меня здесь, – попросил он одолжения у Татьяны. – Мне нужно кое-что узнать о последних годах жизни Кривичей.
Та была согласна на всё, и не возражала дождаться спутника на прежнем месте. Но, заметно сгустившийся мрак и ряды крестов и памятников, освещённых взошедшей Луной, заставили Пущина изменить планы.
 – Впрочем, что одной здесь на ветру стоять, – противореча сам себе, заявил он. – Пойдем вместе.
 – Куда? – удивилась баронесса.
 – На кладбище, — односложно ответил Андрей. – Наверняка узнать, на кого уже нельзя нам здесь в Кривичах рассчитывать.
Всё на на скорбном месте было знакомым и мало что изменилось, по сравнению с прежним посещением местного погоста. Памятник и оградка, виденные Пущиным в прежний его визит сюда в сопровождении вдовы водителя Лнмачко, и теперь были ухожены на совесть. Кто-то, не дожидаясь наступления тепла, уже аккуратно собрал пожухлую траву, подкрасил свежей краской обелиск с двумя табличками под пожелтевшими от времени фотографиями в круглых алюминиевых рамках.
Андрей, с тревогой ожидавший увидеть рядом с именами Марины Матвеевны Васильчук и Касьяна Львовича Лимачко – еще одно, даже вздохнул облегченно:
 – Теперь знаю, кто нам поможет!
И они отправились в посёлок, аккуратно закрыв, как было до их визита, кованную их металла калитку сельского погоста.
...Иной представляла себе новую встречу с молодым когда-то и франтоватым юристом с Алтая Наталья Сергеевна Лимачко, совсем не такой, что теперь приподнесла ей судьба, и которая поразила ее до самой глубины души.
Открыв на вежливый стук дверь своего дома она вначале очень удивилась, увидя на пороге, совершенно незнакомых ей людей. Рядом с мужчиной с густой, какой-то дикой и совсем не франтоватой бородой стояла миловидная женщину, чью красоту нисколько не портили ни бледность щёк, ни и темные круги усталости под глазами.
 – Вам кого? – спросила у незнакомцев хуторянка.
На что последовал крайне неожиданный ответ.
 – Не узнаете, ведь это я Андрей! – улыбнулся, входя в дом бородач. – Неужели не помните?
Бородатый визитёр снял кепку с кудлатой головы:
 – Ведь я расследовал дело о гибели Вашего мужа.
 – Ой, Матерь Божья, действительно Андрей Андреевич! – всплеснула от удивления руками Наталья Сергеевна. – Не может быть?!
Более двадцати лет, прошедших со дня их знакомства, хотя сильно изменили внешность Пущина, но взгляд его и голос сразу же убедили вдову в том, что гость именно тот, за кого себя выдает!
Понравилась ей и спутница Андрея. Хотя в глаза хозяйки не могла не броситься, отметившаяся на лице незнакомки откровенная печать недавно перенесенных ею немалых бытовых лишений:
 – Ничего, пока гостите у меня, откормлю, как дочку дорогую, – ворковала Наталья Сергеевна, хлебосольно накрывая для дорогих людей на стол. – Вот и у меня самой, наконец-то, свой праздник.
За разговором после ужина она распросила о далеком прошлом.
 – Не получал ли ты, Андрей Андреевич, мои письма? – не удержалась хозяйка. – И почему сам не ответил ни разу за долгие годы?
Пущин замялся, не зная, что ответить, только отмалчиваться не стал и заговорил, с трудом подбирая слова:
 – Не мог, Наталья Сергеевна, далеко был!
 – В заграничной командировке, – вежливо добавила Татьяна. – Лишь недавно оттуда вернулись.
Она попыталась прояснить не только то, что оставалось недосказанным, но заодно полностью раскрыть и свои с Пущиным ближайшие намерения.
 – Недавно вернулись, решили поездить по памятным местам, – услышала Лимачко. –  И сразу к Вам, вот пожаловали.
