Шесть друзей Токийского метрополитена

    – Так слушайте же: вчера вечером я на Патриарших прудах встретился с таинственной личностью, иностранцем не иностранцем, который заранее знал о смерти Берлиоза и лично видел Понтия Пилата.
Михаил Булгаков

    Он мог понять все, что с ним происходило. Вроде бы, все поддавалось логическому объяснению. И от этого горечь в душе становилась какой-то неотъемлемой и обыкновенной. Потому что, когда в жизни человека что-то не ясно, он пытается выяснить, что именно не так и почему. И, раскапывая в себе или в других первопричину, человек движется дальше, оставляя позади и разгаданные, и оставшиеся тайной проблемы. Но тут все было предельно ясно. У Максима не было тех людей, которые могли бы быть виноваты, не было каких-то непонятных обстоятельств, а во всякий бред типа фатума и судьбы он старался никогда не верить. Он вообще отодвигал от себя различные мысли о вмешательстве в жизнь человека несуществующих вещей. Но это не мешало ему думать и размышлять на такие темы. Вот и сейчас он так хотел бы сослаться на какую-нибудь ерунду типа высших сил, мол, это они ему что-то показывают, как-то наказывают.
    – Да пошло все... – сказав в пустоту, Максим продолжал идти в сторону автобусной остановки, понимая, что последний автобус ушел уже минут сорок назад.
    Ему надо было домой по одной причине: там был кот, которого надо было покормить. Кот в жизни Максима вот уже второй день был единственным близким существом не только в этом городе, но, наверно, и вообще. Отец ушел из их семьи, когда Максиму было шесть лет, и сейчас где-нибудь пропивает свои последние года жизни. Мама умерла пять лет назад, братьев и сестер у него не было. Были какие-то дальние родственники, но Максим и они обоюдно не хотели общаться друг с другом. Один друг детства да еще пару армейских товарищей. А разные приятели и коллеги по работе не в счет. Но была она, та, которую он любил и любит, та, которая вселяла в него надежду, та, которая вдыхала в него жизнь. У них как-то не так было в последнее время, хотя Максим, как всегда, выкладывался и старался только для нее. Может, перестарался. Они жили вместе три года, а знакомы были уже пять лет. Не стоит вдаваться в подробности, что и как, но, когда вчера вечером Максим пришел домой, ее там не было. Она собрала вещи и ушла. Он поехал сегодня с ней поговорить, но разговаривал уже с каким-то другим человеком. Оказывается, денег мало, оказывается, с ним зверски скучно, оказывается, кот достал, оказывается, на этом все абсолютно точно заканчивается. Вот и получается, что у него остался один кот... Или он один остался у кота.
    И всякий бред лез в голову. С работой Максим сегодня договорился, и пару недель у него есть. Пару недель для того, чтобы кому-нибудь пристроить кота Тишу и запить до самых настоящих чертей, чтобы потом в пьяном беспамятстве они Максима благополучно забрали к себе. А если нет... то там видно будет. Способов добраться до чертей много. Но пока он шел на остановку. Ехать надо на другой конец города, а это очень далеко. И хотя деньги на такси были, Максиму было все равно. Ничего не могло сейчас отвлечь его от завершающей стадии переваривания своей жизни, а после переваривания все отлично знают, что получается.
    На остановке, конечно, никого не было. Вообще, город как будто опустел. Опустел и замолчал. Ни одной машины не проехало, не говоря уже о людях, которые обычно даже в такое позднее время как-то давали о себе знать. И тут вдалеке замаячили фары, раздался звук приближающегося автобуса. Максим подумал, что это какой-то служебный транспорт припозднился, но обыкновенный маршрутный пазик с обычным скрипом затормозил на остановке и с шипением открыл двери.
    – Парень, ты какого автобуса ждешь? – высунув голову, спросил кондуктор.
    «Точно не вашего», – подумал Максим, оглядев автобус без номера, но, вроде, маршрутный.
