Батюшка Дон кн. 4 гл. 15

Спустя полгода после возвращения из отпуска по лечению в крымском санатории Григорий Шелехов шёл по Невскому проспекту в Ленинграде и уныло насвистывал модную песенку. Накануне они с Юлией зашли в ЗАГС и поставили государство в известность о том, что спали вместе.
- Тепереча нас двое… - напряжённо размышлял он. - А как мне семью кормить без работы?
Навстречу ему двигался старший лейтенант в щегольской дорогой военной форме с иголочки. Невысокий стройный и с орденом Красной Звезды на груди. Он остановился, впившись глазами в прохожего, закричал:
- Шелехов!
- Што-то не признаю тебя… - признался он.
- Летом сорок второго года мы вместе служили в штрафбате у Калмыкова.
- Извиняй, браток, - пожал плечами Григорий, - не могу вспомнить…
Он обошёл преграду и собирался уйти, но офицер напомнил:
- Лето сорок второго, под Сталинградом!
- Столько народа в том батальоне перебывало!? - извинился он.
После того как старлей рассказал свою историю Григорий его вспомнил. Оказалось, что он был одним из той четвёрки разведчиков-уголовников, что взяли вместе с ним немецкого «языка».
- Если бы не ты - нас тогда всех положили бы в том блиндаже.
- Скажешь тоже… - буркнул Григорий, но было видно, что встреча ему приятна. - И запомнил же!
После того подвига их всех освободили, наградили и откомандировали в обыкновенные строевые части.
- А потом как жил? - участливо спросил Шелехов.
- Затем, пройдя курсы младших лейтенантов, я вышел в офицеры, - с гордостью признался вор.
- Чем зараз занимаешься? 
Молодой «уркаган» таинственно усмехнулся:
- Ишачить за рублики от получки до получки, как вы, из наших ребят никто не будет. Нам надо снять миллион из сейфа и жить на широкую ногу. Того света нет, как нам часто политрук Калачёв говорил - значит, на этом надо всё брать.
- Кто знает, есть али нет…
«Липовый» офицер закурил сигарету союзников и произнёс:
- Я точно знаю, что нет.
- Скоро узнаем…
- Кстати нашего доблестного политрука я недавно встречал, - между делом вспомнил вор: - Отправившись по делам в Одессу, с удивлением увидел в поезде знакомую рожу со шрамом на щеке. Это был Калачёв, теперь проводник вагона, угодливо разносивший стаканы и лихо бравший «на чай». Он, конечно, меня не узнал, и я с удовольствием вложил полтинник в его потную честную руку.
После непродолжительного общения старлей предложил сослуживцу вступить в их воровскую «малину», как тот понял, причём даже на «дело» не выходить, а только для вескости их «подполья». 
- Не хочу, - категорично отказался Григорий, - но мне интересно на твоих ребят посмотреть.
Из скоротечного разговора он узнал, что остальная троица тоже жива.
- Ну, поехали… - согласился он и отошёл позвонить по телефону
Вскоре подъехала блестящая «эмка». Привезли его в подвал, окна в машине были закрыты шторками, как у больших партийных начальников.
- Пускай ребята посмотрят на тебя, - сказал старший лейтенант, - а то ограбят ненароком на улице.
- Грабить меня незачем, - на всякий случай сказал Григорий. - Взять всё едино нечего…
Там сидели настоящие мордовороты, все в матросской форме.
- «Блатные» в Ленинграде почему-то все носят матросскую форму! - удивился про себя Шелехов.
В большом зале со сценой, где он восседал в окружении весёлых однополчан, братьев-разбойничков, шли танцы под аккордеон и пианино. Но на душе у него было неспокойно:
- А ежели они не захотят, штоб посторонний знал их логово?
Справа расположился «старший лейтенант». Слева подсела томная красотка.
- Пить воду с лица можно! - невзначай подумал Григорий.
Потом подошло ещё несколько «офицеров», в том числе из их штрафного. Чествовали гостя шампанским.
- Ить как-никак однополчане! - растрогался он и подумал, - может здеся не все и воры?
Он пил, но не пьянел.
- На вид истые разбойники, - присматривался он, - особенно один, с бычьей шеей силача.
Тот всё поглядывал с подозрением на незнакомца, если не злобно, то очень настороженно и недоверчиво. Об этом Шелехов шепнул своему «офицеру». «Бык» после его взгляда перешёл к другому столу.
- Отчего вы ходите в форме? - спросил он хозяина.
- Для маскировки! - смеясь, ответил тот.