После чего гостья легко сменила самую трудную для всех тему разговора, перейдя на конкретику, в виде непосредственной просьбы:
 – Может быть, если позволите, проведем здесь, у Вас в райском лесном уголке, остатки своего, заканчивающегося скоро, отпуска?
Наталья Сергеевна только счастливо улыбалась, не скрывая радости, пожаловавшей к ней на порог, тогда как представительная и вежливая гостья, не встретив возражений, в том же духе и дальше развивала свою мысль.
 – Андрей рассказывал, что места кругом очень живописные, – несколько искусственный восторг появился в тоне её голоса. – А по дороге сюда, сама увидела, что он ни сколько не преувеличивал!
Ответ последовал именно таким, как гости и ожидали.
 – Прямо здесь, у меня и живите, – на полуслове, не совсем вежливо, но зато от всей души, перебила ее Лимачко. — Сколько хотите.
Женщина, смутившись, смахнула чистым белым своим передником слезинки, невольно набежавшие на края добрых, приветливых глаз.
 – Других родственников не осталось, – продолжала она. – Зато Андрюшу я еще с тех пор за сына считаю.
Далее, так хорошо и душевно начавшийся разговор, сам собой коснулся, давнего уже по времени, а потому успевшего, что называется, «перегореть» в душе у вдовы, суда над убийцей Касьяна Львовича.
Но о нем говорила только Наталья Сергеевна.
 – Дали тогда, совершенно справедливо, высшую меру, все пятнадцать лет лишения свободы Ироду и убийце Маркелу Городухину, – от чего то, заметно вздохнув, с нескрываемой затаённой горечью, сообщила она. – Вроде бы срок долгий, должен был понять за решёткой всё что полагается.
Причина её расстройства прояснилась почти сразу, после того как Пущин выразил согласие с таким решением суда.
 – Да только с него все, что с гуся вода, – возразила вдова убитого водителя Касьяна Лимачко. – Отсидел снова своё и вышел на свободу, как ни в чем ни бывало.
Наталья Сергеевна горько сжала на столе свои смуглые кулаки:
 – Только теперь не стал, подлый, как прежде, при Советской власти, таиться от людского гнева. Вернулся, фашист бессовестный, в родные края!
 – Как вернулся? Когда это могло произойти? – непроизвольно вырвалось у крайне удивлённого Пущина.
 – Давненько уже, – донеслось в ответ. – В аккурат после путча и Беловежских соглашений, когда Союз распался.
Видно было, что женщине не по нраву такой разговор, но она решила выговориться до самого конца с первыми, с кем коснулась этой темы.
 – И очень богатеньким, при новой власти оказался этот наш бывший фашистский бургомистр, – Лимачко пояснила свои слова конкретным примером. – У нас же в местечке и настоящий барский особняк себе купил за большие деньги.
Затем, мельком глянув в окно, будто желая проверить, не стоит ли тот у забора, с той же самой нескрываемой от гостей неприязнью, произнесла исчерпывающую характеристику своему новоявленному односельчанину.
 – Живет, будто ничего в прошлом не было, как масленичный кот, да еще рыщет, словно сыч который год по лесам и окрестностям, – повысила свой голос до настоящего гневного взволнованная рассказчица. – И непонятно нам тут, будто потерял что-то очень важное или наоборот, что-то ищет.
Заметив неподдельный интерес, вызванный у Андрея этим своим сообщением, Наталья Сергеевна закончила упоминание о предателе его новым адресом:
 – Обосновался на том конце поселка, почти рядом с парком.
Быстрая, эмоционально окрашенная, украинская речь хозяйки с трудом усваивалась, не очень готовыми к ней гостями. Потому .Наталья Сергеевна, после скороговорки пояснила непонятное уже на родном языке Андрея и Татьяны. Который, как выяснилось, сама уже изрядно подзабыла за последние прожитые годы. Но столь велико было желание выговориться, что и это не помешало душевному общению.
