Ящик Пандоры

I

Когда в то несчастное утро зазвонил телефон, Рельд стремглав выскочила из постели и радостно сняла трубку. Через пару секунд, хотя она стояла ко мне спиной,  я не мог видеть ее лица, стало понятно, что что-то случилось.
-Это твоя мама. – как-то испуганно заметила Рельд и протянула мне трубку.
-Здравствуй, Стивен. – голос матери сухой, точно шуршание оберточной бумаги. – Я хочу сказать, что твой дедушка серьезно болен, он протянет не больше недели, так что… Надеюсь, ты приедешь хотя бы на его похороны. Он так любил тебя. Пожалуйста, дорогой, будь так добр.
Рельд опустилась на край постели и погладила мое колено через одеяло.
-Хорошо. Я еще позвоню. – и сразу же отключился, пока мама не начала расспрашивать о делах или рассказывать о своих, это никогда бы не закончилось.
-Ты должен поехать. Все-таки твой дедушка.
-Знаешь, что? Если я не выйду сейчас на улицу, и меня не собьет насмерть каким-нибудь лимузином, у меня будет полно времени, чтобы съездит на его могилу.
-Ты такой циник, Стив. Я иногда так тебя ненавижу. – она встала, ушла в кухню и принялась сердито хлопать дверцами шкафчиков, сердито делать себе кофе. Быстро собралась и вернулась в спальню.
-Гедонист хренов. – бросила она и ушла. Ушла на работу  утром в  воскресенье, хотя обычно ее работать не заставишь. Все-таки Рельд – редкий человек.
Не знаю, любил ли я своего деда, но, пожалуй, именно он сделал меня таким, какой я есть. Уж он то, точно был  «гедонистом хреновым». Помню, как он развелся с бабушкой и закрутил с какой-то студенткой. Часто забирал меня после школы на своем кобальтовом кабриолете, который именовался Озоном, и мы ехали на бейсбол. Саймон, мой брат, всегда оставался стоять у школьного забора в одиночестве.
-Не будем этого слабака с собой брать. – говорил дедушка, и я невольно соглашался с ним.
Вероятно,  дед был редкостным козлом, и мои родители знать его не хотели, поэтому говорить  им о наших совместных походах на стадион категорически запрещалось. Однажды, конечно, им об этом стало известно.
Если бы я был примерным сыном, то, узнав, что родители разочарованы во мне, не спал бы всю ночь и пытался придумать, как  поднять себя в их глазах. Но на деле все обернулось тем, что на мамины упреки я ответил: «Ну и что».
Когда я вышел из гостиной,  мама обратилась к отцу.
-Кого мы вырастили, Джим?
За 12 лет, прошедших с того дня, когда я уехал из дому, мне довелось поговорить с ними всего два раза. Второй раз был только что.
Когда вернулась Рельд, я решил ехать.

II

Если вы выросли в маленьком городе, то вам несказанно повезло. Глядя на одни и те же лица, одни и те же здания, ничем не примечательные, начинаешь невольно задумываться  о том, чтобы вырваться, начать жизнь, у которой не будет ни единой схожей с прошлым черты.
Вы скажете: «Глупо гнаться за глянцем». Вы так говорите потому, что вам никогда не попасть в этот мир, искрящийся, где все люди «самые милые на свете», там все загадочно смеются, и тебе хочется так же. Именно о такой жизни я и мечтал, к ней стремился.
Я оказался там, где хотел. Из огромных окон моей квартиры открывается вид на город: парки, декоративные озерца, другие дома, и везде люди, люди в таких немыслимых количествах,  каких я раньше даже представить не мог.

