отрывок из романа Tramontana, или Как я сходила за

АРИСТОКРАТ И ГРАНХЕРО.

С одной стороны, этот эксперимент, проведенный экспромтом, показал, что если вы хотите новых лиц - их будет у вас, с другой, лицо это может оказаться вам совершенно и не нужным. Опять-таки, плюс в том, что такие встречи - результат обоюдостороннего желания, процент несовпадений, безусловно, велик, но он учитывается априори, и потому воспринимается со здоровой философической иронией. Что плохого в том, что два, а как в нашем случае и три, человека встречаются, знакомятся, проводят за беседой и чашечкой кофе немного времени, возможно, в данный момент их жизни - это самый приемлемый вариант расцветить серый будень, напавший из-под тишка. И хоть первый наш блин он-лайн знакомства оказался комом, мы не отказались от выбранного направления - мало того, решили более серьезно и обстоятельно подойти к делу. Еще раз, уже критически и без спешки, заполнили предлагаемую на сайте анкету, где указали, кого конкретно мы ищем, для баланса поведали и о своем внутреннем мире.
Теперь время, проводимое за компьютером, возросло, что не радовало, приходилось тратить его (и часто впустую) на ведение диалогов с претендентами, которые поначалу казались нормальными мужиками. Но одна-две "нечаянно" оброненные фразы, где-нибудь на третьем сеансе связи, ставили все на свои места. Выяснялось, что человек на том конце провода или зациклен на сексе и ничего, кроме этого самого секса ему душу не греет, либо завернут на прошлой пассии и говорить предпочитает только о своей утраченной  иллюзии. На предложения встретиться от откровенных уродов отвечали молчанием, переместив "контакт" в папку "игнорируемые". Отметали и явных альфонсов, а в окрестностях их было пруд пруди. И вот оказывалось, что при всем богатстве выбора глаз остановить особенно и не на ком. Выключили ком, взяли тайм-аут.
...До передачи "Гранхэро буска эспосо"* оставалось еще часа три. Это телешоу мы смотрели с интересом. В мой первый приезд, в ноябре,  я застала лишь несколько завершающих серий предыдущего сезона, а с января транслировался сезон новый, и фактически с первых сюжетов я вошла в курс дела, так сказать. Передача нравилась, пропускать ее было жалко, но и сидеть дома без дела - глупо. Заниматься декором интерьера было бесполезно, а ужин уже стоял в духовке.
___________
*Гранхэро буска эспосо (исп. granjero busca esposa) - фермер ищет жену.

  Решение, как с толком провести время пришло, как это ни раз уже бывало, нам одновременно: выйти погулять. Слегка  тронув  губы блеском, мы вышли на улицу. Строители, вероятно, уже закончили и покидали  свой, вот уже два года никак видонеизменяющийся,  объект. Дружно жизнерадостно поздоровались третий раз за сегодняшний день.

Шли вдоль Ониар, сегодня река выглядела иначе. Обычно тихая, скорее ручеек, чем река, она неслась бурным потоком, раздалась в боках, бурлила, будто доказывая свое "непростое" происхождение. Не заметили, как очутились на перекрестке с указателем сторон света. Мы пойдем на север, там уже некто ходит и ищет именно нас. Интересно, кто он?
Мы остановились на углу дома, стеклянным мысом-витриной  врезающимся в площадь неподалеку от пужяды* доменец. Подпускали к себе молодого мужчину в черном длинном пальто с белым шарфом, обмотанным несколько раз вокруг шеи. Незнакомец следил за нами уже несколько кварталов.
- Разрешите представиться, - учтивый поклон, вместо привычных уже чмоков - элегантное прикосновение  к руке. - Марк, поэт.
Сестра поддерживала светский разговор, я наблюдала. Скрывать он не стал - да, выбрал нас не случайно, ищет музу, и сегодня произошла эта долгожданная встреча (музой стала Вера).  Мы воодушевились, ведь не каждый день музами назначают. Отошел шага на два, голову чуть набок, прищурился, встряхнул головой: "Гуапас!"* Да, мы тоже так считаем. И тут же: "Нет, не гуапы".  "А хто?" -  мы выдохнули. А он громогласно: "Гуаписсимас!"* Ох! Встретимся завтра, в ресторане с модным названием "Бистрот". Марк придет с товарищем, который любит и знает русскую культуру и будет таки благодарен за время, проведенное в нашем обществе.
