В компании с динозавром

(Глава из фантастического романа «Тайна горного озера»)

...Безбрежен космос.
Но есть и на нем островки мироздания, где мертвую пустоту сменяют оазисы жизни. В поиске таих и заключена главная задача экипажа кочующего корабля Элоа — посла голубой звезды.
В рейсе командир —  последняя инстанция. Царь и Бог для всех, кто отважился с ним в дальний полет. Однако и он зависим от их коллективного разума и силы.
Потому ничего лично не решал, когда в очередной раз материализовавшись из пространства в своей пилотской рубке, космолетчик увидел на экране то, к чему были готовы всем экипажем - изображение планеты.
Именно такую, куда стремились десятки световых лет.
Но даже старший на корабле не поверил собственным глазам:
— Объект был точной копией их прародительницы.
Элоа, получив данные о состоявшейся полной  материализации экипажа, не мешкая, обратился сразу ко всем - остающимся на борту и участникам предстоящего десанта для освоения и колонизации нового дома :
— Это ли наш выбор?
— Да! — ответили в пассажирских отсеках добровольцы, готовые хоть в сию минуту отправиться на освоение новых земель.
— Да! — повторил экипаж.
— Тогда идем на посадку, — подвел итог Элоа.
Выбрав место, подходящее для их колонии, он дал команду кораблю:
— Идти на спуск.
Планета оказалась просто идеальной для  жизни переселенцев.
Достаточно — тепла и кислорода. Чуть ли не в избытке — воды и суши.
И даже еще только зарождавшиеся вокруг формы жизни, как никогда ранее, подходили для них - обладателей разума, сконцентрированного в недрах космического корабля пришельцев.
— Кем станут поселенцы в этом новом мире? — выбрал сам Элоа. — Вот они — владыки здешних мест.
Демонстрируя на экран кадры, снятые при разведывательном облете планеты,  познакомил командир каждого с изображениями могучих существ, населявших округу.
Увиденное потрясло зрителей.
И окончательное решение созрело после дополнительного сообщения разведки:
— Нет им врагов и соперников. И не будет в обозримом будущем!
И все же главное зависило от тех, кому следовало остаться навсегда, чтобы подготовить все необходимое для встречи остальных:
— Ваше мнение?
Не согласных не оказалось.
Корабль ушел дальше, продолжать свой поиск, а переселенцы материализовались в недоразвитых прежде умах владык природы, чтобы прямо сейчас, а не как позволяет эволюция - через несколько поколений дать всем им собственный разум.
Шли годы и годы.
Сменялись поколения.
Но не все было так безоблачно, как хотелось бы пришельцам на их новой родине.
Беда надвинулась оттуда, откуда ее не ждали.
Что-то необратимое прсшошло в организме существ, выбранных переселенцами в качестве носителей своего разума. Непоправимо нарушилось воспроизводство себе подобных.
И вот уже постаревшие великаны, чувствуя свою неминуемую погибель, стали собираться вместе, чтобы дать возможность сознанию вселиться в еще крепкого и здорового.
— Но где взять столько молодых особей?
Сразу по несколько мыслящих существ стало приходиться на одного местного обитателя. Потом - больше, больше.
Пока не догадались, бывшие спутники звездолета Элоа, что недалек тот миг, когда отомрет последний динозавр, лишив их заветной жизненной оболочки.
Сконцентрировали тогда посланцы иных миров свою энергию, послали сигнал, все дальше улетавшему кораблю:
— Вернись за нами! Спаси!
— Ждите! —  ответил командир.— Возвращаюсь!
Но это ожидание обернулось во многие тысячи и миллионы оборотов планеты вокруг светила. Столько же, скотько уже прошло после высадки добровольцев.
— Как дождаться спасателей? — если общая гибель подступает все ближе, со смертью каждого в отдельности?
Стали строить убежища.
Рассчитали, где сохранятся они при любых катаклизмах.
Хорошо спрятали ото всех и этот грот на горном озере. Будто догадывались, что именно там будет сохранять энергетическую ауру предшествеников последний из десанта. Чтобы при возвращении спасительного корабля - уже в другой мир, для новой материализации, перенести всех переселенцев.
Последнему из оставшихся на планете оставили энергию всю, какая была.
Пошла выжидательная фаза жизни, когда после каждой новой смены отмершей плоти своей возрождался следующий исполин, теряя при этом жизнь одного из оставшихся.
Совсем немного их доживало в пещере. От того пуще прежнего берегли себя ото всех бед, ожидая спасения.
Но, к сожалению, все надежды оказались не напрасными.
Хотя и поступил счастливый сигнал о прилете спасателей, но долгожданного избавления это не принесло.
Корабль приземлился, но — не совсем удачно.
И теперь, вот уже который век, Элоа ждет их возвращения на корабль. И будет ждать столько, сколько нужно...
Чувствует Мишка Костромин, неладное творится в его сознании:
— Как нырнул в это озеро проклятое, так и началось.
В темноте ему становилось уже не очень - то по себе:
— Какие - то голоса звучат. Опять же, Элоа какой-то дурацкий...
На что незамедлительно последовала реакция их окружающего мрака.
— Сам ты дурак, Мишка, — словно услышал из темноты, прежде напоенной исключительно одной тишиной. — Это я тебя заставил заплыть сюда.
Пауза оказалась подтверждением немалого опыта неведомого собеседника по части знакомства с человеческой психикой.
Она продлилась ровно столько, сколько было нужно, чтобы Костромин и пришел в себя от удивления. Очнулся и одновременно обиделся не на шутку.
— Ни за что, ни прочто называют последними словами!
Между тем новая информация отвлекла его от этогонезрелого чувства неприязни неизвестно к кому:
— Год тебя ждал, еще с прошлого раза, когда возня была на берегу. Верил, что вернешься...
Тут уже ничего доказывать не пришлось.
Незнакомец все точно расчитал насчет Михаила Костромина с его повторным визитом. В том числе и с аквалангом от строгого инструктора, не сумевшего помешать своеволию курсанта с его самостоятельным глубоководным погружением.
— Кто ты? — крикнул в гулкую темноту Костромин.
— Можешь не орать, я твои мысли и так читаю, — не сдается внутренний голос. — Под гипнозом, тебя сюда завлек.
Но про это уже и сам Михаил имел представление:
— Тем самым тнлнрптическим внушением, которым здешнюю живность ловишь для пропитания?
— Можно и так сказать. Подойдет к воде — и моя.
Зашевелились кудри на  Мишкиной голове от дурного предчувствия.
На что собеседник из темноты среагировал с молниеносной быстротой:
— Да не бойся, тебя есть не стану. Ты — последняя и самая реальная наша надежда на спасение.
И вдруг тон поменялся. Из повелительного стал жалобным:
— Помоги нам...
А Костромину как раз это и нужно:
— Что хочешь проси, только самого выпусти наружу!
Условие было принято так, как будто все к тому и шло:
— Ну тогда ладно. Хорошо, что согласился, — обрадовался собеседник - телепат. — Иного, впрочем и не ждали. Откроюсь тогда до конца!
...Весточка от Элоа пришла к ним .внезапно.
Вначале насторожил грохот выстрелов, прозвучавших на берегу.
Поднял тогда ящер голову чуть заметно над водой, глянул, а там — потасовка едет.