    – Мы в северо-западный едем, в гараж, – сказал кондуктор и, уточняя, добавил, – а то смотрим, сидишь, думаем, может, подвезти куда?
    Бывало, что Максим поздно возвращался, и такие припоздавшие маршрутки иногда предлагают довезти таких же припоздавших пассажиров. Максима они не раз выручали, вот и сейчас он решил не отказываться.
    – Спасибо, – запрыгивая в автобус, поблагодарил Максим кондуктора. – Спасибо, – повторил, уже обращаясь в водителю, – мне как раз в северо-западный, у меня там кот.
    – А у нас там гараж, в нем тоже кот есть, – обыденно сказал кондуктор, и уже с хитрым прищуром и укором в голосе он повернулся к водителю, пытаясь уличить его в незаконном кошатничестве. – Только никто до сих пор не знает, откуда эта животина там взялась, никто не хочет признаваться, кто его туда притащил. Правда?
    Водитель пробубнил что-то нечленораздельное, и автобус поехал. В салоне сидело четыре человека: два мужика сидели вместе и оживленно спорили о чем-то, еще двое сидели раздельно. Максим сел позади всех. В окне проплывал ночной город – город, в котором Максим родился, в котором вырос и который сейчас был ему совершенно безразличен. Максим видел только один способ избавиться от поганого чувства на душе и таких же отвратительных мыслей. Много спиртного и еще раз много спиртного.
    – Не хочешь? – к Максиму обратился мужчина в фетровой шляпе, сидевший спереди. – Вижу, тебе не помешает.
    Максим повернулся от окна и увидел протянутую руку с довольно вместительной флягой. Раздумий по поводу того, что делать, не было. Словно так и должно быть, не сомневаясь, Максим взял увесистую флягу и жадно приложился к горлышку. Это был не то виски, не то бренди, может, другое что-то, но Максим никогда не хотел в этом разбираться, и пить он тоже не очень любил. Раньше. А сейчас эта желанная жидкость обжигала горло и приятным теплом разливалась где-то внутри. Сделав без малейшего стеснения четыре больших глотка, он вернул фляжку.
    – Спа… – Максим закашлялся, – спасибо.
    Мужчина в шляпе одобрительно кивнул и развернулся обратно.
    «Черти что происходит, – подумал Максим. – Не каждый день незнакомый мужик в автобусе предлагает тебе выпить, определив только ему понятным способом, что «тебе не помешает».
    Легкость забралась в голову Максима, и теперь он оглядел всех находившихся в этом последнем автобусе. Водителя он, заходя, увидел мельком: обыкновенный водитель маршрутного автобуса, только здоровый на вид. Кондуктор, парень лет двадцати пяти, вяло перебирал четки и сидел, уткнувшись в телефон. Двое мужчин спорили довольно громко о том, как правильно готовить плов, причем спорили с упрямой кавказской убедительностью, хотя на вид, скорее, на молдаван похожи. Тип в шляпе смотрел в окно, так и не выпив из вернувшейся к нему фляги. Лет сорок, наверно. Острый нос, четкий взгляд. Еще один сидел спиной, его Максим не разглядел, было понятно только, что он всегда стрижется наголо, с рождения. Такие люди видны почему-то всегда, и их не спутать с другими, которые стригутся коротко только тогда, когда появляется залысина.
    «Еще бы выпить», – подумал Максим, – ехать минут сорок».
    – Держи, – повернулся тип в шляпе, протягивая флягу – Это хороший бренди, пьянит правильно, и голова не сильно болит, если перебрать.
    Максим посмотрел на него с вопросом в глазах.
    – Бери, не думай, – остроносый протянул флягу ближе, – я много насмотрелся, у тебя на лбу написано, что сейчас для тебя это лучшее лекарство.
    «Ну что ж, – подумал Максим, – если у меня на лбу написано, что мне надо выпить, значит, там же снизу подписано, что я это без сомнения сделаю».
    – Спасибо, – поблагодарил Максим и сделал пару глотков. – Неужели, прям, написано, что выпить надо?
