Письма, почти быль

Письма, почти…быль

Маленький городок. Кукурузные поля на много миль вокруг, простые и добродушные люди: они знают тебя с детства, ты для них свой, а тебе они совсем чужие. Молчание, вежливые улыбки и рукопожатия, отчаянная скука, бесконечно тянущийся день, ожидание конца рабочего дня, быстрый ужин и книги. Вот и всё, что помнил наш герой из прошлой, такой далёкой теперь жизни. Даже родителей на фотографии он воспринимал издалека, как что-то славное, очень близкое, дорогое и в тоже время очень и очень далёкое, да и ёё он брал в руки всё реже и реже. Небольшое окно, ласковое солнце и синее безбрежное небо - это то, что он особенно любил по утрам. Он давно привык не видеть почти никого, кроме своего надзирателя. Крохотная камера - два с небольшим метра шириной и без малого четыре метра длиной, - стальная дверь без замочной скважины - открывается удалённо. Ровный серый бетон со следами опалубки, из него же сделаны стол, стул и койка, туалет, раковина без крана, над ним зеркало из полированной стали, намертво прикрученное к стене стальными болтами, светильник с антивандальной защитой над головой. Исправительная тюрьма максимально строгого режима исполнения наказаний ADX Florence, Supermax (Super Maximum Security Prison), самая строгая тюрьма в Америке. Двадцать три часа в сутки ты в камере один, час прогулок или час в спортзале, и всё это при полном отсутствии людей, только лицо надзирателя. Стальные двери, датчики движения и давления, четырёхметровый забор, украшенный колючей проволокой, невидимые глазу лазерные лучи и натасканные собаки. Как это ни покажется странным, он любил это место. Ему нравилось в своей камере, он и камерой её не воспринимал, это был его дом. Тут он был самим собой, у него были его письма, они и составляли всю его жизнь. Ему никто не мешал. Покой и письма.
Вся жизнь нашего героя - череда нелепостей и случайностей. Так, он влюбился в книги, заглянув в библиотеку полистать журналы, которые его семье было не по карману выписывать. А нашёл множество миров. Книги так захватили его, что родители отвели его к врачу. Тот, внимательно выслушав их, позвонил в библиотеку и, улыбаясь, попросил, не давать парню больше десяти книг в неделю. Окончив школу, он работал с отцом в автомастерской и читал, читал, читал. Так же случайно он открыл для себя театр. Придя с работы, сел есть, включил телевизор и наткнулся на спектакль, это был «Ричард III» Уильяма Шекспира.
Еда так и остыла на столе, он про неё забыл. Маленьким он любил мультфильмы, а потом телевизор стал раздражать его громкой рекламой и навязчивостью, фальшивостью красок. Тогда же он увидел телевизионный спектакль. В нем играла актриса, поразившая его в самое сердце - навылет и навсегда.
Однажды, придя домой с работы, он понял, что такая жизнь больше невозможна. Ему было душно и пусто. Он задыхался, ему хотелось нового и необычного. И известив родителей, он через две недели уехал в Нью-Йорк. Вещей было мало: старенький ноутбук, фотоаппарат, какая-то одежда, документы, кредитка, на которой были все его деньги - три тысячи долларов. Всё влезло в рюкзак. Этих денег вполне хватало на съём недорогой квартиры и на житьё-бытьё - он был неприхотлив. Он решил пожить месяц, никуда не спеша. Прочесать этот совершенно чужой ему город, шумный кипящий людьми, которые его совершенно не замечали, что ему очень нравилось. Часами он ходил по городу, глазел по сторонам и слушал, наблюдал и запоминал, не выпускал из рук фотоаппарат. Всё было незнакомо и очень интересно. Так прошёл месяц, он обжился, денег пока ему хватало, нашёл театр, где в труппе играла актриса, которая так ему понравилась. Он сходил на все её спектакли, и не по одному разу, вечерами караулил её у чёрного хода театра. Ему хотелось её сфотографировать, поймать взгляд, увидеть её своими глазами. Он искренне считал хорошие фотографии слепками души, отпечатками сердца. Однажды вечером, дожидаясь конца спектакля, он стоял у чёрного хода. Дождь долго собирался, погромыхивал, пугал и, наконец, хлынул.
Все разбежались. Он остался под зонтом и приготовился снимать. Она вышла, толпа ринулась назад, его затолкали, он выпустил из рук фотоаппарат и, пытаясь его подхватить, сильно, наотмашь задел локтем снимающего рядом человека. Локоть попал в оправу очков, она лопнула, и стекло вонзилось в глаз. Падая, человек, рухнул на штатив и проломил себе висок.