- Вам же нельзя, вы же воры…
«Офицер» сразу стал мрачным.
- А я теперь не вор, а «сука»!
- Как энто? - удивился бывший «зэк».
- Всех наших кто воевал, - разъяснил ему старлей, - в лагерях и тюрьмах не считают за правильных «бродяг»… Коронным ворам западло держать оружие в руках и людей убивать…
- А вы как?
Отчаянный разведчик снова заулыбался:
- Наши как попадают на «зоны» режут воров почём зря, а те нас!
Несмотря на неординарную обстановку Григорий отдохнул отлично, расслабившись он даже рассказал собеседнику о своей проблеме:
- Не могу никуда устроиться на работу.
- Ты же «фронтовик»!
- У меня была 58-я статья…
После вечеринки его отвезли к Витебскому вокзалу, откуда до их с Юлей дома на Загородном проспекте было рукой подать. «Старлей» ещё раз спросил о его решении присоединиться к их банде.
- Не могу! - он остался твёрд. - У меня молодая жена.
- Тем более… Чем кормить будешь?
- Устроюсь как-нибудь…
При расставании бывший штрафник сунул ему какую-то бумажку с номером телефона. Григорий развернул её и с удивлением спросил:
- Для чего она мне?
- Завтра позвони… Скажешь от «Жиги». Тот мужичок кое-чем мне обязан, поможет тебе с работой…
- А вдруг я окажусь предателем и сдам вашу «малину»?!
- Исключено! - заржал довольный «уркаган». - Ты дороги не видел…
- Точно, - согласился Шелехов, - хучь убей меня, я не знаю, куда меня возили на машине.
- На то и расчёт!
Они разошлись по-товарищески.
- Тебя никто в Питере пальцем не тронет... - пообещал «липовый» старлей. - При встречах с нашими скажи: «Старшой штрафного батальона!»
Только дома до Григория дошло, что он гостевал в одной из многочисленных свирепых банд, наводивших ужас на северную столицу.
- Настоящий разгул бандитизма! - сетовали испуганные обыватели.
- Куда только власти смотрят?
Тогда в Ленинграде офицеров раздевали и грабили даже днём, отбирая документы, награды, вплоть до Золотых Звёзд Героев Советского Союза.
- Подойдут, нож к горлу приставят и разденут... - страшные истории обрастали подробностями как дно корабля морскими ракушками.
Григория такие опасения больше не волновали. Тем более по протекции «Жиги» он, наконец, устроился на прибыльную работу на центральный продовольственный склад.
- Как сыр в масле будешь кататься! - сказал дёрганый мужичок.
Через пару лет Шелехов случайно узнал, что в ноябре того года, когда он встретился с бывшими штрафниками, правоохранительные органы разгромили их банду.
- Бандиты наметили, - рассказал знакомый милиционер, - в один день ограбить все сберкассы в городе. Но кто-то их, видимо, сдал. Главарей в числе двенадцати решили было вешать на «Марсовом поле». В последние минуты виселицы убрали и, увезя бандитов в казематы, расстреляли.
- Вешают только изменников Родины, как бывшего генерала Власова… - сказал огорчённый Григорий, - а они за неё честно воевали!
 ***
Бесконечная русская зима продолжалась вечность. Всё больше немецких пленных чувствовали себя на лесоповале морально подавленными. Остатки гордости окончательно покинули бывших высокомерных офицеров Вермахта.
- Как жрать хочется! - подумал Иоганн Майер и горько заплакал.
Единственным шансом на спасение от голодной смерти для него теперь стала унизительная «командировка». Так пленные называли работу в расположенных неподалёку нищих колхозах.
- Там можно раздобыть еду, - признался товарищам страшно похудевший Бабель.
- Я не буду клянчить еду у русских крестьян! - фыркнул гордый Милов.
- Тогда ты сдохнешь с голода! - не выдержал фельдфебель.
- Лучше смерть, чем позор…
На следующий день Майер работал в соседней деревне и зашёл в добротную с виду хату. Попросил молодую хозяйку дать что-либо из еды. Мужчина сидел на табуретке, и было видно, что у него нет ноги. Женщина, указывая на мужа, зло сказала ему:
- Вот посмотри, что вы сделали... Иди отсюда, пока цел!
Инвалид жестом остановил её и сказал:
 - Успокойся, он не виноват. Он такой же солдат, каким был и я, и у него, наверное, тоже есть семья.
Женщина успокоилась и объяснила:
- Мне тебе дать нечего, у самих ничего не осталось. Хочешь свеклы?