    – А сам как думаешь? – сидя в пол-оборота, спросил остроносый в шляпе. – Не расстраивайся, парень, все наладится.
    Максим, делая еще один глоток, аж поперхнулся. «Это что за чудо в шляпе… Не расстраивайся. Охренеть», – подумал Максим.
    – А почему вы думаете, что я расстраиваюсь? – без интереса спросил Максим, ощущая, что бренди разливается по его телу, и передал флягу остроносому. Тот взял ее и тоже сделал несколько глотков.
    – Я же говорю, что много навидался. Тебя как зовут? – спросил остроносый.
    «Да и ладно, выпить до дома тоже неплохо», – подумал Максим.
    – Максим. 
    – Просто, Максим, мне кажется, что, когда у человека случается что-то, вроде бы, обыденное, то это мало заметно. А вот с тобой явно что-то очень печальное происходит, – он выпил и передал флягу. – Да, да! Если бы ты видел себя со стороны, ты точно бы определил степень дерьма в жизни этого человека.
Бренди делало свое дело, и Максим уже не удивлялся, что слышит от такого с виду интеллигентного человека столь откровенные слова.
    – Да вы психолог что ли? – Максим продолжил беседу.
    – Нет, – ответил остроносый и поправил шляпу. – Ты хочешь сказать, что все находящиеся в этом автобусе психологи?
    – А при чем тут это? – Максим слегка удивился.
    – Ну как при чем. Все люди – как психологи. Все могут со стороны рассказать о другом человеке, другое дело, что не каждый может рассказать о себе.
    – Я могу, – Максим глотнул. Фляга была как минимум поллитровая и как будто не горела желанием кончаться.
    – Не надо, – остроносый вопросительно посмотрел на Максима. – Давай спросим у других? Может, бывают беды и похуже?
    «Точно бред какой-то», – Максим передал флягу.
    – У кого у других?
    Он сам не заметил, как короткостриженный сел рядом с остроносым, и они уже оба в пол-оборота сидели, повернувшись к Максиму.
    – Поверь, Макс, бывает и хуже, – сказал лысый. – Меня зовут Серж, – и протянул руку.
    Теперь Максим рассмотрел его. Волевое лицо, твердый взгляд, лет тридцать пять. Максим пожал руку, понятно было, что представляться не имело смысла. «Он, наверно, слышал разговор», – подумал Максим. Остроносый протянул флягу Сержу.
    – Ты же знаешь, я не пью. – Серж с укором посмотрел на остроносого.
    Максим не удивился. Содержимое фляги помогало проще относиться к происходящему. «Да и не все ли равно, что происходит. Хуже, чем есть, мне уже не станет», – Максим ловил себя на мысли, что стало наоборот легче. Проще что ли.
    – Представь такую картину, Макс, – Серж взял у остроносого флягу, оценивающе взвесил, понюхал и передал Максиму. – Где-то в камбоджийской деревне есть человек, предположим, он был красным кхмером и воевал. Он наступил на мину и теперь лежит на бамбуковой циновке. А лежит он, потому что у него оторвало руки и ноги. Просто туловище с культяпками и головой. Просто лежит и охреневает от всего. У него большая семья, все за ним ухаживают. А это туловище с головой радо бы умереть, да не может. Семья не возьмет на себя такой грех – убить его. А сам себя он убить не может да и не сильно хочет. Он уже привык, что его кормят, моют и остальные проблемы этого типа решают за него. Как ты думаешь, Макс, его беда похуже будет?
    Максим представил эту картину. Что-то внутри дернулось, и появилось чувство вины перед этим камбоджийцем. Максим не хотел ничего говорить. Зачем? Понятно, что ему хуже. Но то камбоджиец, а это он – Максим.
    – Серж, ты хочешь сказать, что смерть лучше? – Максим сделал глоток из фляги. Приятный терпкий вкус куда-то пропал. Чувствовался только спирт.