Потом один из теперешних здешних обитателей бросает в воду точную, но гораздо меньшую копию звездного корабля Элоа.
И слова его на местном языке вязью по бокам вьются. Подают тот самый долгожданный сигнал к сбору...
— Ты там был, Мишка. Скажи, где нас ждет Элоа? — прервалось плавное течение мысленного – телепатического рассказа. — Только и ведаем, что не очень далеко.
И это не на шутку обескуражило «последнюю надежду на спасение».
— Не знаю никакого Элоа, — ответил он уже бе прежней характеристики столь уважаемого незнакомцем, персонажа. — Что же касается шара, то мы его на леднике нашли, собирались в милицию сдать, да  подлец Сантей его куда-то задевал.
После этих слов Костромин извиняюще добавил:
— Так и не смог его я найти сегодня на дне озера. Хоть и обшарил все вокруг.
И вдруг получил в ответ нечаянную радость.
По его мнению: — Ну точно так, как имеют в виду, когда говорят, что не будь плохого, не нашлось бы и хорошего!
— Здесь он, этот шар. У нас в пещере, — телепатически раздалось в ответ. —  Возьмешь себе, если поможешь нам на корабль попасть.
Обмен был, прямо сказать, взаимовыгодный. Если учесть и прежнюю договоренность с носителем инопланетного разума.
Потому Михаил превратился в деловитого исполнителя, требующего конкретного задания:
— Сколько вас здесь, гавриков? — успокоился он.
Заодно поняв, что и вправду — лишь помощи ждут от него странные здешние чародеи. Вовсе не собираются схарчить его, как какого-нибудь загипнотизированного «хозяина тайги» — дикого медведя.
Окружа.щая темнота тем временем исполняла две роли.
Скрывала от ныряльщика личность его странного собеседника и попутно здорово, как оказалось позже, поглощала время, не выдавая при этом его продолжительности.
Уже и аппетит у самого Костромина нешуточный нагулялся, а все еще остается как и прежде — словно во сне недавний дайвер.
Но всему, имеющему начало, обязательно подходит логическое завершение.
Как будто очнулся Мишка от наваждения.
Пошарил вокруг себя по сухому песку, наткнулся на рубчатый цилиндр подводного фонаря, запаянного в плотный полиэтилленовый пакет с самодельной линзой для лампочки.
Кнопка включения сработала без осечки.
Яркий луч света прорезал высокие своды пещеры, побежал по гладким стенам, видно, что искусственно вырубленным в гранитном монолите.
Затем замер затем на дальнем конце стены, на фоне которой возвышалась массивная гора чего - то серого и кожистого.
— Точь в точь похожего на спущенный наполовину воздушный шар.
Такие Мишка прежде в кино видел:
— Монгольфьер называется.
В предположении,однако, он ошибся.
Внезапно зашевелилась гора.
Поднялась над ней клыкастая голова на змееподобной шее, уперлась в Мишку .взглядом своих жутких желтых глаз.
— Мама! — уронив от неожиданности фонарь, он чуть было не бросился обратно, в спасительную воду.
Но сделать ему это не удалось.
Обратно — на мягкий песок, устилавший дно пещеры, его не совсем церемонно отправил уверенный шлепок плоского, змееподобного хвоста чудовища.
Обижаться за столь не ласковое обращение все же приходилось Костромину на самого себя.
Вернее — на свой внезапный страх перед тем, с кем только что успел в темноте вроде бы обо всем договориться.
— Теперь ты знаешь, кто я, — пронеслось, опять же телепатически, в его голове.
Можно было бы и промолчать Костромину, коли его мысли и без слов воспринимались пришельцем.
Но Михаил привык общаться традиционным путем.
Потому, понадобилось еще и преодолевать некое онемение челюсти. Готовой, казалось, выстукивать от страха все что угодно — даже дробь или «Чардаш» композитора Монти, но только не исполнять свои прямые обязанности в разговорном процессе.
— Да ты - динозавр! — прошептал, как мог, только еще не заикаясь, ошарашенный увиденным, Костромин.
Понятливость собеседника на этот раз, очевидно, пришлась по нраву чудовищу, за столетия своего существования привыкшему лишь к прежнему общению с людьми, считавшим его настоящим божеством - владыкой подземного царства.
Теперь же ему можно было побеседовать почти на равных, с образованным существом. Каким был, пусть и не доучившийся пока, но уже студент - старшекурсник естественно - географического факультета, знавший, что название это пришло с легкой руки одного из английских ученых и означает в переводе с греческого сложение слов «динос» — ужасный и «саврос» — ящер.
— Верно, — ответило чудище, проанализировав толковую мысль, пришедшую на ум визитеру. — Именно так вы — земляне теперь называете тех существ, что когда - то дали приют нашему разуму.
Только грусть продолжала доминировать в настроении исполина.
Причину которой он не стал, впрочем, таить и охотно раскрыл сам перед своим потенциальным помощником:
— Последний из живых существ перед тобой.
Как ни страшно Мишке, но выдержал он испытание.
Вновь вернулся к тому, с чего, собственно и началось их взаимопонимание:
— Эге, да как же я тебя спасу, — нескромно присвистнул он, вспомнив непроизвольно  стишки про то, как трудно бегемота тащить из болота.
Но то — был простой болотный бегемот.
Здесь же:
— Страшилище такое!
Для наглядности динозавру Костромин изобразил само понятие невозможности такой работы — широко распростер руки в жесте, словно пытавшемся объять необъятное:
— Без крана просто не вытащить тебя отсюда?
Про подводную лодку он и не упомянул. Понимая, что ирония теперь уже совсем неуместна.
— Не надо лично меня вытаскивать! — в ответ, без тени сожаления, на той же мысленной — телепатической волне, заявил жуткий собеседник. — Я уже все равно умираю.
И пояснил как мог:
— Вернее, нынешняя биологическая оболочка моя отживает свое. Но наш последний носитель еще остался. Вот когда он пропадет —  тогда все погибнут бесповоротно.
Это несколько меняло дело.
Лишь бы кандидат на спасение подходил своими размерами на эту роль в мишкиной задаче:
— Да где же он?
На что, с некоторым сомнением, выдавшим обеспокоенность динозавра за свое потомство, пришелец произнес:
— Там, в конце пещеры.
Он повернул оскаленную морду в противоположный от Мишки край исполинского убежища.
И хотя вокруг была полная темнота, этот жест передался в сознание человека вместе с информацией от просителя.
— Спаси его, отнеси к Элоа...
Опять нашарил Костромин на земле свой  фрнарь. Осветил уже совершенно безбоязненно умирающего динозавра.
После чего подошел поближе к его, уже вяло поникшей на длинной шее, голове.
Чудовище теперь уже точно умирало.
Как та же севшая батарейка в фонаре, выполнив свою миссию.
Мощные конвульсии побежали по дряблому телу. Последнее дыхание вырвалось из оскаленной пасти.
— Вот, ведь, характер у меня какой дурной, — вздохнул Мишка.— Только что боялся ящера, а теперь жалею.
Он коснулся свободной от фонаря рукой страшной морды динозавра.
— Ну да ладно, — в душе верх одержали рационализм и конкретика.— Кого это он говорил — спасать нужно?
Убежище, последнего на Земле, динозавра даже так, при свете уже начинавшего окончательно садиться, фонаря и прежде поразило Мишку своими размерами.
