Нобелевская премия и Печерский суд

НОБЕЛЕВСКАЯ ПРЕМИЯ И ПЕЧЕРСКИЙ СУД
(Набросок новеллы с элементами репортажа из зала суда)

Осенью 2010 года литературный мир пристально и зорко следил за тем, кто получит Нобелевскую премию по литературе. А присуждена она была 7-го октября проживающему в Лондоне перуанскому прозаику Хорхе Марио Педро Варгасу Льосе. Что и говорить, хороший писатель. Пишет на уровне одновременно Флобера и Кафки, Борхеса и Фолкнера. Ему – 75. Он получил миллион евро. Премия присуждена «за изображение структуры власти».
Одним из романов Льосы восхищалась Юлия Абрамовна Григян-Телегина-Нелепова. «La Fiesta del Chivo» – так называется эта книга –  «Праздник Козла». На русский язык переведена в 2004 году Людмилой Синявской. Это рассказ о событиях в стране, где правит жестокий диктатор. Писатель не признает за тираном божественной власти и показывает его в гротескной форме. И решила Юлия Абрамовна подарить это произведение самому Президенту, не думая о том, какие могут быть последствия.  Подарком же заинтересовалась Генеральная прокуратура во главе с Виктором Павловичем Кукурузой, судя по плечам, шестизвёздочным серебристокудрым кандидатом юридических наук, бывшим прокурором Донецкой области. А сын Кукурузы Артём – народный депутат, лучший друг отца и творца новейшей истории Президента Вольдемара Фетисовича Хомяковича с тех пор, когда они жили в Донецке. Семейный доход Кукурузы за один лишь прошлый год, согласно обнародованной им же декларации, составил 4 миллиона 408 тысяч гривен. Достаточно неплохой показатель работы и стимул к тому, чтобы дать задание следователям немедленно подробно и неукоснительно изучить все дни жизни гражданки Григян, обвинить её действия, передать дело в суд, где с помощью трёх прокуроров доказать вину подсудимой.
   5 августа на суд приехал Николай Базаров в качестве свидетеля, а заодно и для того, чтобы поздравить с Днём рождения Ирму Генриховну Божьесловскую. Храбрая Юлия заявила, что не поняла ни единого слова из  выступления не знающего украинского языка Базарова, и потребовала перевести его речь на украинский язык. Это стало основанием для изменения меры пресечения: подписку о невыезде сменили на арест. И чтобы взять ее под стражу, было выделено около 30 милиционеров, еще несколько сотрудников спецотряда милиции "Беркут" забежали в здание, чтобы сломить «хребет воли» этой бесстрашной Жанны д'Арк.
   С защитой выступил опытный адвокат, депутат Верховного Совета Сергей Власенко, который опускал факты, не признавая их и всё больше напирая на психологию и медицину.
   – Мы – прежде всего – люди, а не звери, ваша многоуважаемая честь господин судья Родион Владимирович Дергоглазов, так будем же и судить по-человечески! –  восклицал защитник. – Прошу обратить внимание на то, что перед вами очень хрупкая женщина, существо слабого пола, которое не должно сгореть на костре несправедливости, злости и клеветы. И прежде чем предстать перед вами, она получила уже в народе кличку Жанны д'Арк, так как выстрадала немало горя и мук. И снова вы бросаете её в следственный изолятор, где она лишена горячо любимого супруга, а глаза её дочери Евгении не просыхают от горючих слёз из-за того, что рядом с ней нет её любимой мамы. О, если бы вы только посмотрели на эту девушку! У неё ведь полностью пропал аппетит, она, как безумная, бродит голодной вдоль стен Государственной пенитенциарной службы Украины и горько плачет, потому что глубоко несчастна. Посмотрите же на неё! Она протягивает к вам свои измождённые тонкие и худые руки с просьбой возвратить ей единственную  и горячо любимую мать!