Родительский дом в респектабельном районе и снаружи и внутри напоминает декорации для каталожных съемок. Отвратительный в своей идеальности. Мама любит порядок, поэтому с определенного периода она перестала заходить в мою комнату.
-Не хочу узнать, каково это, находиться в аду, заранее. Я люблю сюрпризы. – сказала мама, и с тех пор Саймон время от времени наведывался ко мне по ее поручению, чтобы забрать грязные вещи.
Мама мало чего добилась в жизни из-за собственной лени и склонности бросать все в последнюю секунду, но, тем не менее, мнила себя обладательницей великой драматической судьбы. Мне претили ее нескончаемые наигранные страдания и попытки свалить вину на нас.  Я  никогда не понимал ее, но старался не испытывать отвращения к ее поведению.
Дверь мне открыл Генри, еще один мой младший брат, единственный, кто стал таким, каким его все хотели видеть. Как мне позже стало известно, он  выучился на ветеринара, у него небольшой аккуратный дом неподалеку от родительского, у него есть невеста и собака, и он относительно нормален. Абсолютно нормальных людей не бывает, у каждого  какое-то свое дерьмо в голове.
-Привет, Стивен. – тихо проговорил Генри, забирая у меня сумку и отставляя ее. Какое-то время мы стояли в прихожей,  пока он не решился похлопать меня по плечу.
На кухне гремела посудой мама, Генри понес сумку наверх.
Послышались шаги, мама выглянула из кухни осторожно, словно лесной зверёк, она вытирала руки полотенцем и смотрела на меня так, будто я был призраком.
-Стивен? Ты все-таки приехал? – она и в самом деле была удивлена, но сказать наверняка, приятным ли стал для нее этот сюрприз, было нельзя. Мама обошла меня, заставив обернуться вокруг собственной оси. Ее тонкая, с белой полупрозрачной кожей, с выступающими голубоватыми венками, рука  прошлась по моему плечу. – Знаешь, мы и не надеялись. Думали, что как обычно у тебя найдутся какие-то дела, все эти двенадцать лет у тебя были какие-то занятия поважнее…
-О, не начинай, пожалуйста. – я тяжело вздохнул и попытался натянуть улыбку.
-Мой руки и проходи в столовую, сейчас придет отец, и мы будем обедать.

Отец был поэтом, по моему мнению, не особо талантливым, но он пользовался популярностью в определенных кругах. Какой-то сумасшедший идиот из их общества даже назвал его «местным Алленом Гинзбергом, с женой и детьми». По своей воле я никогда не читал его произведений, все эти стихи и поэмы не по моей части. Не знаю, что именно послужило причиной к такому отношению. То ли я не любил поэзию, потому что не понимал ее, то ли отказывался понимать, потому что не любил.

В столовой царила неловкая тишина, такой не было даже во времена моей юности. Нам определенно кого-то не хватало.
-А где Саймон?
Мама побледнела и отложила вилку.
-Он будет ближе к ночи, вылет отложили.
-А, ясно.
-Кстати, я хотел его попросить помочь мне с перепланировкой комнаты для гостей под детскую. – Генри обезоруживающе улыбнулся. Отец на такой очевидный намек даже бровью не повел.
-Может, я тоже как-нибудь помогу?
Генри поднял глаза от тарелки и посмотрел на меня так, будто я предложил ему бросить работу и пойти толкать травку у кампуса местного колледжа.
-Я серьезно.
-Если хочешь. – наконец, выдавил он. – Если тебя не затруднит.
-Я  почти готов воздвигнуть памятник лицемерию прямо в центре этой столовой. – неожиданно подал голос отец.
-Это еще что значит? – возмутилась мама с другого конца стола.
-Подумай, Рози, просто подумай над этим. – Он поднялся и, кивнув, ушел в свой кабинет.

