Мое Закулисье или Внесезонная сказка

Театр. Можно начать  голосом Дорониной - «Любите ли вы театр, так как люблю его я?» И слышать ее грудной голос с придыханием. Но я не начну ни с этой фразы, ни с этого голоса.  И могу сказать, что к театру отношусь  спокойно. Да, я его люблю. Но люблю особенной и особой любовью.
В нашей семье есть традиция ходить в один театр на определенные спектакли. Такие спектакли бывают раз месяц и называются спектаклем месяца, когда после спектакля на сцену выносятся стулья и рассаживаются артисты, задействованные в спектакле, и беседуют с публикой.
Вот и в этот раз мы спешили на спектакль и думали, что успеем: выехали-то за два часа. Но на подъезде к театру образовалась пробка. И мы опоздали на двадцать минут. Наши места давно уже были заняты страждущими зрителями, которым, если бы не наше опоздание, пришлось бы сидеть на ступеньках. Ну, а нам предложили пройти в кафе и посмотреть по телевизору первое действие.
Это было первое мое Закулисье. Мы со спутником поднялись в кафе. Кафе работало в полном объеме. Заказали себе кофе, я заказала себе коньячку и вылила себе в кофе. Потом заказали мороженое. И смотрели по телеку спектакль.  Вдруг у стойки появился актер в гусарском костюме с эполетами. Быстро что-то заказал и сел у углового свободного столика. Кушал он быстро, рядом стояла баночка с солью. Есть такие баночки на 500 грамм, где в голубой крышечке несколько видов отверстий. Актер погрузился в еду, ел быстро и торопливо, не смотрел по сторонам. Тут мой спутник пригляделся и ахнул:
-  Это же НН! У нас же есть его книга о знаках зодиака!
И побежал в машину взять книжку об этом театре, где были фотографии почти всех актеров.
Успел вернуться, когда актер уже более внимательно посматривал на экран телека и ел не только руками и ртом, но уже как бы на бегу - ногами.
Мой спутник кинулся к нему с воплем:
- Распишитесь! - и уже тише, добавил - Пожалуйста.
Ах, грехи наши тяжкие! Ну, любим все мы славу в той или иной степени. Любим лесть и почитание. И востребованными актерами становятся по той же причине — много бывают на виду, получают лавры и всеобщее внимание. Все мы это любим, но не все в этом можем признаться самим себе, а тут еще окружающим. И признаются в этом только актеры.
Актер сразу перестал торопиться. Обстоятельно вытер рот салфеткой, и лицо у него стало сразу же осмысленным и несколько лукавым. Улыбнулся улыбкой Чеширского кота, поиграл бровями. Все это он проделывал, уже вытирая свои пальчики. Взял ручку и стал спрашивать: - Ну, так, и кому подписывать?
Мой спутник изогнулся и навис над актером НН:
- ЛЛ и ДД, пожалуйста.
Актер опять широко улыбнулся а-ля Чеширский кот и замурлыкал себе под нос театральным «тихим» баритоном:
- ЛЛ и ДД на добрую память от НН.
Витиевато расписался. Кинул взгляд на телек:
- Мне пора на сцену. Спасибо.
Красиво поднялся со стула, хотя этот стул стоял в самом неудобном месте, но он актер и не мог иначе. Легкой походкой проплыл к стойке буфета. А тут никого! НН перегнулся через прилавок:
- Девоньки! А девоньки?! Ну, где же вы???
Актер забеспокоился. В голосе появилась тоска и испуг. Он перегнулся еще дальше. Я уже стала прикидывать: если что, то я первая кинусь его спасать и тянуть за ботфорты. Но вдруг ботфорты сваливаются и обнаруживают разные носки, например, или вообще отсутствие оных или дырку на пятке. Конфуз! Прикинула такую картинку — я в театральном платье, на каблуках, в руках ботфорты, а из-за буфетной стойки торчат ноги актера в разных носках! Видок еще тот!
Но тут подошли «девоньки» и актер, чуть не плача, попросил:
- Мой салат не убирайте, мне на сцену. Я еще вернусь.
Первое действие продолжалось.
Наш НН появился в телеке, где тут же вошел в образ и продолжил действо.