Во дворе лежала кучка сахарной свёклы, собранной с огорода. Свёклу запарили в русской печке, пили чай с овощной добавкой. Она дала Майеру три свёклы, он начал есть, приговаривая:
- Danke! Danke!
Пленные на колхозных полях мотыгой и лопатой выковыривали из промёрзшей земли забытый картофель или свёклу. Много собирать не удавалось. Добыча трепетно складывалась в кастрюлю и подогревалась. Вместо воды использовался подтаявший снег. Молодой охранник ел приготовленное блюдо вместе с ними.
- Может, почистим… - предложил он в первый раз.
- Ничего нельзя выбрасывать. - Иоганн давно понял главную житейскую мудрость.
После работы остатки собирались, тайком от контролёров на входе в лагерь проносились на территорию и после получения вечернего хлеба и сахара дожаривались в бараке на двух докрасна раскалённых железных печках.
- Настоящая «карнавальная» еда в темноте, как в детстве! - мечтательно сказал Бабель.
- Давай пригласим Ганса… - напомнил товарищу Майер.
- Он побрезгует, - зло ответил фельдфебель.
- Он очень ослаб...
- Ладно, - согласился Бабель, - зови гордеца.
Большинство пленных к тому моменту уже спали, а они заступили на очередное дежурство около печек. Иоганн, Бабель и Милов сидели, впитывая измотанными телами тепло, словно сладкий бабушкин сироп.
 - Я никогда и нигде, ни в одном месте СССР не замечал такого явления как ненависть к немцам, - немного отогревшись, сказал Иоганн. - Это удивительно!.. Ведь мы немецкие пленные, представители народа, который в течение столетия дважды вверг Россию в войны.
- Вторая война была беспримерной по уровню жестокости, ужаса и преступлений! - поддержал его тщедушный бывший лейтенант.
- Если и наблюдаются признаки каких-либо обвинений, то они не коллективные, - продолжил потрясённый Майер. - Не обращены ко всему немецкому народу.
Он проглотил печёную картофелину. Бабель отчего-то весело рассмеялся, и Иоганн непонимающе уставился на него:
- Я сказал что-то смешное?
- Просто вспомнил смешной случай, - извиняющим тоном произнёс он, - не обижайся…
- Ради Бога!
- Осенью я возил на бывшей нашей «легковушке» одного русского офицера, так как своих водителей у русских не хватает. Еду я один раз в город и тут ломается машина. Я выяснил причину поломки и сказал офицеру, что не могу починить. Мелкая деталь в карбюраторе вышла из строя и нуждалась в замене. Вдруг навстречу едет другая машина. Останавливаю её и мой начальник попросил помочь. Русский водитель глянул, почесал затылок, посмотрел кругом и вырезал эту деталь из свеклы, что росла рядом на поле и сказал: «Тут вам не далеко - доедите».
Милов возмущённо завозился рядом с пылающей жаром печкой.
- Что за бред?! - прошипел он.
- Вот и я, смеясь, спросил офицера, как можно на таком доехать...
- А он?
- Ответил: «Давай попробуем»
- Шутник…
- Я сел за руль, завёл мотор и спокойно доехал до пункта назначения, - выдержав паузу, закончил Бабель.
- Не может быть!
- Теперь я понимаю, почему вы в войне победили! - признался Иоганн.
- Ну, победили они по другим причинам, - подтвердил Милов, - но мы никогда до конца не сможем понять логику русских…
… В начале мая 1947 года они работали в составе группы из тридцати военнопленных в одном из колхозов. Длинные, недавно срубленные стволы деревьев, предназначенные для строительства домов, должны были быть погружены на приготовленные грузовики.
- Меня шатает от слабости! - признался Майер напарнику.
Тот лишь недовольно буркнул что-то в ответ. Ствол дерева они несли на плечах. Иоганн находился с «неправильной» стороны. При погрузке ствола в кузов грузовика его голова внезапно была зажата между двух стволов.
- Как больно! - успел крикнуть он и потерял сознание.
Из ушей, рта и носа потекла густая кровь. Грузовик доставил его обратно в лагерь. Лагерный врач, австриец, был убеждённым нацистом. Об этом все знали. У него не было нужных медикаментов и перевязочных материалов. Его единственным инструментом числились ножницы для ногтей. Врач сказал сразу же:
- Перелом основания черепа.
- Надежда есть? - спросил расстроенный Милов.
- Тут я ничего не могу сделать...
