Старшина сборов спортсменов. гл. из пов

               

    Очередная весна на подходе. Всё чаще задумываюсь о дембеле. Вот-вот закончатся сборы и по частям. Ну, что же, дослужу в части положенные месяцы. Осенью домой. А в части, наверное, письма от родителей лежат, ждут меня, и может от Ларисы Князевой, моей подружки детства.
     С подачи мамы,  начали мы переписываться с ней. Она уже на третьем курсе физико-математического факультета в педагогическом институте в Кирове. Я в армию, а она в институт. Молодец. Возможно, у нас с ней что-нибудь и получится. Какая она сейчас? Ведь расстались, когда нам было по десять лет. Фотография, полученная мной от неё, вряд ли отображает действительность. Похоже, что она очень худенькая, а мне нравятся девушки мясистые, упитанные. Чтобы, как говорят украинцы ,,берёшь в руки, маешь вещь”. Ну, да ладно, время покажет.
    Неожиданно, вот, опять это слово, меня вызвал к себе начальник спортивного клуба, на разговор, как было сказано.  Я заволновался. Что ещё такое, провинился в чём, промашку допустил? Виделись-то мы с ним всего несколько раз, да и то больше на соревнованиях, да в столовой. Я дежурным по столовой был и лихо, по всей форме, доложил ему о количестве обедающих и отсутствующих спортсменах, о причине их отсутствия. Похоже, что мой рапорт понравился ему.
   Захожу в кабинет. Сидит, что-то пишет. Докладываю, что прибыл мол, по вашему приказу. Поднимает голову, кивает:
    - Проходите, сержант. Садитесь, я сейчас, минутку подождите, закончу.
Сижу, жду, гадаю. Закончил, наконец.
- Вы, как я понимаю, в этом году демобилизуетесь. Так?
- Так точно, товарищ майор, демобилизуюсь.
      -  У меня к вам будет, вот какое предложение. – он встал из-за стола и, поглядывая на меня,  начал  ходить по  кабинету.
 -  Я хочу, чтобы вы стали старшиной сборов спортсменов. Ваш старшина, по семейным обстоятельствам, вынужден покинуть нас. Он  переводится в Россию. Вы закончите Вашу службу здесь, в должности старшины сборов. Мною был сделан запрос в часть, в которой вы служите, и мне охарактеризовали Вас с самых положительных сторон. Если даёте согласие, то  с завтрашнего дня приказом по спорт. Клубу, Вы вступаете в должность.
      Я, поражённый этим неожиданным предложением, смотрю на него.
-  Как же так, товарищ майор, - несколько несвязно, говорю я. – Я ведь всего  сержант. А на сборах собраны более 130 человек, и многие имеют звание не только сержантов и старшин, но и лейтенантов и даже капитанов.
      -  Ну, из офицерского состава я никого не имею права ставить на должность старшины. Это сугубо сержантско-старшинская должность. - Сухо произнёс майор. - А то, что Вы  сержант, не должно смущать Вас. Главное, утверждённая командованием должность.  Многие офицеры, даже не имея должного звания, занимают достаточно высокие посты.
    Я задумался. Должность старшины налагала на меня большую ответственность. Надо ведь как-то управлять таким количеством солдат и офицеров, каждого со своим характером, нравом, отношением к службе и служебной субординации. Какой-то сержантик будет тут командовать. Сомнения большие возникли.  Справлюсь ли?
Мои размышления прервал майор:
-  Если будут возникать какие-то трения или неподчинения, Вы знаете, что армейская дисциплина достаточно жёстка и спортсмены-военнослужащие, которые находятся на более мягком положении, ввиду пребывания на сборах спортсменов, вряд ли захотят  терять возможность полноценных тренировок, под руководством хороших тренеров. В случае неповиновения или нарушения дисциплины, они будут отчислены в часть. Так что не тушуйтесь и принимайте дела у старшины сборов. Завтра будет зачитан приказ о Вашем назначении. Ваша служба будет продолжаться здесь, в Вюнсдорфе. Телефонограмма в часть будет отправлена.
    Так неожиданно для себя, я стал старшиной сборов спортсменов Группы Советских Войск  в  Германии. Высочайшая ответственность и, конечно же, хлопотность. По сути, я стал завхозом, хозяйственником, только военным, со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами.