Следующий день пролетел как-то незаметно. Близился час свидания с прекрасным. Решили соответствовать, оделись для коктейля, однако без излишеств. Пополнению гардероба способствовали начавшиеся недавно традиционные февральские скидки. На мне было купленное в максмаре оригинально платье, длину, скорее ее отсутствие, и сложный крой "уравновешивал" спокойный цвет мокрого асфальта, Вера была "затянута" в шелк цвета увядшей розы лейбла подороже. Изменять своим сапогам на высоких каблуках я не собиралась, поэтому была чуть выше сестры, предпочитавшей обувь "на тихом ходу" (чувствовалось тлетворное влияние "испанской" эмансипации). Уходя, предупредили своего мальчика, чтобы в десять как миленький ложился спать, ключ в замочную скважину не вставлял, придем поздно.
__________
* Агреаблё (фр. agrйablement) - приятно.
* Пужяда (кат. pujada) - подъем.
* Гуапас (исп. guapas) - красотки.
* Гуаписсимас ( исп. (разг.) guapissimas) - красивейшие.

Когда мы зашли в ресторан, сидевшие в непосредственной близости от входа мужчины как по команде повернули головы в нашу сторону. Мы прошли к столику в глубине зала, где встали двое: вчерашний поэт и симпатичный молодой человек со следами начинающейся  полноты. Оба улыбались, последний облегченно выдохнул. Поздоровались по-испански, Марк сразу же спросил, хотим ли мы есть. Верка не подумала и отказалась, сославшись на поздний час (а было начало десятого), позволила нам лишь чай без сахара. Я с укоризной посмотрела на нее: "Вот ведь, а могли поесть". "Ну, лопухнулась", - ответила она мне. Кавалер, "любящий и знающий русскую культуру", заржал. На столе появились четыре чудовищно большие тарелки с фирменной пиццей этого заведения. Пицца у всех была разной, разрезанная на четыре части. Обменялись кусками. Веселье начиналось! Много говорили, пели, смеялись. Наш новый знакомый с удовольствием демонстрировал  свое превосходное, надо сказать без иронии, знание русского языка. Говорил он почти без акцента, грамотно строил фразы, перемеживал свою речь пословицами, фактами из истории государства российского. Поведал нам, что работает в школе, но не в Жироне, а в Санта-Коломе, преподает физику. Да, еще один физик, но симптомы как-то дальше развиваться не стали. Уф!...
Наш столик явно вызывал интерес у окружающих. Часам к одиннадцати бистрот забился до отказа. К нам подошла девушка, знакомая Марка, выдала какие-то флаеры. Оказалось, пригласительные в соседнее кафе, где в полночь начнется музыкальное шоу - исполнение фламенко. Такое пропустить - ни за что!  Марк читал свои стихи, эмоционально. Мы сидели, пытались уловить настроение. Даниэль, кстати, товарища Марка так звали, подшучивал, играя роль он-лайн переводчика, и, казалось, слегка переигрывал. В конце одного из стихов Марк треснул кулаком по столу - точку поставил. Мы с Веркой разом вздрогнули. Надвигалась очередная трамонтана, не иначе.  Как-то вмиг на лице поэта стали проявляться черты Lluisa, такие же черные круглые глаза... ма-а-маа....
Марк вскочил и убежал куда-то. Даниэль спокойно оплатил счет, заказал еще по бокалу вина. Все в порядке, беспокоиться не о чем. Через минуту Марк с прямой спиной опустился на свой стул, у столика материализовалась пожилая женщина-хиппи. Обратилась к нам, представилась: "Старинная знакомая Марка". И продолжила.
- Рекомендую вам, - указала кистью на Марка, сидевшего с застывшим лицом, - аристократ, нет, это не кличка такая, в прямом смысле - представитель "голубых кровей", из фамильи старинной и знатной, порядочный, умный, талантливый и  ну совершенно безопасный молодой человек.
