Попытка Искренней Помощи 3

                3

                Нет, не только сострадание двигало ее безудержным желанием во что бы то ни стало спасти жизнь юноше. Моей подруге было двадцать шесть лет, и материнское чувство говорило в ней уже давно и громко. Я никак не мог ей здесь помочь, и честно ей об этом сказал в первый же год нашего знакомства.
                Также я неоднократно предлагал ей забеременеть от любого выбранного ею мужчины, говорил ей, что приму роды и усыновлю ребенка, но этот сценарий пришелся ей не по душе. Она, правда, попробовала один раз с кем-то из ее бывших приятелей. Потом пришла под утро, забралась ко мне в постель и до рассвета прорыдала в подушку.
                Через пару дней я уже знал, что она не понесла. И не решался сказать ей, потому что она, очевидно, решила держать свою измену в секрете до последнего.
Ее трагедия была морального плана. Из-за этой-то моральной подоплеки, с которой я был несогласен, я дистанцировался от ее трагедии. Бурная юность привела девушку к аборту. С моей точки зрения, операция была сделана очень хорошо.
                Миамори не только осталась жива, но и сохранила способность к деторождению. Поэтому я не видел в этом никакой трагедии.Она же считала, что совершила страшный грех. И теперь, по ее разумению, Бог наказывал ее жизнью с бесплодным мужчиной, который к тому же еще и жил с другим мужчиной. Понятно, что идея меня, как наказания кому-то, а тем более любимой женщине, мне совсем не льстила.
                Тем более, что я не считал аборт грехом. Если суждено этому ребенку родиться именно у тебя, то он и родится. Не в этот раз, так в следующий. А не суждено – то может и не аборт, а с лестницы упадешь – и все. И нет ребенка. В случае с моей подругой явным подтверждением моей теории было то, что в ее будущем я ясно видел ребенка. Ту же самую душу, которую она считала загубленной по собственной вине.
                Итак, идея о том, чтобы прижить дитя от какого-то другого мужчины казалась ей позорной попыткой избежать справедливого наказания мной.
                Поэтому-то она ничего не сказала мне о своей вылазке. Не хотела, чтобы я узнал о ее слабости, где жгучее желание иметь детей перевесило смиренное желание принять наказание бесплодным мужчиной.
В мои мысли ворвался голос Иммаюла.
                - Деми! Я нашел сущность высокого уровня, которая может помочь провести операцию.
                Я, было, обрадовался. Сущность представилась хирургом с длинным дополнительным названием, после перевода которого я понял, что он специализируется на «лечении животных, вывезенных с Млечного Пути». Я понял, что он имел ввиду нас.
                Для обид не было времени. Однако, надежда погасла окончательно, когда из его долгих переговоров с Иммаюлом я услышал фразы «у этой формы жизни элементарно сделать обводной канал вокруг пораженного участка» и «подключить к... аппарату для контроля над...», а после того, как он дал список инструментов для операции и лекарств, которые помогут в выздоровлении, где помехи в эфире были понятнее, чем названия химических соединений, я попросил Иммаюла поблагодарить сущность, и прервать связь. Понимаю, что он искренне пытался помочь, но пробел знаний был слишком огромным. «Элементарно» оказалось многоуровневым понятием.         
                Спать больше не мог. Вглянул на лицо моей подруги, на котором даже во сне застыла мука. Дался ей этот мальчик. Абсолютно изуродованный. Весь переломанный. Веточка, растоптанная лошадиным копытом. Она толкает меня на лечение, которое высосет из меня всю жизненную силу и при этом нет никакой гарантии, что я добьюсь успеха. Но она уже влюбилась в этого мальчишку, стоит над ним, плачет, убирает у него волосы с лица. Потом смотрит на меня и во взгляде ее ясно читается упрек – ты не можешь сделать мне собственного ребенка, так отдай мне этого.
                Все считают меня колдуном с неограниченными возможностями. А я – самоучка. Прочитал какое-то количество книг, и применяю на практике полученные знания, подкрепляя их, ну пусть неординарными, но не всеобъемлющими способностями. Трупы в подземелье вскрывал, чтобы узнать из чего состоит человек. Тогда же, как сейчас помню, это было еще до того, как встретил Скумберлата, проломив трупу череп и разбираясь с содержимым, я в ужасе обнаружил, что у людей, оказывается, в мозгу нет генератора волн.
И тогда я понял, почему в детстве, на мой вопрос о том, слишит ли отец голос океана, он отвечал мне: «Ерунда, сынок, у океана нет голоса». И я вспомнил, как глупо тогда себя чувствовал. Это все равно, что если бы я отметил, какое сегодня голубое небо, а мне бы сказали – «не фантазируй, мальчик, нету никакого неба».
                Оказывается люди не могли воспринимать ни низкочастотных колебаний, ни радиоволн. Они не слышали голосов кварца и гранита. Не слышали металлов. Не воспринимали позывных космоса, которые постоянно слышал я, настраиваясь на разные частоты естественной регулировкой органа, которого не было у людей.
                С годами я научился держать язык за зубами. Может, это помогло отцу, который перестал шикать на меня, и краснеть перед людьми, когда я говорил какую-нибудь очередную с их точки зрения глупость, но это совсем не помогло мне. Очень даже наоборот. Чем дольше я жил среди людей, тем сильнее я чувствовал себя изгоем.
                Оглушенный открытием, я тогда долго просидел в одном из холодных, мокрых и темных коридоров подземелья под моим замком. Где-то среди ночи меня нашел Намигур. Я поднял на него заплаканные глаза, и тихо сказал: «Теперь я знаю, почему ты спотыкаешься в темноте. Оказывается, ты в темноте ничего не видишь…» - Старый палач аккуратно поднял меня за локоть: «Я тебя везде искал. Где ты был-то? Пошли спать, парень.»
                Я выяснил, что не был человеком.
                С этим пониманием мне предлагалось жить дальше.
                И я стал жить. При этом продолжал изучать людей, но люди не сделали ничего для того, чтобы поближе изучить меня. Даже мой отец, самый близкий мне человек, отказался это сделать. Чего же тогда было требовать от других? Они нарекли меня колдуном, магом, чернокнижником. Они распустили обо мне слухи, которым удивлялся даже я сам. Они сами создали своего дракона и поверили в него.
                И вот теперь эта молодая женщина, пошедшая на поводу у всепроникающей молвы, просит меня спасти юного акробата из бродячего цирка.
                У акробата сломан позвоночник.
                А меня упрекают в том, что я не могу щелкнуть пальцами, и поставить его на ноги за пять минут.