Теперь и подавно.
Когда мог, уже ничего не боясь, досконально изучить, доставшееся от гигантской рептилии, наследство.
— Видно, вся как есть, гора, что высится по левому, отвесному озерному берегу, представляет собой лишь скорлупу для жилища этого исполина, — сделал вывод исследователь.
Шаг за шагом обходя владения умершего зверя, Костромин наконец наткнулся на то, что искал.
В дальнем конце пещеры из россыпи мелкого золотистого песка торчали верхушки
округлых предметов.
— Вроде камней речных, волной обкатанных, — предположил бы, наверное, в иной ситуации новоявленный спасатель пришельцев.
Теперь же догадка пришла сама собой.
— Так это же яйцекладка динозавра.
Озадаченный зрелищем, парень потрогал гладкую скорлупу на ближайшем к себе зародыше динозавра:
— Возможно из него, а может из какого — то другого, только одному предстояло появиться на свет.
— Это про кого он перед смертью своей твердил.? — начал гадать новоявленный спаситель представителей внеземной цивилизации.
На ощупь все яйца были холодны как камень.
Однако, одно показалось Костромину чуть теплее других. Мишка достал его из песка, прикинут вес:
— Килограмма полтора будет. Ну его - то я дотащу до Талдуринского ледника, как это чудовище просило.
Он даже и мысли теперь не допускал, что не сдержит своего обещания, данного перед смертью последнему из легендарных доисторических животных.
— Поступлю именно так, как это чудище просило.
Хотя и не с ним вел мысленный диалог земнлянин, а с представителем неизвестной рассы.
— Тем более доставлю его питомца куда следует, — утвердился в решимости Костромин. — Все же, что ни говори, пришелец из других миров. Нельзя обманывать, А то, что о нас, людях, подумают!
Осторожно держа находку под мышкой, парень закончил осмотр пещеры тем, что нашел сантеев рюкзак, валявшийся на земле рядам с. золотым шаром.
— Ну, эта игрушка мне пока не нужна, пусть еще подождет, — пнул он ногой ребристый золотой предмет. — Зато рюкзачек точно пригодится.
Убедившись в надежности брезентовых лямок, Костромин положил в вещмешок найденное яйцо динозавра и приготовился транспортировать из грота на берег озера. А оттуда и до самого Талдуринского ледника.
Потом, действуя где наощупь, а где помогая себе последним, совершенно уже тусклым — до полной бесполезности - светом, пропавшего — таки электрического фонаря, Мишка одел акваланг, маску, ласты и шагнул в воду.
Крепко при этом прижимая к себе рюкзак с дорогим содержимым, от которого, как оказалось, могла зависить целая цевилизация пришельцев.
— Не считая прародителей земных существ, — оценил дайвер ценность своего груза.
Из пещеры он выплыл без особых приключений.
Правда, подняв осторожно голову над водой и заметив рядом с его банькой гомонивших плановых туристов во главе с бородатым инструктором, не очень-то поспешил составить им компанию.
Выбрался на берег в стороне - неподалеку от густого кустарника.
Снял там с себя легководолазное снаряжение и переждал в кедровой чаще:
— Когда группа уйдет обратно на свой постоянный бивак с его стоянки.
И лишь убедившись, что те утопали по тропе вниз, мимо водопада, пошел к своим вещам.
Как оказалось, совсем не напрасно ранее спрятанным в надежном тайнике у приметного царь - кедра от лишних глаз.
Водолазное снаряжение теперь он тоже собрал в одну кучу там же — в удобной яме под корнями таежного исполина —  самого большого на этом берегу древнего разлапистого дерева.
Где все укрыл полиэтиленовой пленкой.
После чего завалил ветками и мхом. Собираясь забрать и вынести из тайги  уже только на обратном пути.
Но сразу поспешить в дорогу не удалось.
Внезапно потемнело кругом, раскатисто ударил гром, сверкнула молния и хлынул проливной дождь.
— Вот уж ливень! — посетовал Костромин, укрывшись со своим богатством — яйцом динозавра в «баньке по - черному». — Сущий потоп.
И верно, такого ненастья он и не видывал, пожалуй, не разу за все годы своей бродячей жизни.
— Что же, пережду здесь до утра, а там подамся через перевалы, — решил он, готовясь еще к одному ночлегу на банном полке.
Это, сколоченное из струганых жердей, сооружение, теперь ставалось в его утлом жилище единственным сухим местом, куда не протекали холодные дождевые струи с худого потолка.
Яйцо, к тому времени ставшее совсем теплым, он положил внизу — под полком, прикрыв для пущей надежности все тем же сантеевским рюкзаком.
Сделав это скорее по привычке - как укрытие от нескромного чужого взгляда. На случай, если здумает кто вновь появиться на этом приозерном бивуаке.
Тогда как сама — очень твердая даже на ощупь, скорлупа яйца динозавра не давала Михаилу и малейшего повода бояться за его сохранность. И опасаться того, что на земле до съедобного содержимого, чуть ли не каменного белого шара, доберутся, так и шмыгавшие вокруг, докучливые мыши и бурундуки.
...Дождь между тем не утихал.
Лил и весь вечер, и бесцеремонно прихватил часть ночной темноты.
Так что ужинал Мишка без горячего. Лишь пожевал не свежих, зачерствевших в походе, сухарей.
Да хлебнул воды, зачерпнутой эмалированной кружкой из дождевого ручья. Струившего нынче свою мини - тремнину прямо у самого порога его временного жилища.
— Пить из озера, где тысячи лет благополучно водилась, а теперь вот и умерла от старости та огромная кожистая тварь, — он теперь просто остерегался.
Не признаваясь даже себе в некоторой брезгливости.
— Явно нездоровом для настоящего путешественника, чувстве, — ранее считал которое. — Совсем себе не присущим.
Насытившись и пригревшись, он успокоился от всех случившихся днем волнений и под шум дождя, не смолкавшего за стеной сооружения (кое - где начавшего протекать теперь уже и прямо ему на голову), постоялец наконец заснул.
Да так глубоко, как будто в черный омут с головой окунулся.
И его робуждение было крайне стремительным и обескураживающим.
От того, что некое теплое и шершавое требовательно и бесцеремонно коснулось Мишкиной щеки.
Даже он, после пещерного общения с пришельцем, казалось бы, привыкший ко всему, теперь —  раскрыв глаза, дико заорал от страха.
Пытаясь отпрянуть от страшного видения, неуклюже свалился с полка. Отшиб бок, но не заметил этого, пулей вылетев из баньки наружу.
Туда, где все было как обычно.
Где уже наступал летний полдень и все вокруг спокойно дышало былой сыростью, быстро испарявшейся под лучами, необычайно жаркого сегодня, солнца.
— Ну чего разорался, дурачок? — знакомо раздалось в голове. — Нас — детенышей динозавра не разу не видел, что ли?
— Откуда? — хотел было сказать Костромин.
Но вместо этого, пересилив страх, просто заглянул обратно в баньку.
— Покинул которую совершенно не по мужски, — как наверняка оценил бы все тот же строгий привержинец туристских традиций Иван Ковалев.
Но, только в том случае, если был бы он где — то рядом, а не перед начальствоенным взором.
О чем назойливо и с обидой думал уже не первый день новоиспеченный спаситель динозавров.