    – Я ничего не хочу сказать, – Серж посмотрел в сторону, где сидел водитель. – Тем более никто не знает, что такое смерть.
    – Да, наверно, кто-то знает, что это такое, – Максим даже не удивился, когда, говоря эти слова, на соседнее через пролет кресло усаживался один из похожих на молдаван мужчин. Только сейчас Максим заметил, что спор этих двоих затих, так и не решившись.
Молдаванин присел, посмотрел в глаза Максима и сказал:
    –Э-э-э, парень, да ты никак из-за девушки о плохом задумываешься?
    Максим понимал, что такая психотерапия – это уже перебор, посмотрел на флягу и передал ее остроносому.
    – Ребят, а вы кто? Что за херня здесь происходит?
    – Да ничего особенного, – остроносый сделал глоток. – Просто едем пока и разговариваем. Не хочешь – не разговаривай, – он отвернулся.
    Серж отвернул голову, но сидел так же, в пол-оборота. Молдаванин встал, подошел к другому, похожему на молдаванина, достал у него из-под ног сумку и вытащил из нее прозрачную стеклянную бутылку без этикетки.
    – Ты не против? – спросил он у второго.
    – Да, пожалуйста, – ответил тот.
    Кондуктор на некоторое время отвлекся от телефона, в котором увлеченно чем-то все это время занимался, оглянулся и снова уставился в экран.
    Молдаванин сел обратно, открыл бутылку и с чувством вдохнул.
    – Это настоящий ром, сейчас такого нигде не найдешь, – он выпил.
    По довольной улыбке было видно, что ему очень нравится.
    – На, попробуй, тебе понравится. А то угощают тут тебя дрянью всякой, – он протянул бутылку Максиму.
    Остроносый поправил шляпу и кашлянул. Было видно, как, опустив фляжку, он закручивает ее.
    «Да и хрен с ними, пить так пить», – Максим взял бутылку, отпил и вернул. Было действительно вкусно и намного теплее что ли.
    – Честное слово, – сказал Максим, – я не удивлюсь, если водитель сейчас достанет бутылку водки из-под кресла.
    – Меня Ратмир зовут, – представился похожий на молдаванина мужик с бутылкой рома. – Рассказать тебе историю, пока едем еще?
    – Почему бы и нет, – Максим посмотрел на бутылку, и она тут же оказалась у него в руках.
    – Давно это было, – начал Ратмир, – жил на свете один рыбак. Один в прямом смысле, у него никого не было. Один он коротал свои дни на побережье какого-то моря, продавал рыбу, строил лодки. И ничего больше ему не надо было. Ему нравилось море.
    – А жена? – спросил Максим. Он сделал несколько глотков и передал обратно бутылку. Хмель в голове был другой, теплый.
    – Да рад бы он жену завести, вот только ни одна самая бесценная красавица всего побережья ему не мила была. Не мог он с нелюбимой жить. Так и горевал, не зная, что такое любовь. Однажды из сетей он достал бутылку, – Ратмир выпил, улыбнулся, приподнял бутылку, показывая ее, – почти как эту. Пришел домой, открыл, а оттуда джинн появился. Ну, знаешь, эти истории сказочные про джиннов и три желания, то се...
    – Знаю, – Максим взял бутылку, выпил и подумал, что начинать свой запой с таких приключений – это именно то, что надо.
    – Джинн спросил рыбака, что он хочет, чтобы выполнить три его желания и отправиться восвояси. Рыбак подумал и сказал джинну, что ему ничего не надо, все у него есть – дом, море, лодка. А джинн ему, мол, а как же я освобожусь от тебя, хозяин, если не исполню твои желания? Рыбак ответил, что просто так освобождает джинна от уз этих бесчеловечных. Джинн в отказ, мол, так не пойдет. Долго они маялись друг с другом. А по приданиям говорится, что соседство с джинном, вроде бы, не совсем удобно. Рыбак не выдержал и попросил у джинна вина какого-нибудь заморского, чудного да вкусного. Джинн сделал ему много вина, думал, что упьется рыбак и назагадывает ему всякой ерунды.