- Спасибо, очень приятно, мы это уже и так поняли.
Засиживаться не стали, вчетвером вышли на улицу. Вел Даниэль. Мы удалялись от фламенко, это было ясно. Пришли к зданию крытого рынка. Даниэль погладил рукой по металлической стенке какого-то агрегата, стоявшего под козырьком у входных дверей. И тут -  в пластиковый стаканчик тонкой белой струйкой потекло молоко! Стаканчик мне, стаканчик Вере, Марк себе налил сам, хозяин автоматической коровы тоже выпил. Более того, из отверстия сбоку выпала полуторалитровая бутылка, которую наполнили первоклассным цельным молоком специально для нашего мальчика. А Вовка без молока дня прожить не может! Может от неожиданности, "неизбитости" момента, нам это все показалось каким-то удивительным фокусом, мы искренне, как две маленькие девочки, были в восторге.
- Так Даниэль, ты гранхеро!
Он оживился, ему понравилось.
- Да, - говорит. - У моей семьи семьсот коров, в двенадцати километрах от Жироны вместе с родителями живут, пасутся. А недавно, вот в Италии этот аппарат прикупили, так посмотрим, сколько сегодня продано - сто три литра, неплохо.
И опять гладит стеночку.
- А откуда такой "продвинутый" русский, и песни поешь, и крылатые цитаты из популярных фильмов нашего отечественного кинематографа к месту вставляешь.
Да, не удивляемся уже, конечно же, девушка, москвичка, познакомились в сети. И ездил к ней, и жил совместно с невестой и мамой ее в московской хрущевке несколько месяцев. И расстались, но русский язык так на сердце лег, продолжил изучение, ходил два года в языковую школу, надо же, в ту же, что и Вера сейчас посещает. Ну, очень симпатичный мужчина... Марк начал зевать. Поник, поскучнел. Слушать фламенко ему уже не хотелось, мы же втроем, напротив, были в ударе.
Пришли в кафе, сели поближе к эстраде. Здесь уже пили только апельсиновый сок, все равно как-то за вечер намешали: вино, кофе, молоко, сок. Заиграла музыка. Зазвучали гитары, музыканты, харизматичное трио, смотрели, казалось только в нашу сторону, кивали, двигались в такт музыке. Закончив первую пьесу, пожилой гитарист с седой косицей, перехваченной резиночкой, сообщил всем присутствующим, что следующая песня исполняется специально для прелестных компани* Марка и Даниэля. Да, страна знала своих героев. Сдерживаться не стали, зажгли. Марк снова оживился, придвинулся к Вере. Танцевал он однозначно хуже, чем читал свои стихи. Муза начала нервничать.
________
* Компани (кат. company) - спутницы.

Выручил Даниэль. Что-то сказал поэту, тот подошел к нам.
- Спасибо за чудный вечер, устал, работал, творил, пойду отдыхать. Готов провести, как подобает джентльмену, пардон, сеньору.
- Нет-нет, ну что ты. Мы так хотим еще немножко здесь послушать, - поцеловали по очереди Марка в щеку.
Через минут пять пошли и мы. Даниэль провел нас до рынка, посмотрел в сторону аппарата, глаза его чуть прищурились, как у кота на солнышке.
*****
Марк предпринял вторую попытку. Муза не давала ему покоя. Позвонил и пригласил Веру прогуляться. Оставаться наедине с ним она еще «побаивалась», ну и опять же, что же мне сидеть одной, когда такая погода стоит. С удовольствием встретимся с тобой, Марк, погуляем втроем. Прекрасно, договорились, в девять часов вечера, на ставшем для нас уже привычным месте встреч – площади Каталонии. Он будет с другом. Сюрприз – друг хорошо говорит по-русски, скучно не будет.
Мы любили этот уютный городской уголок. Небольшая площадь, в центре – фонтан, окаймленный красочной клумбой, сейчас вовсю цветут анютины глазки. Скамейки по периметру детской площадки, газетный киоск – ничего особенного, но посидеть «на солнышке», никуда не спеша, побеседовать – многие лица здесь уже примелькались.