                Чарут пришел в себя три дня спустя.  Обрадовавшись этому, я тут же послал в Оронтейн за Кальмате.
                И первым, что мальчик спросил, придя в себя, было: «Где Бургур?».
                Миамори стала разговаривать с ним, успокаивая, рассказывая, что случилось. Чарут пытался что-то ответить, но закашлялся. В тот день приходили его родители, я дал им пообщаться с Чарутом, и поскорее выпроводил.
                Его пробитое легкое не давало мне покоя. И я не знал, что делать. Продолжать наполнять его энергией? А застрявший кусок кости?
                У мальчика был жар. Через несколько часов ему стало холодно. Я водил руками по его телу, слушал его организм и заметил, что вспотел он только на верхней части тела. Живот и ноги были сухими.
                «Иммаюл, что это значит?»
                «Я думаю, что это связано с точкой повреждения спинного мозга.»
                Предположение Иммаюла в какой-то степени объяснило ситуацию, но мало чем помогло. Также из опытов я знал, что при повреждении спинного мозга могут начаться спазмы мышц. И ждал этого со страхом. Со спазмами мышц я справляться не умел.
                Миамори с Натакруной то снимали с него одеяла, то снова накрывали. Чарута лихорадило.
                Я сидел у его постели и понимал, как мало я знаю о человеческом теле, и как беспомощен я перед серьезностью его травм. И что мне придется отключить его хотя бы на ночь, чтобы дать отдохнуть нам всем.
                Наутро приехал Кальмате.