   В зале послышались всхлипывания, у многих стали шалить нервы. Один из народных депутатов, бывший завотделом пропаганды Днепропетровского обкома комсомола Александр Урчинович Торчилов упал в обморок, и его увезла «скорая». Плохо стало даже награждённой орденом Святой Анны предпринимательнице, потомственной юристке Ирме Генриховне Божьесловской. Она стала постепенно терять сознание, тая на глазах. Её окропили освежающим лимонадом и вынесли чулками вперёд из зала. А защитник всё продолжал свою взволнованную и задушевную речь: «Знать её душу – это значит узнать родину, державу, значит знать особый, отдельный мир лауреата премии Гёте, австрийского психолога Сигизмунда Шломо Фрейда, мир знаменитого судебного оратора Фёдора Никифоровича Плевако, мир, полный неуловимых движений человеческого сердца, на котором появляются невыносимые синяки от отравления крысиным ядом. Я старался всесторонне изучить этот загадочный мир и, изучая его, признаюсь, впервые познал целомудренную душу этой невинной арестантки, напоминающей прозрачный синий хрусталь или наблюдаемую жителями всей планеты золотую рыбку в аквариуме. И я впервые в жизни понял это беззащитное и безутешное создание слабого пола. Каждое движение её души говорит о том, что в своей нынешней клиентке я вижу идеальную женщину, которой близки и дороги все бедные и несчастные свободолюбивые люди мира.
   Теперь уже все члены суда полезли в карманы за носовыми платками. По их щекам струились ручьи слёз. И даже чёрствые, как прошлогодние сухари, прокуроры, которые были как будто сооружены из гранита, стали и льда, эти безчувственнейшие из всех организмов вселенной, засуетились на своих стульях, беспокойно завертелись, словно пронзённые остриями сапожных шил, покраснели и стали смотреть под стол. За стёклами их очков засверкали дождевые капли и даже потоки безудержной горестной влаги.  А защитник всё продолжал, и голос его дрожал, как струна королевы оркестра, исполнявшая виртуозные этюды гениального, обвинённого в колдовстве Паганини.
– Посмотрите, пожалуйста, на глаза этой женщины, ради людского счастья отдавшей себя в жертву! Неужели эти кроткие, нежные глаза способны совершить преступление? О, нет! Я ощутил, что эти глаза плачут, пытаясь скрыть слёзы под пальцами, прикасающимися к оправе очков. Под этими ласковыми исхудалыми геноцидными скулами скрываются тончайшие нервы из невидимых серебряных нитей человеческой чести и совести! Под этими целомудренно-скромными холмиками грудей трепетно бьётся, как бабочка об оконное стекло, далеко не преступное сердце! И вы, я обращаюсь к судье, о, ваше дергоглазовское высочество, неужели дерзнёте сказать, будто она, ваша судейская светлость, в чём-либо виновата?!
   Тут не вынесла, не сдержалась и сама подсудимая Юлия Абрамовна. Она заплакала навзрыд, не стесняясь, дав волю обильным и жгучим, святым и благодатным слезам. Глаза её невольно моргали.
   - Виновата я! – заговорила она. – Я подписала договор с Путилиным. Я ему отдала самое святое – свой государственный автограф отдала, который на всемирно известном британском аукционе Сотби  оценивается в один миллиард 516 миллионов 365 тысяч 234 гривны и 34 копейки, то есть много  дороже, чем все сочинения Черчилля с речами и письмами Линкольна. Да, виновата!
   – Родион Дергоглазов воспрянул духом. Заулыбавшись, как в люльке младенец, которому вставили на прежнее место выскользнувшую из ротика соску, он неожиданно громко воскликнул:
   - Подсудимая во всём созналась! И таким образом совершенно справедливо, неукоснительно и безоговорочно  именем Украины она приговаривается к семи годам лишения свободы!
   Глаза судьи дёргаться перестали.
   И только народный депутат Власенко нервно дёрнул левым плечом. Он наклонился к уху Юлии Абрамовны и прошептал:
   - Ну и дура же ты несусветная! Зря я старался! Всё – насмарку! Теперь над тобой даже проффесор Хомякович вместе с господином Кукурузой будут хохотать до упаду. Кто просил признаваться? Какая нелепость!