 – Живу, Андрей Андреевич, нисколько не хуже других, – поделилась хозяйка. – А случись что, друзья покойною мужа помогают.
Пущин сразу же и к месту, включился в разговор, услышав от Натальи Сергеевны знакомые фамилии:
 – Гонтарь, Федерко?
Это очень понравилось женщине:
 – И их не забыл.
После чего Лимачко не удержалась от похвалы:
 – Ну и светлая голова у тебя, сынок, все, как вчера помнишь.
О том, что это действительно воспринимается им, как события совсем недавней осмысленной жизни, Пущин говорить не стал. Впрочем, как не стал и торопиться с откровениями на счёт всего с ним произошедшего после той, несказанно давней уже, львовской командировки. Пока же он постарался выяснить у хозяйки побольше о своих давних знакомых, на кого бы мог положиться с крайне важным и срочным делом, порученным ему Кондратюком.
Из дальнейшего разговора припозднившиеся гости узнали, что оба автомобилиста – бывшие «целинники Алтая» так и работают, как прежде, шоферами.
 – Только теперь уже трудятся в другом месте, – узнали собеседники от своей разговорчивой хозяйки. – Работают не в нашем бывшем, теперь совсем «развалившимся, как и не бывало» колхозе, а на пана-фирмача, что держит в Кривичах и округе целую сеть собственных магазинов!
Оказалось, что опытные водители очень даже у того при деле. Товары в торговые точки доставляют не только по самому местечку, но и обслуживают львовских коммерсантов заказами из соседней Польши, куда ездят постоянно на своих автопоездах.
Разговор затянулся надолго. Но не так, чтобы успела выстыть баня во дворе усадьбы Лимачко, где накануне она и провела постирушку, и сама успела насладиться «лёгким паром» своей аккуратной каменки.
 – Что же я, сразу не предложила вам с дороги, дорогие мои, косточки погреть! – вдруг, вспомнив об этом своём упущении, всполошилась хозяйка. – Сходите в баньку, а я пока вам постель приготовлю.
А ещё, прежде чем отправить мыться пару гостей, вдова пообещала им собрать смену белья, взамен того, что хотела постирать у неё Татьяна.
 – Да неужели следует такие замечательные ручки как у Вас стиркой портить, – всей душой воспротивилась Наталья Сергеевна. – Всё сама успею! Пока будете париться, я машинку-то и загружу.
Гостям только и оставалось, что пойти в самый жар, оставив в предбаннике – на стирку свою прежнюю одежду.
Долгие недели верный способ проверить отношение. Особенно если их провести, сначала, в трудном и холодном пути по заснеженному лесу. А потом добавить унылое для светской дамы, прозябание в бетонном ДОТе. Потому они не лучшим образом сказались, на прежних отношениях влюблённых. Лучшие мгновения были забыты к этому дню. Не верилось, что это с ними было, так хорошо и складно возобновившихся в уютном купе международного вагона «Тисса-экспресса» их «почти семейное» счастье.
Во всяком случае, баронесса застеснялась.
Смущаясь, она попросила спутника позволить ей зайти в баньку первой.
Пущину объяснять не стала, он сам догадался – почему? Чтобы успеть привести себя хотя бы в более-менее цивилизованный вид, а не тот «на скорую руку», что позволила сделать помывочная процедура с банкой чуть тёплой воды в подземном бункере.
Это время, отведённое спутнице, Андрей тоже не терял даром.
Он натаскал в бак воды из колонки во дворе и заодно притащил к печке изрядную охапку дров. Затем, полено за поленом, несколько штук подкинул их в топку, выходившую прямо в просторный предбанник.
