Григоренко-Облаков Павел. Дверь

ПАВЕЛ ОБЛАКОВ ГРИГОРЕНКО

                Д В Е Р Ь
               
                НОВОГОДНЕЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ    



                ГЛАВА ПЕРВАЯ



           Все подвалы похожи один на другой.
           Когда спускаешься по замусоренной лестнице, не до шуток. Скор-
ее нужно зажечь свет, иначе чёрная каменная глотка несёт таким жгу-
чим холодом, что ноги не хотят идти, и ждёшь, будто кто-то охватит
шею пальцами и затащит в темноту. Шершавые, беленые сто лет назад
стены облепились пыльной паутиной, дрожащие пауки, мерцая стекл-
янными глазами, повесились в углах в бесконечном множестве, и даже
умершие всё ещё здесь: возле входа, где легко можно поживиться мух-
ой, так не много места, так тесно, что широкие простыни паутин накл-
адываются одна на другую, покрывая одна другую со всей дрянью, как-
ая в них насела. Где-то на пол стучит вода, разнообразные, непонятно-
го происхождения звуки наполняют помещение -  или то в груди пуль-
сирует и отдается в ушах? Узкие и скользкие рукава коридоров распол-
заются по сторонам, и от немеряной, непостижимой длины гаснет в
них свет. Пренеприятная вещь эти подвалы!  Прямо скажем, не по себе,
когда над головой толстый бетон, режет который весь мир на две поло-
вины, а тебе нужно спускаться подальше от дневного света - туда, на
самое дно - и искать свою дверь.
       Там внизу,  в дальнем подвале есть дверь...
        Всякий раз, когда в подвале бывали люди - а это случалось, наприм-
ер, в праздники, и возникала надобность взять продукты на стол - то эта
дверь просто смотрела, как люди, зазвенев ключами, отпирали свои вх-
оды, запасались и уходили. В дверь эту никто никогда не входил. И ник-
то не мог  сказать, чья она. Петровы, наверное, думали, что Ивановых,
Ивановы - Сидоровых, и так дальше без конца. Словом, дверь существо-
вала, только без хозяина. Она, как видно, никому была не нужна. А меж-
ду тем это была очень странная дверь. Занимала она место в самом уг-
лу, на некотором расстоянии от своих соседок. Те стояли высокие, гру-
дастые от набитых спереди для прочности деревянных брусков, иног-
да завернутые в волосатые войлоки, с толстыми сумками замков на бо-
ках; а эта - маленькая, совсем горбатая и железная. Чёрная ржавчина за-
сыпала всю её поверхность, мокрое железо лоснилось, будто в него то-
лько что плеснули из ведра. Запора на двери не было, но все знали, что
она заперта: края и створки так плотно соединялись, что ни один взгл-
яд не мог проникнуть внутрь, ровная поверхность двери совершенно сл-
ивалась с рамой, словно их намертво приклеили. Потянуть дверь было
невозможно, никакой ручки не существовало - углубление в стене, пло-
ская ровность двери, и дальше немой тупик. Такие двери, наверняка, ст-
ояли в камнях Бастилии, пока беспечный, вином и обманами опьянён-
ный народ не развалил крепость вместе с одряхлевшей монархией. Впр-
очем, тайные двери в достаточной степени водятся и теперь.               
          Большой дом, под которым лежал подвал, назывался спецтрестом,
с одним из тех наименований, какие никогда не читают до конца: они
то ли слишком длинны, то ли намеренно запутаны, то ли стремительн-
ые прохожие просто летят мимо и настенных названий не запомина-
ют - у них есть дела и поважнее. Дом стоял большой, отнюдь не высок-
ий - что строили при царе-батюшке; но достаточно было и того, что ст-
оял наряден собой, с резными порталами и колоннами, наглухо застёг-
нутый в тугой мундир высоких окон, правда, несколько серощёкий и от
этого без особых признаков жизни. Однако, дом как дом, в Москве, в Ус-
ть-Копытьевске и даже в далёких Япониях такие дома есть. Сбоку к тр-
естовскому дому, слева ли, справа ли, присовокуплялся жилой дом, то-
лько попроще, а за ним еще и еще, -  целая цепь бесцветных истуканов,
все одинакового размера, этакие архитектурные квазимоды, с плоски-
ми монгольскими лицами; как малые дети выстроились они в затылок
своему немолодому, но крепкому еще папаше. Да так и застыли вместе,
взявшись за руки и приготовившись двигаться.               
          В тресте имелись подвалы. Какой трест обойдётся без них? Зайди-
те в трест, мы убедительно просим вас потехи ради посетить такого ро-
да учреждение,- и вы вдруг увидите, как по стенам здесь прыгает подоз-
рительно частая надпись, сопровождаемая режущей взгляд красной ст-
релой:

                - В ПОДВАЛ -
               
          Вы спрашиваете у кого-либо, а что, собственно, такого необычного
в этом самом подвале? И вам отвечают, прижимая палец к губам и пуг-
ливо оглядываясь, что подвалы - это дело крайней государственной ва-
жности, что здесь служит швейцар Артут Прокофьевич; что у него ес-
ть пистолет, и что он - тс-с-с! - дрожит, колеблется палец у губ,- сторо-
жит архив; и ещё, всё более смущаясь и густо наливаясь краской, доба-
вят вам, что архив, то есть архизначимая база данных,  в любом деле кр-
айне необходим, что человека даром на должность не берут, и что при
желании на всех людей на земле можно завести дела. И здесь вы начин-
аете понимать, насколько важно это место. День за днём бескрайним по-
током текут сюда сокровища в серых бумажных обложках, толстые и
тяжёлые, как кирпичи, но несравненно  более дорогие, чем тысячи зол-
отых или платиновых кирпичей. Их и кладут под пистолет в окружен-
ии битых ящиков и старой канцелярской рухляди на съедение трестов-
ским мышам. Только золото и может заслужить такой участи.               