Ожидая завершения столь неутешительного диагноза, Майер долго лежал без лечения в пустом лагерном лазарете. В первые недели боль была просто непереносимой. Он не знал, как лечь поудобнее.
- Я ничего не слышу! - с ужасом констатировал больной.
Речь его напоминала бессвязное бормотание. Зрение заметно ухудшилось. Ему казалось, что предмет, находящийся в поле зрения справа, находится слева и наоборот.
- Мир перевернулся! - признался он Бабелю.
- Причём это случилось в битве на Волге… - произнёс тот.
… Русский врач с середины лета начал регулярно посещать лазарет. Однажды он объяснил Иоганну, что тот будет находиться в лагере до того времени, пока его можно будет транспортировать.
- Я попытаюсь отправить тебя домой, - обнадёжил он пациента.
- Если доживу…
В течение тёплых летних месяцев его самочувствие заметно улучшилось. Майер смог вставать и сделал для себя два открытия. Во-первых, он осознал, что остался в живых. Во-вторых, нашёл маленькую лагерную библиотеку. На грубо сбитых деревянных полках можно было найти всё, что русские ценили в богатой немецкой литературе:
- Гейне и Лессинга, Берна и Шиллера, Клейста и Жан Пола.
Иоганн читал их запоем.
- Кто бы мог подумать, что я смогу впервые читать сколько душе угодно именно в русском лагере! - поделился он с фельдфебелем невиданной удачей.
- Подумаешь, - протянул равнодушный к чтению Бабель, - лучше бы нашёл буханку хлеба…
Как человек, который уже успел махнуть на себя рукой, но которому удалось выжить, Майер жадно набросился на книги. Он прочитал вначале всего Гейне, а потом принялся за Жан Пола.
- О нём я даже в школе ничего не слышал, - сказал он Милову.
- Значит писатель так себе…
Хотя он ещё чувствовал боль, переворачивая страницы, со временем забыл всё происходящее вокруг. Книги обволакивали его словно пальто, ограждавшее от внешнего мира. По мере того, как он читал, то чувствовал прирост новых сил, прогонявших прочь последствия травмы.
- Даже с наступлением темноты я не могу оторваться от книги! - невольно признался он.
- Смотри, посадишь глаза… - ответил Ганс.
Иоганну словно кто-то снял завесу отсутствия ясности, и движущие силы общественных конфликтов приобрели стройное понимание.
- Как слепы мы были! - удивлялся бывший солдат.
Всё то, во что он до сих пор верил, было непоправимо разрушено. Майер начал понимать, что с этим новым восприятием связана новая надежда, не ограниченная лишь мечтой о возвращении домой. Это была надежда на новую жизнь, в которой вновь будет место уважению человека.
- Тебя вызывают на комиссию, - сказал примерно через месяц подошедший санитар.
Её задачей был отбор больных пленных для отправки в Москву.
- Оттуда ты поедешь домой! - пообещал ему знакомый врач.
- Я не верю…
Спустя несколько дней, в конце августа, Иоганн уехал на открытом грузовике вместе с несколькими больными военнопленными, как всегда стоя и тесно прижавшись, друг к другу, в направлении Москвы.
- Лишь бы никогда не вернуться назад! - сказал кто-то.
- Нам повезло, что мы вырвались…
Пару дней он провёл в центральном госпитале для военнопленных под присмотром немецких врачей. На следующий день Майер сел в товарный вагон, выложенный внутри, свежей соломой.
- Пусть этот поезд должен доставить меня в Германию! - молил он Бога, в которого почти не верил.
Во время остановки их обогнал по соседней колее грузовой состав. Иоганн узнал пиленные двухметровые стволы берёз, те самые стволы, которые они массово валили в лагере. Брёвна были предназначены для топки локомотива. Седовласый капитан, сидящий рядом с ним, присвистнул:
- Вот для чего они применяются...
- Как символично без остатка сжигать труд и жизни тысяч людей в паровозных топках! - тихо сказал Майер.
- Почти тоже самое, - добавил капитан, - как посылать их в бой…   
8 октября поезд прибыл на сборочный пункт Гроненфельде возле Франкфурта на реке Одер. Иоганн получил документы об освобождении и направился домой, в полностью разрушенный бомбардировками Дрезден.
- Неужели я вернулся домой из ада войны?! - не верил он.
Через три дня похудевший на сто фунтов, но новый свободный человек Иоганн Майер, после пяти лет войны и плена вошёл в чудом уцелевший родительский дом и сказал сильно постаревшей женщине.
- Здравствуй, мама! 