К его возвращению с улицы в тёплое помещение, здесь же, на чистой, струганной сосновой лавке уже лежали снятые Татьяной вещи – джинсовый костюм, свитерок. И поверх них – в чёрном кружевном ворохе – женское бельё. То самое, выбранное баронессой, в вагонном купе, что обернулось бурей чувств, на душе у влюбленного без памяти, Пущина.
Да и теперь эта интимная сторона жизни Татьяны, вдруг обожгла, как в первый раз, после полного обладания им столь привлекательной женщины, какой была и тогда, и оставалась теперь несравненная баронесса.
Сам он, пользуясь тем, что оставался один, невольно глянул на некогда нарядный, а теперь уже сильно поношенный, требующий стирки, бюстгальтер любимой женщины.
И вдруг сам застеснялся своего вида отшельника со всклоченной, несмотря на небольшую стрижку, бородой.
К тому же скудный режим, сделавший Клостер-Фейн ещё более утончённой и женственной, не мог не сказаться и на его внешности. Правда, теперь он стал не просто худощавым, каким недавний психохроник был долгие годы на «больничных харчах», а превратился в поджарого лесовика-охотника.
Наподобие изморённого мантрами поклонника йоги, как оценил себя сам Пущин, скинув с себя пиджак, рубашку и брюки с, сильно потрёпанными от долгого пешего хождения, штанинами.
Всё еще не решаясь войти туда, где уже во всю и со вкусом плескалась женщина, он ещё раз пошурудил кочергой в топке, поднимая жар.
Затем, понимая, что выбора-то нет, удручённо вздохнул, радуясь, что никто его не может слышать:
 – Эх, была, не была!
После чего всё ещё нерешительно распахнул входную дверь.
Встретившее его спасительно-маскировочное облако сухого жаркого пара позволило получить некоторое время на привыкание к тому, что рядом находится обворожительное создание.
В свою очередь Татьяне пребывание в горячее протопленной парилке помогло убедиться в том, что она продолжает оставаться красивой и привлекательной, как и прежде, несмотря на все лишения последнего времени.
Желанной как в сказке, Феей и настоящим пределом вожделения своего милого Андрюши.
Лёгкий, что называется, на помине, тот, появившись в парной, сначала плотно прикрыл за собой двери в предбанник, потом стыдливо присел на ступеньки полка, не решаясь и далее вести себя по-хозяйски в этом жарком мирке, где правила красивая и снова недоступная ему женщина.
Правильно оценив чувства, охватившие заметно стушевавшегося Пущина, Татьяна сама пришла к нему на выручку.
 – Потри, пожалуйста, мне спину, – попросила она, сидя у себя на полке, чуть повыше того, что занял любимый. – А то самой как нужно не получается.
Не дожидаясь ответа, она грациозно повернулась к нему своей совершенно белой, после сошедшего летнего загара, спиной с точёной талией и довольно широкими, для такой миниатюрной фигуры как у неё, бёдрами.
 – Ну, что же ты, не начинаешь, – даже понадобилось поторопить Андрея, когда прошло несколько томительных мгновений ожидания. – Я жду!
Мочалка в руках обалдевшего от увиденного зрелища Андрея слегка дрожала, пока он тихонько проводил ею по восхитительному телу, оставляя на нём лишь мыльную пену и больше никаких следов.
Тогда, всё поняв окончательно, и тоже не в силах более сдерживать нахлынувшие чувства, Татьяна взяла инициативу сближения на себя.
Уверенно разогнулась над полком, она повернула к спутнику сначала лицо, а потом и представила его взору и всё остальное, где, как в мечтах и самых лучших снах Пущина, но теперь уже наяву, особенно выделялись крупные округлые груди.
Они, как оказалось, нисколько не исхудали за дни затворнической «диеты» и продолжали поражать Пущина своим покорным изяществом естественной плоти.
 – Теперь, давай, я тебя помою! – предложила, было, Андрею женщина, но не успела взяться даже за мыло, как оказалась крепко стиснутой в жарком объятии.