          Впрочем, об этом довольно. Уясним только, что один трестовский
подвал, самый глубокий и сырой, за ненадобностью был отдан жилко-
му соседнего дома; а поскольку жилкомом заведовал порядочный гра-
жданин Жужкин, то подвальные комнаты попали всем нуждающимся
жильцам. Застучали молотки, зазвенели пилы, посыпая пол текучей
как кефир и кислой на запах стружкой, уже с утра невообразимо пьян-
ый электрик криво подвесил на стену две лампочки, чтобы было свет-
лей, - и подвал оборудовали.               
          Что же наша дверь? Ведь именно с ней, как уже понял читатель, св-
язаны главные события повествования? Но - терпение! Как не хотелось
бы поскорее проникнуть в её тайну, а нужно обо всём по порядку.   
          И вот однажды - а это было прямо под Новый год - случилось одно-
му мальчику идти в подвал за провизией. Настало самое 31 декабря, уже
стемнело; всё наполнилось движением и радостным ожиданием праз-
дника. Люди не ходили, а бегали, все красноносые от мороза, словно вы-
пили для порядка по сто грамм. Пацан -  его звали Додж (а по-нашему
Жорик) - маловатого роста и прыщавый, ходил в школу и был как раз в
том возрасте, когда данное заведение посещают уже по убеждению.
            И вот Додж (так его все прозывали) двинулся по папиному прика-
зу за продуктами - консервы, компоты и всё прочее. Додж был не дурак
и понимал, что теперь можно и прогуляться, раз тебя выпустили. Он
трахнул ногой по двери, так что в подъезде загудело и, сунув руки в ка-
рманы, заскрипел по снегу, весело залитому жёлтыми и синими ламп-
ами.               
           "Додж,- прозвучало вдруг у него в голове,- зайди-ка, дружок поско-
рее в подвал, там ждут тебя интересные приключения..." Додж перепу-
гался! Всунув голову в плечи, он осмотрелся; всё кругом было по-пре-
жнему: квадратный двор, тощие озябшие деревья, робко заглядывающ-
ие в расштренные окна жильцов, упрямые толпы, бредущие по колено
в снегу от улицы к улице - хм, что за шутки?               
         "Ха!- подумал Додж.- Что за чертовщина?"               
          Ни Бога,  ни чёрта в наши дни нет, Доджу прямо и авторитетно об
этом заявляли. Но в воздухе так явно запахло потусторонними штучк-
ами, что сейчас же тоненькая, холодная струйка страха потянулась у
него в груди. Додж заторопился. Теперь ему хотелось поскорее выско-
чить из каменной ловушки двора. Он едва не бежал. Вон,- ясно увидел,-
слева подвал. Сердце его билось, как поршень. "Потом, позже зайду, не
сейчас!.. Что будет?..."- полыхало, как молнии, в голове. Нырнув носом
поглубже в воротник, он нацелился в кирпичную арку ворот и уже вы-
прыгнул было на улицу...
         "Додж, мальчик, - снова заиграл нежный и приветливый баритон у
него в ушах,- неужели ты не хочешь попутешествовать? Иди, иди, тебя
уже ждут!"
          Додж едва не задохнулся. Опять! Он встал, как вкопанный на самом
верху ледяной клумбы, на которой, кривляясь и хохоча, белыми летуч-
ими змейками танцевала пурга. Вдруг стало очень тихо и очень под ку-
рткой и рубахой у него горячо. Делать было нечего.               
        - Ладно, зайду, чего ты, дурак, привязался...- Пугливо озираясь, пове-
рнул и, медленно проделав обратный путь, ступил ногой на замусорен-
ное крылечко: под ногами, точно чьи-то несчастные окаменевшие кос-
точки, захрустели  окурки, густо насыпанные возле входа. Самое таин-
ственное на свете приключение начиналось...
            Додж нащупал холодную стену, поймал дрожащими пальцами вы-
ключатель и зажёг свет; слабые тени, ахнув, шарахнулись вниз по лест-
нице и затаились в углах. Вот сейчас стало действительно жутко! Додж
хотел вернуться, он чувствовал это наверняка, но ватные ноги сами по-
брели прямо, и он чуть не свалился, когда начал сходить. "Что за черто-
вщина..."- сто раз уже повторял Додж, помимо своих желания и воли ма-
ршируя вперёд. Он увидел знакомый свой сарайчик - труба, бетонная ба-
лка над ним, жирно облепленные паутиной, - и, подскочив, словно при-
клеился к нему красно-синей шелестящей курточкой с весёлыми инос-
транными на ней буквами, очень быстро при этом шаря по карманам -
ключи никак не находились. И вдруг - о ужас! - взгляд его упал на желез-
ную дверь в самом углу. Точно! Она была открыта...
          Ой, парень, парень! Знаешь ли ты, куда ведут тебя тайные силы? Ве-
даешь ли, зачем существуют они и где рождаются,  как сходятся и пов-
елевают, как всемогущи они и опасны человеку маленькому и немому?
Знаешь ли, как побороть бесконечность чрезвычайно сильную? Хватит
ли сил у тебя на путь долгий и опасный и желания идти, будут ли верн-
ые друзья у тебя; станут ли дни коротки, а ночи длинны и безутешны,
или напротив - всё, вся впереди долгая жизнь, весельем и звонким смех-
ом наполнится... Но нет! Видно, не ведомы тебе великие законы движе-
ния и все друзья - это враги твои, а дорога твоя под гору бежит, и ты гон-
ишь по ней с перепугу или за развлечениями.
           Всего лишь один шаг, одно движение, малый толчок - и лучше не
оглядываться, ничего уже не найти позади; сердце глупое выскакивает
прямо из глотки, небо бело-чёрное громадное от края и до края горит
перед глазами, и улыбка чёртова такая, что по дёснам лупит холодный
ветер; живот словно кто-то с размаху отсёк саблей, дыхание выхвати-
ли пальцами из-под рёбер и разъединили душу с телом, и пошла душа
по небу и по земле, а тело вниз слетело и ничего уже не может...
