Чувства поэта

Крутиков склонился над клетчатым листочком, вырванном из альбома с пружинкой, и на одном дыхании вывел:

«Мария, хочу с тобою
Заняться очень любовью
А коль для любви нет места,
Согласен тогда – и сексом»

Получалось здорово. Чувственно, решительно, конкретно. Осталось только закончить мысль, а дальше – дело техники: конверт, букет, надранный с осенней клумбы во дворе, и все это хозяйство – со звонком, да под дверь Машке Укипаловой из третьего подъезда.
Случайно пролетавшая мимо его окна муза глянула на листок, ужаснулась, стремительно ворвалась в открытую форточку и, как в стоп-кран, вцепилась Крутикову в тугую поэтическую жилу. Жила неохотно поддалась, Крутиков затормозил и враз помутнел глазами. В его голове зазвучала унылая музыка, зароились кусочки причудливых фраз и расплывчатых странных образов.
Фразы и образы норовили собраться в стаю и оттеснить на задний план Укипалову в обтягивающих джинсах и тесной майке, заменив ее худосочной бледной дамочкой, стоящей на дорожке в осеннем парке и нервно тискающей в узкой ладони мокрый от слез кружевной платочек. Дама смотрела на Крутикова печально и, одновременно, брезгливо, как на дохлого хомячка,  словно понимая, что с ним каши не сваришь.
Возможно, она даже хворала чем-то серьезным, типа чахотки, потому что взгляд у нее был совершенно больной и тухлый. И от этого взгляда Крутикову стало так погано на душе, что он встал из-за стола, поплелся на кухню, открыл холодильник, достал оттуда початую ноль-семь и щедро плеснул себе в стакан грамм сто тридцать.  Потом подумал, достал из шкафа хрустальную стопку и налил дамочке.
Выпили, он – решительным залпом, дама – неуверенно, маленькими глотками, страдальчески морща при этом брови и нос. Ему сразу ощутимо полегчало, дама тоже слегка порозовела, и в ее взгляде на Крутикова стали появляться проблески робкой надежды.
- Ну, между первой и второй, - процитировал он гениального народного поэта, и они повторили.
Гостья окончательно потеплела взглядом, лихо подтянула юбку, куда-то спрятала платок и уселась к Крутикову на колени, обхватив его рукой за шею.
- Вот, так-то лучше, сестра! – Воодушевленно подумал он и честно разлил остатки водки.
На глаза ему вдруг попался давешний листочек.
- Стих, - вспомнил Крутиков. – Дописать!
- Ну что, пишем? – Поднял он глаза на вконец развеселившуюся гостью.
Та задорно подмигнула ему, и в голове у Крутикова мгновенно отлилось, как в бронзе:

«А если и сексом не хочешь,
То голову что морочишь?
В общем, решайся, Маша,
Сбудется ль встреча наша?»

Разрумянившаяся, как маков цвет, дама одобрительно хлопнула крепкой ладошкой о ладонь Крутикова, потом, глянув на часы, торопливо засобиралась, неуверенно вспорхнула с его колен и, со второго захода вписавшись в форточку, вылетела прочь. А вдогонку ей неслось торжествующее:

«А если ты мне откажешь,
Сама же себя накажешь.
Опасней на свете нету,
Отвергнутых чувств поэта!»