Всё у них на этот раз произошло, по мнению Клостер-Фейн, совсем не так как прежде, с антуражем роскоши и чисто дамских уловок для того, чтобы обворожить мужчину.
Но не доставило разочарования.
Потому, что всё обернулось со стороны любовника нисколько ни меньшим пылом. Да ещё и по-настоящему, а не в виде «прежней игры в любовь», сблизило обоих, только теперь превратив в истинно родных друг другу, людей, кому уже не нужно в чём-либо друг друга стесняться.
Между тем печь, благодаря усилиям Пущина, накануне весьма щедро заправленная дровами, растопилась так, что стало даже трудно дышать. Однако и выйти из парилки в предбанник они не решались, слыша, как там хозяйничает Наталья Сергеевна Лимачко, выполнявшее своё обещание, позаботиться о белье новых постояльцев.
Сначала там слышались только шаги, потом загудила стиральная машина, и после её остановки снова донеслись звуки того, что ходит по половицам доброжелательная вдова Лимачко, видимо, развешивая для просушки постиранное.
Лишь когда всё окончательно стихло, разморённые жаром Андрей с Татьяной смогла выйти туда, где была долгожданная возможность немного отдохнуть и перевести на прохладе дыхание.
К их появлению, в предбанники произошли некоторые перемены. На веревке, протянутой под потолком, теперь красовались, рядом с поношеными армейскими «штатовскими» плавками Андрея, ещё и выстиранные кружевные, всё еще поражавшие роскошью и красотой, лифчик и трусики Татьяны.
Увиденное зрелище, однако, не только порадовало парочку, подарив каждому секунду интереса к уже знакомым вещам. Оно же заставило беспечных прежде парильщиков, вдруг, обеспокоиться совершенно банальным вопросом собственной участи людей, внезапно оставшихся совсем, как говорится, без ничего.
Выглянув из бани наружу – во двор дома, Пущин увидел на других верёвках, протянутых между столбами, их верхнюю одежду, уже вывешенную для просушки вместе с тем, что сама себе постирала хозяйка еще до их прихода.
Только, закрыв дверь и вернувшись обратно, недолго недоумевал он на счёт того, в чём теперь предстоит выходить из бани. Всё на той же длинной сосновой лавке имелась для них смена белья. И для Пущина и для госпожи Клостер-Фейн. Пусть не такого роскошного какое перед этим сняла с себя в стирку баронесса, но все же достойного быть и на настоящей аристократке.
 – У нас и размер груди одинаковый! – с некоторым удовольствием воскликнула Татьяна, примеряя на себя приготовленную часть туалета.
От стоявшего рядом, Пущина не ускользнуло, что делала она это с явным интересом, и совсем не чураясь такой заботы о ней.
Надев на себя простой, пусть, безо всяких особых изысков, но чистый и опрятный хозяйкин бюстгальтер и потянувшись за остальным, женщина с некоторым сожалением посетовала:
 – Правда, всё остальное, включая спальную сорочку, мне великовато.
Андрей скромно промолчал.
Да и Татьяна, высказавшись, не стала акцентировать разговор на этом своём умозаключении. Ведь, как могло быть иначе, понимали они, если предназначалось бельё для уже пожилой, с годами погрузневшей женщины, всю жизнь занятой тяжелым сельским трудом.
Далее, уже никак не комментируя происходящее, баронесса облачилась в банный халат, заботливо предложенный ей в качестве верхней одежды. После чего стала довольно ловко, со знанием дела, заворачивать свои сырые волосы в полотенце, обернувшееся в тюрбан на её голове.
Андрей же ни на что не мог пожаловаться. Ему было совершенно в пору всё, что оставалось в гардеробе от погибшего много лет назад мужа хозяйки. И даже трикотажный спортивный костюм, заменивший теперь былой «посольский» смокинг.
В хате, куда по тротуару, вымощённому их кирпича, вернулись молодые, их ждали по рюмочки горилки, под нехитрую закуску.
