Шахматы

Ася Наумова
Шахматы
Пьеса

Действующие лица:
Лиза, студентка
Катя, ее подруга
Сергей, их друг, сосед по квартире, актер
Иван Николаевич Залесский, фотограф
Его жена, Ирина Рудольфовна, редактор гламурно-литературного журнала
Платон Михайлович, режиссер
Архангел Михаил
Ангел Федя
Сотрудники небесной канцелярии
Официантка
Голос из радиоприемника (он же просто голос)

1 действие.
1 сцена
На сцене декорации офиса. Похоже на большой стеклянный квадрат, внутри которого стеклянные перегородки разделяют его еще на восемь отделов. Квадрат словно разрезан пополам, так что перед зрителем панорама всего происходящего внутри. За стеклянными перегородками видно, что отделов на самом деле очень много, они уходят куда-то вдаль, так что создается впечатление огромного стеклянного тоннеля, уходящего в бесконечность. Все сотрудники работают очень быстро, беспрерывно звонит телефон, но мелодии сигналов у этих аппаратов необычные. Каждый раз при вызове мы слышим звуки живой музыки, ручья, ветра, колокольчиков. Звуки перемешиваются и поскольку звонки не умолкают ни на секунду, кажется, что ты находишься на репетиции симфонического оркестра в лесу.
Все сотрудники в белом. В центральном стеклянном квадрате стойка типа «ресепшен» за которой с важным, но изрядно уставшим лицом стоит человек. Он постоянно отвечает на бесконечные звонки, и так быстро меняет трубки разных телефонных аппаратов, что за ним трудно уследить. Это Архангел Михаил.

Михаил, поднимая трубку: Небесная канцелярия, архангел Михаил, доброго времени!
Голос в трубке: примите факс для отдела просьб с земли.





Михаил: принимаю.
Принимая, читает первое объявление: «Очень хочу встретить мужчину. Сильного, заботливого, доброго. Чтобы любил меня и заботился»
Михаил: Вот бред! Только бумагу переводим! Все равно не будет выложено в эфир, разве они не понимают, что в таком виде объявления не проходят? Мы же небесная канцелярия, а не газета тупых бесплатных объявлений! Мы печатаем только правду! А это что? «сильного, умного, разумного, золотого»! Да неужели такие бывают?! Если бы мы не отфильтровывали заявки, составленные подобным образом, то есть некорректно, то представьте себе, что бы творилось на земле! Женщины перестали бы быть просто желанными вопреки всему женщинами, а мужчины «козлами любимыми». Если бы автор запроса согласился пересмотреть свои приоритеты и отредактировать просьбу, возможно, ее бы выпустили, а так…
Звонок телефона.
Михаил: Небесная канцелярия, Михаил на проводе, доброго времени!
Голос: Примите заявку: в секторе новой жизни отключили божественный свет. Юные души не могут найти выход и в эту минуту пять миллионов женщин не могут родить. Поставьте заявке высокий приоритет!
Михаил: Запишите номер заявки: 486399045. Спасибо за звонок, всего доброго!
Снова звонки.
Михаил: Небесная канцелярия, архангел Михаил, слушаю вас!
Голос: Примите заявку: в группе контроля миропорядка изменение в составе сотрудников в меньшую сторону. Срочно прислать подкрепление! На земле назревает конфликт.
Михаил: номер вашей заявки 486399046. Всего вам доброго, до свидания!
Снова звонки.
Михаил: Небесная канцелярия, на проводе самый быстрый и вежливый архангел Михаил!
Голос: небесная канцелярия, разошлите по всем отделам новую информацию. Ежедневные отчеты о проделанной работе вывешивать на доске веры и справедливости. По итогам месяца лучшие сотрудники будут награждены. Учитываются следующие показатели: максимальное количество закрытых заявок и качество работы, т.е. долговечность выполненной заявки.
Михаил: Отправлено в рассылку, спасибо за звонок. Всего доброго!

Сцена 2
Комната в двухкомнатной квартире. Две кровати, две тумбочки, стол, шкаф, телевизор. Пушистый ковер. На полу телефон. Очень смешной: красный, дисковый. Большое окно, солнечная сторона, за окном снег. Она сидит на кровати в пижаме, скрестив ноги.




Горит настольная лампа, за окном снег. Она пристально смотрит в окно, что-то шепчет в пустоту. Минут через пять резко вскакивает, начинает дергать ногой. Затекла. Чтобы растормошить ногу, начинает скакать по комнате, выходит нелепо и глупо. От нечего делать включает телевизор.
Телевизор: «Новости столицы. Сегодня на Варшавском шоссе столкнулись маршрутное такси и «девятка». Восемь пассажиров микроавтобуса получили травмы и были немедленно госпитализированы. Водитель «девятки» от полученных травм скончался на месте»
Она выключает телевизор. Стук в дверь.
Голос за дверью: Лизка, ты дома?
Лиза: Да, открыто, заходи.
На пороге появляется Сергей. Высокий, стройный молодой человек. Он в длинном синем вытянувшемся свитере и джинсах. Вьющиеся волосы собраны в хвост. Торчит одна тонкая длинная прядь, из которой сооружено что-то наподобие косички. Закреплено канцелярской резинкой.
Сергей: Привет, Лизанька!
Лиза: Привет, Сергунь!
Сергей: Есть хорошие новости, завтра работаем. Так что стирай свою шубку и чисти сапожки, внученька!
Лиза: Здорово! Что за семья?
Сергей: Семья большая. Папа, мама, и двое ребятишек. Знаешь, мы разговаривали сегодня с отцом семейства. Он сказал, что дети очень переживают за несчастных гималайских мишек, страдающих от цинги и он посоветовал им попросить у деда мороза, чтобы все было хорошо.
Лиза: Бедные дети…
Сергей: Не такие уж и бедные. Что тебя беспокоит?
Лиза: Мы с тобой, получается, обманываем их.
Сергей: Лиз, мы просто работаем. А то, что у деток будет хорошее настроение в новый год, разве это преступление? Ладно, тебе вредно много думать. Пиво будешь?
Лиза: нет, спасибо.
Сергей: А где Катя?
Лиза: Похоже, продолжает складывать столицу из пазлов. Забрела в какой-нибудь незнакомый район и идет наугад до ближайшей станции метро. А потом вычисляет, где была и куда отсюда ведут московские дороги. Скоро мы  с ней составим новую карту метро, где будут отмечены разные важные пункты. Ну, например, станции метро, где продаются самые вкусные слоеные пирожки. Или станции, где сломаны турникеты на выход. Это будет   наше ноу-хау. Запатентуем и будем продавать по 50 рублей.
Сергей: Креативно. Одно плохо: заранее провальный бизнес.





Лиза: Это почему?
Сергей: А потому что те, кому будет интересна эта информация, как правило, не имеют лишних денег на карту метро. Этот полтинник они лучше потратят на те же самые слоеные пирожки. И им самим будет дешевле вычислить самые хорошие в смысле экономии станции метро.
Лиза: Да, ты прав. Но ведь хорошая идея?
Сергей: Идея сама по себе – блеск!
Лиза: Надо что-нибудь еще придумать…
Сергей: Да, прекрасен русский человек! Голову себе сломает, изобретая велосипед, но работать не пойдет. Я вот думаю, что мы за нация такая? По идее, нас уже давно уже должна была поработить другая нация: более сильная, более наглая, более работящая. Мы уже давно должны собирать чай на чьих-нибудь плантациях, ан нет!
Лиза: А знаешь, почему мы все еще не ходим в рабах? А потому что все великие народы, наверное, сели за стол переговоров и обсуждают: мол, поработить нам Россию или нет? Мы «за», - говорят армяне, - у них женщины красивые. Как поработим, они будут наши, не будут нос воротить, мол, «уйди, чурка противный». А умные татары против. Нет, - говорят, - им ведь даже в рабах будет лень ходить. Мы же замучаемся заставлять их работать, вы уж поверьте нашему давнему опыту! Это правильно, - согласились хитрые евреи, - от русских одни убытки будут. Они не умеют зарабатывать деньги из ничегонеделанья, как мы, например.
Вот, Сереженька, сказка о том, как один из пороков спас великую страну.
Сергей: А я думаю, нас потому не поработили и вряд ли когда-нибудь поработят, потому что великая сила в нас есть. Слепая, часто жестокая, но такая мощная! Вот пример: иду я поздно ночью по незнакомой улице. Налетают двое, или трое, уже не помню. Один наносит мне удар. Ну бандиты как-никак! А я говорю: «Ребята, дорогие, не тратьте вы на меня свои силы. Денег у меня нет, могу показать». «Показывай», - подозрительно глянув на меня говорит один. «Вот, друзья мои, посмотрите, что у меня в сумке, - говорю, - книга, которую вы никогда не будете читать, да диск с музыкой, которую вы никогда не будете слушать». «А мобильник?» - находчиво спрашивает другой. «Я бы с удовольствием отдал вам его, если бы он у меня был, но он мне не нужен. (Я действительно без мобильника ходил тогда). Я, - говорю, - актер, нечего с меня взять. А хотите, приходите к нам в театр, я вам контрамарку выпишу». И что ты думаешь? Ударили меня еще раз, и понеслись вовсю. «Эй, ну куда же вы? Что же вы бежите? – кричал я им вслед». Ну неужели же я бы пустился в погоню, или, что самое смешное – стал бы вызывать милицию по несуществующему телефону?
И вот что подумал я тогда: «вот они, именно они, эти наделенные бессмысленной силой молодые люди и будут нас защищать в третью мировую. Бегите, родные, и берегите себя! Родине понадобится ваша сила!»