И теперь, после пережитого страха Костромину все так же представлялся вероломный друг, наглым образом, явно, уже  присвоивший «ни за понюшку табака» все мишкины заслуги в деле поиска и нахождения артифактов.
Но прежние заботы вскоре отошли на второй план.
Потому, что увиденное в бане прямо с ее порога, заставило Михаила быстро позабыть про все прошлые обиды и разочарования.
Под полком из жердей, прикрытом сейчас мишкиной штормовкой, жалобно скулил динозаврик.
— Наверное, весьма больно ударившись на землю при падении с меня, — засовестлился, удравший в панике, чтобы все же вернуться, поночовщик.
Размером  будущий звероящер показался ему размерами всего - то чуть больше  обычного щенка.
Но и в таком  виде он  уже не был похож на обычного малыша перед которым обычно хочется «сюсюкать».
— Самое настоящее уродливое и опасное страшилище!
Хотя, если получше присмотреться, да учесть все , телепатически сказанное Костромину накануне пришельцами:
— Не очень-то зверь был и страшен. Несмотря на свою, не по возрасту, жутко зубастую пасть.
Ее-то, может быть и перепугался так Мишка.
— А может струхнул больше от неожиданности? — оправдал сам себя Костромин. — Когда, только проснувшись, понял, что кто-то зубастый лижет его собственное лицо крайне шершавым языком.
И теперь — разобравшись что к чему, все же не без опаски Костромин приблизился к необычному детенышу.
Решив в дальнейшем добросовестнее выполнять свою роль, пусть и совершенно  случайный, но все же — самой настоящей «повитухи».
Динозавр между тем еще какое — то время скулил, глядя снизу вверрх на остолбеневшего от такого зрелища, человека.
Независимо от того, что разговаривал — то, сидевший в нем пришелец - телепат вполне здраво и по - взрослому.
— Как, наверное, и должно было быть со стороны существа, достойно представлявшего в себе множество энергетических субстанций своих собратьев по инопланетному разуму, — оценил турист.
Но не им, а своему земляку - представителю давно вымершего мира доисторических животных, больше посочувствовал в ту минуту Костромин.
—Ладно, не вой! — вполне ласково провозгласил он. — Я тебя сбросил на пол, я тебя сейчас и пожалею.
Мишка осторожно поднял с земли зубастого детеныша.
И, не боясь более, что тот может запросто оттяпать ему не только палец, но и всю руку, погладил ящера ладонью по - детски мягкой, лоснящейся коже на загривке.
И тут же сообразил:
— Его же накормить нужно.
— Не надо, всю ночь мышей ловил, пока ты дрых без задних ног, — раздался телепатический сигнал пришельца. — Давай - ка лучше поскорее собираться в дорогу.
Этот приказ снял, по крайней мере, одну из забот Костромина:
 — По добыче корма для «живого груза».
Да и нести того на руках приходилось не на всем пути, а только на самых сложных участках.
Тогда как по ровной тропе новорожденный, даже в этот свой первый день земного существования уже сам бежал так, что за ним было и не угнаться.
И всегда — коротая время в пути, даже когда динозаврик был на отдалении — разбираясь со съедобной живностью, или «ехал» у него в руках при перелазе через огромные валуны — курумы, Костромин вел долгие мысленные разговоры со своим питомцем.
Вернее, Мишка-то говорил как обычно, а вот тот отвечал мысленно, доказав, что телепатические способности усвоил не хуже того звероящера, что передал Костромину эту — крайне своеобразную эстафету заботы о внеземном разуме.
Лишь умный взгляд желтых и не таких уж теперь страшных и совершенно не отталкивающих глаз, подтверждал, что длящийся диалог не Мишкой придуман и действительно имеет место.
Говорили обо всем на свете.
Но больше, по просьбе проводника — о том, как прежде жилось динозавру в пещере? Что видел, скрываясь в озере?
А вот о его родной планете, откуда прилетел он на корабле Элоа, спрашивать Костромин стеснялся.
Только, разве что, однажды поинтересовался:
— Какой черт вас в такую дальнюю дорогу погнал?
— Планета мала. Да и.разум в космосе распространять нужно?
Честно ответил пришелец, не опасаясь того, что собеседник не так воспримет подобное откровение.
— Вот и дораспространялись, дьявол вас побери, — невольно чертыхнулся Костромин. — Небось, не сладко теперь от того, что совсем один остался?
— Почему один? — как будто не поняв, о чем идет речь, ответил собеседник.— Во мне  — разум всего  нашего прежнего десанта. 
И мечтательно заявил:
— Доберемся  до Элоа, все, как прежде возродимся.
Только легко сказать:
— Доберемся!
Мишка поудобнее вскинул на плечах свою ношу и .ускорил шаг.
Тем более, что начинался их спуск с очередного крутого взгорка.
На ночевку встали в последнем кедровнике, стелющемся к земле перед началом каменных осыпей и языком ледника Абыл-Оюк, ведущего к одноименному — крутому и снежному перевалу.
— Выше по тропе дров нет, а спать в холоде не очень-то хочется, — пояснил свой выбор Мишка в ответ на требование неожиданного попутчика зря здесь не мешкать, а скорее идти вперед.
— Да и вообще, поспешить, людей, как говорится, насмешить! — Мишка оторвался от сооружения кострища, ища глазами своего необычного компаньона по путешествию.
Но того и след простыл.
— Алло, как там тебя, — шумнул его, когда было готово варево и в кружке остывала порция перловой мясной каши и для динозавра.
Словно в ответ, рядом зашуршали стебли стелющейся берёзки, и оттуда на длинной шее высунулась желтоглазая физиономия, аппетитно облизывающегося, ящера.
— Чего звал? — отозвалось в мишкином сознании.
Тот возмутился откровенным игнорированием и его заботы о подопечном, и поварских способностей «старого туриста».
— Кашу вон тебе оставил.
Только, любому другому весьма заменчивое в их ситуации, предложение получило на этот раз крутой «от ворот поворот».
— Спасибо, но я уже сыт, — вежливо ответил динозавр, пятясь обаратно, к прерванной,  трапезе из жирной каменной куропатки. — А если не знаешь, как обращаться, то придумай что-нибудь, на свой вкус.
Этот урок политкорректности не пропал даром.
— Ладно, придумаю, — Мишка, не очень-то огорченный отказом нахлебника от вкусной еды, сам до крупинки выскреб ложкой отвергнутую порцию перловки.
— Эй, ты, — подумав хорошенько крикнул Мишка своему спутнику. — Согласен, если так и стану кликать — Дин?
Предложение Костромина не осталось гласом вопиющего в пустыне. На него сразу же откликнулся телепатический ситребитель медкой дичи:
— От слова динозавр?
— Ну да, — признался новичек в наименовании редких животных.
— Тогда лучше называй Зауром! — ответили заросли.
И так уверенно, да еще и с явным чувством собстенного достоинства, что уже Костромину пришлось удивляться неожиданному предложению «новопоименованного» спутника:
— Что так?
Ответ не заставил себя долго ждать:
— По-качану. Потому, что будет вернее по вашей же земной палеонтологической науке, — обстоятельно поведал хищник, демонстрируя осведомленность в современном прогрессе, почерпнутую все тем же телепатическим путем у побывавших на озере туристов. — Зауроподы мы — млекопитающиеся амфибии.