Солнце уже давно скрылось за горизонт, однако было довольно тепло, безветренно. Марк должен был приехать на машине. Вера все еще находила новое, рассказывая о своем путешествии в Марокко, она говорила, я слушала, обе отвлекались на подъезжающие к площади машины. На компактную беленькую милилитражку внимание не обратили – она то уж никак не могла быть «марковой», тот – гигант, и авто у него наверняка помассивнее.  Но… водительская дверца открылась, и боковым зрением мы увидели выпрямляющегося, как складная рулетка, поэта. Это невероятно – как он в ней поместился!? Теперь мы уже смотрели в упор. Со стороны пассажира вышел стройный молодой мужчина.  Направились в нашу сторону.
...Где-то в самом центре солнечного сплетения у меня появилась бабочка, и начала порхать своими крылышками…
Я чувствовала одновременно и восторг, и досаду. Обменявшись с Верой взглядами (она тоже была под впечатлением), я "держала лицо", ненавязчиво смотрела на нового знакомого. Высокий, с атлетической фигурой, он передвигался грациозно, даже чересчур. Разворот плеч, посадка головы - он не шел, он нес себя. Пластику движений подчеркивала его одежда - она казалось второй его кожей. Тонкие черты лица, настоящая улыбка, черные глаза, немного высоковатый голос - я погружалась в этого человека, как в зыбучий песок*. (* При попадании в зыбучий песок, так же как и в болоте, нужно попытаться лечь на спину, широко раскинув руки. Выбираться необходимо медленно и плавно, не делая резких движений)
Поздоровались, не нарушая традиции, Хуан-Вера-Маргарита, представились друг другу, рукопожатие, чуть дольше, чем положено, ощущение нежной твердости. Не сговариваясь, пошли в глубь старого города, и вроде бывали здесь уже десятки раз, хоженные-перехоженные улочки, а вышли на незнакомую. Темно-зеленая тень от сырого остова, некогда бывшего домом, груда камней, заколоченные грубые деревянные ставни на узких окнах, единственный источник освещения - луна на безоблачном велюровом черном небе. Таким, как этот переулок, эта часть города была еще совсем недавно. Жить здесь было не престижно. Дома, возраст которых исчислялся несколькими столетиями, нуждались в серьезном, капитальном ремонте. Сквозь небольшие окна солнечный свет внутрь практически не попадал, помещения были мрачными, сырыми и холодными, далеко не везде был камин - уют и тепло. Старая Жирона реставрировалась, обновлялась, оставаясь внешне средневековой, за фасадами уже текла другая жизнь: комфортабельная и высокотехнологичная. Здешняя недвижимость, некогда не стоившая "и доброго слова", стала элитной.
Мы спускались вниз по взрытой каменистой поверхности почти на ощупь, к стенам еще пока заброшенных домов прижимались машины. Из-под колес одной из них нам наперерез выбежала кошка и застыла на месте. Остановились и мы. Если кошка черная, прежде чем двинуться дальше, лучше найти прутик, разломать надвое и бросить в разные стороны —  «разомкнуть», освободить путь. Или обернуться вокруг собственной оси, можно еще скрестить пальцы правой руки либо взяться за пуговицу. По поверью, это убережет от темных сил. Но тут темно, а ночью, как известно, все кошки серы. Кошка потянулась, выставила сначала одну лапу, затем другую - размялась - и юркнула снова под ту же машину. Через воображаемую черту я прошла, держа правую руку в кармане, указательный палец потирал средний.
 Хуан был рядом, и одномоментно эфемерен, он говорил, что давно уже так не гулял по Жироне, может десять или пятнадцать лет, что живет в прибрежном городе, учитель, бывал у нас в стране, зимой, с юмором вспомнил свою ночную прогулку через весь город. Я шла рядом и слегка ругала себя за то, что "не предвидела", не подготовилась и не предстала во всеоружии, а иду в обычных джинсах, волосы подняты в "конский хвост", без макияжа, а любимая туалетная вода хуговумен утреннего нанесения наверняка уже улетучилась. Вот, поняла, почему я испытала чувство досады, когда его увидела.