Лиза: Ты – чудо… Так тепло вспоминать о тех, кто ударил тебя… Ты тоже считаешь, что все люди добрые? Ты любишь их?
Сергей: нет, я ненавижу людей. Всех. Потому что они сами себя не любят, а за что же мне то их любить? Вот посмотри в окно. Видишь, мужик свою собачку выгуливает? Ты думаешь, он любит себя? Нет, он свою собачку любит! Ненавижу!
Лиза: Я когда в школе преподавала, прочитала в одном детском сочинении: «русских на триста лет захватило татарское иго, но даже там они не работали».
Но к делу! Во сколько у нас завтра волшебный визит?
Сергей: В семь вечера. Встретимся в городе, я днем еще поеду по делам.
Лиза: Хорошо, я поеду из дома.
Сергей: От пива ты точно отказалась?
Лиза: На сегодня точно. А то завтра не смогу залезть в волшебные сани, что будешь делать?
Сергей: Оленя переодену в снегурочку. Ладно, до завтра, моя хорошая! Смешно, конечно, прощаться с тобой до завтра, если живешь в соседней комнате.
Лиза: Ну если соскучишься до завтра, можешь постучаться.
Сергей: А можно вообще не уходить? /Подходит к Лизе, обнимает ее/. Лиза…
Лиза: Так, все, дедушке больше не наливать! Во-первых, не забывай, что в твоем возрасте употребление спиртных напитков крайне неблагоприятно сказывается на сердце и давлении. А во-вторых, давай не будем портить сказку.
Сергей: А мы никому не скажем!
Лиза: А никому говорить и не придется. Сказочная канцелярия наблюдает за нами. Если мы нарушим правила игры, нас сразу разжалуют.
Сергей: Сказочница ты, Лизка! Я вот не люблю людей, а тебя люблю!
Лиза: Может, потому что я не люди?
Сергей: Может быть. Значит, ты самый прекрасный нелюдь из всех, которых мне довелось повстречать.
Лиза: Ладно, Сереженька, иди спать.
Сергей: Иду, иду. Если не уйду сейчас, не уйду никогда!
Лиза: Пока!

Сергей уходит. Она подходит к окну.
Лиза: Двенадцать… И где она ходит?
Открывает ноутбук, начинает печатать. Фонограмма – ее голос, она не отрывается от экрана монитора.





Голос: Мне снился Санторин сегодня. Нет, не так… Мы сидели за столом, был какой-то праздник. Кто-то наливает мне вино из старинной бутылки, а на ней написано «Санторин». И я начинаю рассказывать про эту волшебную страну. Говорят, это и есть Атлантида. Я слышу шум разбивающихся о берег волн, вижу эти белые камни. Прекрасный город вырастает передо мной, как будто открывается разворот книжки со сказками, только там все настоящее. За столом воцаряется тишина. Мои слушатели очень внимательны. И вдруг во время своего рассказа я замечаю, что стол наш уже не в комнате, а на берегу моря. Над нами шатром раскинулись шикарные ветви оливковых деревьев, чуть вдали тихонько напевает песню море, вторя птичьему щебету. Мы чувствовали себя богами…»


Сцена 3.

Маленькое уютное кафе. За столиком сидит Катя с книгой. Иногда оглядывается по сторонам, но когда не находит глазами то, что ищет, снова обращается к книге. С каждым разом лицо ее становится все более озадаченным.
Наискосок от нее, за столиком сидит мужчина, лет сорока. Приятное лицо. Волосы темные, с проседью, выразительные глаза.
В кафе полумрак. Льется легкая музыка.
Мужчина за соседним столиком закуривает сигарету одну за другой. Посетителей в кафе нет кроме них двоих. Он разглядывает Катю. И чем дольше он смотрит на нее, тем все больше начинает улыбаться. Но его улыбка – это не флирт, не желание «закадрить» девчонку в кафе. Он улыбается очень тепло, даже как будто по – отечески.


Официантка: уважаемые посетители, мы закрываемся.
Мужчина тушит сигарету. Катя закрывает книгу, делает последний глоток клубничного каппучино, но не одевается, ждет счет.
Мужчина, расплатившись, уходит.
Катя: Девушка, можно счет?
Официантка: Ваш счет оплачен.
Катя: Кем?
Официантка, озираясь: А он уже ушел… Странный какой…
Катя, видно, что рассержена, быстро одевается и выходит.
В метре от кафе стоит вновь с сигаретой известный мужчина. Они встречаются глазами. Мужчина сразу подходит. Заметил ее сердитый взгляд.




Мужчина: Простите меня ради бога, если обидел вас.
Катя: Не очень оригинальный способ знакомиться.
Мужчина: дело в том, что я вовсе не хотел с вами познакомиться таким способом.
Катя: Ну тогда всего доброго!
Мужчина: Опять простите. Нет, конечно, не хотеть познакомиться с вами невозможно. Но вы видите, что я не умею говорить красиво и правильно, так, чтобы девушка сразу пришла в восторг. На самом деле от вашего столика шел такой прекрасный запах, что я попросил официантку принести мне и ваш счет, чтобы узнать название напитка, который вы пили.
Катя: Можно было бы просто спросить. Это бы обошлось вам дешевле.
Мужчина: Я, видите ли, застенчив. Мне достаточно трудно просто так заговорить с человеком. Профессия моя не подразумевает общение.
Катя: и кто же вы по профессии?
Мужчина: Фотограф.
Катя: Разве вы не общаетесь с людьми, которых фотографируете?
Мужчина: С ними общаюсь не я, а моя камера. Только через объектив я знакомлюсь с этим миром. Тот, кто попадает в объектив моей камеры, становится единственным и неповторимым. Каждое лицо, отраженное на снимке, каждый кадр может поведать свою историю, свою печаль, свою радость. Не все могут открыться перед другим человеком, но камера, даже если ей врут, умеет выхватить из каждого его правду. Нужно только вовремя нажать на кнопку. Это и называется «поймать момент».
У вас очень интересное лицо. Я хотел бы сделать серию ваших фотографий, если вы, конечно, не возражаете.
Катя: Хотите с помощью камеры узнать мою правду?
Мужчина: Если успею поймать тот самый момент, а это очень сложно. Мне просто кажется, что в этом море есть что ловить. За такими глазами должны скрываться удивительные сокровища. Хоть бы одним глазком взглянуть на них! Ну так как, вы согласны?
Катя: а говорили, что застенчивы! Вы, однако, умеете уговаривать!
Мужчина: спасибо за комплимент, конечно. Но я не лукавлю, поверьте. Я действительно исключительно редко разговариваю так долго, да еще и с незнакомым человеком. Этот опыт, похоже, мой дебют. Но соблазн сфотографировать вас настолько велик, что одержал победу над моей робостью. Кстати, к вопросу о незнакомстве. Позвольте представиться: Иван Николаевич Залесский, фотограф.
Катя: Катя.
Иван Николаевич: Катя, что вы делаете завтра?
Катя: По большому счету ничего.





Иван Николаевич: Тогда, Екатерина, приглашаю вас завтра на прогулку, в Царицино. Там очень красивые места, мы сможем с вами сделать потрясающие кадры.
Катя: Есть ли требования к дресскоду?
Иван Николаевич: Любая одежда, в которой вы чувствуете себя комфортно.
Катя: Договорились. Тогда на сегодня пора прощаться, а то меня дома уже потеряли, наверное.
Иван Николаевич: позволите вас проводить?
Катя: А мы уже почти пришли. Вот уже виден значок метро, ну а если человек в метро, считайте, он уже дома.
Иван Николаевич: Мне нравится с вами беседовать, Катя, у вас интересный ход мыслей. Не буду навязываться, а то еще сочтете меня настырным, и не придете завтра. До свидания!
Катя: До завтра!
Катя спешит к метро. Иван Николаевич, оставшись один, долго смотрит ей вслед, что-то бормочет в темноту, закуривает.

