Ночь с шестого на седьмой день

       Незадолго до полуночи Джен достаёт листы ватмана и гуашь. Ей хочется рисовать маслом, но масляных красок в доме не осталось: она не бралась за рисование примерно с тех пор, что и Лотта - за пение, и уже не думала, что они пригодятся.         
       В голове у неё пока нет никакой чётко оформившейся идеи, только неясные обрызы и музыка в наушниках. И она прислушивается скорее к образам, чем к музыке, старается понять их, запомнить, сохранить...


       Сон Лотты тревожен. Сначала на видит только какие-то смутные тени, похожие на очертания города в сизом тумане или дыму. Ей кажется, она узнаёт это место, и что-то ей не нравится. Не нравится настолько, что она из-за всех сил старается проснуться, понимая краем сознания, что всё это сон. Но ничего не выходит, и она погружается в этот город всё глубже, и он, постепенно проникая в её сознание, становится всё отчётливее, как будто кто-то наводит резкость в невидимом объективе. 
       И Лотта видит, что город рушится. Город, казавшийся огромным и прочным, превращается в руины прямо на глазах. Огромное, ярко-алое солнце зловеще и холодно пылает на тёмно-сером небе, и свет его окрашивает гибнущий город кровавым. Высокие серые здания рушатся молниеносно, оставляя, кажется, лишь столбы взметнувшейся серой пыли и щебня, отовсюду летят обломки камня, стекла и железа, откуда-то слышатся крики людей - приглушённые, как из старого радио. Лотта хочет бежать, но не знает, куда, да и ноги её не слушаются. Наконец ей удаётся найти в себе силы сделать глубокий до головокружения вдох, - и она словно выныривает на поверхность. Очертания города снова становятся смазанными, размытыми... Откуда-то издалека вдруг слышится глухой стук.
       Лотта рывком садится на кровати, судорожно вдыхая воздух. Сердце стучит неестественно быстро, руки дрожат, влажные волосы липнут ко лбу... 
       Она босиком выходит из комнаты, чтобы побыстрее налить себе воды, и сталкивается в коридоре с Марком.
- Не спишь? - глупо спрашивает Лотта.
- Услышал какой-то стук в комнате Дженни. Как будто бы что-то упало... Эй, а что это с тобой?
       Лотта быстро облизывает пересохшие губы и незаметно поёживается.
- Так ничего... приснился кошмар.
       Дверь в комнату Джен приоткрыта. Лотта первой осторожно заходит внутрь, Марк - следом. Первое, что бросается в глаза - перевёрнутый мольберт посреди комнаты. Джен сидит на полу, прижавшись к стене, нервно запуская пальцы в свои густые ярко-рыжие волосы. Лотта опрометью бросается к ней, а Марк тем временем успевает рассмотреть картину на опрокинутом мольберте. Огромное солнце холодного алого цвета освещает нарисованный разрушенный город в пыли, дыму и обломках. Картина кажется такой серой, такой безнадежной и такой настоящей, что на секунду ему становится по-настоящему жутко.

- Не собиралась я этого рисовать! - говорит Джен, когда они втроем пьют крепкий чай на диване в гостиной. 
       Марк крепко обнимает Лотту, Джен кутается в плед, у её ног тихо посапывает Бэзил.
- Ты думаешь, это пророчество? - говорит Лотта, напрасно пытаясь придать голосу ироничный оттенок. У неё никак не идёт из головы то, что во сне она видела ту же картину, что нарисовала её сестра.
- По крайней мере, совпадение странное, - негромко откликается Джен.
- Ну а что, если даже и так! - произносит вдруг Марк почти раздражённо. - Допустим, всем нам, действительно, мало осталось, и что? От нас это всё равно не зависит.
- А что зависит? - спрашивает Джен.
- Прожить то, что осталось по-человечески.
- Не забывай, мы с сестрой не верим в людей, - слабо улыбается Лотта, вспоминая реплику Джен, брошенную днём.
- Значит, просто достойно. И... - тон Марка меняется, внезапно становится успокаивающе мягким. - Всё будет хорошо, давайте уж постараемся.