Несколько минут, проход под аркой - и мы снова на заполненной людьми улице,  за стеклами кафе и ресторанчиков интимный свет, звуки музыки, облака сигаретного дыма. Марк поднял руку и указал на одно из окон дома, мимо которого мы проходили. Фасад дома выходил на небольшую неправильной формы площадь. С одной стороны, под сводами аркады, мощеной плоскими прямоугольными камнями, стояли столики, кресла уже были собраны и  высились, составленные одно в одно у стены ресторана. Сейчас все посетители находились внутри, прохладно для вечерних посиделок. А днем здесь довольно многолюдно. С другой стороны, также пройдя через арку, располагался муниципальный театр. На стене у входа, непримечательного, как дверь в обычный подъезд, висели несколько афиш а-третьего формата. Спектакли идут, но редко. По крайней мере, за все время пребывания в этом городе, проходя мимо бесчисленное количество раз, я не наблюдала здесь ни малейшего оживления. Но Вовка с классом ходил. Культпоход в этот храм искусства стоил двенадцать евро, давали Шекспира. Чтобы приобщить школьников к прекрасному, из Ромэо и Джульетты сделали двух обкуренных тинейджеров, излагавших свои мысли на сленге. Но кончили они по сценарию классика - хреново. Третью сторону площади формировал дом, вплотную примыкавший к зданию с рестораном. Первый этаж был приспособлен под магазин дорогого чая, дорогого вина и дорогих сигарет. На первом этаже "нашего" дома, стоящего напротив, -  магазин обуви,  тоже отнюдь недешевой. Утолить бы свое любопытство и посмотреть, как выглядит покупатель, который позарится на ту пару, с виду самых обычных, кед за 350 евро. Обо всем этом я успела подумать в промежуток между жестом и последовавшими за ним словами Марка: "Там шикарная квартира."
Мы посмотрели вверх. Окно могло бы стать украшением моей фотоколлекции. Огромное, шириной метра три, не меньше. Горизонтально вытянутое, полуциркульное по форме оно заявляло о своей принадлежности к эпохе Возрождения. Одетое в раму цвета мореного дуба, выставляло напоказ частную жизнь хозяина. Или, скорее, владельца. И не жизнь, а как мне показалось, занятие его. Освещенная достаточно для того, чтобы даже с улицы видеть внутреннее убранство, эта комната с высоченными потолками скорее была не гостиной, а залом-галереей. На стенах висели картины, на пилонах-подставках стояли бронзовые статуэтки и гипсовые бюсты, с потолка свисали золоченные люстры, сверкающие хрустальными водопадами. Должно быть и мебель была старинная, антикварная. Но отсюда была видна лишь верхняя часть резного посудного шкафа, за стеклом которого красовался фарфор. И понеслась моя птица-фантазия. А что, если там, за этим окном, давным-давно, изящно присев на трехпалый стул «строцци», опершись о высокую спинку, Лопе де Вега читал свою пьесу "Собака на сене" какой-нибудь прекрасной донье. А та возлежала на резной кровати с высоким балдахином и умоляла автора дать ей передышку - от смеха. И вот уже скинут тугой корсет, жемчужное ожерелье рассыпалось по полу, прекрасное тело под кружевной мантильей манет, и ложе прячется за плотными занавесями.         
               
О женщина, услада из услад
И злейшее из порождений ада,
Мужчине ты и радость, и награда,
Ты боль его и смертоносный яд.