            Когда кровь отлила от глаз, Додж стоял, притулившись спиной к
чему-то холодному и твёрдому по ту сторону двери. Конечно, было
темно, даже очень -  но свет, слабый отголосок его, сочился снизу, и не-
вероятно кривая щербатая лестница катилась в этот низ, прижавшись
одной щекой к стене, а другой обрушиваясь в рыхлую темноту. Всё бы-
ло тихо... Нет, кажется, где-то уже адски далеко или глубоко звенел то
ли молот чудовищный, то ди колокол грохотал, обёрнутый в тряпку ра-
сстояния - почти не слыхать ничего, если бы не волна из воздуха, плав-
но накатывающаяся от ударов на кожу. Короче, было  очень тихо, и До-
дж боялся шевельнуться: камешки под каблуками хрустели так, что, ка-
залось, рассыпался по утреннему морозному воздуху голос - тра-та-та-
та та, тр-р-р-р -бах, - проснувшегося бульдозера.
             Вдруг словно замаячило что-то внизу. Так и есть, видно какое-то
движение! А-а-а-а-а-а! - что есть силы хотел заорать Додж, но - нельзя!
Притаиться, лучше замереть, чтобы совсем не слышно, не видно было!
И Додж ударился спиной в стену и замер.            
           Словно монах плывёт весь в плаще, чёрный и безучасный, лишь  бо-
льшая дрожащая тень скользит вверх по высоким ступеням, создавая
движением своим потусторонний шёпот, горящую свечу высоко возд-
ел в руке. Да, да - тень, слабое, ненастоящее,- чудилось глупо улыбаю-
щемуся, маленькому Доджу, и Тень приближалась, подула в лицо ему
своими широкими одеждами, и - фух! - не заметила, вот уже выше заб-
ралась к самой двери, всё время тихо напевая странный, однотонный
мотив.
         - Ай-ай-ай... ой-ой-ой... ух-хух-хух... бо-бо-бо...- звучало, заворажив-
ая.- Как же так, дверь не заперта, я же чувствую, как тянет из щели... А
что, если он узнает?-  (Да кто же - он? И где я?- Додж думал, начиная, ка-
жется, сходить с ума). И опять глухо запела и застонала. Загремели кл-
ючи, щёлкнули запоры, и Тень заводила длинными худыми руками по
железному сарафану двери, зашитому намертво брусьями и полоска-
ми:
         - Так-так-так... чтобы не ветриночки, чтобы никто и не знал, что-
бы и не думал даже... Я, я, один я виноват... Но - стар уже, поди ж столь-
ко ступенек, не осилить уже... Ох-ох-ох...
           И Человек-Тень, подхватив с камня горящий огрызок, стал медле-
нно сходить вниз, уменьшаясь в размерах и растворяясь в потёмках.
"Всё,- кусая язык, бешено соображал Додж,- попался... вишь, какие зам-
ки понавесил..." - и затосковал, маму вспомнил и даже заплакал чуть-чу-
ть. Но когда слёзы вышли, стало скучно стоять, пустился на разведку.
"Если что,- думал, утирая кулаками глаза,- дяденьку этого самого най-
ду да ключи спрошу; сторож, наверное,- даст ключи..."
           Эх, молодость! Взяла своё, повеселел Додж и совсем через ступень-
ку побежал. А лестнице всё нет конца. Потише, парень, ох, потише - как
бы не вышло чего! Как бы не пропал, ничего ведь не знаешь вокруг! Но
вот и край виден. Теперь опять - затаиться да осмотреться вокруг! Ти-
ше, тише, ещё тише, тс-с-с...
           Вроде пошире стал каменный ход, светлее уже, а воздух всё такой 
же гнилой - не надышаться им. И  - никого. Молот сильнее слышно, все
стены слегка дрожат, и пыль лёгкая на воздухе стоит. Глядь: тень мель-
кнула в проёме и поползла в глубину дымящегося серого пространства.
Да это же - она, Тень, плащ как пузырится! И Додж - тихо-тихо за ней:
как бы чего не вышло, как бы не попасться, как бы на ту сторону жи-
зни не изойти!.. Вправо, влево - бесконечные повороты, заполненные гр-
омом капель и ледянящей душу темнотой, и вдруг - свет, яркое! А там,
в погасшем мерцании, и люди ходят - как будто люди - все согнутые и
чёрные, лиц совсем не видно, только вдруг дыры ярче горят: глаза, нос,
рот. И город будто кругом: дома в два-три этажа наезжают друг на дру-
га, такие же чёрные да ещё кривые, вприпрыжку. Голову поднимешь -
наверху вроде светло, откуда свет - не понятно: просто плывёт жёлтое
и зелёное и окунается в кромешнюю темноту переулков; кругом не то,
чтобы день, а - словно сумерки.
           Додж в тесный угол вжался и выглянул. "Откуда под землёй город?-
думал, тяжко нахмурясь.-  Вот так дверь! Значит, один город наверху,
только нормальный, и вдруг какой-то странный - внизу! Пойду, спрошу,
что за народ тут живёт" Но - страшно... А Тень влево и ещё влево, а зат-
ем резко вправо ушла, и ещё видно, как длиннейший, густейший плащ
её метёт сорные улицы. За ней! И Додж, выпрыгнув из чёрной, шевеля-
щейся дыры, огляделся: не заметил ли кто его внезапного появления?
А на стене, рядом с Доджевой дыркой, доска со строгими буквами:
 
                ВХОДИТЬ НЕЛЬЗЯ!
                За нарушение статья  № 17-37 

           И опять закружил Додж за таинственной Тенью, с переулка в пере-
улок, по дырявому крошеву асфальта. Вокруг валялся город, совсем не
высок; были магазины с пожухлыми вывесками и закопчёными окна-
ми - что внутри, не разобрать; там и здесь в тёмных провалах скрывал-
ись дворы, белыми флагами повисали с низеньких балконов стираные
морщинистые одежды; на мусорных баках бешено кричали коты и см-
ело, ничего не боясь, путались под ногами; в воздухе душно пахло спё-
ртой влагой и ещё острее, пронзительнее - несчастьем. Что так стран-
но кругом? Что так тихо? Даже люди и те будто летают без звука.