Сцена 4
Интерьер роскошной квартиры, хоть и небольшой. Две комнаты: одна служит кабинетом, другая спальней. Все остальное пространство заполнено книгами, подшивками журналов, в промежутках между всем этим стоят штативы, камеры, разбросаны фотографии.
В квартире полумрак, в спальне лежат двое: весьма красивая женщина, пусть немолодая, но для своих лет превосходно сохранившаяся, и мужчина – на вид ее ровесник. У него длинные волосы, говорит он пространно, взгляд затуманен. Невооруженным глазом видно, что человек этот принадлежит к творческому сословию. Эти двое: Ирина Рудольфовна, главный редактор известного столичного гламурно-литературного журнала, как его окрестили в московской прессе, потому что журнал наряду с публикациями юных талантов размещал на своих страницах массу продукции рекламного характера, и Платон Михайлович – известный столичный режиссер, не имеющий однако до сих пор своего собственного театра, отчего ставит на различных площадках, с разным актерским составом. В общем, как и положено настоящему творцу – свободный от всего мирского и бренного художник.
Платон Михайлович: Риша, милая, мне пора. Мы с тобой не наблюдаем часов, а твой дражайший должен был вернуться, как мне кажется, еще эдак с пару часов назад.
Ирина: Мне все равно. Я, быть может, этого и добиваюсь. Ты знаешь, так не хочется устраивать все эти романные разговоры типа «милый, я должна тебе сказать… я полюбила другого…» и прочее! Пусть бы лучше увидел сам и дело с концом!



Платон: Ты импульсивна, радость моя. В этом случае как раз лучше объяснить все спокойно. Ни тебе, ни мне скандалы ни к чему.
Ирина: Что-то больно рассудительным ты стал. Конечно, что тебе! Ты уйдешь себе спокойно, а мне продолжать терпеть быт с нелюбимым человеком.
Платон: Ты слишком строга, птичка моя.
Ирина: Ты великодушен. Я понимаю, легко быть великодушным на расстоянии. У меня уже просто нет сил терпеть его монументальный инфантилизм. Он как ребенок фотографирует все, что попадается на его пути: от гламурных девиц до железнодорожных путей. Как будто в этом мире кроме пустых картинок нет ничего: ни жены, ни семьи, ни дома, ни друзей, в конце концов. Да я была бы рада, если бы он был как все нормальные мужики: ходил бы с друзьями на футбол, потом пил пиво.
Платон: О, я представляю, что бы ты тогда ему устраивала! Эти сцены дали бы десять очков вперед любым моим постановкам. Милая, я давно тебе говорю, тебе стоило бы стать актрисой. А? Как тебе такая перспективочка? Сыграла бы у меня Аркадину. Я так и вижу тебя на сцене, в шикарном платье, заваленную корзинами цветов, и восклицающую с самолюбованием: «Ах, как меня принимали в Харькове!» 
Ирина: Ты очень правильно выразился: «перспективочка». А мне нужны перспективы! Я бы даже сказала – перспективищи!
Платон: Карьеристка… О, тщеславие – великий грех!
Ирина: А ты не такой, да?
Платон: А я не такой, вот именно, мамочка моя!  Меня вот, между прочим, приглашают в Сочи, открывать новый театр. Вернее, театр там есть, но это не театр, так, одно название. Короче, здание есть, но ни режиссера стоящего, ни труппы, ни репертуара, соответственно. И вот есть перспективочка, как я это называю, воссоздать новый театр на руинах искусства этого города! Только все никак не могу подобрать пьесу для первой постановки. Классику не хочется, нужно что-то свежее, сумасшедшее…
Ирина: Насколько я понимаю, там придется все начинать с нуля? Понятно, что в пока еще никакой театр с тобой не поедет выдающаяся труппа, у всех более или менее знаменитых артистов найдутся проекты и в столице. Это значит, что ты повезешь туда никому неизвестных актеров, в никому неизвестный театр, и будешь возделывать это поле как пахарь? Очень много времени понадобится, чтобы сотворить в пустыне оазис искусства, а уж про финансовый аспект я вообще молчу! Неразумно, друг мой!
Платон: Риша, ты не понимаешь! Как раз финансовый аспект волнует меня меньше всего! Мне не нужны там знаменитости, мне нужны сподвижники! Люди, помешанные на театре также, как и я, потому что только с такими можно будет начинать творить с нуля, потому что у таких людей вера в театр с лихвой компенсирует временные трудности!



Ирина: Если мне не изменяет память, тебе предлагали ставить в Москве. Уж эта «перспективочка» в любом случае интереснее твоих наполеоновских планов. Здесь будет и хорошая площадка, и народные артисты, и деньги, в конце концов!
Платон: Опять чья-то площадка, чьи-то артисты… Мне надоело бродяжничать, Ирина! Я хочу творить свой театр, создавать свое пространство, на своей сцене, со своими несчастными счастливыми сумасшедшими! Я хочу ставить пьесы настоящие, искренние, живые, и не думать, хороша она или плоха для продажи! Пойми, я хочу ставить не для того, чтобы этот продукт можно было дорого продать, а для того, чтобы воплощать свои идеи, пусть даже на первых порах они не принесут того дохода, который светит мне здесь.
Ирина: И почему мне опять попадается мужчина, для которого на первом месте что угодно, но только не я?
Платон: А я для тебя на первом месте?
Ирина: Ну не знаю… На одном из ведущих, это точно.
Платон: Подумай, быть может тебе интересно было бы поехать со мной.
Ирина: Подумаю. И ты тогда, пожалуйста, подумай, стоит ли пускаться в подобные авантюры.
Платон: Я понимаю тебя, но и ты постарайся меня понять. Я ведь режиссер, Ирина, в первую очередь, а не продавец. Ладно, давай пока отложим этот разговор. Пока у меня нет нужного материала, я все равно никуда не уеду. Не хочу приезжать на пустырь, да еще и с пустой головой. Одной идеи ехать недостаточно, нужно наполнить голову и сердце, а для этого нужен источник. Пока что мне такой не попался.
Ирина: Ладно, тебе пора. Мы действительно неосторожны.
Платон: Ну до встреч в эфире, разумная моя!
Платон встает, одевается, уходит. Ирина одна.
Ирина: В сущности, все это бредни, ребячество… Вот мой муж – тоже, казалось бы, ребенок, и он также увлечен этой своей игрой, только… Если своего я смогу удержать рядом с собой, этого – нет… Потому что этот – ничей. Вернее, он – общий. Он для всех: для меня, для театра, для актеров, для всего. И не удержишь… А как хотелось бы…
У мужа свой микрокосмос, он туда никого не пускает. Что там, за объективом его камеры? Мне уж точно не дано узнать. В итоге – предназначенный мне живет для всех, доставшийся мне – для себя. А кто – для меня?
Затемнение. Слышен только стук часов.







Сцена 5
Парк зимой. Скамейка. На скамейке сидит человек в костюме деда мороза и курит. К нему подходит Иван Николаевич.
Иван Николаевич: Можно?
Дед Мороз: Пожалуйста.
Иван Николаевич, после неловкой паузы: А разве дед мороз курит?
Дед Мороз: Как видите. А вас это удивляет?
Иван Николаевич: Уже нет. Знаете, когда я был маленький, я испытал страшное разочарование. Когда мне было пять лет, 31-го декабря отец сказал мне, что в этом году я был очень хорошим мальчиком, и поэтому сегодня ко мне придет Дед Мороз, и сам подарит мне подарок. Ох, как же я был счастлив! Я же весь год старался быть самым хорошим ребенком на планете, а все потому, что у самых лучших детей в новогоднюю ночь исполняются самые заветные желания. Дед Мороз исполняет. А моим самым заветным желанием тогда было иметь машину времени…
Дед Мороз: Зачем? Хотели возвращаться в прошлое, чтобы больше не совершать своих детских шалостей, и чтобы вас потом не ругали родители?
Иван Николаевич: Нет. Я ни тогда, ни сейчас не жалею о том, что сделал. Чаще о том, что не сделал. Мне просто всегда хотелось сохранить самые дорогие моменты в жизни. Те, которые, ты точно знаешь, что никогда больше не повторяться. Ну вот, например, я помню, как в детстве мне родители подарили собаку. А я так давно хотел ее, так мечтал, во сне все время видел, как кормлю ее, выгуливаю. И вот когда однажды в мой день рождения отец принес в мою комнату этот маленький шевелящийся комочек, я не закричал от радости, не стал прыгать до потолка, как делают все дети, когда испытывают радость. Я застыл. Я  молча смотрел на этот сверток, и не мог пошевелиться…
Дед Мороз: И что бы вы хотели сохранить из того дня? Это чувство немого восторга?
Иван Николаевич: Нет. В ту минуту, я не знаю, почему, но я посмотрел на маму. И увидел вдруг ее выражение лица. Я никогда ее потом больше такой не видел. Но она смотрела на меня так, словно видела впервые, и в то же время как будто в последний раз. Ни умильно, ни по-матерински, а с какой-то светлой печалью. И вот тогда у меня, пятилетнего ребенка возникло такое осознанное и очень взрослое желание: сохранить в своей памяти ее именно такой. Но я же понимал, что пройдет время, мы будем меняться, и еще тысячу оттенков различных выражений я замечу на ее лице. Но я знал, что такой я не увижу ее более никогда. И она, видимо, поняла это, и оттого так пронзительно мы вглядывались друг в друга, словно зарисовывая  другого на полотно своей памяти…
Дед Мороз: и что же? Дед Мороз, судя по всему, не подарил вам машину времени? Это было вашим разочарованием?



