Эссен. Из записок пожилого туриста

                ЭССЕН.
        (Памяти Бориса Вильнера)
     Поезд погрузился в сумрак вечера, за окнами вагона мелькали огни придорожных строений,  размытых туманом уличных фонарей, реклам. При короткой остановке на мгновение возникло название платформы "Эссен"... Не сразу, но вдруг в памяти проявилось: Эссен, боже мой, ну конечно же, Эссен! В Эссене  живут Борис и Дина Вильнеры...Вернее, жил Борис (Царство ему Небесное!), и живет Дина,, мы только что с Верой их вспоминали, ступив на Германскую землю! Это - ЗНАК!
   ...Когда я получил письмо из Германии от Бори Вильнера (а было это еще в Симферополе, незадолго перед  нашим отъездом в Израиль), появилось желание навестить его на новом месте его пребывания. Боря писал, что они неплохо устроились, что он принимает активное участие в жизни еврейской общины ( что меня нисколько не удивило, энергии у него всегда было, хоть отбавляй!), описывал особенности немецкого образа жизни, и был бы рад поддерживать со мною связь...
Но когда представился случай осуществить задумку, Боря уже ушел в Мир Иной: внезапная болезнь крови, и не стало хорошего человека!
   С Борисом меня связывала долгая совместная работа, переросшая в теплые дружеские отношения... Он сыграл довольно серьезную роль в моем становлении специалистом в области развития сельских электросетей в Крыму, (Я писал об этом в рассказе «Страсти по Крымской АЭС»).
Помню его  первое появление в моем микроскопическом кабинетике в здании Крымэнерго на улице Горького (Сейчас в нем Музыкальная школа)... Дверь, словно, вихрь  распахнул! Вошел энергичный молодой человек, улыбающийся во весь рот, голос его заполнил всю мою комнатушку: "Здравствуйте, Одесса, Сельэнергопроект!Здесь можно увидеть Заикина Валерия Дмитриевича?!" При слове "Одесса" я мгновенно переполнился расположением к своему гостю, сыпавшему шутки направо и налево! Мы мгновенно нашли общий язык: мы оба, только – только что, возглавили отделы в своих организациях, и это была первое наше серьезное задание! Он вселил в меня уверенность в успехе нашего мероприятия по обоснованию сельских нагрузок в Крыму, и смело рисовал радужную перспективу развития теплично - парникового хозяйства в плане превращения Крыма во "Всесоюзный огород" (голубая мечта тогдашнего Первого секретаря Крымского обкома КПСС Николая Карповича Кириченко).. С этого и повелось!
    Бывая в Одессе, я всегда останавливался у Вильнеров. Мне отводили крохотный кабинетик (вообще, квартира у них была маленькая, и наглостью с моей стороны было стеснять их, но радушие семьи Вильнеров было безмерным, и мне казалось, что они рады моему присутствию в их доме). У Бориса была роскошная библиотека, и мне, библиоману, доставляло огромное удовольствие рыться в большом книжном шкафу, брать в руки какой-нибудь вожделенный том и пробегать глазами страницы...
  Красавица Дина, с огромными темными глазами и плавной неторопливой походкой, старалась угостить меня чем- нибудь "одесским", не подозревая, что я далеко не гурман, но я не скупился на похвалы, тем более, что мне это ничего не стоило...
    Последний раз с Борисом мы встретились, когда приехали с Верой 1-го апреля, кажется, 1993 года на "Юморину", он организовал нам номер в гостинице "Спартак" на Дерибасовской, и мы распили с ним бутылку коньяка "Одесса" в его кабинете, уже зная, что он отбывает в Германию. "Здесь уже нечего делать!" -словно оправдывался он, -"Все рушится! Заказов у института нет, скоро начнутся сокращения, доберутся и до нас, "стариков"! (О нашем с Верой отъезде тогда еще и речи не было!) Помянули наших коллег по "Перспективному развитию...", так рано ушедших из жизни: Валю Глейзера, из Харьковского Энергосетьпроекта, Кривушкина..."Как устроюсь, сообщу!"- обещал он. На том и расстались...Как оказалось, навсегда...
  ...В Дортмунде я нашел в записной книжке телефон Дины и позвонил ей. По голосу ее я понял, что она растерялась в первый момент, но сразу же взяла себя в руки. "Из Дортмунда в Эссен 20 минут на поезде," - сказал я, - "Я хотел бы положить камни Израиля на могилу Бори"..."Я вас встречу!" - ответила она, -"Только скажите, когда..."
   Когда мы вышли на платформу, я увидел женщину, совсем не похожую на ту Дину, которую я знал, хотя Вера ее сразу узнала. Горе придавило ее к земле, глаза потухли, седина преувеличивала ее возраст. Мы прошлись по центру города, который был некогда вотчиной знаменитого Круппа, сталелитейного магната... Город и сейчас остался крупным промышленным центром, с типичным европейским лицом... Мы остановились у здания старинной синагоги, с гранитным, порыжевшем от времени, фасадом, поражающим своим величием. Я вспомнил, что в путеводителе читал об удивительной акустике  зала этой синагоги, в любых концах которого слышен даже шопот. Здесь вел неуемный Борис свою общественную деятельность в последние годы своей жизни, упокоившись у входа в еврейскую часть кладбища, что свидетельствовало об уважении к нему местной еврейской общины. Мы постояли у его могилы, обрамленной стелой черного мрамора, на которой золотым тиснением был вычерчен замысловатый знак и аббревиатура поминальной молитвы, я помог Дине полить подсохшие туи вокруг могильной плиты, и положили несколько камушков с Ашкелонского пляжа.
   Заехали к Дине домой, ее напряжение, вызванное нашим внезапным появлением, спало, и мы разговорились...Дочь ее, Мариэта, с мужем и внучкой, живут в этом же городе, без них Дина ни шагу, не владея немецким языком (Борис закрывал ее во всем своей спиной)...Особенно тесно ее опекает внучка, но живет Дина самостоятельно, круг знакомых очень мал, а с руководством общины отношения испорчены (кто-то упрекнул в слишком дорогом памятнике Борису, хотя Дина помощи на него у общины не просила, "наши" дела!). Никак не оправится от потери дорогого человека, главы семьи, без которого жизнь свою не представляла. Вспоминали наши встречи, как Борис помогал извлекать Вериного брата Женю из больницы, как приходил к ним наш сын Юра, когда служил при штабе Одесского военного округа)...Дина проводила нас на вокзал, и мы попрощались с теплыми чувствами, может быть навсегда.