III

Всю ночь я не мог уснуть: вокруг было непривычно тихо.  Я даже слышал, как в миле от дома проехала машина.  Мои уши настолько привыкли к нескончаемому гулу, звону, разговорам, которыми были переполнены улицы, словно забытый под включенным краном кувшин. Шум сосредотачивался в одной точке, но в то же время был всюду.
Но здесь было просто ужасающе тихо. Точно заживо похоронили.
Из нас троих у меня  самая большая комната, но теперь она, казалось, сжалась до размеров кровати, и даже руку невозможно вытянуть, чтобы не уткнуться ею в стену. Будучи подростком, я не замечал этой тишины, потому что сразу же засыпал, я не из тех, кто мучительно размышляет о совершенных ошибках перед тем, как погрузиться в липкое, состоящее из тех же раздумий сновидение. Мои сны всегда были легкими и приятными.
В эту ночь, судя по всему, эпохе легких снов пришел конец. Под утро мне все-таки удалось, хотя бы ненадолго, провалился в какую-то черную бездну, но  меня разбудил тихий удушливый  кашель, доносящийся из ванной.
Наши с Саймоном комнаты соединены небольшой ванной комнатой, через нее можно  ходить туда-сюда.
Кашель иногда перемежался с какими-то проклятьями,  «чертовая стерва» или что-то вроде того, разобрать было сложно. Потом все стихло так резко, что я даже подумал уже подняться и проверить, все ли в порядке. Но сразу же открылась дверь, и в моей комнате появился Саймон.
Мы с Генри были очень похожи, а вот Саймон довольно сильно от нас отличался, хотя у него были все семейные черты вроде темных волос и светлых глаз. Наш средний брат являлся обладателем большого лягушачьего рта, из-за чего все звали его Кермитом; нос его сам по себе был довольно крупным, но из-за того, что в восьмом классе его  избили какие-то уроды, теперь его нос еще был горделиво повернут чуть вправо.
Он не сильно изменился с того момента, когда я видел его последний раз, тогда ему было 15, а теперь ему почти 27, но он, словно и не повзрослел вовсе. На глаза все так же падала челка, которую он вечно пытался убрать назад, но она не могла не напомнить о себе, поэтому возвращалась на прежнее место. Сутулые плечи и очки в толстой черной оправе – вот вам и весь Саймон.
-Как спалось? – поинтересовался он и потянулся, из-за чего задралась майка и приоткрыла его до невозможности бледный живот.
-Плохо.
-А я прилетел всего часа три назад, спал, как убитый, только вот приступ астмы, ну ты понимаешь.
Я кивнул и сел в постели. Саймон подошел чуть ближе.
-Знаешь, здорово, что ты приехал. Правда, я проиграл Генри сотню из-за этого.
-В смысле, вы поспорили? – о, вот это уже интересно. Я удивленно покосился на него.
-Он поставил на то, что ты приедешь, а я на то, что нет. И вот ты здесь. Шансы вообще были два к одному. – Он поджал губы, думая, говорить или нет, но потом все же закончил мысль. – Отец решил, что он на моей стороне.
-Никогда он меня не любил.
-Да ну, брось. – Кермит отодвинул от себя одеяло и сел на самый край кровати. - Я лично на такой расклад поставил в этом году только потому, что до этого постоянно проигрывал, убеждая всех, что ты здесь будешь на какой-нибудь праздник. Но видимо, такова уж судьба неудачника.
-Слушай, а что это?  - я чуть подался вперед и ткнул пальцем в небольшое красноватое пятнышко у него плече.
Глаза его расширились, и он, отшатнувшись и скинув мою руку, судорожно принялся натягивать майку на это место.
-Что, твой парень постарался? – ехидно поинтересовался я, откидываясь обратно.
-Какой парень, Стивен?
-Твой, какой же еще.
-Ну ты и гад, не смешные у тебя шутки. – буркнул Саймон и ушел в свою комнату.
-Веди себя, как взрослый человек! – крикнул я ему напоследок.
Он всегда болезненно реагировал на подколки насчет ориентации, потому что был  зажат и робок, создал вокруг себя невидимый монастырь, в который сам же и ушел. Никто никогда не знал, кому же он отдает предпочтение на самом деле. Генри решил, что он слишком влюблен в числа и науку.
Это действительно было так. Из вечерних маминых увещеваний я узнал, что Саймон уже защитил диссертацию и теперь работает на кафедре прикладной математики в университете в Нью-Хэйвене.
Его помешательство на Царице наук в школьные годы было мне на руку: достаточно просто оставить свое домашнее задание у него на столе, а потом обнаружить его сделанным и лежащим на тумбочке в моей комнате. Это все равно, что оставить ребенка наедине с коробкой конфет. Во время тестов, конечно, было трудновато, но иногда меня и в таких ситуациях выручал.

Начало клонить в сон.