Со стороны многим показалось, что это сделано нарочно, со зла, от досады за разбитый фотоаппарат, о чём стоявшие рядом сообщили прибывшим полицейским. Но это было не так, всё произошло нелепо и случайно. Его отвезли в полицейский участок, он честно рассказал всё, как есть, но вызывал подозрение у служителей закона своим поведением. Он был странно, с их точки зрения, спокоен и выдержан для человека, которому может быть предъявлено обвинение в убийстве, учитывая, что было ему всего двадцать лет. Прямая спина, сидел, положив руки на стол, закрывал глаза, когда в комнате для допросов оставался один. Наш же герой считал, что если рассказал всё, как есть, то и нечего беспокоиться. После опроса свидетелей и их единодушных, как под копирку, показаний - «ударил нарочно, обозлившись за разбитый фотоаппарат» - полицейские попробовали на него надавить, а он замкнулся и замолчал. Приглашённый к нему бесплатный адвокат ничего не добился.
Утром его отвезли в суд. На всё разбирательство ушло тридцать минут, он молчал, и судья отправил его в тюрьму на остров Рикерс в проливе Ист-Ривер. Совсем рядом аэропорт Ла Гуардия, откуда каждые две минуты с рёвом взлетал самолёт. Это было крайне поганое место. Многие сидевшие в этой тюрьме заключённые считали, что в самых гиблых и пропащих трущобах Нью-Йорка безопаснее, чем в тюрьме Рикерс.
Пока крайне неспешно тянулось его дело, он сам напросился работать, получил место в прачечной, чему был очень рад.
Его ещё несколько раз вызывали в суд, и, наконец, определился день слушаний. Судья квалифицировал преступление как тяжкое убийство второй степени, и, принимая во внимание то, что наш герой не преступал ранее закон, присудил по статье 125. 25 УК штата Нью-Йорк огромный срок - двадцать лет, с правом апелляции по истечении половины срока. Всего час на это понадобилось судье. Своим последним словом наш герой не воспользовался – промолчал, присяжные вынесли приговор. Негромко стукнул судейский молоток - дело закрыто.
Его вернули в тюрьму с последующим переводом на постоянное место отсидки. Он работал, долго писал и, наконец, отправил большое письмо родителям. Написал, что просит у них прощения, он не виноват в том, что всё так отвратительно для него сложилось. Письмо не получилось, он не нашёл слов, не достучался до их сердец. Они требовали от него действий, подачи апелляции и разных других телодвижений, которые он считал совершенно бессмысленными. Это был тупик.
То, что с ним произошло далее, совершенно оттолкнуло от него родителей. Тюрьма - чрезвычайно агрессивная среда, а работа в прачечной столкнула его с другими заключёнными, для которых он был пустым местом. Его задирали и всячески пытались вывести из себя. Охранник отворачивался и делал вид, что всё в порядке. Наш герой вполне мог постоять за себя, он играл в американский футбол и физически был крепким юношей. Закончилось всё дракой, задиравший его заключённый пырнул его заточкой, и чудом попал в подставленную руку. Ответом был удар поднятым с пола железным «башмаком», который ставили под колесо массивной телеги для перевозки белья. Ударил обидчика изо всех сил, а потом он уже не мог остановиться. Появившийся охранник увидел его всего в крови и с «башмаком» в руках. Никому не нужны лишние неприятности, все, конечно, разбежались. Охранник стал кричать, нажал кнопку тревоги, выхватил пистолет и побежал к нашему герою. Тот испугался и, бросив «башмак», кинулся за телегу с бельём. Охранник выстрелил в воздух и тут же получил удар телегой. Прибежавшая на звук сирены охрана перекрыла прачечную, нашего героя скрутили и поместили в карцер. Следствие, бумаги, мелькали лица, судебно-психиатрическая экспертиза - она его измучила, он не понимал, зачем и почему ему задают все эти вопросы.
Он внимательно слушал, не понимая всех этих «аутодеструктивное, антисоциальное поведение, активный социопат, и т. д…». Слова лились, как мыльная мутная вода, совершенно пустые и не имеющие для него ни малейшего смысла. Адвокат, как мог, пытался ему всё это объяснить. Наш герой молчал. Он не мог поверить, что всё это относится к нему. И самое главное, что было установлено экспертизой: на момент убийства другого заключённого и оказания ожесточённого сопротивления охраннику тюрьмы он был вменяем и ясно осознавал, что делает. Попытки адвоката обратить внимание высокого суда на то, что именно на нашего героя было совершено нападение, не нашло фактического подтверждения. Оно произошло в «мертвой зоне» видеонаблюдения, а вот то, как он бил «башмаком», попало в камеру. Заточка тоже «испарилась» из дела, царапины и ушибы, полученные охранником, превратились в сильный нервный срыв, проблемы с сердцем с последующей длительной реабилитацией. Приговор: убийство первой степени, пожизненное заключение без права апелляции в исправительной тюрьме максимально строгого режима исполнения наказаний ADX Florence. Попав в неё, он успокоился. Вокруг была тишина, его никто не беспокоил, он быстро втянулся в режим, обжился в камере. Он написал родителям, получил ответ. Родители не написали прямо, но между строк читалось, что они от него отказались и не могли и представить, какое «чудовище» вырастили и воспитали.