Да и до этого всему было видно Костромину, что добровольное заточение в подводной пещере не прошло для пришельцев из десанта Элоа даром.
Изучали и запоминали все, что удавалось услышать от людей.
— Чего - чего, а вершков - то вы нахватались, — согласился Мишка.
И вдруг бросился в кусты на жалобный визг вновь нареченного Зауром.
Хотя тот уже сам бежал навстречу «своей няньке».
Подвывая, как при первой встрече и высоко задрав свой длиннющий хвост, сейчас почему - то ободранный в кровь.
— Обо что это ты так умудрился травмироваться? — удивился наставник доисторического подшефного. — Такую шкуру у сородичей и топором не взять, а ты до крови расхватил!
Потом еще и попенял ему Мишка, замазывая ранку зеленкой из аптечки.
— Ну-ка, погляжу на твоего обидчика, — закончив медицинское обслуживание, он осторожно пошарил в кустах.
Откуда вскоре достал острейшую, несмотря на свежую ржавчину по лезвию, самодельную финку.
— Эге, да это же штучка Седыша, — догадался новый хозяин оружия.
Оглянувшись по сторонам, он вспомнил все подробности прежнего своего пребывания под ледником.
— То-то мне это место знакомым уж очень казалось? — протянул Мишка, вновь представляя себе, как всей компанией находились на мушке уголовника, а потом освобождались от веревочных пут и прикапывали покойника.
И тут же, будто вспохватился заботой о чем-то давно забытом:
— Ты бы, Заур, чем шляться где попало, просветил меня насчет полной истории шара золотого?
И, конкретизируя вопрос, добавил:
— Особенно, о странных узорах по его бокам?
Пришелец ничего скрывать не стал:
— То текст на вашем языке. Обращение Элоа к землянам о своей доброй воле, его просьба о помощи.
Только это простейшее объяснение самому комментатору показалось явно недостаточным:
— К тому же и еще кое-что там написано.
Вошедший во вкус выяснения истины в столь запутанной истории, Костромин не унимался:
 — Давай с подробностями, а то сон не идет. Хоть под твои рассказни, может, засну. Утром-то вставать чуть свет.
Повествование о Ждане - бортнике, о его чудесном исцелении, заинтересовал его не так уж что бы здорово:
— Дела давно минувших дней! Давай, друг, лучше уж на боковую.
То ли сам так устал, то да Заур гипнозом начал баловаться, только вскоре  из-под куска полиэтиленовой пленки,  заменявшей им обеим палатку, раздалось добродушное сопение, блаженно спавшего человека.
Набиравшегося сил, так нужных для последующего прохождения первого из тех горных перевалов, что ждали на их пути до вершин, окаймлявших Талдуринский ледник.
Выспались оба хорошо.
Потому поднялись путники, действительно рано — перед самым рассветом.
Сначала позавтракали, пожевав сухарей со вчерашним холодным чаем. Загодя и дальновидно оставленном с вечера в котелке. И он пригодился, чтобы не тратить времени на разжигание костра.
Затем, собрав свой нехитрый походный скарб, Костромин показал ящеру направление пути и путники споро двинулись вперед.
Ледник был не сложным для его прохождения.
Стороной обходя открытые от снега ледовые трещины, путешественники, вышли достаточно быстро на крутую осыпь из обломков песчаника, преодолев которую, забрались, торя по снегу серпантинную дорожку следов, на скальную стенку самого перевала.
— Если бы не сегодняшняя промозглая, сырая погода, вид с седла Абыл - Оюк, — как помнил Костромин по своему предыдущему прохождению перевала, — открылся бы просто великолепный.
Теперь же, посетовав на приближавшийся дождь, а то и снежную крупу, Мишка не стал тратить время на «лирику».
Ступив на пологую поверхность твердого снежного наста, просто скатился вниз, чуть притормозив только уже у самого подножия, отмеченного черной пастью ледового отрыва от скал — бергшрундта.
Этот ледник, начавшийся под взлетом на перевал, был закрыт от снежных порывов, обычно сносящих следы снегопадов.
Потому один огромный сугроб лежал по всей поверхности глетчера, заодно прикрывая многочисленные трещины довольно плотными и надежными «мостиками». Ступая по которым, Костромин с динозавром напрпавились к заманчиво зеленеющим внизу кедровникам.
К обеду, когда все эти льды и снега остались далеко позади, они уже вышли в долину реки Карагем.
Вот здесь-то, как оказалось, обложные нудные  дожди сослужили им самую плохую службу.
Напитавшийся небесной влагой , Карагем вздулся выше своего привычного уровня.
Теперь, прежде довольно спокойное течение пенилось на перекатах и казалось, даже, невозможным перейти ее одному а тот берег.
— Да и живца бросить некому, — вспомнил Костромин свое прошлое купание в Карагеме перед встречей с бандой Сантея.
И тут, в ответ на сой горький вздох, получил неожиданного помощника.
— Давай уж я возьмусь за твою безопасность!
Не дожидаясь ответа, заметно подросший за эти два дня, динозавр проворно засунул голову в рюкзак, вытащив ее обратно уже держа в зубастой пасти бухту страховочного репшнура.
Дав понять Костромину, что охотно станет тем самым «живцрм», без которога было бы затруднено исполнение их дальнейших замыслов.
Человеку оставалось только вспомнить хорошенько прежний опыт и поступить так, как это делал его приятель Иван Ковалев.
Один конец, закрепленный на этом берегу за камень, а. на другом — репшнур, намотанный  Зауром вокруг ствола ближайшего кедра, позволили  основательно  укрепить веревку.
Держась за нее Мишка, уже безо всякого риска быть смытым течением горного бурлящего потока, перебрался через своенравную реку.
Зато его четвероногому подопечному пришлось еще раз проделать весь путь через Карагем, ловко руля своим хвостом — плавником на течении.
Сделано это было для того, чтобы отвязать от камня репшнур, без которого дальнейшее путешествие могло бы сулить, подобные этом, но уже совсем непреодолимые для них трудности.
Когда зауропод благополучно вернулся, оставалось только обсушиться, чтобы не подхватить простуду.
— И без нее предстоящий путь в одиночку, — казался проводнику пришельцев все более непреодолимым.
Словно подтверждая давнее правило путешественников: — Не пускаться в подобную дорогу без поддержки надежных спутников.
— А ты ничего плаваешь, и хвост похлеще руля будет! — выжимая свое белье после преодоления реки, похвалил он ящера. — Ну давай, Заур, сматаем веревку, да  пойдем дальше.
Кстати, тот уже и сам тащил к нему страховочный «конец».
Репшнур оставалось только превратить в аккуратную бухту, чтобы занимал меньше места в рюкзаке и затем продолжить движение.
— Или, может быть, поймаешь себе кого на перекус? Путь теперь будет тяжелым, — предупредил проводник.
— По ходу перекушу, — не согласился на лишнюю остановку Заур.— Чувствую нутром, что нам вперед до места теперь нужно идти как можно быстрее.
— Вот и ладненько! — одевая на себя рюкзак, потяжелевший от мокрой веревки, сказал Костромин.
Потом, расчувствовавшись, погладил по голове, оказавшегося рядом Заура:
— А ты, парень, ничего. Смышленый.