Иван Николаевич: Тогда я думал так…
Дед Мороз: А теперь что же, не думаете?
Иван Николаевич: А теперь я сам нашел свою машину времени.
Дед Мороз: Да? И как? Работает?
Иван Николаевич: Не верите? Хотите покажу?
Дед Мороз: А это не больно?
Иван Николаевич: Нет, не больно, и совсем не страшно.
Дед Мороз: Ну тогда давайте.
Иван Николаевич: Оглянитесь вокруг. Что из того, что окружает вас сейчас, вы хотели никогда не стирать из своей памяти?
Дед Мороз оглядывается. В конце парка он замечает приближающуюся к ним Снегурочку.
Дед Мороз: Вон видите в конце аллеи фигуру. Я хочу, чтобы эта девушка навсегда осталась в моей памяти такой. Снегурочкой, летящей к своему Деду Морозу. Я хочу, чтобы она всегда спешила ко мне…
Иван Николаевич достает фотоаппарат, наводит на Снегурочку. Делает несколько снимков подряд. На заднике появляются изображения Лизы. Как она снимает на бегу шапку, машет рукой. На последней фотографии хлопья снега залепили ей лицо.
Лиза, поравнявшись с собеседниками: Привет! /целует Сережу в щеку/. Лиза! /протягивает руку Ивану Николаевичу/.
Иван Николаевич: Иван Николаевич!
Дед Мороз: Так вот она, ваша машина времени?
Иван Николаевич: Да. А это /указывая на Лизу/ - ваша.
Дед Мороз: вы думаете?
Иван Николаевич: Да, я думаю, она перенесет вас в другое время.
Лиза: Я уже перенесла время. Я опоздала! /смеется/
Дед Мороз: Причем порядочно! И почему ты всегда опаздываешь?
Лиза: Я не слежу за временем, мне скучно заниматься этими глупостями.
Дед Мороз: А оттого, что тебе скучно этим заниматься, мы сейчас должны не просто идти, мы должны бежать. Простите, а вы тоже кого-то ждете?
Иван Николаевич: Снегурочка, похоже, не одинока в своем желании жить не по часам.
Дед Мороз: Ну тогда желаю вам дождаться ее.
Иван Николаевич: Дождусь. Вы же дождались.
Дед Мороз: Боюсь, что нет.
Иван Николаевич: Ну что ж, тогда продолжайте ждать.
Дед Мороз: И вы. До свидания!
Лиза: До свидания!






/ Лиза и Сергей встают и поспешно удаляются из парка, по пути шутливо ругаясь. Иван Николаевич остается один. Крупный снег, затемнение. На заднике – фотографии встречи Кати и Ивана Николаевича в Царицино. Ее лицо сквозь снежные хлопья, кадр, как она тянется к фотоаппарату, чтобы предотвратить съемку, его фотографии наискосок, видно, что она отобрала у него фотоаппарат…\

Сцена 6.
Офис. В офисе перед компьютером сидит Ирина Рудольфовна, лицо ее напряженное. Телефонный звонок. Она берет мобильник в руки, увидев на экране, кто это, слегка улыбается, берет трубку./
Ирина Рудольфовна: здравствуй, курочка моя! Как ты? Да, да, отлично… Я? Что я? Почему не в духе? Очень даже в духе… что ты слышишь? По какому голосу? Ой, да ладно, кто мне мог испортить настроение! Угадай с двух раз! (хохочет). Да, такой я веселенький ситчик! Обхохочешься! Нет, на этот раз не Платоша. Нет, ну что ты, он у меня молодец, придумал ваять новое искусство на корабле современности. А женщина на корабле, как ты понимаешь, не к добру, так что мой возлюбленный хоть и жаждет взять меня к себе в лодку, но еще не отдает себе отчета в том, что трое в лодке – то есть я, он и театр – не совместимы, а значит кого-то придется выбросить за борт, и я так чувствую, что это буду я. Но я не о нем. Как о ком тогда? Ты забыла, что я еще замужем? Может, поверь, официальный муж еще может доставлять некоторые неудобства, до тех пор, пока ты имеешь несчастье с ним жить. Что сделал, что сделал… в том то и дело, что ничего толком не сделал, и делать не будет. Знаешь, мне его жаль. Он такой ребенок, он так наивен. Вот вчера, например, вернулся домой поздно, но такой счастливый. Нет, что ты, не пьяный, я тоже сначала так подумала, а потом присмотрелась, ан нет, не пил. Включаю свет, приглядываюсь к нему, а у него глаза светятся как фары, то есть – большие и невразумительно задорные. Знаешь, я сразу поняла, что он со свидания, причем мне понятно и то, что если даже он кого-то встретил, то пока только встретил и ничего у них еще не было. Он ведь как мальчишка, у него все на лбу написано! Ты хочешь спросить, почему я не радуюсь, когда я только и жду повода, чтобы с ним развестись? Ты пойми, с его монументальным инфантилизмом его может опутать любая сукина дочь! Ну сколько их сейчас понаехало в Москву, кто за чем – кто за зароботком, кто за мужем, кто за славой. И ведь Ваня во всех отношениях теоретически подходит. Я переживаю как мать, ты пойми, за годы, прожитые вместе, он стал моим ребенком. И я не могу не переживать за его судьбу! Эгоистка? Кто? Я? Нет, я не эгоистка, хотя… быть может, в какой-то степени ты права, я жуткая собственница. Он давно мой, и мне трудно осознавать, что он может принадлежать еще кому-то, хотя я сама уже давно не его женщина.




/Стук в дверь/
Так, ладно, ко мне пришли похоже. Перезвоню тебе. /Кладет трубку. Повелительно:
Ирина Рудольфовна: Войдите!
/В дверях появляется робкое лицо Лизы/
Лиза: Здравствуйте…
Ирина Рудольфовна: здравствуйте, проходите. Ну смелее, смелее, у меня нет времени уговаривать вас пройти.
/Лиза осторожно проходит в кабинет, подходит к столу Ирины Рудольфовны и останавливается/
Ирина Рудольфовна, уже заметно, что ее напрягает эта лизина робость: присаживайтесь, я вас слушаю.
Лиза: я пришла к вам вот по какому делу. Я написала пьесу, и я слышала, что в вашем журнале сейчас проходит конкурс молодых авторов, так вот я хотела бы участвовать в нем.
Ирина Рудольфовна: пожалуйста, заходите на сайт нашего журнала, заполняйте анкету, оставляйте заявку, выкладывайте свое произведение, мы рассмотрим, потом свяжемся с вами и сообщим, допущены вы к участию или нет. Процедура проста, и для этого вам не стоило тратить свои нервы, и являться в мой кабинет лично.
Лиза: дело в том, что для меня это очень важно, можно я сейчас вам покажу, а вы скажете, нравится вам или нет?
Ирина Рудольфовна: вы что, хотите, чтобы я сейчас читала ваш трактат? Простите, но у меня каждая минута на счету.
Лиза: нет, нет, что вы, не прямо сейчас, а когда вам будет удобно. У меня есть распечатанный экземпляр. Я вам его отдам, там в конце указан мой номер телефона. Пожалуйста, позвоните мне, даже если вам не понравится. Я хотя бы должна знать, стоит ли мне надеяться…
Ирина Рудольфовна: ладно, уговорили. У вас так горят глаза, когда вы говорите, это подкупает. Давайте вашу рукопись.
/Лиза достает из сумочки пачку листов, протягивает Ирине Рудольфовне./
Лиза: вот! Спасибо вам большое, до свидания!
Ирина Рудольфовна: пока еще не за что благодарить.
Лиза: все равно спасибо, что уделили мне время.
Ирина Рудольфовна: ну тогда все равно пожалуйста!
/Дверь за Лизой закрывается, Ирина Рудольфовна удрученно смотрит на пьесу, потом решительно запихивает ее в ящик стола./
Лиза (за дверью): Господи, хоть бы получилось!
Ирина Рудольфовна (одна): боже мой, как же вы мне все надоели!