 – За ваше долгое счастье! – как тост заявила Наталья Сергеевна, прекрасно поняв, своим чутким умом, взаимоотношения, сложившиеся между новыми постояльцами. – И постель для вас уже готова.
Она приоткрыла дверь из горницы в спальню:
 – Не стесняйтесь, утро вечера — мудренее.
Никогда в жизни не доводилось ни Андрею, ни Татьяне засыпать на столь мягкой пружинной кровати, да еще с богатой периной и большими пуховыми же подушками. Но и это лишь распалило снова «молодых», в точности по пословице: – «На новом месте — приходи жених к невесте»! Так что еще не скоро они заснули счастливым сном влюблённых, по праву добившихся своего строптивого счастья.
И всё же утром, Татьяна еще продолжала нежиться в постели, когда Андрей уже спустил ноги на пол, выстеленный домоткаными половиками. Тихо, чтобы не разбудить и позволить ей отоспаться за долгие месяцы неприкаянной кочевой жизни, он оделся во вчерашние «треники» и собрался узнать про свой прежний костюм, чтобы в нём идти в местечко по делам.
Минувшая ночь, как ему теперь верно показалось, пролетела, словно по их персональному заказу. Была достаточно тёплой и слегка ветреной. А потому позволила их одежде, вывешенной на подворье, практически высохнуть. Да и утюг в умелых руках вдовы Лимачко помог окончательно привести в полный порядок смокинг Пущина, когда-то дарованныё ему хитроумным дипломатом господином Мэзером. Так что, оставив спящую спутницу на попечении хлопотливой Натальи Сергеевны, тем же утром , Андрей отправился к старым знакомым, поспешив застать их на работе.
И Петр Федорович и Семен Семенович тоже очень удивились внезапному появлению у них знакомого по Алтаю бывшего следователя прокуратуры Андрея Андреевича Пущина, о котором не слышали вообще ничего еще со времен памятного каждому в Кривичах, суда над убийцей Маркелом Городухиным. Однако, нисколько не забыли его ведущую роль в успешном изобличении и поимке душегуба. И очень ценили гостя сумевшего два десятка лет назад отомстить за их незабвенного товарища.
Потому оба, получив приглашение к разговору и собравшись все вместе в светлице дома всё той же вдовы Лимачко, за обедом, приготовленном Натальей Сергеевной, охотно согласились помочь восстановить, поданные им детали.
Вернее, по их точному подобию, изготовить совершенно новые.
В чем не видели никаких особых для себя затруднений:
 – Мастеров сейчас дельных, хоть ими пруд пруди, – услышал Пущин долгожданное заверение. – Всё сделают, были бы только деньги.
И он не стал откладывать договор на потом.
 – Вот этого, пока, хватит? – по-своему поняв, сказанное за столом, Андрей протянул им доллары, оставшиеся от прежних Татьяниных запасов.
И чуть не попал в просак.
 – Да ты что, Андрей Андреевич, обидеть нас хочешь! – отвел его руку с крупными купюрами Федерко. – Тебе сделают и так.
 – Только скажем нашим ребятам, кто фашистского прихвостня и палача разоблачил, ни в чём не откажут, – добавил Гонтарь.
В Кривичах, оказывается, терпеть-то терпели чужака, вернувшегося сюда после долгой отсидки в «Московии». Человека, назвавшегося, неправедно пострадавшим за независимость «Неньки Украины» ветераном-бандеровцем. И представившимся Маркелом Городухиным.
Но и ненавидели его многие из земляков. Не могли простить ни военные зверства при фашистах, ни убийство уже в мирное время водителя Лимачко.
Хотя, были и другие.
Особенно, в местном отделении РУХа, так называемого «Народного движения Украины». Где все прошлые и нынешние беды страны возлагали исключительно на москалей и против них возродили даже свою полувоенную националистическую организацию.