IV

Я зашел в кухню, мама была там и делала вид, что не замечает ничего вокруг. Пришлось тихонько покашлять, чтобы она повернулась и посмотрела на меня.
-Твои братья отправились в больницу проведать дедушку. Между прочим. – ее тяжелый осуждающий взгляд заставил меня поежиться.
-Я съезжу к нему чуть позже. Дед вроде  без сознания, какая ему разница.
-Мне сейчас не до твоего цинизма. – она ткнула меня пальцем в грудь. – Сейчас ты живешь в нашем доме и делаешь все так, как надо, понял?
-Понял.
Откуда в ней появилось столько жесткости и уверенности неизвестно.  Так же неизвестно, что бы она еще мне сказала, если бы в кухню не зашел Генри. Он молча коротко кивнул ей.  На лестнице послышались торопливые шаги.
-Извини. Есть будешь? – голос ее как-то надломился.
-Нет, что-то не хочется.
Я развернулся к Генри и вытолкал его к лестнице, чтобы она нас не услышала.
-Дед умер?
-Нет, пока нет. – он рассматривал фотографии, висящие на стене, точно они только что там появились.
-А что тогда, что случилось, думаете, я ничего не заметил?
Генри развернулся и пошел по коридору, увлекая меня за собой. Его комната располагалась в подвале, там ему разрешали держать всех его хомяков, ящериц и прочую живность.
-Это все Герти. – сообщил брат, когда мы, наконец, оказались в подвале.
-Кто?
-Вторая личность Саймона. Ты и об этом не знаешь?
-Стой, подожди. – я сжал его плечо, заставляя посмотреть в глаза. – Еще раз и помедленнее.
Генри сел на небольшой диванчик и уронил голову на ладони.
-Мы решили устроить вечеринку-сюрприз на двадцатый день рождения Кермита. Ждали тебя, кстати. Так вот, он появился, но вел себя очень странно, даже не знаю, как тебе об этом рассказать. А потом, потом оказалось, что у него раздвоение личности. В нем еще есть Герти, она такая наглая сучка, ты себе даже представить не можешь. Постоянно гуляет.
-Ну что ж, мама всегда хотела девочку.
-Она боится Герти, у них был конфликт не так давно. –Генри воспринял мое замечание со всей серьезностью.
-И значит, это все-таки правда! – я развел руки в стороны.
-Насчет чего? – поинтересовался брат, исподлобья глядя на меня.
-Насчет парня.
-Герти лесбиянка, если что. Не знаю, что и как, но от одиночества она не страдает определенно.
Наверху раздался звон разбитого стекла.

Мы поднялись в гостиную и увидели дыру в окне. Мама разглядывала лежащий в окружении осколков камень, отец бежал по другой стороне улицы за какой-то шпаной, крича им что-то вслед.
-Это еще за что? – осведомился Генри, приобнимая маму за плечи.
-Честно не знаю, милый. – она растеряно посмотрела на него. – Но мне это не нравится, совсем не нравится.
Я поднялся к себе.

V

В соседней комнате звучала музыка. Прислушавшись, я понял, что это «Лоэнгрин» Вагнера.  Странно, очень странно.
Саймон ни черта в музыке не смыслил, он говорил, что посторонние звуки отвлекают и заглушают мысли и расчеты. Что ж, может и так. Но для меня музыка была единственным искусством, не разочаровавшим меня. Живопись казалась не слишком привлекательной, а кино потеряло свое очарование вскоре после того, как я узнал некоторых людей, имеющих непосредственное отношение к его созданию.
Все же музыка умудряется выразить то, что ты сам не можешь высказать, иногда даже вытаскивает то, о чем уже давным-давно забыл или вообще не подозревал. Я не чувствительный человек, но силе мелодий невозможно противостоять.
На некоторое время мне пришлось затаиться в ванной и смотреть, согнувшись, через слегка приоткрытую дверь. Кто бы мог подумать, что я буду подглядывать за собственным младшим братом.
Поначалу было ощущение, что комната пуста, но через пару минут обзор был перекрыт.
-Выходи. – это было похоже на голос Кермита, но выше и резче. Я поднял голову: на меня был направлен испепеляющий взгляд. – Давай, давай.
Мы вошли в комнату, в ней пахло чем-то сладким и пряным, как будто новой мебелью, да и новой жизнью. Музыка все еще играла, на письменном столе стояла пепельница, слабо дымящаяся.
-Так это ты и есть Стивен?
Первое время я даже не знал, как мне воспринимать этого человека как Саймона или же как Герти. Когда мы оказались лицом к лицу, второй вариант показался мне более подходящим.
Впервые за долгое время я увидел это лицо без нагроможденных очков, которые, казалось, приросли к лицу. Глаза, в них царствовало какое-то другое выражение, холод и дерзость. Лягушачий рот темно-вишневым пятном выделялся на бледном лице, вечно мешающая челка уложена. Последние сомнения в том, что это всего лишь спектакль, исчезли: зная своего брата, я мог сделать вывод, что он  не стал бы тратить время на весь этот маскарад.
- Они рассказывали мне о тебе. Они так тебя любят. – Герти была близко, ее ладонь коснулась моей щеки. – Как жаль, что ты им взаимностью не отвечаешь. – Она вдруг резко сжала мой подбородок, пальцами сдавливая губы.
-Отпусти. – еле смог выговорить я, в этих руках все же была совершенно мужская сила, мне казалось, еще немного и челюсть треснет пополам.
Герти хмыкнула и отступила.
-Для человека с таким музыкальным вкусом, ты несколько грубовата.
-Для человека с таким лицом, ты даже слишком подонок.
-Звучит не очень, согласись,  Гертруда.
-Но, думаю, моя мысль тебе ясна. – Она выключила музыку и прислушалась.  -  Кто там внизу?
-Генри и родители, по крайней мере, мама.
-Черт. Ладно. – из прикроватной тумбочки был вытащен моток бельевой веревки. Герти привязала один конец к ножке кровати, а другой накрутила на запястье поверх толстого кожаного браслета. – Я сваливаю, не скучай, красавчик. – она похлопала меня по плечу и залезла на подоконник.
-Совсем с катушек слетела?
-С чего это тебе вдруг стало не все равно? – открыла окно и прыгнула вниз.
Я услышал, как ступили на землю тяжелые ботинки, натяжение веревки ослабло, и мне пришлось подойти к окну, чтобы втащить ее обратно. Когда Герти вышла на тропинку, от большого дерева во дворе отделилась небольшая женская фигура. Девушка бросилась ей на шею, некоторое время они просто стояли, а потом медленно зашагали прочь. Сгущались сумерки.