— Да уж, нам, пришельцам, за миллиарды лет удалось кое - чему научиться, —  отозвалось в голове у Костромина сигналом от, побежавшего тем временем вперед по тропе, динозавра.
— Эк поддел! — улыбнулся Костромин и с еще большим душевным подъемом двинулся следом.
Однако, хорошее настроение вскоре сменилось тревогой.
Низко нависающие облака и редкие порывы ветра «нравитась» Костромину все меньше и меньше:
— Если так дальше пойдет, то от восхождения на главное препятствие придется отказаться до наступления погожих днй.
Действительно, отвесный подъем на перевал Талдуринский, еще и обледеневший здесь на высоте после обильных дождей, не сулил им обоим ничего хорошего.
Впрочем, Костромин не забыл:
— И раньше подниматься по нему с этой стороны от Карагема можно было лишь с хорошей страховкой. К тому же — вбив где нужно, на особых отвесах еще и крючья для веревочных перил.
Теперь же и подавно нужны были такие дополнительные — искусственные опоры. После теплых ливней внизу и вполне осенних — холодных дождей на этой высоте, добавивших необычайно скользкого натечного льда.
Таким образом туристу, следовавшему без надежных напарников по связке, совершенно непреступным показался перевал уже с первого взгляда. Как только они подошли вплотную к его подножию.
Мишка не стал скрывать свои сомнения перед Зауром, отметив большие перемены, случившиеся на Талдуринском.
Где вместо прежних — сравнительно легкопроходимых снежных полей нынче дыбылись, обнаженные гранитные плиты. Лед на которых, отполированный дождями и ветрами был под стать витринному стеклу.
—  Тут уж я и один-то не пролезу, а тем более —  как тебя заволоку? — приуныл Мишка, присев задумчиво на ближайший камень.
Между тем не сдавался - продолжая снизу внимательно исследовать взглядом возможный путь наверх.
Самый верный вариант достался из фольклора:
— Утро — вечера мужденей!
Выбрав ровную площадку и выстелив на ней «походный паркет» ровными плитками песчаника, Костромин устроил бивуак, зарывшись с головой в полиэтиллен. Под которым едва хватило места еще и на, растущего как на дрожжах, зауропода.
Ночь выдалась морозной.
Было холодно даже под пленкой, и спасал лишь теплый бок динозавра, всю ночь сидевшего вплотную к Костромину.
За те дни, что брели они вдвоем по тайге, мишкин подопечный действительно заметно подрос.
И теперь он уже напоминал внешним видом вовсе не обычного щенка, как было при  самом вылуплении рептилии из яйца, а, пожалуй, доброго упитанного теленка. Своей непоседливостью напоминавшего подобное создание, впервые оказавшееся на травянистой лужайке..
Что и было понятно его спутнику:
— Все же не зря в предыдущие дни Заур иступленно мотался за пропитанием взад - вперед по ночным зарослям, пока Мишка спал.
Теперь же остался ночевать вместе, дабы, наверное, уберечь своего двуногого спутника от холода и простуды.
— Такой зверь нигде не пропадет, — успел убедиться на опыте их совместного путешествия Костромин.
— Непонятно только, почему вымерли? — недоумевал Михаил, пользуясь тем, что Заур и сам был сыт до отвала, и ему постоянно приносил дичь — то сурка, то зайца на завтрак и на обед.
Но теперь, перед перевалом его, весьма серьезно подросший, попутчик становился серьезной обузой.
— В рюкзаке такого большого уж точно не занесешь по отвесной стене! — вздыхал, перед пробуждением и шагами из тепла, старший в их компании. — К тому же и в рюкзак теперь он не поместится. Разве что одной лапой. Что же делать? Как доставить его на место, где мог находиться корабль пришельцев?
 — Меня тащить не надо, — вдруг донеслась мысленная реплика Заура, — сам прекрасно доберусь, на своих четверых.
В этих словах чувствовалась не только странная уверенность, но еще и некая ирония к человеку.
Мол, как быть с тобой, двуногий, лучше давай подумаем?
Подобная, ничем не прикрытая насмешка любого могла вывести из себя, а не только уставшего и продрогшего во время холодной ночевки, парня.
— Ты, однако, нахалюгой стал. — не утерпел Мишка. — Причем, самым по - настоящему бессовестным.
— И еще каким! Но не обижайся. Лучше сделай мне ошейник из своего рюкзака, — заявил в ответ на это Заур.
— Неужто убежать можешь? — опешил Мишка от такого предложения добровольно очутиться на поводке. — Так я и не держу.
Пришел черед разозлиться пришельцу:
— Делай, я говорю, ошейник, — опять донеслось в ответ от Заура. — И к нему надежно веревку привяжи.
Динозавр яростно и нетерпеливо уставился в лицо человека своим взглядом пронзительно желтых глаз:
— После чего держись крепче за нее, когда я наверх полезу.
Прошедшая ночь, как видно принесла немалые перемены в облике рептилии, теперь заметные по всем статьям.
Мишка глянул на острые, как хорошие кинжалы, когти на мощных лапах, чуть ли не за одну ночь повзрослевшего динозаврика.
И все понял:
— Тот сам нашел выход из их патового положения.
Следовало подчиняться.
Отпоров ножиком от пустого, и потому никому не нужного более, брезентового рюкзака лямки, Костромин смотал их вместе — наподобие кольца. И накинул свое творение на длинную жилистую шею Заура:
— Что ж, попробуем, — с изрядной, впрочем, долей сомнения заключил мастеровой.— Знатный для тебя хомут получился.
Заур на это уже не реагировал привычной мысленной репликой.
Просто пошел вперед и наверх, попутно успевая смотреть и вперед на скользкую ледяную стену и оборачиваться на Мишку, дабы проверить:
— Как тот реагирует на дармовую тягловую силу?
Много повидал Мишка на своем туристском веку скалолазов, но о том, что выделывал перед ним Заур на общем восхождении, он и предположить не мог.
Ровно и уверенно, как танк по городскому проспекту, пошел и пошел зверь вверх по скалам, покрытым крепчайшим натечным льдом.
Оставляя за собой лишь на гладкой поверхности глубокие следы, как от ледовых крючьев. Вполне заменяя их  своими, страшноватыми даже на вид, изогнутыми как ятаганы когтями.
Так что Мишке только и оставалось, что покрепче держаться за веревку, да ногами где надо переступать.
И то, чего так опасался старший по возрасту в их компании успешно завершилось в два счета.
Не успел ведомый даже устать как следует, а уже испытание оказалось благополучно пройденным.
Вид с Талдуринского перевала, сильно попорченный низкими дождевыми облаками, как и перед этим с пасмурного Абыл - оюка, был не ахти какой привлекательный.
Но и он позволял оценить с непередаваемым восхищением заснеженную пирамиду горы, взметнувшейся прямо перед восходителями в небесную ввысь.
— Иикту называется, — пояснил Мишка своему спутнику.
Совершенно не выказывавшему и тени усталости после отчаянных подвигов, проявленных при восхождении по стене.
Динозавр в тот момент так преданно глядел в лицо Костромина, что парню ничего другого не оставалось, как перекинуться еще несколькими фразами.
 — Па алтайски значит — самая высокая гора.