А в буфете появился другой актер, красивый, с гордым профилем. Тоже в эполетах и в ботфортах. Рядом с ним села миловидная молодая женщина и стала чуть ли не с ложечки кормить его супчиком из пиалы и листиками салата. При этом успевала ему что-то рассказывать. Спрашивать, отвечать и выслушивать его ответы. Пока мы со спутником пытались угадать кто это, он уже на ходу вытирал салфеткой рот и спускался с лестницы, гремя по лестнице ботфортами. Я была в упоении — вот это спектакль в спектакле, вне спектакля, спектакль жизни, до мурашей по коже!
Наконец первое действие закончилось, и мы прошли в зал. Конечно же, на наших местах сидели, но тем кто сидел, пришлось подняться и уйти. Мы сели и приготовились к спектаклю.
Спектакль был не прост, хотя это и был Шекспир. Здесь спектакль с русскими актерами поставила испанская актриса-режиссер-феминистка по своему испанскому спектаклю уже шедшему где-то в Испании. Поэтому от Шекспира осталось только название. Костюмы и декорации сделаны по подобию испанских.
Первое действие было посвящено суду и казни «неверной» жены короля. Изменила ли или не изменила жена было не важно, было важно, что король так решил, на основании своего решения он сначала судил, а потом убивал свою горячо любимую жену. А потом танцевал с «трупом». Танец был красивый, но выглядело это жутковато, а в телеке просто завораживающе.
И вот я пытаюсь что-то понять из второго действия. А второе действие было похоже на балаган. Где главным героем оказался жуткий пройдоха, который может обокрасть всех и повсюду, может обвести всех вокруг пальца, может белое назвать черным. Мошенник, болтун, который был во всех сценах. Вероятно, он был, как некая ниточка, на которую нанизываются сцены, персонажи, ситуации. И, возможно, благодаря ему все завершилось благополучно. Все живы и довольны. А король-ревнивец получил даже дочь, похожую на горячо любимую жену, им убитую. Шекспир - даже в таком виде - остается Шекспиром.
Потом всем были поклоны, овации, цветы.
После легкого перерыва вынесли стулья, микрофоны. Большая часть зала опустела, а те, кто остался, сбились в группку и уселись поближе к сцене  —   приготовились к самому интересному.
Актеры переоделись и вышли в зал. Уставшие, но все такие же бодрые и готовые к общению вживую. НН вышел с чашкой, через край которой болтался хвостик от пакетика чая.
Много говорили о режиссере, о ее подходах, о запасе русских слов: «целых два слова —   «повтор!» и «в магазин!».
О повторе много и прочувствованно рассказывала Молодая Актриса, которая была единственной женщиной,  и она играла и мать, и чудесно похожую на мать, дочь. Все остальные женские роли служанок, придворных дам, пастушек играли  мужчины. И вот тогда на репетиции молодая актриса сыграла какую-то сцену и затихла в ожидании замечаний, но услышала «повтор!». Актриса повторила. Но опять прозвучало «повтор!». А через переводчика испанка объяснила, что все значительно проще, надо здесь  руку сюда, ногу сюда, голос должен быть таким, голову повернуть сюда. Поняла? Поняла! «Повтор!». Испанские актеры могут вовремя включиться и вовремя выключиться, включая и выключая то, что надо, и тем самым щадя себя и окружающих, а мы, русские актеры, работаем на полную катушку, от души — на нерве!
«В магазин» посылали нашего НН. Почему? В ответ —  улыбка Чеширского кота.
Был  вопрос и к актеру, игравшему Короля-ревнивца:
— Почему  герой убил свою жену? Она же не виновата? Почему Король не простил ее?
На что актер ответил:
—  Чисто женский вопрос. Мой герой убил свою жену потому, что он так решил — покарать.  Доказательств ее измены и неизмены ему не требовалось, потому что тогда ему пришлось ее прощать или не прощать, а он был не намерен это делать. Поэтому ему не нужна была ее правда или ее оправдания. Чтобы понять, почему все так произошло — приходите еще раз на спектакль, — «Король» помолчал, а потом дополнил свой ответ. — Режиссер так решила, она же феминистка.