    – Подожди, – Максим приложился к бутылке и похлопал по плечу остроносого в шляпе, – А вы не хотите выпить этого?
    Остроносый повернулся и, открывая флягу, сказал:
    – Спасибо, я пью только это.
    Максим как будто и не в автобусе ехал, а находился где-то в приятной компании. Все плохое как-то отошло на второй план, стало размазанней и не так заметней. Одним словом, ему нравилось происходящее.
    – Так вот, – продолжил Ратмир, – джинн сделал ему много вина в надежде, что рыбак напьется и нажелает чего попало. Вот ты, Максим, думаешь, что рыбак дураком был, загадал бы он себе золота да дев прекрасных. А вот и нет! Проблему рыбака мы уже знаем: простые бабы ему не нужны были. Да и люди в те давние-предавние времена другими были, совсем другими. И по сказаниям говорится, что для честного человека не было проблем больше, чем найти джинна и морочиться с ним. Выпил рыбак, подумал и сказал джинну простую фразу: «Хочу любви». Понятно, что джинн не мог выполнить такое желание. А рыбак на своем стоит: хочу любви и все тут. Такая вот история. Так и не узнал рыбак, что такое любовь. Как ты думаешь, Максим, его беда похуже будет?
    «А ведь действительно», – подумал Максим, – нет беды больше, чем не знать. Или наоборот?»
    – Бытует мнение, – добавил остроносый, поправив шляпу, – что сидят они там таким образом до сих пор.
    – Ага, – повернулся Серж, – и джинн якобы от такой жизни сам пить начал.
    – Занятно, – сказал Максим, – теперь, вроде бы, понятен заложенный издревле рефлекс, что, если с бабой плохо или не получается, то надо бухать по-черному.
В голове у него сладко звенело, он начал замечать, что автобус едет не так уж плавно, а, оказывается, покачивается. Тепло внутри Максима было настолько приятным, что им хотелось поделиться со всем миром. Он не сразу расслышал гулкий бас откуда-то впереди салона.
    – … а он маленький такой сидит, мерзнет, – голос водителя был настолько сильный, что перебивал шум двигателя.
    Из-за ширмы водителя видно не было. Максим приподнял голову и посмотрел в водительское зеркало заднего вида. Были видны только глаза. Максим сделал несколько глотков рома и отдал бутылку Ратмиру.
    – У меня рука не поднялась пройти мимо, вот и взял я его. И в гараж принес. А куда еще? – продолжал водитель.
    Кондуктор отложил телефон.
    – А этот малой, – водитель кивнул на кондуктора, – поначалу лютовал, а теперь, смотрю, подкармливает по-тихому. Это сейчас он вымахал – котяра всем котярам, взгляд суровый, ходит по-хозяйски. А ведь тогда котенком был. А котенок что? Пожрать сам не организует, мамки нет, титьку никто не даст. Подохнет, или собаки сожрут. Может, у него беда похуже, не знаю...
    Гулкий бас водителя притих, и снова был слышен работающий двигатель.
    «У меня такой же дома, тоже с улицы принес, а теперь – как кабан, – подумал Максим, вспомнив про своего кота. – Сидит, наверно, жрать хочет».
    – Ну, мужики, тогда и я расскажу вам историю, раз пошла такая пьянка, – приободренным голосом обратился ко всем находящимся в салоне кондуктор.
    Судя по тишине и нескольким кивкам в ответ, никто против не был.
    – Шеф, – кондуктор обратился к водителю, – может, и я накачу немного, все равно в гараж едем?
    Водитель опустил руку под свое кресло и достал оттуда початую на треть бутылку водки, протянул ее кондуктору и сказал:
    – Только немного.
    Кондуктор удовлетворенно кивнул, спрятал в куртку телефон, достал откуда-то раскладной стаканчик, взял бутылку, открыл, налил полный стаканчик и залпом выпил, а уже потом закрыл бутылку. Максим так и не понял, чем закусил кондуктор, но что-то он в рот себе закинул и пожевал. Максим взял бутылку с ромом у Ратмира и сделал несколько глотков. Он понимал, что довольно прилично опьянел, но тем не менее поездка продолжалась.