Отсюда, с перевальной точки прямо у «плеча» священной для коренных жителей Горного Алтая горы, было особенно наглядно видно:
— Вокруг, куда ни кинь взор, не сыскать другой такой, и тем более - выше.
— Разве что Белуха превосходит размерами над уровнем моря. Метров на четыреста, — постарался быть предельно справедливым самодеятельный гид динозавра. — Но та отсюда далеко...
Продолжать мысль он не стал.
Мишка, внезапно догадавшийся обо всем, поднялся с камня, на который было присел, чтобы перевести дух после сложного подъема.
— Уж не оттуда ли? Не с Иикту группа Федько и скатилась на ледник, попав под снежную лавину?
С надеждой глянул он на вершину, явно напомнившую ему рисунок в протоколе допроса чекистами шамана.
На котором тот своей собственной рукой набросал изображение «Красной юрты» верховного Божества горноалтайцев — самого Создателя.
 — Оттуда, Михаил. Оттуда, — серьезным тоном подтвердил его догадку зауропод. —  Теперь я и сам чувствую сигналы, которые посылает Элоа.
Островерхая — будто сахарная голова, от того, что покрытая вечными снегами, вершина Иикту и с высокого перевала на гребне того же массива, впечатляла всерьез.
В том числе и своей — не просто кажущейся, а вполне реальной неприступностью.
— И снизу на неё взойти — куда большая проблема, — оценил Мишка.
Хотя и с тревогой, но без робости он представляя теперь путь, которым могла пойти на свое роковое восхождение группа Федько.
— И куда теперь ему следует сопроводить зауропода...
Впрочем, и траверз отсюда, с перевала Талдуринского, не казался легкой прогулкой. Потому хоть парень и восхищался недавней цепкостью и мощью ящера, все же должен был спросить:
— По силам ли будет этот переход?
Только сомневался проводник напрасно.
— Не бойся за меня, все одолею, — развеял все сомнения, раздавшийся в мишкином мозгу неузнаваемый голос динозавра.
Меньше чем за две недели, что прошли с того момента, как он вылупился из яйца, зауропод прошел долгий путь к взрослению.
За это время случилось поразительное превращение младенца, в особь, которой, как полагал Михаил, теперь на земле, безо всякого преувеличения, уже и не было равных:
— Даже не по дням и по часам, а буквально по секундам и минутам рос теперь зверь, ненасытно потребляя по дороге сюда— на скалы, все, до чего дотянется его длинная шея или сгребут мощные лапы.
В пасть с острейшим набором клыков шло все, как в некую мясорубку.
Тогда как Заур не брезговал ничем из попадавшегося на пути к цели— молодые побеги кустарников, кедровые шишки, сочная трава все шло на корм зверю.
Не считая и  мелкой живности, которой ящер охотно делился с человеком..
— Хотя, — как понял Мишка, - не устоял бы зауропод и перед желанием попробовать самую крупною дичь, какая водилась в этих местах.
Да только времени у них  не было:
— На такой поиск и гипнотическую приманку.
— Ну ты и растешь, прямо как на опаре, — не раз за последнее время восхищался Костромин отменной прожорливостью своего доисторического друга.
Как выяснилось, оказавшейся теперь так на руку обоим.
Спутник, в свою очередь заскромничал:
— В нашу эпоху иначе и нельзя было — не успеешь повзрослеть, как схарчат другие хищники.
После чего в диалог вступил тот, кто руководил действиями, оставшихся в душе зауропода, чужаков.
— Не забывай и об энергии всего нашего отряда поселенцев, — заметил голос в мозгу Костромина. — Ведь и она стимулирует рост отганизма носителя общего разума.
Теперь, в минуты отдыха перед основной работой по восхождению на Иикту, можно было перекинуться мнением и на отвлеченные темы:
— Ни коим образом не касавшиеся прикладного альпинизма по прокладыванию пути будущего экипажа к космическому кораблю.
Чем не приминул воспользоваться Коетромин, вызвав носителя инопланетного разума на большую, чем прежде, откровенность:
— Если такой самостоятельный, то почему твои предки безвылазно в озере обитались? — задал он, все чаще мучавший его вопрос. — Когда еще семь веков назад спасательный корабль за вами прилетел?
— Подвела спешка, — самокритично ответил собеседник. — Уж очень Элоа торопил капсулу к нам на помощь.
— Вот так спешка, — укоризненно покивал головой Михаил. — Такого шума понаделал ваш пилот, что спуск корабля сочли за комету Галлея, прошедшую по самой низкой в истории Земли траектории.
— Что там комета, — поддакнул Заур. — Вся накопленная веками энергия ушла тогда на полет, потом пришлось вновь столетиями копить заряд на обратную дорогу.
Оба подумали при этом про Ждана — бортника:
— Не будь которого, кто знает — где была бы теперь та самая спасательная капсула, до которой оставалось ссовсем немного — рукой подать!
Что же касается причин торопливости, обернувшейся крушением первоначальных замыслов, то можно и понять пилота:
— Не мог он знать, что у нас тут такая беда! И просто некому будет вести дальнейший поиск.
Большего можно было и не говорить.
Даже Михаил понимал опасения динозавра, застрявшего как в ловушке в пещере у горного озера:
— Ведь одним оставшимся зверем рисковать не стоит.
К тому же:
— Как уйти от яйцекладки? Что сдучись — импульс на пробуждение нельзя будет передать эмбриону.
— Такое уже бывало, — как понял Мишка из последовавшего рассказа
...На Земле посланцы построили несколько различных убежищ для тех, кто ожидал возвращение Элоа. Некоторые из них, по откровению пришельца, находились тоже буквально рядом :
— В пустыне Гоби.
Это утверждение напомнило Костромину путевые заметки Фердинанда Оссендовского, встречавшего со своим отрядом такие страшные места с огромным количеством костей, якобы, драконов, увидеть которые было крайним несчастьем.
— Точно, именно там целые кладбища динозавров нашли, — подтвердил начинающий специалист по звероящерам. — Все гадали — почему погибали огромные особи в одном месте?
Вспомнил Костромин и оценил тот риск, которому подвергается сейчас в его компании контингент пришельцев, согласившихся под началом совсем неопытного в таких делах человека, двигаться к спасательному кораблю.
— Действительно, самый последний шанс у вас остался на то, чтобы уцелеть! — согласился он. — Но вот доберемся сейчас до золотого шара на вершине, и дальше-то как будет?
Он все же попытался сформулировать программу действий на будущее:
— Ведь сам говорил — иссякла у него энергия.
— А мы на что? — удивился непонятливости напарника тот, кто управлял действиями Заура. — Нашего общего заряда биополя, что во мне сейчас, хватит на то, чтобы воссоединиться с галактическими энергополями и долететь куда угодно.
По жару, охватившему самого Мишку, он понял, в какой стадии иступления находятся сейчас космические скитальцы:
— Только бы добраться до Элоа, соединиться с ним.
Передохнув и набравшись сил, путники двинулись в дальнейшую дорогу.
Если, конечно, так можно было сказать про заснеженные карнизы на горном хребте, ведущем к вершине Иикту.
Стоявшая столько дней пасмурной, погода вдруг разошлась как по писаному:
— Лучше не придумаешь.
Ясно и светло. Ни мановения ветерка. Именно так как и должно было быть, чтобы спокойно пройти кручу.