Пытаясь себя занять, он и написал письмо той самой так поразившей его актрисе. Написал, не надеясь, конечно, получить ответ. Он вспоминал спектакли с её участием и делился увиденным, это были мысли вслух. Так не бывает, скажете вы, он мог написать письмо, но оно не могло попасть в руки знаменитой актрисе, письма которой, прежде чем она их прочтёт, конечно, разбирают помощники. Я отвечу: в жизни бывает всё и всякое. Придя в свой офис и подойдя к своему секретарю, она протянула руку и взяла из кучи корреспонденции именно его письмо. Чем оно её заинтересовало - Бог его знает. С этим конвертом она и прошла в свой кабинет и распечатала его…
Говорят: пишите коротко, длинные письма никто не читает, они сразу летят в мусорную корзину. Это не так. Не читают «скушные» письма, написанные мёртвым слогом, пустым и безжизненным. Письма, заслуживающие внимания, умные, интересные и неожиданные конечно читают, просто они не всегда попадают в нужные руки - слишком уж обилен мусорный ветер. Она не только прочитала письмо, которое было написано убористым почерком аж на семи листах писчей бумаги, но и ответила немыслимым для себя по размеру письмом - на трёх листах обычной шариковой ручкой, которой не пользовалась уже много лет. Так завязалась переписка. Спустя какое-то время она попросила своего агента узнать, кто ей пишет. В письмах наш герой не скрывал, что сидит в тюрьме, отбывая пожизненный срок, да и почтовый адрес на это указывал.
Она не поверила. Не может простой заключённый, да ещё из маленького городка «кукурузного штата» Айова писать таких писем. Она уже настолько привыкла к их переписке, получение письма и ответ на него стали потребностью.
Это продолжалось восемь лет, два больших письма в месяц, больше не позволяли тюремные правила. Всё закончилось внезапно и так же нелепо, как, к сожалению, почти всё в жизни нашего героя.
Он заболел простым, банальным гриппом, да ещё выскочили проблемы с никогда не болевшими почками. Попал в тюремную больницу. Всё наложилось как-то одновременно: высокая температура, почечная колика, сердечный приступ. Он умер внезапно, спасти его не смогли.
В камере нашли коробку, в ней лежали сто девяносто два письма, маленькая фотография, бумаги, относящиеся к его судебным делам, и записка: в случае его смерти отправить все его вещи по следующему адресу - далее был адрес актрисы. Так всё и было сделано. Администрация тюрьмы известила родителей, и спустя неделю они забрали тело. Коробка отправилась по указанному адресу и попала по назначению. Когда актриса её вскрыла, то всё сразу поняла: и что наш герой действительно сидел в тюрьме, и что он так и останется для неё загадкой, теперь уже непостижимой.
Каждый раз, с нетерпением открывая его письмо, она шептала: «Мой милый лжец». Она не понимала, почему ему надо скрывать свой настоящий адрес, но если он так делал, значит, ему так было нужно. Ей виделось, что он не хочет открывать своё подлинное имя и место жительства, желая зачем-то оставаться анонимным собеседником. Но, каждый раз, вскрывая долгожданное письмо, она находила глазами штамп тюрьмы ADX Florence - конечно, все письма заключённых там досматривали - и с улыбкой произносила: «Мой милый, милый лжец».
Ей было его искренне жаль, переписка стала частью её жизни.
Год спустя она показала письма своему агенту, тот, по собственной инициативе, связался с издательством и там сразу за них ухватились. Они были изданы, пользовались оглушительным успехом и принесли большие деньги.
Она не сразу решилась издать письма, её уговорил редактор, коронным аргументом которого было то, что, прочитав книгу, родители нашего героя узнают то, что они о нём никогда не знали. Пусть увидят своего сына другим, да и деньги от книги им совсем не помешают, а если актриса согласится напечатать письма, убеждал редактор, то он внесёт в контракт специальный пункт о перечислении им денег от книги и всех последующих переизданий, если таковые будут. Как уже было сказано, книга имела очень большой успех, мне неведомо, прочитали ли её родители нашего героя, и были ли они рады деньгам, полученным от продажи книги, но я точно знаю, что что-то хорошее наш герой успел сделать для них, хотя бы и после своей смерти.
А могла ли эта история произойти на самом деле? Кто знает, чего только не случается в нашей жизни...


Рецензии