           Но вот конец немым улицам, света становится больше, и перед гла-
зами - площадь и большой дом на ней. Этот красавец! Выпятил гордо гр-
удь, а на макушке, над резными колоннами - флаг и надпись: РЕСПУБЛ-
ИКА. Площадь мощёная, камни один к одному тонко подобраны, чист-
ые - ни сориночки, и свирепый усатый постовой со свистком на верёв-
ке шагает вокруг чёрным и белым разлинованной будки туда-сюда.
         Тень заскользила по камням, наползла вверх на лестницу и выскоч-
ившей белой длинной кистью-молнией потянула двери. Огромная, тя-
жёлая, вся в золотых пупырышках дверь, стрельнув зеркалами окон, по-
далась. И когда, тихо прошелестев по воздуху, она медленно сомкнула-
сь со своей парой, Додж был уже внутри.
            Ну дела! Ковры - везде мягко, шагов не слыхать, стены богатые, ди-
ваны атласные, гобелены и кость, серебро и золото; задастые лакеи в па-
рчовых ливрееях на углах, окна утопают все в бархате и наглухо задёр-
нуты. Полумрак и здесь, дверей полно повсюду, и гул слабый идёт за
дверями, будто есть там кто и говорить страшится, как в доме с покой-
ником.
          Додж то за колонку шмыг, то в шторку, то присядет за предмет - лю-
ди разные навстречу пробегают в строгих чёрных костюмах, нахохле-
нные и с папками - ох, не вышло бы чего? А Тень всё гребёт без устали
своими одеждами по коридорам и лестницам - вправо, влево, вверх, вн-
из и снова вверх. И вот - замерла перед золочёной аркой с охранниками,
словно с духом собираясь. Краснорожие молодцы, глядя перед собой
отрешённо, взяли топоры на-караул, а Тень, помешкав ещё миг, подёр-
гав тонкими губами под островерхим колпаком капюшона, распахну-
ла широко ворота и ступила внутрь.
           Кому охота под топоры? Додж аж рот открыл от изумления - куда
деваться ему? Смотрит: дверца малая в стене и в шторах глубоко прип-
рятана. Он - быстрее туда, приоткрыл и юркнул в темноту. Бах, ба-бах!-
стучит кровь в голове, пыль в носу щекочет, а чихнуть нельзя, не выда-
ть бы себя! Вдоль стенки дошёл к двери другой, потянул и - ахнул: по гл-
азам, словно нож, ударил яркий свет, и даже дверь закрыл назад, а сам
в сторону спрятался. Но - ничего, тихо; подался обратно, опять потян-
ул и прокрался быстро через широко хлынувшее над ним пространст-
во в толстые шторы. Спрятался там и подышал немного. В щель смотр-
ит: зал высокий кругом, огромные люстры на самом верху неистово пы-
лают; стол стоит зелёного сукна на кривых дубовых ногах, за столом,
расставив локти, человечек узкоплечий важно воссел  не то с чёрными
усами, не то с рыжими, не то с орлиным носом, не то носом уточкой,
лицо строгое, на щеках две глубокие складки прорублены, причёска гл-
адкая, аккуратная, точно ножом из дерева выскобленная - прядь к пря-
ди, волосок к волоску, с ровным чуть набок пробором, и - в круглой оп-
раве тёмно-синие очки. Перед ним стоит Человек-Тень в низком покл-
оне, молча. И всё - люстры, пол, потолок, воздух сам, наполненный бел-
ыми звенящими зёрнами - как будто вокруг них скачет, движется.
       - Зачем пожаловал? Ну, говори.
        Человечек за столом нацелился дулами своих очков в чёрного мон-
аха, едва приулыбаясь, тонко, как лезвие.
        - Что ж ты молчишь?- и имя странное назвал, хорошо Доджу запом-
нившееся: Блом- ба-люк. Ох, бля-я...
        - Я... пришёл...- задрожав, как лист, начал тот,- ...чтобы доложить Ва-
шему Главенству о делах неотложных... о нашей Безопасности, коя мне
поручена и за которую я отвечаю... головою своею...
        И вдруг, напугав Доджа, грохнулся под плащём коленями на пол, по-
дняв мутное облачко пыли, и там, внизу, забился, затрепетал:
        - Ваша Милость, опять, опять Дверь не заперта! Кто бы это? Я знаю,
Ваше Пресвятейшество, я уже стар, столько лет служу Вашей драгоце-
ннейшей фамилии и - всё верой и правдой, верой и правдой!- Тень едва
не до земли наклонилась и оттуда молвит, задрав чёрную дыру капюш-
она с дёргающейся белой точкой подбородка наверх,- ... всепреданней-
ше, всепокорнейше! Но годы пришли, не осились уже, как видно, дела
государственные! Кабы мне должность по-меньше да Департамент по-
спокойнее, а Безопасность Республики - в другие руки отдать, а? Как
же, как же  - есть у меня и приемничек... Нет, нет!- тотчас затряс голов-
ой в острокнечном коричневым коконе.- Я и не думаю ни о чём проси-
ть, Бог миловал! Знаю - что Ваша Честь решит, то, значит, сам Бог и ве-
лел! Га-га-га,- глухо захохотал вдруг Чёрный Человек, стянул капюшон
на плечи и прильнул голым виском к каменной плите, точно прислуш-
иваясь: не происходит ли там противозаконное что, в недрах земли. До-
дж увидел лопоухий плешивый череп и большую тёмность рта на носа-
том, почти безглазом лице,- ... га-га-га... Кто-то закон наш не уважает?
То-то работа и палачу будет! Добудем его, ненаглядного, бунтовщика
проклятого! Я, Ваша Лживость, это так сказал, я ещё побуду, мне ещё не
надоело; а что до костей старых моих - то ничего, не рассыпятся, пом-
ощнички в превеликом множестве имеются у нас, везде наши людиш-
ки стоят. Так что же Ваша Тёмность решит, какие божественные пове-
ления будут?