И это заставило Костромина погрешить на проделки зверя:
— Не иначе, как может влиять и на погоду, а не только на местное зверье? И, вполне вероятно, даже на самих людей. Вот, как на него — со своей телепатией.
Заур, впрочем, и не отрицал правильность таких мыслей, к которым в ходе общения пришел его спутник.
— Ну а что же тогда раньше не навести было такое ведро — замечательную погоду? — чуть не обиделся Михаил, вспомнив свои муки на дождливом маршруте.
На что, оказывается, у пришельцев тоже были свои аргументы:
— Не хотелось тебе говорить, только нельзя было другим давать возможность отыскать Элоа, — откровенно заявил мысленный собеседник Костромина. — Как могли затрудняли возможность кому - либо другому добраться до него раньше нас.
— Ну а теперь что?
— Теперь уже никто нам не помешает!
Сказано это было уже тогда, когда оставшийся участок пути динозавр решил пройти в одиночку, отправив Михаила на спуск.
Сила импульсов корабля стала длостигать такой интенсивности, что тому просто не безопасно стало находиться рядом с шаром, вознесенным на заоблачную высоту последними приближенными Чингисхана.
Прощание прошло совсем по-будничному. Костромину даже стало не по себе:
— Словно самое обычное дело —  встречаться да расставаться братьям по разуму.
Михаил лишь провел повлажневшей ладонью по теплой коже на загривке длинной шеи зауропода.
И буркнул, стараясь скрыть внезапную печаль:
— Пока! — сказал, не замечая, как дрогнул голос. — Теперь-то ты и без меня запросто управишься.
Заур в ответ тоже не поскупился на проявление чувств.
 — Спасибо, выручил Ты нас, — с этим ящер благодарно потерся огромным крутым лбом о локоть спасителя.
Затем развернулся неторопясь и величественно, как и подобает самому могучему созданию на планете, пошел далее.
Не оглядываясь.
Тяжело ступая мощными лапами по снежному гребню, прикрывшему каменнуе лезвие нстрого хребта.
Вначале был просто шаг, затем все последующий делались все быстрее и быстрее, когда, чуть покачиваясь при  ходьбе, заметно раздавшимся в размерах, телом, Заур начал  штурмовать более крутой подъем хребта.
Особо не выбирая при этом для себя пути попроще.
— Да, теперь-то такого его ничем не остановишь, —  глянул вслед Мишка, когда Заур скрылся за скалами.
Вздохнул, и сам пошел на спуск с хребта по снежному ровному насту, выбранному для одиночного пешего «слалома» к подножию горы.
Пока добирался вниз, а потом еще и месил раскисший снег, ступая по леднику — еще более распогодилось.
Далеко стороной теперь относило ветром тучи. Чья грозовая, ватная пелена уже не мешала сиять в небесной синеве умопомрачительному солнцу.
И тут-то Мишка уловил что - то совершенно чуждое в этом горном «заповеднике тишины».
Услышал в небе над собой посторонний звук. Чужеродным явлением ворвавшийся в плотное молчание вечных льдов.
Глынул в верх, сделав от солнца ладонь козырьком и чуть не ахнул.
Над хребтом, огибая вершины, летела зеленая стрекоза военного вертолета.
— Заур? Как он? — беспокойно глянул в сторону вершины Иикту Мишка. — Вот он кого опасался. И, выходит, что не зря. Только успеет ли?
«Вертушка» тем временем, сначала обошла пирамиду горы стороной, затем вернулась, обратно, зависнув над самой снежной шапкой. Своим грохотом подняв в воздух белые клубы, слежавшихся там, сугробов.
И тут прогрохотал разкий раскат, будто под ударом грозового заряда лопнуло пополам сухое дерево.
Тугой волной колыхнулся воздух.
Вертолет, как-то по-лягушечьи подпрыгнув, косо пошел на  снижение по ту сторону  гор. Тогда как с Иикту, продолжая грохотать, стремительно, грозной стеной, сходила  вниз снежная лавина.
— Видно, от шума винтов и сотрясения воздуха дрогнул, сорвался вниз ненадежный козырек, — мелькнуло в голове у встревоженного Костромина.
Дальше подумать Мишка не успея.
Упал, тронутый мощной воздушной стеной — предвестником наступившей лавины.
Потом снежные клубы сбили его с ног, покатили вниз по леднику. Швыряли до тех пор, пока не забросили в одну из неглубоких расщелин.
Там и очнулся Мишка, засыпанный с ног до головы пушистой снежной
мукой.
 — Хорошо, что стоял сравнительно далеко от самого подножия горы, а то бы и мне досталось на орехи! — отплевываясь от набравшегося в рот снега, выбрался из сугроба Костромин.
Нужно было идти дальше вниз.
Но что-то удерживало его на месте.
Долго стоял, внимательно всматривался в склоны острого пика. Словно ожидая чуда. И оно произошло.
Сначала разноцветная радуга появилась над готовой.
Потом и она дрогнула, замкнув цветастое коромысло в идеальный круг, из которого в небо яростно полыхнуло огнем, сорвав вниз еще одну лавину, но теперь уже поменьше первой.
— Прощай, Элоа! — поднял Мишка над головой растопыренную ладонь. — Я выполнил свое обещание!
Так, глядя  вслед исчезнувшему  огненному  смерчу, он и пошел шаг за шагом, спотыкаясь, падая, пока  не сел на  прямо лед, закрыв лицо руками:
— Вот и все. Был контакт и нет его больше.
...Пасмурно стало на душе еще и от от ощущения некой личной вины «за самодеятельность» перед всеми землянами:
— Это, может  быть, именно он — Мишка Костромин, виноват в том, что не сумел удержать пришельцев. Он один...
Снова донесся  рокот моторов, и свист вертолетных винтов.
Но уже сразу несколько машин садилось внизу, на  пологом склоне у ледникового массива.
— Вот зададут мне жару! — сообразил Михаил.
Однако эта мысль недолго бередила его самокритичную душу.
Больше думал он о том, кто, выполнив свою последнюю земную миссию, оказался сейчас в плотном месеве снега, сошедшего с горы.
— Ведь, не мог улететь со своими духовными властителями зауропод, выбранный ими для перемещения в последнем пространстве голубой планеты.
Так и не ставшей пришельцам новой Родиной.
...Долго вглядывался Мишка в белоснежное поле, образовавшееся на месте, где еще недавно темнел вечный лед, знавший еще следы тех восходителей с луками и стрелами, кто по воле тирана уходили наверх со своей тяжкой ношей, чтобы никогда более не вернуться обратно.
 — Вот и Заур остался заложником великой космической миссии, — чуть ли не слезы навернулись на глаза парня.
Так захотелось ему снова прижаться к теплому шершавому боку зауропода, посмотреть в глаза и порассуждать мысленно о том, что волнует непривередливое и любопытное ископаемое.
Только молчала, оседая снежная пыль.
Тем временем с другой же стороны — от севших на поляне ветролетов, уже доносились раскатистые команды солдатам, цепью растянувшимся по леднику.
Все делавших так, чтобы никто и ничто не могли выйти с этой, ставшей запретной для всех, зоны.
— Пора сдаваться! — понял Костромин.
И опять вспомнил динозавра.
Только теперь уже не столько с жалостью, сколько с пониманием того, что нашел тот свое успокоение сам, а не под пулями автоматического оружия.