Каждый считает свою семью скучнее других, даже если безмерно и безоговорочно любит ее.  Я считал свою самой серой и обыкновенной, поэтому сбежал, не зная, сколько ее тайн потом откроется мне по возвращению.  Мой побег, пожалуй, сравним с открытием ящика Пандоры. О, вы скажете, я слишком зациклен на себе, раз так считаю. Это так. Меня это не смущает.

VI
-Ну что, вот я и здесь.
Больничный запах ужасно угнетает.  По коридору шла женщина с ребенком, они несли связку разноцветных шаров. Я опустился на стул у постели больного.
-Во всяких дурацких фильмах коматозников обычно берут за руку и горько плачут над ними, просят не уходить и не оставлять. Дед, думаю, ты все это считал бы  хренью, так ведь?
В соседней палате послышалось громкое «С выздоровлением!» на несколько голосов.
-Саймон и Генри приезжали к тебе, так что ты не подумай, ты не один из тех стариков, страховка которых может покрыть стоимость отдельной палаты, но они никому не нужны. Ты отлично умеешь слушать, между прочим. Надо это продвигать: пусть все, кому необходимо выговориться приходят в больницы и болтают с теми, кто лежит в коме. К черту психиатров, от них голова болит еще больше.
В соседней палате громко смеялись.

До того, как узнать, что Бренда Кармайкл это Бренда Кармайкл, я знал о ней всего две вещи: а) у нее рубиновые волосы; б) у нее отличная фигура. Хотя было еще кое-что. Она стояла в центре гостиной, а дома никого не было.
-Эм, привет?
Девушка обернулась и посмотрела на меня широко распахнутыми глазами такого цвета, будто разные бутылочные стеклышки наложили друга на друга. То ли карие, то ли зеленые, не поймешь.
-Добрый день. – ответила она мягким голосом и направилась в мою сторону. Я наблюдал за тем, как плавно двигалось ее тело под тонкой тканью платья, напоминающего высохший чайный пакетик бывшего употребления, перетянутый тонким пояском. – Я Бренда Кармайкл. – мне была протянута рука.
-Стивен Бордес.
Ее брови дрогнули.
-Как вы здесь оказались?
-Мне Герти дала ключи, сказала, что я могу прийти, если захочу. Вообще, я пришла за ней, но…
Я взял ее под локоть, мы сели на диван.
-Вы в курсе, насчет Саймона?
-Кого?
В коридоре шаги.
-Стив, ты дома? – Кермит появился в гостиной, он прижимал к груди бумажный пакет с продуктами. – О, ты не один, прости. – Даже за закрывающими половину его лица торчащими из пакета листьями сельдерея было заметно, как покраснели его щеки.
Саймон чуть ли не бегом скрылся в кухне.
-Вернись, надо поговорить. Это срочно, пожалуйста, Саймон.
Брат вернулся в гостиную, теребя закатанные рукава своей клетчатой фланелевой рубашки. На его лице появилась нервная улыбка, от взгляда на которую Бренда нахмурилась.
-В общем, мисс Кармайкл, позвольте представить вам моего брата, Саймона. Он же Герти. Это его вторая личность. – Я поднялся с дивана и подошел к нему, чтобы похлопать по плечу. Кермит колыхнулся так, будто был сделан из картона и готов завалиться на бок от любого воздействия извне.
Бренда тоже подошла к нему и всмотрелась в лицо. Нижняя губа Саймона задрожала, точно он собирался сорваться и заплакать, но скорее это был страх настолько пристального внимания к своей персоне.
-То есть все это время… - Она уже во второй раз не закончила  мысль.
-Бренда, пожалуйста. – Вдруг заговорил Саймон и взял ее руку в свои. – Герти рассказывала мне о тебе, я просил ее, понимаешь, она чужая, но сильнее меня.
Девушка отшатнулась, выдергивая руку.
-Она любит тебя, Бренда!
-Слышать ничего не хочу!
Она развернулась и, подхватив сумочку, выбежала из дома.
-Зачем ты это сделал, Стив?
-Когда-нибудь бы ей открылась правда, не так ли?
-Ты даже подумать не можешь, на что способна Герти. – Он тяжело вздохнул и собирался уйти из гостиной, как вдруг обернулся и ударил меня. Его кулак так резко соприкоснулся с моей скулой, что я пошатнулся и чуть не упал на пол.
-О боже, извини, я не… То есть… Аффект…
-Нет, Саймон. Нет, спасибо. Мне нужен был хороший удар.
Скула саднила, и все лицо пульсировало, но в этот момент я чувствовал себя невероятно живым. Как никогда раньше.