          Тот, за столом, сполз с кресла и оказался совсем тщедушен и мал;
руку в китель вставил и принялся бесшумно по ковру взад-вперёд ход-
ить.
           - Вот что,- говорит тихо и ласково с едва заметным сладким восто-
чным акцентом.- Удивительные и возмутительные вещи я узнаю. Ведь
столько мной сделано, и что? Не я ли так много старался для вас, ну -
ответь? В хлопотах, в заботах я всё, вздохнуть некогда, и - что? Нет, ви-
дно, не любите вы меня... Но встань же, встань с колен, друг мой... Не те-
бя ругать и бить надо... А что порядок упал - виновных найдём! Но то и
тюрьмы у нас повсюду стоят, что преступники водятся. Пойди же, по-
дними скорее стражу, да шпионам нашим спать не вели! Денег из каз-
ны не жалеть! Давать больше, лишь бы дело шло, лишь бы - оттуда, св-
ерху к нам никто не проник! А деньги, деньги - они потом возвратяться
сторицей...
        - Да, да, Ваше Высокопреосвященство, да - денег давать; деньги все
любят! Га-га-га,- снова загоготала Тень и медленно стала пятиться.
          "Не иначе главный ихний,- подумалось Доджу,- и этот, в плаще, пт-
ица не малая! Больно страшны! Не-ет, к ним не подойдёшь..."
         - Всех перетрусить, всё разузнать, всех предателей, что уже пойма-
ны, пытать и узнавать их секреты - ниточка и поведётся, мы и выйдем,
куда надо! Мы и это... мы и то... мы и там, мы и здесь... бо-бо-бо... бу-бу-
бу...- никак не мог теперь уловить до смерти перепуганный Додж, о чём
речь идёт, тужился, вспотел,- ... и, смотрите мне,- всё доносить, ничего
не утаивать! Для таких новостей я и ночью поднимусь, дело это главн-
ое.
          Человечек в зелёном френче возбудился не на шутку. Щёки его по-
белели и задёргались, и левая, засохшая рука вдруг проснулась и заход-
ила по воздуху, будто обрубая головы одним невидимым предателям
и затягивая верёвки на шеях других.
           - Смею Вас уверить, Ваша Непредсказуемость,- елейно пела Тень,
губы выстроив мягким треугольником,- смею Вас уверить, сил никак-
их не пожалеем, воплотим и всё, всё сделаем, в лучшем виде, так сказа-
ть!..
           Но френчевого человека было уже не остановить:
          - Но мы, власть,- искривив лицо и сотрясаясь всем телом, закрич-
ал он (Додж испугался - зал загудел от этого окрика, и протяжное эхо за-
стонало в дальних углах),- ведущие наш народ к счастливым горизонт-
ам, мы, плоть от плоти его - да! - ибо, можно сказать, служим верой и пр-
авдой ему... мы не позволим дурачить себя, и за каждую попытку в нас
плюнуть мы будем жестоко карать! Этого требует Справедливость, эт-
ого требует Закон!
          - Браво, Ваша Злобность, сказано замечательно! Больше бы голов в
нашей стране, как Вы, думало... Я хотел сказать: больше бы стран пров-
одило подобную политику, нет - вся бы Галактика, вся бы Вселенная...-
голос у Тени  стал шоколадным.
          - Да, мой друг, да! Много плутов и негодяев водится в этом мире , и
только жёсткий порядок, только вера в высокую идею могут всё и всех
победить, а мы с тобой - это и есть этот порядок, мы - это и есть высш-
ая идея, само, так сказать, совершенство, сама суть Вселенной, сама...
гм...- человечек осёкся, закашлялся.- Но, пойди же, приступай скорее к
своим делам, а я занят и посижу ещё.         
          Он махнул рукой в дверь, и Тень попятилась, отвешивая поклоны,
чтобы исчезнуть.
         Минуту Главный Человек, оказавшись один, стоял прямо в задумч-
ивости, походил затем бесшумно мягкими сапожками по толстым ков-
рам и замер, нахохлившись, у громадного, в рост, сверкающего зеркала,
окрученного золотыми вензелями, снял очки - Боже! Додж едва не сва-
лился на пол: у Человека совсем не было глаз! Гладкие, белые пятна си-
яли под бровями, точно глаза без остатка срезали острой бритвой.
           Как Додж оказался на улице, он не помнил, только бежал потом по
кривым переулкам, спотыкаясь о горбатые мостовые и всё искал тот,
свой, с дыркой и доской... Но зря лишь людей пугал, да ботинки портил.
Когда уже совсем не стало сил, Додж у какого-то дома, возле красной ки-
рпичной стены взмолился: "Мама, мамочка, я хочу домой, забери меня
скорей ..."- и защипал себя до крови, всё проснуться хотел... 
          - Что вам нужно, драгоценный вы мой?- Круглощёкая бабушка мал-
енькими колкими глазками пронизывала Доджа  из блямкнувшего над
ним окна первого этажа.- Зачем же плакать? Вы не плачьте, что же это
такое - мокрое разводить? А если все на свете возьмут и пустят слезу?
Наверняка, начнётся потоп.
           Бабка поудобнее высунулась в оконный проём и уютно устраивал-
ась рыхлыми зеленоватыми локтями на подоконнике, зорко разбрасы-
вая взгляды влево и вправо. Из её комнаты кисло повеяло пыльными ко-
врами и старыми диванами. "Хорошая бабушка, добрая бабушка, ты зн-
аешь, как мне плохо, бабулечка?" И Додж дрожащим, сладеньким голос-
ом проструил:
         - Тётенька, пустите меня к себе, я вам что-то очень важное расска-
жу!
         - Нет и нет!- побледнев, как мел, всплеснула руками старуха.- Не мо-
гу тебя пустить, не проси даже! Пенсию, я знаю, сопрёшь, а то и ещё что...
Ишь!.. Может быть, ты хочешь есть, - с нотками презрения пропела она,-
так ты скажи, я вынесу тебе хлеба...