***
Летом 1947 года сто человек стояли на коленях перед воротами Красноярской транзитки и мёрзли. Накрапывал мелкий противный дождик. С Енисея дул холодный ветер. Они плотнее кутались в поношенные бушлаты и, желая поскорее попасть в тёплый барак, не сводили с ворот жадных глаз.
- Чего они тянут? - спросил Василий Дмитриев по кличке «Шахтёр» самого авторитетного заключённого их маленького этапа.
- Должно быть, ждут прибытия начальника пересылки, - буркнул бывший полковник-танкист Киреев.
После Сталинграда его карьера не заладилась. В 1944 году танковая бригада попала в тщательно спланированную немецкую засаду, и он потерял почти все боевые машины. Его осудили на десять лет и так, как особой нужды в штрафбатах уже не было, отправили в лагеря.
- Сидит, небось, где-то с любовницей и водку пьёт! - сказал он.
- Или лежит! - оживились работяги, на блатном жаргоне - мужики.
Когда тот, наконец, прибыл, главный конвоир приободрился и, предъявляя ему заключённых, громко сказал:
- Большинство бывших военных, замечательные люди. Прошли передовую на фронте. Прошу любить и жаловать.
- Не обидим, - громогласно отозвался начальник.
Неожиданно раздалась отрывистая автоматная очередь, затем вторая. В этом звуке им отчётливо послышалась злая насмешливая ирония.
- Начальник пересылки относится к той породе эмгэбистов, которые «мягко стелют, да жестко спать», - уверенно заметил полковник.
- Хлебнём мы с ним горя! - согласился опытный Василий.
Они прибыли в небольшой посёлок Верх-Нейвинск, который стал объектом особого внимания ГУЛАГа. Здесь начиналась приоритетная стройка, и надлежало срочно, этапировав сюда осуждённых специалистов-строителей, создать здесь новый лагерь ИТЛ-100.
- Прошло два года, как закончилась война, - рассуждали они по дороге в новый лагерь. - В стране ещё царит голод и разруха. Люди живут в землянках, им не во что было одеться, они на себе пашут землю, а руководству страны срочно понадобилась атомная бомба. 
- Сталин не может примириться с мыслью, что США имеют атомную бомбу, а у него её нет! - сказал много знающий полковник.
- Без бомбы он чувствует себя как разбойник без кистеня… - согласился Дмитриев, школьный друг Пети Шелехова.
После ареста в Сталино отца-вредителя он несколько лет мыкался по лагерям и досыта хлебнул горькой доли. На фронт не попал. Вскоре для строительства спецобъекта начали поступать этапы заключённых.
- Специалистов там не больше, чем в штате МГБ юристов! - знал он.
Начальники лагерей под видом специалистов-строителей этапировали сюда не охочих до подневольной работы мужиков и воров в законе. Они не сговаривались между собой, однако, будучи учениками одного учителя, все поступили одинаково, по принципу:
- «На тебе, боже, что нам не тоже».
Ранее прибыло такое количество воров, что мужики были бессильны что-либо сделать, чтобы защититься от произвола. ИГЛ-100 помещался в двухсотметровой длины бараке, где, собранные в большом количестве вместе, они были свободны творить всё, что взбредало в их умы.
- Не нравятся мне эти рожи! - сказал Киреев, когда входили в ворота.
Вокруг стояли «блатные», которые высыпали из барака поглазеть на прибывших. Сам полковник был в чёрной бурке и высокой папахе, которые в сочетании с его высоким ростом, колючим, проницательным взглядом, смуглым каменным лицом с выделяющимся на нём орлиным носом и чёрными усиками-бланже выдавали в нём волевого человека, высоко ценящего своё достоинство.
- Точно зона воровская! - сразу определил «Шахтёр».
Среди прибывших полковник выглядел белой вороной и сразу привлёк взгляды матёрых воров. Те, жадными глазами ощупывая его крепко сложенную фигуру, зарились на бурку и на увесистый чемодан. Но едва они, нагло ухмыляясь, предложили ему поделиться шмотками, как он вызывающе вскинул голову и громко скомандовал:
- Ложись!
Киреев окинул их сверлящим повелительным взглядом и спокойно прошёл в барак, и к нему потянулись недавно прибывшие военные. Они поведали, что в бараке, в котором не было хотя бы дощатых перегородок, разделяющих его на секции, не утихали стоны, крики, вопли истязаемых «мужиков» и густая брань воров.
- Воры не притихли, - пожаловался один бывший майор, - даже когда сюда доставили из побеждённой Германии бывших солдат и офицеров, чьи шинели ещё пахли порохом.