Сцена 7.
Декорации небесной канцелярии. За столом сидят двое – уже известный нам архангел Михаил и ангел Федя.
Михаил: Федор, я вынужден был вызвать вас на повторный серьезный разговор. Нам с вами уже приходилось решать вопрос о вашем поведении, когда вы явились своему подопечному Роману Петровичу, подвергнув тем самым опасности всю небесную канцелярию, однако тогда мы пошли вам навстречу, поскольку ваши намерения по спасению заблудшей души были искренно чисты. Однако теперь, на наш взгляд, вы переходите все границы. Эта девушка по всем правилам не должна была попасть в ваше ведомство, поскольку, как вы знаете, один ангел никогда не занимается одной семьей. Вам в этом случае была сделана поблажка, потому как вы вступили в прямой контакт с ее отцом. Теперь же мы видим, что пойдя вам навстречу, мы допустили ошибку. Неужели вы не понимаете, что клубок ее жизни, развиваясь после некоторых событий, в которых вы принимали непосредственное участие, теперь оказывает влияние на судьбы других людей? Схемы жизни тех, с кем она соприкасается на своем жизненном пути были прописаны иначе. Теперь же кураторы их судеб в растерянности, вы ставите под угрозу планы доброго десятка ангелов!
Федор: уважаемый архангел, но ведь их жизни – это огромный ковер, и даже нам с вами не дано понять, в какой узор могут заплестись их нити. Поверьте, я не делаю ничего, что бы могло нарушить общий замысел…
Михаил: я знаю, что сейчас вы не предпринимаете по большому счету ничего, однако, вы даже не отдаете себе отчета в том, что не желая того, вы уже вмешались в общий замысел, когда явились Роману. Безусловно, вашей вины в этом немного, это мы проглядели тот момент, когда вы запутали в узел несколько человеческих судеб. Теперь ваша задача – не навредить, вам ясно?
Федор: ясно, конечно. Но я же не могу сейчас стереть из ее памяти все проделанное ею за последний отрезок времени! Эта история, увы, а быть может, к счастью, уже запущена. Я могу не вмешиваться, но исправить, как вы догадываетесь, не в моей компетенции.
Михаил: что ж, в этом есть и моя вина. Ладно, ступайте, и пожалуйста, больше без самодеятельности.

Сцена 8
Две сцены происходят одновременно. Сцена разделена на две части: одна – комната Лизы, другая – гостиничный номер. Лиза сидит на кровати, на ее коленях ноутбук, она что-то печатает, в полной тишине слышно, как  в замочную скважину кто-то вставляет ключ.




 Лиза напрягается, поправляет волосы, прихорашивается, старается придать своему образу небрежно-сексуальный вид. В другой половине пока темно. Стук в дверь комнаты.
Лиза: отперто!
В эту минуту входят одновременно: Сергей в комнату Лизы, Иван Николаевич и Катя в гостиничный номер.
Сергей: привет! Можно?
Лиза: входи.

Иван Николаевич: Катенька, входи, не бойся.
Катя: а можно?
Иван Николаевич: еще как можно, даже нужно.

Сергей: Лизка, а ты на мышку сейчас похожа, я, пожалуй, так и буду тебя звать – Мышь! Годится?
Лиза: Годится! В голодный год повешусь у тебя в холодильнике.
Сергей: из серии объявлений: «Повесилась. Подпись: мышь»
Лиза: да, да, или: «Избавлюсь от бабы. Подпись: кобыла»

Иван Николаевич: Катя, ну что ты как мышь за веник спряталась? Не обижайся, ты же помнишь, что я не умею говорить красиво. Я ведь старенький уже, позабыл все хорошие слова. Только чувства остались, а сказать уже не умею.
Катя: как же вы мужчины любите говорить о себе плохое! Вам что, это доставляет особенное удовольствие? Напрашиваетесь на комплименты похлеще баб!
Иван Николаевич: все мужчины любят лесть, поверь мне.
Катя: и ты?
Иван Николаевич: и я, только я в силу возраста уже просто смеюсь над этим, но все равно приятно.
Катя: я поняла: женщина безнадежно стара в восемнадцать лет, а мужчина – в сорок. Потом каждый начинает молодиться: когда женщине исполняется сорок, она «выглядит настолько насколько себя чувствует», и каждая уверена, что чувствует себя на восемнадцать, забыв о том, что в свои восемнадцать была чертовски стара и все уже знала о жизни, а мужчина в шестьдесят – опять как мальчишка заглядывается на короткие юбки и длинные ноги, забыв о том, как двадцать лет назад уже сам себя закопал!
Иван Николаевич: точно! Вот так и у тебя, тебе всего 22, а ты уже рассказываешь мне, сорокалетнему то, чего я еще не успел понять. Ты умнее меня.





Катя: чушь! И честно говоря, мне надоело слушать, как ты умаляешь свои достоинства. Боже мой, тебе всего сорок, обрати внимание – всего! И ты прекрасен: ты красив, умен, талантлив…
Иван Николаевич: ага! Был! Я давно уже не тот, я давно перестал нравиться женщинам.
Катя: ну мне же нравишься…

Сергей: слушай, Лизка, я тут принес новые мультики, давай посмотрим!
Лиза: детский сад! Ну давай… (делает вид, что ей безразлично)
Сергей: я сейчас! (выбегает из комнаты)
Лиза (одна): так, так… я ведь знаю, чем это закончится. Будем допоздна что-то смотреть, потом он уснет рядом со мной, или сделает вид, что уснет, потому что ему просто не хочется возвращаться в свою комнату. И мы опять будем спать рядом, как дети… просто спать…

Катя: Ваня, зачем ты привел меня сюда?
Иван Николаевич: я хочу побыть с тобой…
Катя (подходит к окну): посмотри, какой снег… звезды…
Иван Николаевич: Все пройдет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. И нет ни одного человека, который бы не знал этого. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них, почему?...
Катя: Это финал «Белой гвардии».
Иван Николаевич: я же говорил, ты умнее меня.
Катя: даже если так, какое это сейчас имеет значение? Знаешь ли ты о том, что на самом деле ничего нет? Нет вчерашнего дня, потому что он уже прошел, нет завтрашнего дня, потому что он еще не наступил. Нет радости как отдельного от горя состояния, нет горя, если нам не с чем его сравнить. И времени нет. Есть только одна секунда – это только здесь и сейчас, и больше ничего. Ты заметил, что я не задаю тебе лишних вопросов, про жену, например…
Иван Николаевич: так ты догадалась, да? И зная, что я женат, все равно пошла со мной сегодня?
Катя: Ты не слышишь меня. Я же говорю: здесь и сейчас. И что будет происходить с нами за порогом этой минуты, уже не имеет значения. Кто куда пойдет, с кем будет жить, о ком будет думать. Вернее, это будет иметь значение, но потом, в ту минуту, когда она наступит…
Иван Николаевич: Катя, я люблю тебя…
/Подходит к ней, обнимает. В это время они затемняются, высвечиваются Лиза и Сергей. Они лежат на диване, Сергей спит, обнимая Лизу. Она тихонько вылезает из его объятий, подходит к окну, закуривает, читает в темноту/



Лиза:
Послушайте, друг мой, далекий и близкий,
Пишу вам письмо, хотя вы в двух шагах.
Мое безрассудство в такой переписке
Забыло про страх.
Я мысленно с вами, я вас обнимаю,
Я ваш охраняю покой.
И ключик от счастья в кармане сжимаю
Холодной рукой.
Но к вам прикоснуться, пусть даже нечаянно,
В реальности страшно посметь.
Я просто с любовью пари заключаю
На жизнь или смерть.
Из тысячи слов, предназначенных милым,
Я вам не скажу не одно.
Я с вами останусь до самой могилы.
Уже решено.


2 действие.

1 сцена.
Кабинет Ирины Рудольфовны. Жуткий кипиш, постоянно звонит телефон, в ее кабинет постоянно влетают какие-то люди, что-то бросают ей на стол, убегают. Она только успевает отвечать на телефонные звонки.