         "Вот тебе на! Нужен мне твой хлеб, старая карга, подумаешь!" Пор-
ядочный мальчик Додж обиделся.
         Старушенция, тяжко вздыхая и охая, отделилась от подоконника
и исчезла в глубине комнаты, и было слышно, как она нежно разговар-
ивает с кошками. Погремев кастрюлями и тарелками, старуха вернул-
ась, держа в руке приплюснутый треугольник чёрного хлеба.
         - Вот, на, возьми,- строго и назидательно протрубила, подняв верх-
нюю губу, показав хорошие белые зубы,- на поешь, и не плачь, терпеть
не могу этого! Гляди, сколько мальчиков несчастных развелось,- тепе-
рь тихо, с удивлением себе под нос хлопнула она, колыхнув тремя от-
висшими подбородками.- Ну чего же ты, бери! Ел-то, честно, сегодня?-
На, на,- качая головой и цокая языком, уговаривала она,- не чёрствый
он, хлеб-то, зачем? Вчера его и купила, а сегодня не ходила, думала хва-
тит... Сирота, что ли, ой, Господи, ну бери хлеб, не бойся, не краденый!
          Додж презрительно прищурился и выдул басом:
         - Не нужно мне ничего!
         - А? Вот какой злой мальчик,- старуха всё держала хлебец в вытян-
утой руке перед собой, и вдруг убрала, бережно завернула в мягкую, за-
масленную натемно тряпицу.- Так ты не стой тогда здесь, иди себе. Уд-
ивительный мальчик - сначала плачет жалобно, а потом злиться. Иди,
иди давай, не стой, ну! Пшё-ол!
         Теперь она очень зло загремела окнами, запирая их, взбив вверх це-
лый ворох пыли, и, поджав губы и недовольно качая головой, выпучил-
ась на Доджа из-за голубовато-серых исцарапанных стёкол, между кот-
орыми на нитке болталась мёртвая муха.  Видно было, как кривым бел-
ым пальцем, не попадая в дырочки, она крутит колёсико старомодно-
го эбонитового телефона и что-то, ндув горло, кричит в трубку. Додж
густо цыкнул в землю, с вызовом взглянул через плечо в грязное заоко-
нное лицо старухи и двинулся прочь.
            Город.
            Вы любите город? Вы когда-нибудь бродили по улицам старого го-
рода? Дома словно живые. Это маленькие шедевры, точно написанные
кистью великого мастера. Время остановилось здесь, затвердело, пре-
вратившись в восковые, напыщенные какой-то особой своей значимос-
тью фигурки. Милые, милые домики под липами - ярко-жёлтые, розов-
ые, голубые! На дышащих весело гладко отштукатуренных стенах сол-
нце, играя, скачет вверх-вниз, легко пробивая ветки и листья растущих
рядом деревьев, чтобы потом распластаться на прохладной поверхнос-
ти и отдохнуть. И дождь здесь такой чудесный, он всё чистит и чистит -
и улицы все как новые; железо на крышах грохочет, тараторя с дождём.
О чём? О моих годах и твоей красоте - о многом услышишь... Большей
частью здешний вид приносит вам грустные чувства, вас точно броса-
ют наедине с самим временем, и вы видите, как оно, плавно колышась
вместе с утренним воздухом, вдруг кончается - обязательно кончится,-
и вам становится и светло и грустно. Осенью листья ярким пожаром го-
рят и слева и справа, вверху и внизу, сыпятся красно-жёлтые горячие
искры в лицо, обжигая, всё становится призывно-тревожным и падает
в сон, и приходит зима, воздух ухнет как-то сразу, зазвенит в погрему-
шку мороз, крепко пахнет печным дымом, и небо видится в траурной
рамке вороньих стай... Здесь обязательно есть тяжёлые баки, полные не-
потребного мусора, и бездомные, с чёрными носами и с поломанными
хвостами коты дружат со всеми, дворники умерли или перевелись, а го-
родские власти так любят этот удивительный край, что боятся трога-
ть его заповедную прелесть. Где отсутствуют камень или асфальт, там
земляная дорога бежит, из залитого кислой пылью репейника торчат
кривые зубы-заборы с грубыми на них надписями, чтобы знать, кого
как зовут - всё здесь есть, только маленького размера: и дома, и заборы,
и окна, похожие на узкие амбразуры - большие окна там, в центре горо-
да, где и жизнь большая идёт, а здесь, на отшибе, жизнь неторопливая,
мелкая, снуют злые кусучие собачёнки, и старинные, приземлённые
домики сами похожи на устало прилегших собак с диковинными голу-
быми глазами-окнами и кирпичными колоннами-лапами; здесь живут
глазастые старики за дырявыми гардинами и уставленными солнечн-
ой геранью подоконниками, а редкая молодёжь пьяна и разбойничает
по ночам. Толстые-претолстые деревья налегают боками на кирпичн-
ые, розовые от натуги стены: кто кого пересилит-переживёт? Зато са-
ми дни тут спокойны и прозрачны: кругом ни души, тихо, и воздух пр-
яный. Иногда появляются автомобили, они выползают из-за угла, как
тяжёлые жуки, блестя хитиновыми спинами и лбами, и слишком шум-
ят, их моторы разбивают фарфоровую тишину, и осоколки её потом
долго звенят, разбрызгиваясь во все стороны. Вечерами здесь пахнет
жареной картошкой с луком, и мирно светит луна над маслянисто-чё-
рными, ржавыми крышами, а ходить всё-таки страшно: слишком мно-
го глухих подворотен против одной шальной твоей жизни. Впрочем,
какая здесь жизнь.
          Если бродить одному по городу, то быстро становится скучно.