Воров не смутил запах. Они уважали только реальную силу, а поскольку новоприбывшие уже не были во взводах и ротах и в связи с разобщённостью такой силой не обладали, с ними поступали как с последними «фраерами».
- Воры отняли у нас всё, что нашли пригодным... - сказал майор.
- Не может быть! - воскликнул Киреев.
Вчерашние воины, не раз бывавшие один на один со смертью, покорно смирились со случившимся как с чем-то неизбежным и впредь не оказывали сопротивления, когда их били, унижали, делали из них «шестёрок».
- А били и унижали даже за собственную горбушку, если кто из нас съедал её полностью, не поделившись с вором, - раздалось со всех сторон.
На пересылке хозяйничали воры в законе. Начальник не препятствовал, пресекая поножовщину, возникающую между ними и «суками» - ворами, преступившими воровской закон и взявших в руки оружие во время войны.
- Он считает их своими людьми и смотрит сквозь пальцы, видя, как эти советские люди среди бела дня бьют и грабят «мужиков»! - понял Киреев.
Между ними установилось преступное единство, и разобщённым между собой мужикам ничего не оставалось, как смириться с воровским произволом. Многие воры имели ножи и при малейшем неповиновении их воле пускали их в дело, поступая сообразно закону тайги:
- «Умри ты сегодня, а я завтра».
Для ста человек не нашлось ни хлеба, ни баланды.
- Ваш паёк получили воры! - объявил пухлый хлеборез.
Когда они попытались «права качать», им показали ножи, дав понять, кому дозволено качать права. Чтобы впредь они не забывали, кто есть, кто, и не высовывали рога, воры и на следующий день оставили всех голодными.
- Опять наш хлеб и нашу баланду получили воры, - передал Дмитриев.
Ни начальник, ни надзиратели, к которым они обратились за помощью, не предприняли никаких мер, чтобы заставить воров вернуть паёк.
- Начальника наши беды не трогают… - высказался красноречивый Киреев. - Его заверение «не обидим» обрело для нас зловещий смысл.
- Он попустительствует произволу воров, - зло выкрикнул Василий.
Особенно горячился Жора Зябликов. Он был мастером рукопашного боя и рвался самолично пойти к ворам пересылки и принудить их отдать хлеб.
- Не торопись! - остановил его полковник.
- Нужно же что-то делать! - метался Жора.
- Мы ничего не знаем о них, - веско сказал Киреев. - Выходит, что мы придём к ворам как бы с закрытыми глазами.
- А это риск, который может стоить нам многих жизней! - вставил Василий. - В случае неудачи воры нас не пощадят.
Все товарищи были против того, чтобы действовать вслепую, и предложили Зябликову, прежде чем что-то предпринимать, пойти в воровскую часть барака.
- Нужно вступить в непосредственный контакт с его жильцами, - правильно подсказал Василий. - Там узнать, кто из них, на что способен и как поведёт себя, когда увидит взбунтовавшихся мужиков.
Такое предложение не было для Зябликова чем-то исключительным. Обычно ему легко удавалось находить с ворами общий язык. Но он замялся, видимо, чувствуя себя не в меру разгорячённым, опасался, что у него не хватит выдержки стерпеть их беспрецедентную наглость.
- Я пойду. - Киреев вызвался пойти в воровскую зону барака. - Мне приходилось иметь дело с ворами.
Он пошёл к ворам и предложил им сыграть в карты, поставив на банк свою папаху. Воры предложение приняли, видимо, надеясь в два счёта обсчитать сунувшегося к ним фраера.
- Но этого не случится! - был уверен полковник.
Игрок он был не из последних, и дама пик не всегда склонялась от него влево. Игра затянулась, и он имел достаточно времени, чтобы и оценить общую обстановку в бараке и определить значимость отдельных воров. После игры он собрал сотню офицеров и, внимательно выслушав их, сказал:
- Я всё-таки не понимаю, как можно было позволить ворам взять верх над собой. Что с вами случилось?
- Нам приходилось драться в одиночку, - признался бывший капитан-разведчик, - а они всегда нападают «кодлой»…
- Вы не боялись фашистов, били их, а перед какой-то доморощенной нечистью головы согнули и позволили этой нечисти издеваться над собой и людьми! - громил их полковник. - Это настоящее дезертирство!
- Мы не по своей воле попали сюда…
- Вы уклонились от боя. Вас за такое судить бы надо. Но я не судья, судить вас не вправе. Это потом сделают другие, если мы в самое короткое время не сумеем исправить положение и искупить вину.