Ирина Рудольфовна: Максим Семенович, я ничего не понимаю, почему у нас в рубрике «Юные авторы России» дырка? Куда вы смотрели? Вы, кажется, еще числитесь в должности выпускающего редактора! Что значит, должна быть повесть? Так где она? Я сейчас смотрела верстку, ее нет! Вот в плане этого выпуска числится повесть Сырчикова «Невероятное событие», почему текст не отправлен? Выяснять некогда, надо срочно что-то пустить в рубрику. Думайте, думайте, пока я снесла с ваших плеч это устройство, которым вы все еще пытаетесь думать! /Бросает трубку. Обхватывает голову руками, сидит так несколько секунд. Вдруг резко поднимает голову, видно, что ей пришла какая-то мысль. Она открывает ящик стола, начинает что-то судорожно искать. Достает со дна последнего ящика ворох каких-то бумаг, начинает их просматривать. Звонок телефона. Ирина Рудольфовна включает громкую связь./






Голос из трубки: Ирина Рудольфовна, я все выяснил. Дело в том, что повесть действительно стояла в плане, и все об этом знали, а вот почему текста нет, никто не мог вспомнить. Мы стали проверять электронную почту, и оказывается, в электронном виде Сырчиков нам повесть не присылал. Тут наша секретарша Светочка вспомнила, что когда автор должен был предоставить нам текст, он позвонил в редакцию и сказал, что у него сломался компьютер, поэтому он привезет нам повесть в бумажном варианте. Ну привезет и привезет, а тут же такая беготня всегда, ну вы знаете…
Ирина Рудольфовна: Максим Семенович, короче…
Максим Семенович: так вот. Короче только сейчас поняли, что автор до нас тогда не доехал. Стали звонить на сотовый – «абонент не абонент», звоним на домашний, спрашиваем, мол, где автор. А там матушка со слезами в голосе говорит: «Погиб он, в аварию попал неделю назад». Помните, неделю назад на Варшавском шоссе столкнулась маршрутка и «девятка»? Так вот в этой злосчастной «девятке» и ехал к нам наш автор!
Ирина Рудольфовна: Боже мой… Послушайте, Максим Семенович, у меня есть один вариант для рубрики, но я не знаю, подойдет ли…
Максим Семенович: Что у вас есть?
Ирина Рудольфовна: Есть одна пьеса, девочка тут неделю назад приходила. Молоденькая совсем, глаза горят, видно, что прямо спит и видит, чтобы ее напечатали. Я пробежала глазами, в общем и целом, весьма любопытно.
Максим Семенович: А что? Пьес у нас еще не было, это свежо. А чтобы к нам претензий поменьше было, если что, напишем подзаголовок «дебют».
Ирина Рудольфовна: Ну что ж, решено. Загляните ко мне, я отдам вам текст.
Максим Семенович: Да, а о чем пьеса?
Ирина Рудольфовна: о том, как трое молодых людей на отдыхе обнаружили потерянный Санторин, и как после этого изменилась их жизнь. Ну это так, в двух словах.

Сцена 2.
Комната Лизы и Кати. На полу «накрыт» импровизированный стол, Лиза, Катя и Сергей сидят на полу, скрестив ноги.

Катя: Ну, Лизка, не томи, показывай!
Сергей: Нет, правда, если ты не покажешь, я отказываюсь пить за твой успех!
Лиза: Ребята, я стесняюсь…
Катя: Вы посмотрите на нее, какая цаца! Перед всей страной ты не стесняешься, а перед нами, видите ли, засмущалась!





Лиза: Так на мнение всех остальных-то мне плевать! Я их не знаю, они меня тоже. Прочитают, кому-то понравится, кому-то нет, ну зашвырнут журнал в тумбочку подальше, но ведь я не буду об этом знать, и мне не будет обидно. А если вам не понравится, я не переживу. Дороже вас у меня никого нет.
/Растроганные, Катя и Сергей обнимают Лизу. Сережа тем временем незаметно вытаскивает из-за спины Лизы долгожданный журнал с ее напечатанной пьесой/
Сергей: Та да да та татам!
Лиза: Сережа, отдай, обижусь!
Сергей: Успокойся, душа моя. Представь себе, что я купил этот журнал в киоске. Ты ведь не можешь отнять у свободного гражданина право чтения? И, кстати, ты напрасно боишься нашего мнения. Быть может, я тоже смогу внести лепту в историю создания твоей популярности.
Катя: Это каким же образом?
Сергей: А вот каким: наш неприкаянный режиссер все ищет новую пьесу, хочет взорвать ситуацию в театральном мире. Как знать, может это то, что он ищет?
Лиза: Сережа, даже не думай.
Сергей: Это почему?
Лиза: Есть вещи, которых не может быть, просто потому что их не может быть никогда.
Катя: да что вы спорите, как будто корову делите! Ты, Серега, тот еще жук! Что я не понимаю, почему ты к лизкиной пьесе прицепился? Ты ведь прекрасно знаешь, что если твоему мэтру она понравится, ты, на правах любимого актера, будешь играть главную роль. Я права?
Сергей: Ты очень умная, Катя!
Катя: Где-то я это уже слышала…
Сергей: Да, это так, а что в этом плохого, если есть шанс прославиться двум талантливым людям?
Катя: я не говорю, что это плохо. Плохо не это, а то, что вы все время пытаетесь жить тем временем, которое еще не наступило. Не торопитесь, друзья мои, жизнь все расставит по своим местам. И по моей теории «здесь и сейчас» я предлагаю немедленно поднять бокалы за первый успех нового драматурга Елизаветы Покровской! 
Лиза: друзья мои, спасибо вам за добрые слова. Я думаю, это только начало. Все самое интересное впереди!
Сергей: девушки, я должен на некоторое время покинуть вас. Не скучайте, скоро приду!
/Быстро вскакивает, выбегает из комнаты, слышно, как захлапывается входная дверь. Лиза и Катя остаются вдвоем/





Катя: Давно не видела его таким счастливым. Это все твоих рук дело! Он, по-моему, радуется больше, чем ты /Лиза молчит. Катя видит, что с подругой что-то неладное/. Лиз, я не понимаю, что у вас происходит? Ведь он же любит тебя, ну неужели он тебе совсем безразличен?
Лиза: Все сложно, Кать… Я не могу…
Катя: что? Что ты не можешь? Не можешь сказать человеку правду?
Лиза: ну не могу я! Иногда у меня уже нет сил ждать от него решительных действий, и я думаю: вот сегодня вечером он придет, останется у меня, и я все ему скажу, и наконец-то мы уснем не как брат с сестрой, а как влюбленные. Но вот наступает вечер, он приходит, я делаю вид, что мне все равно, он остается, но тоже делает вид, что может встать и уйти в любую минуту. Мы что-то смотрим, смеемся, и засыпаем. И не потому, что хотим спать вместе, а просто потому, что кто-то из нас ненароком заснул именно здесь. А с утра жизнь снова продолжает идти своим чередом.  Не интересно все это, Катюша. Когда-нибудь все сложится у нас так, как должно быть. Я подожду. Не хочу торопить события. Ты лучше расскажи, моя хорошая, что с тобой происходит? Я же вижу. Кто он?
Катя: Он – редкий человек. Знаешь, я иногда думаю, что все это я себе выдумала, потому что смотрю на него и не понимаю, что же в нем я могла полюбить. По большому счету это престарелый, занудный тип. Ко всему прочему – женатый. Ему всего сорок, а он уже закопал себя. И он не видит, как он прекрасен, когда он занимается своим любимым делом, как горят его глаза, как… И когда я вижу его в такие минуты, я успокаиваюсь, потому что знаю, что рядом со мной не может быть другого человека. Он подарил мне свою маленькую вселенную, и мне там так хорошо, что в любом другом месте мне уже не будет хватать кислорода. Вот… как – то так…
Лиза: я поняла. Тебе хорошо, ты умеешь жить здесь и сейчас, ты умеешь быть мудрой с мужчиной. А мне эта наука не дается.
Катя: Боже мой, Лиза, ты писательница! Тебе не занимать у меня ума! Ты творишь вещи, на которые и я, и многие люди не способны.
Лиза: в том-то и дело, что я пишу о судьбах других. Здесь у меня есть полномочия: я могу в любую минуту изменить жизнь всем своим персонажам, и у них не будет вариантов не подчиниться. Но когда дело касается меня самой, мне хочется обратиться к тому, кто пишет мою судьбу, а ведь он есть, если у них – есть я, и попросить его написать на следующей странице то, что нужно мне. И если он этого не напишет, сама я так сделать не смогу.
Катя: Послушай, а расскажи мне о своей пьесе. Ты никогда нам толком не рассказывала о ней.
Лиза: я боюсь мнения близких. Но я понимаю, что это не правильно. Хорошо, я расскажу тебе кое-что.