          А куда идти Доджу? Улиц впереди много, а нужна-то ему всего од-
на! Скоро будет темно - уж наверное; да и есть хочется, зря хлеба не бр-
ал, живот так и сводит от голода. Вон наверху башня со шпилем и чугу-
нными резными стрелками на круглом и жёлтом, как луна, цифербла-
те, уже двенадцать без пяти... Не может этого быть!- был изумлён Додж,
он так и замер на одном месте, он вспомнил, что это же самое время ст-
ояло на всех часах в золотом дворце... "Сломались они тут, часы, что ли,
в этом дурацком городе? Сколько хожу, а всё двенадцать, без пяти! "А,
может..." Что "может быть" ему помешали додумать. Кругом вдруг бе-
шено заскакали-запрыгали всадники, звеня медными шпорами и посы-
лая в воздух проклятия - доставалось же тем, кто попадался у них на пу-
ти! Их лупили почём зря - не стой, где не следует! Тр-рах-тарра-бах, тр-
рах-тарра-бах!- стучали копыта по гранитной мостовой, выбивая из ка-
мней зелёные и синие искры.
          - Р-р-разойдись! Э-эээх!- что есть силы орали наездники, все в сабл-
ях, в коже и с пиками; рожи у них ротастые-зубастые, волосы в мохнат-
ых шапках с резными кокардами, плетью то в коня, то кому-нибудь по
башке.
          Додж затрусил скорее прочь, да в переулок свернул,  раз, другой, ог-
лянулся: тихо, а сердце так стучит, что вот-вот выскочит.
          Ппу-х-х, ббу-х-х, вву-х-х!- колючие раскаты грома пронеслись по го-
роду. Да это никак пушки бьют?- испугался Додж и до самых ушей втя-
нул голову в плечи. Где-то там через дома, высоко над крышами и остр-
ыми кроваво-бордовыми шпилями поднялось белое пушистое облако,
от пороха вроде бы. Наверху что-то стеклянно грохнуло, а потом ещё и
ещё. Додж вознёс глаза (нужно сказать, что он угодил в тугой колодец
двора): кругом, где повыше, отворялись окна, появлялись в них острон-
осые физиономии и устремлялись все в одном направлении. Потом, хл-
опая дверями, из домов стали выкатываться люди, натягивая на ходу во-
лнистые плащи и ворсистые кепки, деловито шли через ворота на ули-
цу, останавливались там посреди и безмолвно глядели вверх, задрав пр-
обитые чёрными точками носы и подбородки. Нужно было идти за ни-
ми, потому что кроме серого одеяльного неба Додж ничего не мог над
собой разглядеть - и пошёл. А наверху высоко над домами поднимался
воздушный шар. Какой он был огромный, правда! Как будто тысячу не-
весомых слонов с волнистыми хоботами соеденили вместе, превратив
их всех в один, от одного края неба и до другого, и отправили в дальнее
плавание - ба-а- ай! Его, шар, тянули с земли на толстой верёвке, и, пря-
мая от напряжения, она рассекала небо на две ровные части. Вокруг До-
джа собралось множество людей, все в полголоса гудели, наклоняясь к
ушам друг друга и гримасничая. Доджу очень хотелось подслушать, о
чём говорят, но едва он приближался к кому-нибудь, немедленно тот
замолкал и с презрением -  вздёрнутый нос, вздутые губы - отворачива-
лся. И вот воцарилась гнетущая тишина, и Додж увидел, как из-за пада-
ющих и вздымающихся розовых черепичных крыш выползла громадн-
ая тряпка с чёрными, как смоль, на ней буквами, прикреплённая к шару
и медленно колыхающаяся; вот что уставшему и, пожалуй, очень голо-
дному Доджу (ах, как теперь хотелось папиных компотов и солений!),
открывшему от напряжения рот, удалось прочитать на ней:
             
                ГРАЖДАНЕ! СОБИРАЙТЕСЬ В КОМИТЕТАХ
                ПО МЕСТУ ЖИТЕЛЬСТВА. БУДУТ ВАЖНЫЕ
                УКАЗАНИЯ. ЗА НЕПОДЧИНЕНИЕ
                СТАТЬЯ  17/37

           Толпа, закашляв и зашаркав ботинками, стала таять. С испуганным
до крайности лицом Додж, громко топая, забегал взад-вперёд, то делая
шаг в сторону толпы, то, вдруг разворачиваясь и удирая. Наконец, он ре-
шился. Выбрав глазами мужчину с громадными ушами, которыми тот
ловко двигал влево-вправо и потом наоборот, точно локаторами,- он бо-
чком шагнул в его сторону.
          Нужно сказать, все люди здесь были довольно странными. Некото-
рые - ушастые, всё время они прикладывали руки к ушным раковинам
и внимательно прислушивались; другие - с непомерно длинными носа-
ми, которые вылазили острыми колючими щепами из щёк и двигались
вверх-вниз, разнюхивая; у иных глаза были плотно сощурены - эти так
и ходили, всё время спотыкаясь и падая, не ходили - а медленно пари-
ли, прижав руки к бокам или к впалой груди, как святые с икон или жа-
лкие привидения; говорили такие редко и ни в какие беседы не вступа-
ли.
         - Кх-кх,- кашлянул Додж, чтобы горло проснулось от долгого молч-
ания.- Дяденька,- тоненько пропищал он,- а зачем это объявление пок-
азывают?
         - Что? А?- казалось, мужчина был напуган не меньше Доджа, грома-
дные его уши, пробитые алым светом прожекторов, бьющих с высоких
крыш,  беспорядочно задёргались.- Разве ты не знаешь? Как тебя зовут,
мальчик?
           - Я просто так...- Додж даже смотреть боялся.
           - Говорят, заговорщики завелись, погубить нас хотят и Безопасно-
сть Республики нарушить. Это так оставить нельзя!- вдруг, выщериав
зубы в дрожащее дальними огнями пространство, крикнул ушастый.
Глянул по сторонам и гремучим шёпотом: - Вы, молодой человек, к ка-
кой партии принадлежите?- и поставил рукой к уху, странно начавше-
му до размеров спортивного обруча увеличиваться.
          - Я за вас,- не нашёлся, что ответить Додж, как будто ища на поясе
грозный шестизарядный кольт, а на самом деле незаметно подтягивая
спавшие брюки.- А вообще мне идти надо. До свидания.