Как выяснил Пущин, она оказалась точным подобием той, что создавал еще Степан Бандера – нынешний кумир самых отвязных националистов.
Вот там-то, выходило, нашел себе современную поддержку давний «крестник» Андрея, теперь получивший немалую власть над такими же как он профашистскими «борцами за независимость».
 – Маркел Городухин у них не просто настоящий кумир и пример для подражания, а вроде бы, даже, как главный советчик, – пояснил Федерко, не раз, что называется, «на узкой дорожке», сталкивавшийся с предателем. – Да и денег у него для «подкормки» молодежи с избытком.
Того же мнения был и Гонтарь.
 – Где только берет «бабки», никому в местечке не ведомо, – несколько задумчиво, как будто до сих пор пытался найти ответ, произнёс он. – Но такой «денежный мешок» без подручных не останется!
...Всю неделю, за которую Пущину обещали выполнить заказ, он почти не бывал дома, где вовсю хозяйничали женщины:
Словно разом помолодевшая за эти дни вдова Лимачко и его «ладна жинка» Татьяна, как назвала ее Наталья Сергеевна, не сидели, ни минуту без дела. То готовили угощения, то хлопотали по дому, а иногда просто выходили со двора, чтобы пройтись по улочкам посёлка.
Андрей возвращался лишь поздним вечером. Зато днем, как на дежурство, он выходил в парк, откуда с одной из аллей был отлично виден новый дом Городухина. Делая это в надежде, выведать истинные намерения бывшего фашистского бургомистра на счёт розыска, пропавших в этих местах обладателей «часов Хроноскописта», ради которых даже не пожалел престарелую тётку Кости Кротова.
Только первые дни наблюдений результата не принесли. Сам Маркел Фатеевич, как понял Пущин, находился в отъезде. А то, что он жил один, подсказали наблюдателю верные приметы логова «бирюка». В том числе – неизменный замок, повешенный на калитке и плотно закрытые ставни на окнах большого каменного особняка, обнесенного со всех сторон кованой оградой.
Даже собак не держит! – заметил Пущин.
Прекрасно при этом понимая самое главное. То, что частые отлучки не могли не наложить подобный роковой отпечаток на нелюдимый образ жизни бывшего и фашистского здешнего «старосты» и колхозного бригадира на далёком Алтае. Догадывался он и о возможной причине поездок Городухина по окрестностям Кривичей. Как и том, что он мог там, столь интенсивно, розыскивать. Потому опасение – быть узнанным, пересиливало в душе Андрея острое желание хотя бы краем глаза глянуть на своего врага!
И все же, как ни ждал исподволь Пущин встречи, как ни готовился к ней, а появление Городухина все равно стало для него полной неожиданностью. Вернее, особенно удивил бывшего следователя районной прокуратуры человек, сидевший за рулем автомобиля, на котором вернулся из очередной поездки Маркел Фатеевич.
Прощаясь за руку, он был вынужден выйти из салона большой новенькой иномарки и перед взором Андрея собственной персоной предстал дипломат господин Рональд Мэзер, явно, чувствовавший себя здесь, как дома! Ведь, вел себя в захолустном поселке Кривичи столичный дипломат вполне спокойно и деловито. Будто и не он вовсе так рвался пару месяцев назад, поскорее уехать за кордон со своими «русскими друзьями» на скоростном «Тисса-экспрессе».
Но вот уже верый «Форд» мистера Рональда с красным дипломатическим номером тронулся от калитки. Провожаемый стариком Городухиным, иномарка вальяжно фыркнула облаком дыма, после чего исчезла за поворотом улицы. После чего Маркел Фатеевич повернулся от дороги к своей калитке, зазвенел доставаемыми ключами и вскоре уже входил в свой особняк.
Тогда как, замерший от недоброго предчувствия наблюдатель стал догадываться о том, что личной встречи с его прежним подследственным в самое ближайшее время точно не избежать!