В общем, это история о трех молодых людях, живущих в условиях социума вполне адекватно, но на других волнах. Дело в том, что в мироздании существует несколько волн. Их можно представить в виде ступеней, в виде спирали, кому-то они представляются существующими одновременно, в одно и то же время, в тех же местах, просто на разных частотах. Есть первая частота – самая примитивная. Не в том смысле, что уровень сознания живущих на ней приближен к уровню обезьяны. Просто на ней находятся все: как специалисты высокого уровня в каких бы то ни было областях, так и антисоциальные элементы. Этот земной уровень для многих становится первым и единственным до конца жизни. На этой волне человек не расширяет глубины своего внутреннего сознания. Вся его жизнь подчинена внешним условиям. Люди, догадывающиеся о существовании второй, а, значит, неминуемо – и третьей, и четвертой волн, неизбежно придут к ним. Для этого только необходимо не заглушить в себе эту высшую интуицию, ведущую к настоящему знанию, к веданию. Также в мироздании существуют некие верховные существа – ангелы. И именно потому, что они верховные, им дано перемещаться по уровням. Естественное их местонахождение, разумеется, на предпоследнем уровне, то есть как бы между высшей истиной и человеком. Когда люди начали догадываться об этом, и окрестили высшую истину Богом, они стали называть ангелов посредниками между Богом и человеком. Люди, способные придти к веданию других истин, других уровней, обладают мощной интуицией. Существуя всегда на первом, земном уровне, эти люди интуитивно находят себеподобных. И даже если тот, кого почувствовали, еще не открыл для себя это многоуровневое пространство, он на это способен. И те, кто почувствовали его и выбрали, помогут ему это осознать. Уникальность этих людей в том, что они могут вступать в контакт с ангелами. Поскольку последние никогда не опускаются на первый земной уровень (ну если только в очень редких случаях), человеку дано с ними встретиться в двух случаях: для основного большинства населения планеты – это после смерти, когда они сразу перемахивают с примитивного первого сразу эдак в пятый, где уже и встречаются с ангелами. Второй способ как раз для тех, кому еще при жизни дано постигнуть второй, третий и четвертый уровни. На них ангелы могут спускаться. И вот там-то они и могут контактировать с человеком. Такие люди благодаря этому в течение жизни открывают свою правду, и ангелы помогают им в этом.
В пьесе участвуют три человека, которые живут вместе. Они нашли друг друга случайно в этом городе. За давним мимолетным знакомством, они когда-то не увидели друг друга в родном городе. Здесь они встретились и сразу почувствовали тепло душ соседних волн. И вот счастливый случай забрасывает их  в Грецию, на остров Санторин.





И им троим открывается истина: это действительно затонувшая Атлантида. После того, как они трое это поняли, с ними начинают происходить удивительные события: они стали способны влиять на судьбы других людей… /Поворот ключа в замочной скважине заставляет Лизу замолчать. Через секунду в комнату влетает Сергей с огромным букетом роз/
Сергей: Лизик, это тебе! Наисвежайшие декабрьские розы!
Лиза: Ой, Серега, спасибо! Последний раз цветы мне дарил папа…
Сергей: на здо! Мне ведь не сло!
Катя: А у меня тоже есть маленький сюрприз для тебя. /Подходит к магнитофону, ставит диск, включает. Начинает играть греческая музыка. Сергей убирает с пола остатки пиршества, поднимает Лизу, и они втроем, обнявшись, начинают танцевать сертаки. Затемнение/

Сцена 3.
/Сцена разделена на две части. Слева – комната Лизы. Она сидит на диване в той же позе, в какой мы застали ее в самом начале пьесы, у нее на коленях ноутбук, она что-то печатает. Справа – кабинет Ирины Рудольфовны, она сидит за столом, также смотрит в монитор компьютера, и тоже что-то печатает. На перегородке между пространством женщин висит радиоприемник, он относится и к комнате, и к кабинету. Он – соединяет два мира/

Голос по радио: «Новости культуры: подведены итоги всероссийского конкурса юных авторв «волшебное перо». По решению жюри победителем стала Покровская Елизавета, город Москва, с пьесой «Санторин». Приз победителя – издание первой книги. Помимо этого Елизавету еще ждут сюрпризы: пьесу юного автора намерен поставить в своем новом театре знаменитый режиссер Платон Марков, он лично заявил об этом на пресс-конференции, посвященной официальному сбору труппы нового театра. Первая встреча проходила в Москве, однако уже завтра режиссер со своей командой отправятся в Сочи. Именно там Платон Михайлович открывает новый театр. На вопросы журналистов, когда же москвичи увидят долгожданную премьеру, режиссер ответил: «даже не знаю, когда теперь мы приедем в Москву. Нам предстоит долгая, кропотливая, но вместе с тем увлекательная работа. Дело ведь не только в премьерном спектакле. Нам нужно будет создавать репертуар, обживаться в новом пространстве. Поэтому первый год, я думаю, мы с ребятами будем работать день и ночь. Только когда уже войдем в ритм, обкатаем спектакли, так сказать, будем думать о гастрольной деятельности. Тогда уж, конечно, мимо столицы не проедем. Но сейчас говорить о сроках бессмысленно. Быть может, нам понадобится один сезон, а может быть, несколько лет. Но мы не торопимся.




Как говорится, служенье муз не терпит суеты». Далее – новости спорта…/Звук становится тише, но тихонько продолжает звучать на заднем плане/
Лиза: Платон Марков… это же Сережин режиссер… Он же…
Ирина Рудольфовна: уезжает… Как это, однако, премило: я узнаю о его отъезде по радио!
Лиза: И ведь ничего мне не сказал…
Ирина Рудольфовна: Паршивец!
Лиза: Эгоист!
Ирина Рудольфовна: А хотя, в сущности, зачем меня посвящать в свои планы, кто я ему…
Лиза: мы ведь, в конце концов, просто…
Ирина Рудольфовна: любовники, да и только…
Лиза: соседи…
Ирина Рудольфовна: Чертова пьеса!
Лиза: какого черта я ее написала!
Ирина Рудольфовна: Подумать только…
Лиза: ведь я своими руками задушила свое счастье…
Ирина Рудольфовна: ведь это я предложила ее напечатать!
Лиза: ведь очень может быть, что он уже никогда…
Ирина Рудольфовна: не вернется, это точно. Здесь ему делать нечего, там он будет занят на все сто. А как же…
Лиза: я… так и не успела ему сказать, что…
Ирина Рудольфовна:  я беременна…

Сцена 4.
/Скамейка в парке. На ней сидит Катя, рядом стоит Иван Николаевич. Катя напряженно смотрит в одну точку./
Иван Николаевич: Катя, пойми, так должно быть… вернее, нет, конечно, так совсем не должно было быть, но жизнь заставляет нас порой принимать решения, которые нам не очень-то по душе. Просто вдруг однажды оказывается, что поступить иначе нельзя. Помнишь, ты когда-то говорила мне, что есть только здесь и сейчас? Я тоже это понял теперь: здесь и сейчас ты у меня есть, но мы должны пообещать друг другу, что как только мы разойдемся сегодня в разные стороны, мы исчезнем из жизни друг друга. Ты же умный, сильный человек, ты должна понять.
Катя: странный комплимент женщине – «сильная». И какой кретин это придумал? Вот если бы я была грузчиком, для меня бы это был комплимент: «ты такой классный грузчик! Такой сильный!» Но я женщина, и это не моя забота быть сильной. Все равно, что сказать атлету: «Ах, вы такой нежный и утонченный!» Ведь и в голову никому не придет! Так почему на женщин вешают эту ношу неподходящих «комплиментов»?