VII
Мама собрала нас всех в столовой.
-Мне только что звонили из больницы. Дед скончался ночью.
Генри уронил голову на ладони, он вообще постоянно так делал, будто голова его настолько тяжела от переживаний, что просто не может держаться в нормальном положении. Отец опасливо протянул руку и погладил по спине в попытке приободрить.
-Что ты делаешь?  - Генри поднял голову и посмотрел на него исподлобья.
-Не переживай так.

Терпеть не могу похороны.
Эти в особенности.
-Саймон, когда мне будет лет 50, пристрелишь меня?
Мы стояли у гроба, дед еще никогда не выглядел так удручающе, как сейчас.
-Идиот что ли? – угрюмо поинтересовался брат.
-Я просто не хочу стать настолько старым, чтобы всех нервировать своей старостью. По мне так, дыра в голове более эстетична, чем превращенное в огромную курагу лицо, да и вообще все тело.
-Ты невыносим. – вмешался Генри.
-И как всегда я.
-Ну, во-первых, согласись, ты хотел бы сделать это, ты же смог меня ударить, верно? Во-вторых, у тебя психическое расстройство.
-Наивный Стивен, ты полагаешь, что в лечебнице лучше, чем в тюрьме?
-Давайте просто прекратим этот разговор.
Я осмотрелся. Люди приходили в церковь, занимали места, среди кучки стариков я заметил рубиновую голову и тронул Кермита за плечо.
-Посмотри туда.
Он поправил очки и неуверенно глянул в указанном направлении.
-Думаю, тебе стоит поговорить с ней. И передай Бренде мои извинения.
Глядя на то, как они разговаривают, я вспомнил о том, что с самого отъезда не разговаривал с Рельд. Со всем этим в голове ни разу не возникло мысли о ней. У нее, по всей видимости, не возникало мыслей обо мне.

Какая-то женщина заплакала где-то в середине процессии, я не мог обернуться и посмотреть, кто она.
Когда гроб опустили в землю, я обратил внимание на даму в шляпке с вуалью, которая мяла в руках платок. Это была бабушка. После развода она уехала и общалась только с нашим отцом и его сестрой.  И вот теперь она здесь. Рядом с ней эта дура Мастерсон, последняя на моей памяти, любовница деда.  Мама крепко держала Генри чуть повыше локтя, словно он собирался сбежать от нее. Поднялся ветер, галстук Саймона хлестал его по лицу, но тот был так занят каким-то своими мыслями, что, казалось, не замечал этого.
Бренда держала его за руку.
Я стоял в окружении множества людей, но чувствовал себя оторванным от них, будто открывая свои тайны, они заманили меня внутрь какого-то стеклянного купола и заперли там. Они где-то рядом, я видел их, слышал, что они говорят, но не мог подойти ближе, не мог быть с ними.
И еще за пару дней до этого, может даже за пару часов, я посчитал бы это чем-то хорошим. Но теперь, наконец, я понял, что это наказание.
Все рушилось.