    – Представьте себе, – начал кондуктор, – обыкновенный лист бумаги, самый простой, например, из толстой тетради в клеточку. И пусть он будет воодушевленный. Ну вот жил, значит, этот чистый лист в самой середине тетради, и все ему было привычно. Вокруг такие же листы, все плотно прилегают друг к другу. Совсем одинаковые, только клеточками немного отличаются. И была у нашего листа обыкновенная жизнь, никаких перспектив, кроме одной – он ждал, когда до него дойдет очередь и на нем что-нибудь напишут, а потом вырвут и не известно, что дальше с ним будет. Именно неизвестность пугала лист. А пока он был счастлив и жил в привычном для него окружении.
    Кондуктор открыл бутылку с водкой и повторил свои действия со стаканчиком, закусив опять неизвестной штукой.
    – Но от неизбежности никуда не деться, – продолжил кондуктор. – Пришла и его очередь. Он, словно в предсмертной агонии, хотел что-нибудь сделать, но увы… На нем что-то написали, а лист все равно надеялся, что его не вырвут. Он хоть и был уже не такой, как все, но, по крайней мере, он был в привычном ему месте. Нет, лист вырвали. Какие-то не известные ему силы смяли его в комок и закинули в урну. Лист сначала не мог понять, что происходит, но потом сообразил, что находится среди таких же исписанных листов, и все они смяты, только смят каждый по-разному. И поэтому они прилегают друг к другу по-особенному, как кусочки странной мозаики. Лист успокоился и понял, что ему здесь нравится даже больше, чем в тетради, потому что они здесь все разные и им хорошо вместе. И, вроде бы, лист был опять счастлив, но снова ему не давал покоя вопрос: «А что будет потом, дальше?». И он снова дрожал от неизвестности, – кондуктор помолчал, посмотрел на всех и спросил. – Мужики, а вы вот как думаете, может, его беда похуже будет?
    Голова Максима категорически отказывалась думать о том, чьи беды хуже. Главное, что он забыл о своих. И на лицах других пассажиров этого позднего попутного автобуса было нарисовано такое же стойкое нежелание думать на заданную тему. У Максима в руках оказалась бутылка рома, он выпил, потом опять завязалась беседа. Но Максим в ней уже не участвовал. Он думал, откуда такое чертовски приятное чувство в груди. Нет, это не алкоголь. Что-то с ним случилось, что-то произошло. Но из-за выпитого Максим не мог сейчас разобраться. Он понял только, что расстраиваться больше не будет. Стало ясно, что все будет хорошо. Так оно и было.
    Прошел почти год после той ночной поездки. И Максим часто вспоминает ее, правда, никак не может вспомнить, как добрался до дома. У него сейчас другая, куда более лучшая работа, он познакомился с весьма красивой девушкой, они живут вместе, кот в порядке, и его никуда не отдали, потому что Максим тогда не ушел в запой – словом, он до сих пор не пьет. И все бы ладно... Только вот недавно Максим нашел в интернете интересную статью, которая не дает ему покоя. Один японец, бывший машинист Токийского метрополитена, рассказывал о том, как он был готов угробить весь свой состав со всеми его пассажирами. Он рассказывал, что в жизни его наступил такой предел, когда самое время свести концы с концами. И хотел он это каким-нибудь образом сделать именно в метро на своем составе. Но накануне этот японец случайно оказался в позднем автобусе и познакомился в нем с шестью очень интересными людьми, европейцами, отлично разговаривающими на японском языке, которые заставили его как-то по-другому взглянуть на свою жизнь и с другой более правильной стороны оценить ее. И он оправился, устроился на другую работу, а теперь рассказывает такую вот занимательную историю. Статья так и называется – «Шесть друзей Токийского метрополитена».