Киреев предложил им незамедлительно приступить к созданию бригад и отрядов под своим руководством с тем, чтобы объединить «мужиков», дать им почувствовать локоть друг друга и укрепить потерянный дух.
- В единстве сила, - убеждённо сказал он, - а, следовательно, и успех.
До того барак был поделён на две секции: меньшая - воров, большая - «фраерская». В считанные дни в этой большей секции была введена воинская дисциплина. Произвольничать в бригадах стало невозможно. Теперь «мужики», снова почувствовав себя во взводах и ротах, взяли под контроль хлеборезку и кухню, вынуждая воров получать такой же паёк, как сами.
- Пожировали и хватит! - радовались они результатам.
Вместо воровского произвола мужики пытались навести справедливый порядок, но воры восприняли это как оскорбление блатной чести и, злобствуя против него, грозились пришить Киреева и всех его помощников.
- С помощью ножей мы снова возьмём верх в зоне… - решил пахан.
Однажды ночью, улучив удобный момент, «урки» ворвались в их секцию и в одночасье зарезали восемь бригадиров-офицеров. Но ни Киреева, ни его помощников кровавая акция не испугала. Вместо зарезанных товарищей во главе бригад встали другие офицеры и когда воры попытались ещё раз устроить во фраерской секции очередную Варфоломеевскую ночь, послышался зычный голос Киреева:
- Мужики! Покажем им кузькину мать!
Они легко отбили атаку, а вечером, сразу после проверки, он повёл проверенную боевую сотню к воровскому логову и расположил за стенкой, которая отгораживала торец ангара.
- Быть готовыми в любую минуту прийти на помощь, - велел он.
Настежь распахнув дверь и оставив у открытой двери героя Советского Союза Шебалкова, прошёл вперёд, сел за стол и властно потребовал отдать ножи. Ничего не понимая, воры устремили на него удивлённые взгляды. 
- Что это за прыщ на ровном месте?! - сказал кто-то из них.
Они ничего подобного не ожидали и, тараща на Киреева изумлённые глаза, пытались сообразить, что бы всё это значило. Но он им времени на размышление не предоставлял.
- Сдать ножи! - повторил он требование и для большей убедительности показал на окна, за которыми толпились мужики. - Вон там вся зона.
- И что с того? - нахально спросил пахан.
- В случае вашего неповиновения от всех останется мокрое место, - заверил «уркагана» Киреев. - Пощады не будет!
В бараке наступила тягостная тишина. Воры никак не могли решиться на что-то определённое, и полковник, выдержав небольшую паузу, повторил:
- Ну что же вы? «Нос», «Котяра», «Зверь», «Косой», «Люсик»! - громко выкрикивал он их клички. - Мы устали ждать.
Воры не выдержали его волевого напора. Первым поднялся сутулый худой пахан. Он с финским ножом в руках направился к столу. Все «зэки» за окнами замерли. По перекошенному злобой лицу вора было трудно определить, что у него на уме.
- Действия вора непредсказуемы, и может случиться всякое... - насторожился Дмитриев.
Но Киреев был спокоен. Он сидел, утупясь в стол, и ждал. Подойдя к нему, вор покосился на дверь, где стояли Зябликов и Шебалков, а потом резко взмахнул ножом и на мгновение задержал его в воздухе.
- На испуг берёт! - облегчённо догадался Василий.
Полковник терпеливо ждал. Вдруг нож с громким стуком воткнулся в стол. Пахан, зло выругался и вернулся на нары, а к столу стали подходить другие воры с ножами. Они шли к нему с разных сторон, хищно оскаливая зубы и хрипя ругательства, шли, словно огрызающиеся злые волки.
- Ваша взяла! - недобро ухмыльнулся один.
От такого зрелища мурашки поползли по коже «Шахтёра»:
- На это даже страшно смотреть, не то что сидеть за столом, ежеминутно ожидая, что кто-то из подошедших прикончит тебя.
Киреев испытание выдержал с завидным самообладанием. Когда все ножи легли на стол и к нему более никто не шёл, он поднял голову и спокойно, будто ничего не пережил в эти минуты, обратился к ворам:
- Всё сдали?
Воры презрительно молчали.
- Не советую хитрить, - предупредил он их, испытующе вглядываясь в хмурые лица «уркаганов» и выжидая их реакции.
Но воры молчали и он примирительно добавил:
- Ладно. Верю!
Затем пригласил всех «политических» войти и разобрать со стола ножи, после чего поднял на воров глаза.