Шикарная квартира - это лишь начинка. Да и о вкусах можно было бы поспорить, почему же нет. Без сомненья, дорогая мебель, антиквариат, изысканные аксессуары, сложный декор делают пространство рошкошным. И при наличии желания и средств можно практически любую квартиру сделать шикарной. Нет в этом для меня ничего интересного. Но вот дома с историей, с настоящими действующими лицами, дома, где витает особый дух, где стены пропитаны мощной энергетикой людей известных, людей-легенд, вот это заслуживает внимания. Одним из таких домов для меня был особняк Саввы Мамонтова на Садово-Спасской улице в Москве. Городская усадьба известного мецената была одним из культурных центров столицы конца 19 столетия. А спустя век особняк занял полиграфический институт. Я училась там. И вот, слушая лекции по мировой литературе и по теории и практике редактирования, я "слышала" бас Федора Шаляпина и виртуозную игру Сергея Рахманинова. В одной из аудиторий, некогда бывшей салоном, был потрясающей красоты потолок, расшитый дубовыми балками на квадраты. В углу сохранился майоликовый камин. В доме крупного промышленника и страстного любителя искусств были написаны полотна, хранящиеся сейчас в крупнейших музеях мира, ведь желанными гостями, друзьями Саввы Мамонтова были Врубель, Поленов, Серов, Васнецов - имена из школьных хрестоматий...
Зашли в кафе "Катедраль", в то, где мы с Верой выпили по чашечке кофе, первого моего жиронского кофе в кафе. Рядом, у стены старинное фортепиано, Марк увидел наш взгляд, брошенный на  инструмент, спросил: "Играете?"
-  Да, Вера музицирует, - я была рада, что предоставился такой случай, и выразительно посмотрела на сестру. - Время от времени, играет русские романсы. У нас дома, когда бывают семейные праздники, она аккомпанирует, а мама поет.
 Марк мгновенно встал, удалился и через несколько минут вернулся в сопровождении официанта, в полупоклоне услужливо открывшего маленьким ключиком крышку пианино. Вера немного посомневалась, дала себя поуговаривать. Коснулась клавиш состарившейся клавиатуры. Инструмент был расстроен, некоторые клавиши западали - от этого "Мохнатый шмель" звучал как-то по-иному, непривычно, я бы сказала надтреснуто, без должной залихватости. Вера попробовала сменить настроение, заиграла "Октябрь" Чайковского. Я сидела, как на экзамене, боясь пошевелиться, и чувствовала необъяснимое волнение своей сестры, которое странным образом передавалось мне мощной накрывающей волной, у меня даже покраснели щеки. Мужчины сидели молча, они, должно быть, впечатлились. Вера закончила играть, Марк подставил свою руку, подвинул стул, ладонь из своей не отпускал и пристально смотрел в глаза - его Муза еще и на фортепиано играет! И вдруг неожиданное предложение: "Хотите сейчас на море? Там и поужинаем. До побережья минут сорок, несложный расчет - до двенадцати вернемся назад."
Дорога была свободной, видно желающих ехать ночью на море в феврале было не много. А мы ехали! Марк рулил, отбивал на руле такт веселящей его песни, Вера сидела впереди, я сзади. Сидела-полулежала, смотрела на еле уловимые очертания невысоких неясных гор, на светящиеся точки, пунктиром разбросанные вдалеке, то ли это свет в окнах домов или, может, это фонари. С нами поравнялся большой черный мотоцикл, мотоциклист улыбнулся, помахал рукой в перчатке. И улетел. Теперь и мы пели вместе с Марком. Серпантинно проехав по уже угомонившемуся городку, казалось, случайно  выехали к морю. На пляже никого не было, что не удивительно, ночь, февраль. Море волнительно дышало, набегавшими волнами с шумом шлепало о камни, выступающие из воды. По рыхлому песку подошли к самой кромке. Захотелось попробовать рукой  воду, не сдержалась, разулась и побродила с полминуты. Но так и не определила, холодная ли. Над головой искрились мелкие блестки звезд. Зимней ночью на пляже средиземного моря я была впервые, ощущение чего-то неминуемого запульсировало в горле.
По улице, уходящей от пляжа вверх, ехали  две минуты, остановились у подъезда ступенчатой "многоэтажки" - четыре, три, два, два... Поднялись на верхний этаж. Дверь открыл... Хуан. В прихожей у стены стоит горный велосипед: был бы с нами Вовка, ясно предпочел бы провести время с ним, чем с нами. Прошли в гостиную. Одна стена - стеклянная - это раздвижные двери на террасу, вазоны с пышными кустами, а там, вон там - лунная дорожка на морской глади. В комнате небольшой беспорядок, но интересно: сбоку стоит печка-буржуйка, кожаный диван и кресло, на стеллажах книги и сувенирная мелочевка из разных стран, на стенах репродукции Дали, винтовая лестница  куда-то в потолок. Поднялись на крышу и – очутились в ботаническом саду: деревья, большие и поменьше, цветущие лианы, лимоны, как желтые фонарики, и самый «ценный» экземпляр, остролистный, экзотичный, без него сад не сад… А над головой звезды. Сейчас, в феврале, здесь кущи райские, что же весной, даже представить трудно.
