Период праздников. Глава 1. Лена

Окна троллейбуса залепил дождь. Входили и выходили люди. Струйки воды стекали с их зонтов и плащей и блуждали по рифленому полу. Сырость и тусклый свет навевали тоску и грусть. Напротив Моти на освободившееся  место села девушка в черном плаще.
-  Боря, у меня есть мелочь, - сказала она стоявшему рядом парню.
Тот упрямо рылся в карманах, извлекая монеты. Передал их на билеты.
-  В этой школе я училась, -  показала она Боре.
Боря равнодушно кивнул головой, а Мотя протер запотевшее стекло и с живейшим интересом пригнулся к окну, пытаясь рассмотреть ее школу.
-  Ты лабораторку оформила? - скучно спросил Боря.
-  Нет... А в этом парке – наши скворечники. С седьмого класса, - она искоса глянула на Мотю.
 Поджав толстые губы, он приподнял плечи и слегка развел руки в знак своего восхищения.
-  Здорово! - сказали его глаза.
-  Вы чудак, - ответили ее.
Пора было вставать и продвигаться к выходу, но Мотя медлил. Преодолевая робость, нагнулся  к ней и негромко сказал:
-  Мы подъезжаем к станции метро «Университетская».
-  Ну, и что?
-  Посмотрите внимательно на вход.
-  Ну?
-  Завтра в семь у входа, - и Мотя на запотевшем стекле написал: «19.00».
Боря прочел надпись, посмотрел на часы и флегматично заметил:
-  Сейчас без пяти семь.
Девушка смеялась долго и заразительно.

Дождь был настолько мелким, что не падал, а медленно оседал. Открыв зонтик, Мотя посмотрел на часы – оставалось еще несколько минут. Зеленая буква “М” светилась над входом метро и точно такая же, отраженная, лежала на асфальте. И вдруг на нее наступили чьи-то ноги и остановились на ней. Он поднял глаза – она пришла вовремя!
-  Добрый вечер! Хватит вам стоять на этой несчастной букве! – он жестом предложил ей стать под зонтик.
Это было похоже на бред, и она осторожно, с опасением спросила, предполагая, что имеет дело с психически нездоровым человеком:
-  На какой букве?
-  Версия – псих. Не правда ли? – и он стал объяснять ей про отраженную букву ”М”, и что она теперь с ней в одной луже.
Девушка засмеялась, и Мотя снова обрел статус нормального человека.
-  А знаете? Вы меня приятно удивили: пришли вовремя. Терпеть не могу опоздания, особенно намеренные.
Тонкая линия света обозначила ее силуэт. Черный плащ растворился на фоне потемневших от дождя деревьев и мостовой. Лицо и выбившиеся из-под косынки волосы выступили из темноты.
-  Очень сожалею, - продолжал Мотя, - что вы сейчас не видите себя со стороны: впечатляющая картина. Оригинальное освещение. Смелость решений. Я не шучу – мне  очень нравится. Такая, знаете ли, картина  неизвестного художника второй половины двадцатого века. «Ночь. Девушка. Дождь» - вот такое название. Она могла бы стать шедевром на все времена и прославить автора. Как жаль, что я не владею ни кистью, ни карандашом. В будущем... 
-  Разговорами о будущем  чаще всего убивают время в настоящем…
-  Конечно, в будущем нас ждет много хорошего, но и плохого тоже будет немало. Наша смерть, например...
-  Вы всегда такой веселый, и этим пугаете незнакомых девушек?
-  Нет. Только по пятницам...
«Идиот! – подумал Мотя. – что это я вдруг о смерти?».
Они шли по бульвару между шеренгами тополей, мимо домов в желтых заплатах окон. В ее волосах запутались росинки дождя – красные, синие, зеленые – по цвету огней реклам и витрин. Кленовый лист упал к ее ногам и распластался на мокром асфальте. Она подняла его и положила на ладонь.
-  Какой красивый! И холодный.
-  А каким веселым было появление его на свет! Грело солнце, теплый ветерок терся о почку, из которой он выглянул. В честь его рождения пели птицы...
-  Вы пишите стихи, и они у вас полны печали...
-  Никогда!.. Расскажите что-нибудь о себе.
-  Я – Лена. На первый случай достаточно?
-  Даже больше, чем вы можете предположить. Лена, Елена – одно из самых красивейших имен. Так зовут мою маму. Так звали девушку, в которую я влюбился, когда мне было десять лет. А ей было двадцать, и она вскоре вышла замуж... Я, если не возражаете, Мотя.
-  Возражаю. Матвей – какое это загадочное имя! И даже умное...
-  Хотите спрятаться от дождя? 
-  Ну, что вы! Люблю дождь. Мне с ним всегда хорошо.
Они долго блуждали по отсыревшему городу.
Лена жила на Подоле, в старом двухэтажном доме. Двор, в который они вошли, был вымощен булыжником. Он влажно блестел, отражая свет освещенных окон. Вдоль дома тянулась покосившаяся веранда. К ней вела деревянная лестница с точеными стойками, держащими перила. Сараи прижались к глухой кирпичной стене соседнего дома. Во дворе была раковина и, конечно, капал кран.
-  И собаки есть? - шепотом спросил Мотя.
-  Обязательно.
-  Вы живете в восемнадцатом веке. Двор замечательный.
В одном из освещенных окон металась чья-то тень.
-  Мама волнуется, - сказала Лена и показала на это окно. - Я пошла.
Она поднялась по скрипучей лестнице. Отворилась и закрылась дверь, поглотив Лену и сердитые слова ее мамы.