- А теперь, - обратился он к ним, - у нас к вам деловой разговор. Все мы, сто человек, уже сутки сидим голодными. Наш паёк получили вы. Теперь мы хотим получить ваш паёк. И сейчас придётся одному из вас, кого знают в хлеборезке и на кухне, пойти с нашими людьми и за свой счёт рассчитаться с нами, вернуть всё, что отняли.
- Не дождёшься, козёл вонючий! - прохрипел голос из глубины барака.
- Ну что ж, - пожал плечами полковник. - Не отдадите по-хорошему, возьмём сами. Прямо сейчас я поставлю своих людей на кухню и в хлеборезку, и тогда ты будешь дохнуть с голодухи.
- Ты что буравишь?! - вскинулся на него пахан, что первым подходил отдавать нож. - С тобой воры разговаривают, настоящие люди, а ты их, гнобишь, «фраерюга» поганый...
- Настоящие люди... - криво улыбаясь, передразнил пахана Киреев. - Вы много мните о себе! А поступаете, как «суки», что служат «мусорам»! Глаза разуй. Вот люди! - он головой показал на своих бойцов. - А ты над ними измываешься заодно с «мусорами» и «суками».
На лице вора появились красные пятна, в глазах злые огоньки.
- Ты «суками» нас обзываешь?  - он угрожающе поднялся с нар.
Начали вставать другие воры. Была задета их воровская честь, их обозвали «суками», а подобного бесчестия они не прощали. До кровавого конфликта оставался шаг, Дмитриев, выйдя из толпы, поспешил на помощь.
- Погодите! - выкрикнул он ворам. - Вы неправильно поняли. Ни он, ни мы «суками» вас не считаем. Но согласитесь, так с нами поступать не к лицу ворам. Настоящие всё делают по справедливости.
- Точняк! - раздались хриплые голоса.
- Я знаю их, - продолжил Василий, - я был с ними на «штрафнике» в Богословске и обязан им за то, что, жив остался...
- Ты, когда был в Богословске? - прервал его кто-то из глубины барака.
- В сорок пятом году.
- Кого из воров знаешь?
Дмитриев перечислил десяток известных воровских кличек, а когда закончил, к нему подошёл коренастый вор в жёлтой шёлковой тенниске.
- «Шахтёр?!» - вор повернулся к пахану. - Это правильный «мужик». В людях толк знает и к ворам относится с уважением. Он всю жизнь чалится с нами. Воры Богословска его от себя не отделяли, «мужик» он что надо.
- Без тебя вижу, - прервал коренастого пахан.
Он поднял тяжёлые глаза на Василия и заметил:
- Молодец. Ты правильно толкуешь о ворах. Мы с вами обошлись не по масти. Мы это уже врубили себе, и болтать лишнее ни к чему. Ты сейчас потопаешь с ворами, получишь хлеб, и что там будет с хлебом. Воры с хорошими «мужиками» не бузят! А этому, - он кивнул в сторону Киреева, - втолкуй, чтоб не зарывался. Не то пришьём, как пса поганого.
Полковник на оскорбительный выпад не отозвался, лишь подумал:
- Нужно пощадить самолюбие пахана и сохранить согласие с ворами.
«Мужики» ушли, не слыша за спиной злобного рычания. Вскоре в сопровождении воров суетящиеся «шестёрки» принесли сто пятисотграммовых паек хлеба, и пять вёдер гороховой каши.
- Оказывается, воры тоже могут стать людьми, если с ними поговорить революционным языком, - засмеялся Киреев.
- Просто нужно закрывать глаза на негативное в них, польстить их самолюбию… - заметил Дмитриев. - Я с ними почти десять лет кантуюсь.
На «транзитке», к недоумению начальника, стало спокойно. Впредь воры не возникали. Они вдруг сделались добрее и мягче. Перестали излишне произвольничать над мужиками и даже конфликтовать между собой. 
   

продолжение http://proza.ru/2013/01/28/7


Рецензии
Воров и в Уфе с 1918 года было как песка морского.А в войну грабили в основном тех кто выходил из театра после спектакля иных раздевали до гола.Мне о том расказывал муж двоюродной сестры галины ей 86 лет на сегодня .А его давно уже нет он кажется постарше её.Раз с него там тоже пальто старое сняли после театра.

Игорь Степанов-Зорин 2   08.10.2017 22:41     Заявить о нарушении
Спасибо!

Владимир Шатов   09.10.2017 09:02   Заявить о нарушении
На это произведение написано 40 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.