Курьер доставил заказ: по коробочкам - китайская еда. Я мужественно пыталась питаться. Марк и Вера перекидывались шуточками, ловко орудуя палочками отправляя какие-то водоросли в рот. С китайской едой я не дружу, но соблюдала приличия. Наблюдая за моими мучениями, Хуан сказал, с извинительной интонацией, что ночью, к сожалению, только это и доступно. Но, если не нравится - заставлять себя не надо.
- Пойду, приготовлю что-нибудь сам.
 Поэт и его муза ужином были довольны, наливали себе уже из второй бутылки. Им было весело. Хуан принес большую плоскую тарелку с салями и вяленым мясом, салатницу оливок. Оливки стали исчезать волшебным образом, Вера оценивала эти, сравнивая с теми, которые ела в Марокко. Марк стал ей активно помогать - дегустировали. Хуан достал красивую металлическую коробочку. Марк заулыбался. Вера с посвященным видом присоединилась и тоже понимающе смотрела. Я ждала продолжения.
Закурили: Марк буднично, Верка с прилежанием, Хуан чувственно. Я пропустила. Зачем переводить хорошую вещь - все равно не умею, как ни старалась. Весь седьмой класс училась, одноклассники заботливо помогали, никак навык не давался. Достала телефон - кадр получился! Хуан в красной шапке сантаклауса, в отставленной руке тонкая сигарета - сейчас он так схож с Дали. Он это знает.
"А почему, собственно, я не участвую в этом процессе? - подумала я. -Отказываюсь от рекреации, достигаемой отнюдь не традиционным способом, для меня, конечно же". И протянула пальцы к заветной коробочке. Хуан-Дали скрутил для меня тонкую папироску. Я затянулась. Дым клубом вырвался обратно, у меня повлажнели и покраснели глаза. Спрятать свою неловкость за поспешной второй затяжкой Хуан мне не дал.
- Нет-нет, не надо, еще одну затяжку через минуту и все, - он встал со стула и присел рядом со мной на диван.
Никакого "прихода" я не чувствовала. Чего ждать - и сама не знала. Закрыла глаза, слушала себя. Но в голове, кроме картинки из далекого детства ничего не возникало. Мне тогда было лет тринадцать-четырнадцать, я проводила летние каникулы у бабушки и дедушки в поволжской деревне. На соседней улице жила семья моего дядьки по отцовской линии. Как-то, зайдя за двоюродной сестрой, чтобы пойти на речку, я увидела своего кузена с соседом-приятелем. Оба подростка сидели во дворе на бревнах и курили, кивнули, мол, давай присоединяйся. И стали смеяться... Позже оба досмеялись до мест не столь отдаленных. А то, что так их веселило росло здесь же, на огороде.
- Мне кажется, что на меня не действует, надо добавить, - произнесла я и по гладкой поверхности дивана заскользила плечом.
Хуан положил мне под голову небольшую тугую подушечку. И убрал куда-то в закрома блестящую коробочку. Марк с Верой что-то обсуждали - то громко, с вызовом, то шептались, как заговорщики. В их дуэт я не вписывалась. Стрелки на часах двигались как-то не равномерно. Замирали, неслись галопом или вовсе исчезали. Захотелось пить.
- Я сейчас тебе принесу, - хозяин квартиры был очень заботлив.
Через трубочку я потянула напиток молочного цвета. Холодная струйка с приятным освежающим вкусом разлилась по языку, пощекотала нижнее небо.
- Может кофе хотите? - обратился он к парочке. Те хотели все и всегда и утвердительно закивали головами.
