Куриная история

У каждого времени свое лицо. Я почему - то люблю вспоминать шестидесятые, которые не только стали символом моей юности, которая была окружена светлыми и звонкими песнями, но была согрета добротой людей, которые жили вокруг меня.
Моя родная Прокутка казалась мне одной большой и дружной семьей, потому что все горести и радости делили пополам и не было ничего удивительного, что однажды после обеда к моей матери в гости зашла тетя Лена Журавлева и чуть ли не с порога сообщила сногосшибательную новость:
- У меня все куры посреди ограды лежат кверху лапами.
Мать моя, человек с трудной судьбой, даже пришла в замешательство, так как она по привычке горе чужих людей воспринимала как свое собственное.
Лишившись родной матери в начале тридцатых, которая стала жертвой голода, она росла и воспитывалась в семье моей прабабушки с моими тетками и дядьками , примерно ее возраста, так что лиха хлебнула немало,
но, несмотря на это всегда была чрезвычайно чутким и душевным человеком, так что все соседки ее считали лучшей подругой.
Даже вечно хмельная Нюрочка  Круглова всегда с ней уважительно, первая здоровалась.
- Ты к нашему ветеринару  Ветрову не обращалась? - спросила мама у тети Лены. - Может он твоему горю поможет? Все - таки ветврач, обязан домашней живности помощь оказывать.
- Он поможет бутылку водки выпить моему выпивохе Ивану. Другой помощи не дождешься, - парировала слова моей мамы тетя Лена.
- На днях у меня был, кастрировал поросенка. Я ему за работу деньги даю, а он мне в ответ говорит, мол, жидкая валюта им больше ценится. Выдул целый графин настойки и даже не поморщился, - продолжила свой рассказ тетя Лена.
- Мой Иван так и норовит после этого настойку пригубить. Сегодня утром у нас целая война с Иваном из -за этой настойки получилась.
Тетя Лена прошла в передний угол, уселась на крашеную лавку и продолжала свое повествование:
- Я с хлебом из магазина возвращаюсь, открываю двери в избу, а Иван мой сидит на кухне, целый ковш настойки налил и сидит, кайфует.
И куда я только  эту настойку не прятала, везде находит. Ему бы работать в уголовном розыске, всех воров бы на чистую воду вывел.
Я лично знала  дядю Ваню Журавлева  и добрее существа не было на свете, хотя его,  как и мою мать, судьба его не особо баловала. Он прошел войну, был в плену и мне  почему- то  в память запал один его рассказ о том,  как фашисты издевались над нашими пленными.


- Было это в Калининских болотах, - рассказывал дядя Ваня. - Нас из лагеря гоняли на болото мостить гати. Немцы от безделья любили себе устраивать представления, особенно один здоровенный охранник по этой части был большим специалистом. Как правило, доведя нас до места работы, он выдергивал двухметрового верзилу и вел к ближайшей воронке, до краев наполненной водой.
Нас в лагере почти не кормили и от голода прежде всего страдали люди внушительных комплекций. Немец доводил свою жертву до воронки и под дулом автомата заставлял несчастного окунать свою голову в воду.
Пленный безропотно выполнял команду своего мучителя, и минуты через три с безумными глазами выдергивал свою голову из воды. Немцу видно это доставляло удовольствие, и он безудержно хохотал.
Продолжалось это до тех пор, пока жертва не наглотавшись воды, падала без сил у воронки.
Дяде Ване удалось бежать из плена, потом он еще три года воевал на фронте.
- Однажды мы пошли в наступление - рассказывал мне дядя Ваня - и я получил легкое ранение в руку. Когда бой закончился, и мы заняли вражеские окопы, наш командир взвода, молоденький лейтенант, отправил меня и пулеметчика Васильева своим ходом в тыл на перевязку.
Идем мы по полевой дороге в направлении невесть где заблудившегося медсанбата и, несмотря на раны, радуемся минутной передышке.
У меня через плечо перекинут надежный ППШ, Васильев тоже вооружен винтовкой.
И вдруг на дороге мы замечаем двух молоденьких женщин, везущих на санках довольно внушительных размеров шкаф.
Когда они с нами поравнялись, то мой напарник Васильев первым с ними поздоровался и предложил наиболее смазливой прогуляться с ним до ближайшего стога соломы. Парень он был видный и редко какая женщина могла устоять перед его напором.
Тут случилась незадача: женщины повели по отношению к нам на редкость агрессивно и враждебно, будто мы не освободители, а самые лютые враги.
Такое поведение женщин, которые всегда радовались появлению солдат, нас несколько озадачило и Васильев мне говорит:
- Слушай, Иван, мне кажется , что в шкафу кажется кто- то сидит. Давай проверим, все от фронта бегут, а эти бабенки к передовой сами прутся.
- Давай!- говорю и здоровой рукой , несмотря на яростное сопротивление бабенок, распахиваю двери шкафа
и вижу перепуганное лицо немца с огненно - рыжей бородой. Я почти машинально передернул затвор автомата и всадил очередь в немца.
Тетя Лена, женщина на редкость словоохотливая, продолжала маме рассказывать свое утреннее  происшествие.
- Взяла я бутыль с настойкой и как мне ее не было жалко, вылила ее вместе с ягодами у крыльца, потому что Иван не успокоится, пока ее всю не выпьет.
Удивительно устроены сельские жители. У них всегда чувства стоят на первом месте и по части эмоций они переплюнут любого артиста.
Не зря великий русский поэт Николай Рубцов о сельских жителях выразился так: - В деревне виднее природа и люди!
Но искреннее людей, чем мои соседи, я больше никогда не встречала.
- А я, кажется, догадалась, почему у тебя, Лена, куры кверху лапами лежат - говорит мама соседке. - Они склевали ягоды от настойки и опьянели.
- А я хотела сейчас пойти и курам бошки посворачивать, - отвечает тетя Лена и стремительно выскакивает из нашей избы.
Через пять минут она возвращается и говорит: - Куры живы!

Фото из архива Нины Рачевой, со слов которой записан этот рассказ.