Однажды, когда Лена ждала Мотю на их обычном месте возле метро, она услышала сзади хриплый голос:
-  Гражданка, предъявите документы.
Рядом в пол-оборота к ней стоял милиционер. Голова его была повернута в сторону – он за кем-то наблюдал.
-  Я что-то нарушила?!
Порывшись в сумочке, протянула студенческий билет.
-  Это не документ. Паспорт попрошу, - сказал милиционер.
-  Паспорт я с собой не ношу.
-  Нет документов – пройдемте со мной!
-  Никуда я с вами не пойду!
-  Пойдете, гражданочка. Еще как пойдете, - услышала уже не хриплый, а очень  знакомый голос.
Милиционер повернул голову, и она узнала Мотю.
-  Боже мой, что за маскарад?!
-  Разрешите представиться? Лейтенант милиции Рахлин.
-  Мотя, вы милиционер?
-  Не правда ли, романтично?
Лена засмеялась и захлопала в ладоши.
-  Уж кто обрадуется этому, так это мама. Она очень волнуется, когда я прихожу поздно. А так – личная охрана. Вы зайдете к нам. Ладно? Ей будет спокойней.
-  Кстати, - сказал Мотя, - милиционеры – народ простой, особенно невысокого звания. К лейтенантам можно и на «ты». Годится?
Поздним вечером они вместе поднялись по скрипучей деревянной лестнице. Лена позвонила в дверь. Они услышали встревоженный голос:
-  Кто там?!
-  Мама, это мы – я и Мотя.
Надежда Семеновна, так звали маму Лены, едва познакомившись, сразу ушла на кухню. Вскоре на столе появились пирог с яблоками, торт «Наполеон» и чернослив с начинкой из грецких орехов. А когда на стол поставили початую бутылку крымского муската «Красный камень», Мотя удивленно спросил:
-  Откуда вы знаете, что я все это люблю и даже очень?
-  Кофе? Чай? - вместо ответа любезно спросила Надежда Семеновна.
-  И то, и другое, -  ответил Мотя.
Услышав смех Лены, сказал в свое оправдание, что он все любит в равной степени и ему очень трудно сделать выбор.
-  Я в восторге, Надежда Семеновна! Такая вкуснотища! Приходить в гости каждый день – моя давнишняя мечта.
-  Дулечки! - сказала Лена.
-  Лена! – с упреком сказала мама. -  Что за выражения?!
-  Дело в том, что вчера у мамы был день рождения.
Мотя наполнил рюмки.
-  Поздравляю. За ваше здоровье, Надежда Семеновна. Чтоб в вашей душе всегда было спокойно и радостно. Чтобы покой вам не только снился...
-  Спасибо, Мотя. Кажется, вы меня понимаете...
Моте тоже показалось, что он понимает эту женщину. Увидев фанатично обожающие дочку глаза и мгновенный переход от беспокойства к радости, он вспомнил, как в освещенном окне металась ее тень.
-  Надежда Семеновна, -  улыбаясь, сказал Мотя, - теперь ответственность за Леночку в моем лице берет на себя милиция. Кстати, говорят, что этот мускат имеет тончайший аромат горных лугов и очень полезен. Давайте еще раз выпьем за ваше здоровье.