Зал задумался. Я тоже. А потом мне пришло в голову, что ваще-то спектакль презабавный — в первом отделении помимо всего все строится на лжи и, возможно, на скрытой импотенции Короля. Потому что, убив свою единственную женщину, которая знала что-то о нем, что  знать ей было не дОлжно. А убив, можно потом всю жизнь  помнить и грустить, подпитывая свою грусть обидой на измену своей любимой, и тем самым прикрыть свое нежелание и нелюбовь всех женщин.
Поговорили еще о чем-то и стали закруглять разговор. Все друг друга поблагодарили и стали расходиться.
Тут мой спутник загорелся получить хотя бы еще один автограф и как-то быстро исчез за кулисами. Я кинулась за ним, тихо подшучивая:
—  Ну-да, там же артисточки!
И тут я опять попала в Закулисье. Это было мое второе Закулисье за вечер. Попала в длинный коридор с низким потолком. Где куда-то вели какие-то лестницы, лежали какие-то пакеты. Вахта. И была молодая распорядительница с очень серьезным лицом, но добрым характером. Она попросила подождать здесь в коридоре, куда обязательно подойдет Молодая Актриса. Мой спутник побежал тем временем в гардероб за нашими верхними одеждами, потому что нас договорились выпустить через выход для актеров.
Вечер продолжался и обещал быть нескучным.
Я топталась в коридоре, вызывая  интерес вахтерши и еще молодого актера, вдруг замаячившего вдали коридора.  Тогда на встрече он ждал какого-нибудь вопроса, но никто ему его так и не задал. Он так и просидел весь вечер, крепко сжимая в руках микрофон и с готовностью в глазах. Но софиты так ярко светили в лицо актерам, что они не видели  зрителей и не видели устремленных на них молчаливых вопросов.
 Мальчишка  маячил в конце коридора. Может, ждал кого-то? Как оказалось, действительно ждал. Мальчишка жадно целовался с девушкой и попался на пути моего спутника – коридоры узкие и полутемные, не разойтись и не спрятаться – Закулисье, одним словом.
— Ну, скажи, что ты еще задерживаешься, и мы поедем ко мне. Поедем? Давай поедем? — лепетала девушка своему Мальчишке в промежутках между поцелуями.
А у  Мальчишки  кольцо на безымянном пальце. Любовь? Страсть?
Я тем временем дождалась Молодую Актрису. Там же была мама Молодой Актрисы. Милая женщина с добрым и мягким лицом и теплым голосом. Она после каждого спектакля преданно встречала свою  дорогую девочку, свою дочь, свою самую большую ценность. И для нее она  была не только талантливой и замечательной актрисой,  она была ее дочечкой, которая нуждается в заботе и любви своей матери. И Актриса это тоже понимала и могла довериться и расслабиться в невидимых объятиях матери. После автографа она откинулась в угол диванчика и отдыхала, прикрыв глаза.
Мы же с мамой говорили и говорили  о роли, о спектакле, о мужчинах в спектакле — Королях и Мошениках, о Памяти.
И меня понесло. Мне было не остановиться, и вместо того чтобы задавать вопросы и рассуждать там, в зале,  я стала говорить  здесь и сейчас. Говорить о том, что Королю, вероятно, интереснее и важнее было остаться со своей памятью, с выдуманным образом, с фантомным образом своей Королевы. И поэтому ему действительно было неважно, изменила она или нет,  главное было произнести это слово — измена, потому что он Король, а короли за измену убивают не разбираясь. Зачем? Чтобы жить дальше спокойно. Но не всегда это получается – спокойствие, потому что есть Память. И что существует наказание Памятью — это самое страшное наказание для человека. Независимо от статуса, пола, возраста и прочих всевозможных различий — человек будет страдать вечно от Памяти.
Потом, когда наступила пауза, я переключилась и стала прощаться. Но я знала, что я еще и еще буду приходить в этот театр и что в следующий раз я приду с большим пакетом конфет на все вкусы.
И теперь я также могу спросить особым голосом с придыханием Татьяны Дорониной:
—  Видели ли вы театр так, как видела его я? И любите ли вы мое  Закулисье так, как люблю его я?