   На другой день, я принял от старшины дела и заботы: койки, тумбочки, стулья, матрацы, одеяла, простыни, подушки, наволочки, полотенца и разную другую мелочь, вроде швабр, тряпок, стиральных принадлежностей, репродукторов, лампочек, и тп. Барахла набралось весьма порядочно. Помимо складского помещения у меня появилась собственная каптёрка, в которой были кровать, шкаф, стол,  тумбочка, пара стульев. Отныне я стал  временным  владельцем собственной комнаты размером два на четыре. Ребята из моей команды, весьма завистливо отнеслись к моему возвышению, втихаря называя   куркулём.
    В мои  обязанности входили несколько задач. Утром и вечером необходимо было проверять списочный состав солдат, сержантов и офицеров, находящихся на сборах, для чего дневальный подавал сигнал общего построения. Все спортсмены, по командно, выстраивались на первом этаже  в длинном коридоре нашей казармы и  капитаны команд докладывали мне о численности команд, о отсутствии кого-то, по той или иной причине, об отъезде команды на какие- нибудь соревнования, или возвращению кого-либо в часть. 
     В этом случае я должен был снять солдат с довольствия, обеспечив их на какое-то время сухим пайком. Для такого дела у меня был специальный чемоданчик.
    Оформив документы на командировку, я топал на продовольственный склад, и получал положенные продукты. Это было, как правило, сахар-рафинад, различные   рыбные консервы, тушёнка говяжья и свиная, галеты, хлеб. Для офицеров выдавали копчёную колбасу, разные паштеты. Как ни честно я работал, а всё равно начали появляться излишки того или другого. То  капитан команды не соизволил   подойти, а время поджало,   то ввиду небольшого расстояния  при поездке команда решала обходится без пайка, то просто забывали о пайке.   
    Другой мой чемодан, большой, не для ходьбы на склад, а другой, стоящий под кроватью, стал постепенно наполняться, консервами и сахаром.  Хоть и кормили нас хорошо, но прознав, о имеющихся у меня запасах, нет-нет да и прибегал вечерком кто нибудь ко мне из команды за доп.  пайком. Ну и я, хочешь не хочешь, а прибегал к внутреннему содержанию банок с консервами. Иногда баловался и колбаской. Не удивительно, что мой весок, стал постепенно расти, и, через несколько месяцев, я стал настоящим легковесом с 65-ю моими килограммами. Васечкин махнул на меня рукой. Мастер из полулегковеса не получился, а в лёгком мне не скоро удастся показать мастерский результат.
    Занятость старшинскими делами, у меня была не ахти какая, и я пару часов, с 10 до 12, умудрялся тренироваться вместе с командой.
В мои обязанности входили назначения дневальных, распределения рабочих нарядов на переборку овощей на складах: картошки, лука, моркови, свеклы и капусты. Наряды на разгрузку песка или угля с вагонов на жел.станции и, по необходимости, погрузку на машины.  Так же, как и на службе в частях,  я обязан был ежедневно посылать двоих солдат для работы на кухне или в столовой.  Всё это по строгому графику, чтобы никого не обидеть. Лучше всех, конечно жилось офицерам. Они были освобождены от всех видов работ. Оттренировавшись, занимались всяк своими делами. Вечерами уходили в офицерский клуб, в кино, а то и в немецкий ресторан наведывались. Для них дисциплина была явно ослаблена.   Не жизнь, а малина.
    Ну, а я  тешил  себя рыбалкой на Вюнсдорфском озере и вспоминал времена сборов спортсменов, когда я познакомился во время рыбалки с очаровательной молодой немкой, 22летней Бригиттой Кауфман, юной вдовой.
    Едва выйдя замуж и не прожив с мужем и трёх месяцев, она потеряла его. Работник какой-то фабрички, год назад он погибает в результате аварии.
   Между нами возникает взаимное притяжение, и я, первый раз в жизни влюбляюсь настолько, что появляются мысли о женитьбе. Она тоже не  против, тем более, что в сексуальном плане, я, молодой и сильный вполне устраиваю её. Но судьба распоряжается по-своему. В скором времени наши сборы спортсменов разгоняют по частям, и  я только через четыре месяца   вновь появляюсь в  Вюнсдорфе  на сборах по штанге. Первым делом я бросаюсь к милой Бригитте и узнаю, что она вышла замуж за  некоего Ганса, и теперь она уже не Кауфман, а фрау Шульц.
    Кончилась моя любовь. Надо ли говорить, что я очень долго переживал и сильно болел душой и сердцем. Остались одни сладко-горькие воспоминания.
     продолжение следует...