И что самое ужасное: женщине всегда говорят о ее силе, когда ей просто жизненно необходимо почувствовать себя слабой, беззащитной, короче, просто женщиной. Но нет, в такую минуту мужчине проще всего нацепить ей этот ошейник, освободив себя тем самым от ненужных ему действий.
Иван Николаевич: А ты, оказывается, жестокая.
Катя: А ты, оказывается, слабый. Вот и выяснили. Несоответствие, да? Правильно, зачем слабому мужчине сильная женщина? Нонсенс какой-то. От такой проще избавиться, а то вдруг еще почувствуешь себя на ее фоне полным говном, и в итоге возненавидишь и ее, и себя.
Иван Николаевич: откуда в тебе это?
Катя: Что? Чувство справедливости? Врожденное!
Иван Николаевич: Это не справедливость, это…
Катя: Жестокость, ты уже говорил. Становишься предсказуемым, это скучно. Послушай, избавь меня от этих сопливых расставаний, я этого не люблю. Пришел зарезать – режь. А то ты похож на сентиментального убийцу: мол, потерпи, дорогая, сейчас я буду тебя убивать, но ты не переживай, так надо.
Иван Николаевич: Катя, я понимаю, что выгляжу сейчас в твоих глазах как последний поддонок…
Катя: тоже банальная фраза. Я давно уже поняла, у вас, у мужиков, есть своя книга, которую вы держите в секрете от женщин, и передаете друг другу. Только ни одному из вас в голову не пришло, что если на протяжении многих веков женщины слушают от вас практически одно и то же, они наверняка когда-нибудь заподозрят неладное. Ну вдумайся, что значит «выгляжу как последний поддонок»? Вы хоть иногда думайте, что говорите! Что, есть какие-то критерии, по которым можно определить, последний поддонок или нет? Так вот я тебе отвечу, друг мой: нельзя! Мужик или поддонок или не очень, а уж последний он там или нет, это нюансы, на которые не стоит обращать внимания.
Иван Николаевич: Катя, я прошу тебя, оставь свой саркастический тон, и выслушай меня.
Катя: Оставила. Слушаю.
Иван Николаевич:  Сейчас я буду говорить весьма банальные, как ты говоришь, вещи, однако, я очень прошу, не перебивай меня, даже если тебе будет неприятно слышать это. Просто есть в мире такие вещи, которые можно обозначить только одним словом, каким бы затертым оно ни казалось.
Катя: например?
Иван Николаевич: Например, любовь.
Катя: Это то здесь при чем? Ты, кажется, пришел, чтобы бросить меня. И у тебя это даже получается, только ты действуешь каким-то изощренно – садистским способом, но тут уж ничего не поделаешь. У каждого свои методы.



Иван Николаевич: ты опять? Я же просил!
Катя: Простите, сэр. Молчу.
Иван Николаевич: Знаешь, я прожил с женой двенадцать лет. Она прекрасная женщина: очень мудрая, целеустремленная, деятельная, словом, она обладает всеми теми качествами, которых не хватает мне. И все эти годы меня все устраивало. До тех пор, пока я, на старости лет, не влюбился как мальчишка. Влюбился! Понимаешь? И только теперь вдруг я понял, что такого со мной еще не было. Я удивился, а как же я работал все эти годы, жил, что-то творил. Нет, ничего этого не было. Только теперь я стал жить. Ты – удивительный человек. Мне кажется, если бы у меня в твои годы была хоть часть того, чем обладаешь ты, я прожил бы свою жизнь иначе. А хотя… нет. Если бы сейчас мне предложили прожить жизнь по-другому, я бы отказался, потому что неизвестно, встретил ли бы я тогда тебя? Ты, с твоей красотой и молодостью, понимаешь очень многое, к чему я прихожу только сейчас, в свои сорок.
Катя: Если ты обилием комплиментов пытаешься сгладить боль расставания, не старайся. Как ты уже четко подметил, я сильная, переживу как-нибудь.
Иван Николаевич: С тобой сложно разговаривать. Ты нетерпима, не хочешь дослушать меня. Эти крайности объясняются просто: какой бы умной ты ни была, ты все-таки молода. И поэтому ты умеешь беззаветно любить, и так же яро ненавидеть. Ты научила меня жить как на вулкане, но это оказалось не страшно: всю жизнь я ждал этого вулкана, чтобы он разбудил мое окаменевшее сердце. И ты сделала это. Спасибо тебе.
Катя: На здо! Мне не сло! Все? Мне можно идти восвояси, будить еще чей-нибудь спящий вулкан? /Делает вид, что хочет уйти, но всеми силами надеется, что он задержит ее. Смотрит на него пристально, медленно берет сумочку со скамейки, разворачивается, уходит/
Иван Николаевич: Катя, постой! Я не хочу, чтобы ты уходила, не узнав о причине моего решения.
Катя: Мне это уже не интересно. Знаешь, есть такое замечательное животное – ящерица. Так вот, когда у нее отваливается хвост, а такое с ящерицами периодически случается, через некоторое время у нее вырастает новый. Так и у меня. Ты – просто хвост ящерицы! А потом, у моего сердца стоит хороший антивирусник. То есть когда в мою душевную среду попадает вирус, а это все, что может причинить боль, сразу же срабатывает программа защиты. Конечно, потребуется некоторое время на удаление вируса, это еще в зависимости от того, насколько он тяжелый, но процесс его удаления неизбежен. А говоря твоим банальным человеческим языком: если человек причинил мне боль, я уже не могу его любить.
Иван Николаевич: А вот я люблю тебя. И мне не стыдно признаться в этом. Ты хочешь заткнуть глотку своему чувству, и мешать тебе в этом я не буду, просто потому, что не имею права. Но любить тебя мне никто не запретит.



/Катя внезапно расплакавшись, бросается к нему на шею/
Катя: Так какого черта?..
Иван Николаевич: Ты моя хорошая, радость моя, я люблю тебя, это правда, но я не могу поступить иначе. Я вчера сказал жене, что хочу развестись с ней. Причину развода я не стал скрывать, сказал, что влюбился. Знаешь, я был уверен, что она не будет возражать. Нас давно уже ничего не связывает, детей у нас нет. А она еще молода, и могла бы найти себе достойного мужчину. Но она вдруг заплакала, стала меня умолять не бросать ее, пыталась выброситься из окна, я успел схватить ее на подоконнике. Но дело не в том, что она закатила истерику. Дело в том, что… Катя, у нее будет ребенок. Вернее, у нас будет ребенок…
/Катя долго смотрит на него такими глазами, словно видит впервые. Он тоже онемел от ее взгляда, и тоже молча смотрит на нее. На их лицах нет никаких эмоций/
Как бы я хотел запомнить навсегда тебя такой… /От его слов Катя словно просыпается/
Катя: И если навсегда, то навсегда прощай… /В этот раз она уже не ждет, что он ее остановит. Она уходит решительно, даже поспешно/

Сцена 5.
/Сцена снова разделена на две части, только на этот раз не вертикально, а горизонтально, как бы в два этажа. На первом – декорации уже хорошо знакомые, это комната Лизы и Кати. На втором этаже расположился офис небесной канцелярии. Лиза стоит у окна, смотрит в темноту. В комнату входит Катя, садится на диван. Так девушки некоторое время молчат. На втором этаже архангел Михаил и ангел Федя играют в шахматы, пока слышен только звук от ударов фигур по шахматной доске/

Катя: ну что, уехал?
Лиза: Уехал.
Катя: ты, конечно, так с ним и не поговорила.
Архангел Михаил (Феде): А я – сюда.
Лиза: Нет. А зачем? Ну сказала бы, что бы изменилось? Попытаться задержать его было бы свинством с моей стороны. Он не может без сцены, а здесь у него не очень-то получалось реализовать себя полностью. Там же он будет звездой! А я с ним поехать не могу: у меня здесь мой литературный, да и теперь столько возни с этой книгой… Даже если бы набралась смелости, то просто не успела бы. Он влетел в квартиру с криком «Грядут перемены! У меня поезд через полтора часа!» За пятнадцать минут он запихал в свой походный рюкзак все, что валялось у него в шифанере, потом долго искал свой шнурок…




Катя: от ботинок?
Лиза: нет, от штанов. Ты ведь знаешь, ему «собраться – только подпоясаться».
Федя: А я – сюда.
Катя: знаю.
Лиза: А потом взгромоздил на другое плечо гитару, и совсем стал похож на заядлого туриста.
Архангел Михаил: Вот вам!
Катя: Он что-нибудь сказал на прощанье?
Лиза: Нет…
Федя: А вот – вам!
Лиза: Только долго смотрел на меня так, будто видит впервые. А потом сказал: «если бы у меня была машина времени, я бы каждый день возвращал эту минуту, чтобы снова и снова видеть такой, какая ты сейчас…»
Архангел Михаил (Феде): Шах!
/В это время раздается голос из радиоприемника/
Голос из радиоприемника: «Трагедия в Пермском крае. В ночь с пятницы на субботу загорелось здание ночного клуба. В течение пяти минут огонь охватил все помещение. Единственный выход не справлялся с потоком людей, бросившихся спасаться. По предварительным данным, в огне погибло более ста человек, остальные находятся в больницах с травмами и ожогами различной степени тяжести. Врачи изо всех сил борются за жизнь жертв трагедии».
Федя: Мат!

Занавес.