- Пойду, приготовлю, - и снова удалился на кухню.
Вдруг мне показалось, что Хуан зовет меня. "Наверное, хочет, чтобы я помогла ему приготовить кофе." Кофеварка стояла на глянцевой поверхности рабочего стола, кофейные зерна были рассыпаны причудливым узором, словно кусочки мозаики, которые художник подобрал для своего будущего панно... Хуан смотрел, как я указательным пальцем двигаю друг к другу кофейные зернышки, выкладывая из них сердечко. Вдруг он взял меня за запястья и слегка притянул к себе. Моя бабочка в солнечном сплетении сильнее захлопала крылышками. Сделав несколько шагов,  не отпуская моих рук, он сел на стул, стоящий у стены. Я стояла перед ним, вплотную. По рукам невидимыми нитями шло электричество. Он прислонился головой к моему животу, и я перестала слышать свою бабочку. Она, бедняжка, увидев его так близко, упала без чувств и затихла. Хуан поднял голову, его глаза были еще чернее, ужасны и нереальны. Я физически ощущала наступающую невесомость, мне казалось, что отпусти он сейчас мои руки, я оторвусь от пола и повисну в воздухе. Я смотрела в его глаза и проваливалась в зазеркалье. В бездонный темный колодец. И летела туда вверх тормашками. Падение было таким стремительным, что я еле-еле успевала за собой. Прикоснулась к его губам. Тронула их сначала слегка, как бы пробуя, не обожгусь ли? И еще раз, языком провела по его зубам. Мощное желание, рывками выталкивалось, перекручивалось в горле. Я словно была под водой, и единственный мой шанс не утонуть, не захлебнуться - забрать у него весь воздух. Я задышала глубже - мне нужно его дыхание, чтобы выжить, спастись. Оторваться от него было уже не возможно. И вдруг я раздвоилась.
Я целовала Хуана и я со стороны смотрела на нас. Вот так волшебным образом зависла над полом и наблюдала, как я, высвободив руки, одной держала его за шею, проводила по затылку, пропуская сквозь пальцы волосы, другой  гладила спину, прижимала к себе. Никого и ничего вокруг. Со стороны получалось красиво, как в кино. Захотелось и самой прочувствовать - слилась с собой. Теплая волна накрыла с головой, я окончательно потеряла спасательный круг своих "ненужных" принципов. Сейчас есть только он, его глаза, руки, дыхание. Запах его кожи выключил мое сознание, и заработала генетическая память. Такой свободной и счастливой я могла быть только в прежней своей жизни. В жизни, пронеслась которая миллионы лет назад. Когда на берегу теплого моря до изнеможения меня любил сильный мужчина с такой же упругой, гладкой кожей, пахнущей свежим ночным ветром и морским прибоем. С сильными руками, чувственный и страстный, повелительный и нежный, бесстыдный и кроткий. И то, что рождалось в глубинах тела, вырывалась наружу стонами и криком, шепотом прекрасных слов. И обвивали мои тонкие руки его крепкую шею, а губы, начав здесь свой путь, спускались все ниже и ниже, упиваясь соленой влагой, чтобы дойдя до прекрасного в своей первобытной красоте начала вознести на вершину блаженства его, своего единственного и несравненного... И тогда, лежа на спине и широко раставив руки в стороны, я вовсе не старалась спастись из зыбучих песков...
- Я добавил в кофе молока, - Хуан протянул мне чашку.
Я подняла голову с подушки. Длинная тонкая стрелка настенных часов, по-солдатски чеканя шаг, монотонно отмеряла секунду за секундой. Вера сидела в кресле, поджав под себя ноги, держала перед собой чашку с ароматным напитком, смотрела на Марка как-то мягче обычного, с доверием. Поэт был за это ей благодарен, нежными интонациями читал очередные стихи. В этот раз, точно о прекрасной, разделенной любви.
Моя бабочка очнулась, вздрогнула крылышками. Пора прощаться - она уже могла командовать. До свидания, будет свидание?  я охотно прилечу, поманите лишь. Ветреная бабочка.
Возвратились в Жирону как и планировали, в полночь.