          - Идти? Куда это?- Мужик, возмущённо крякнув, завертел глазами,
будто высматривая кого-то на стороне, своих скрытых помощников.
Додж странными толчками, сотрясавшими всю его плоть - живот, гру-
дь, длинные руки, голова - задвигался прочь, а тот - за ним и вдруг разв-
ернулся и побежал со всех ног, глянул горячо через плечо, сверкая бел-
ками глаз, и исчез за углом. Хотел Додж того или нет, а только тоже по-
бежал и свернул за другой угол над свежей кем-то только что пролитой,
булькающей чёрной лужей мочи; на красных счёсанных бортом грузо-
вика кирпичах мелькнула лукавая надпись "ху...", нацарапанная остр-
ым предметом. "Страшно не очень, только тоскливо. Найти бы тот пер-
еулок и дверь свою найти. Уж я бы открыл, честное слово, я бы попроб-
овал..."- просил неизвестно кого Додж, думая о том, что вообще зря зат-
еял этот новогодний поход в подвал за провизией. "Сейчас бы,- кусал он
губы и трясся от горьких рыданий,- в тёплой квартире сидел, чаи-коф-
еи гонял и ел сладкие коржики ..." Впереди под чёрными разлапистыми
липами, вдали от всех, какие ни наесть, заборов, подъездов и стен пока-
залась скамейка, широкая, с игриво выгнутой жёлтой спиной, очень уд-
обная, - можно было, широко развалив запыленные башмаки, присесть,
поспокойней, наконец, вздохнуть, отрешиться от всех насущных проб-
лем, почесать ляжку и ещё кое-что, то, что чешется,- никто не заметит.
          Представьте, если бы вы очень долго блуждали по незнакомому вам
городу, к тому же были бы сильно взволнованы, и вот - устроились, нак-
онец, посидеть,- разве бы ваша голова не упала бы вам на грудь и вы бы,
сочно поплямкав губами, не заснули бы? Ну то-то. Уснул и Додж, очень
и очень крепко.
          И снится ему сон.
          Идёт он по улице, кругом ночь, тишина, только зубы стучат да нас-
екомые шуршат из темноты. Вот - дом низкий, из окна свет тонким ле-
звием бьётся, и музыка - слышно - глухо играет. Глядь внутрь: стоит на
каких-то грубых ящиках дверь перевёрнутая, а вокруг люд подозрител-
ьный гуляет. Вино льётся рекой, бубны звенят, на перевёрнутой двери,
как на столе, еда горой навалена. Человек-Тень, тот, что Доджу на тайн-
ой лестнице явился - до пояса голый, в красных шароварах и сверкающ-
ий топор на плече держит. "Выпьем, господа, за палачей,- отвратитель-
но смеётся, щеря чёрные зубы, - я вас уверяю, у них непростая рабта, де-
нег, господа, мало платят, только за одно удовольствие и работаешь..."
"Врёшь, идиот,- кричит, высунувшись, какая-то хитрая харя с носом на
подбородке,- всю казну растащил с дружками своими и ещё хочешь? Зн-
а-аем..." "А-га-га, у-лю-лю, ой-ле-ле,- разрывается толпа.- Хватит вам, ол-
ухи, ссорится,- кричат,- пейте да гуляйте, мало вам что ли? Скоро и то-
го ещё больше будет!"- и опят ор стоит, не разобрать ничего.
         Оп-ля!- со стороны выбегает стайка маленьких человечков с века-
ми зашитыми белыми нитками, играет прелестная мелодия, человеч-
ки танцуют, делая тонкие па, просительно сложив руки на груди; муз-
ыка вдруг умолкает, танец заканчивается, из молчаливой группы тан-
цовщиков отделяется один и, низко, до самой земли, кланяясь, роняет
слабо: "Мы вас просим..."- но что дальше, не разобрать. Поднимается
страшный вопль, в качнувшегося до самого пола человечка и в его дру-
зей бросают остатками еды.- "Вон! Убирайтесь! Как смеете?"- топая но-
гами, кричат, и охранники выталкивают всех взашей.
           Вдруг все поворачиваются в одну сторону и валятся на колени. В
углу комнаты из штор является тонконогий человечек в зелёном фре-
нче, волосы гладко назад зачёсаны и блестят. Беззвучно он входит на
середину комнаты, мунштуком  трубки пронизывая всю сжавшуюся в
страхе публику: "Что ж вы умолкли, как будто сразу всех врагов своих
увидели?" Все несмело начинают - "Здоровья вам желаем... Слава вели-
кому..."- и имя утонуло в зычном "ура". "Как дело продвигается? Может
ли наш народ спать спокойно? Эй вы, дармоеды, отвечайте!" "Всемило-
стивейше позвольте мне говорить,- поднимается из глубины один лыс-
ый толстяк с обросшим бородавками белым восковым лицом, руки ти-
хо потирает и ближе крадётся.- Дела наши очень и очень хороши. Бло-
мбалюк, наш карающий меч, на допросах сейчас, он был здесь только
что и говорил..." "А, впрочем, о чём это я,- перебивает Главный Человек,
вздёргивая рыжий ус, его великолепно сшитый полувоенного покроя
френч крепко держит его и спину и грудь, синие круглые окуляры впи-
тали весь мятущийся свет в комнате и пылают, как два прожектора.- Се-
годня у нас великий праздник, на сегодня мы поймали и казнили сто ми-
ллионов бандитов и предателей, и мы можем позволить себе немного
расслабиться. А я скажу,- вдруг тонко кричит, выщерив зубы,- что име-
нно так и надо: чем больше желаешь свободы, тем сильнее нужно драть-
ся за неё, и если на свете в результате этой великой драки не останется
ни одного человека - что ж, полнее свободы, когда никто - никакая,- ху-
ху-ху,- весело смеётся в ладонь,- собака - не мешает делам твоим, и при-
думать нельзя, правильно?" Все, истово замахав напомаженными прич-
ёсками и сверкающими лысинами, сказали: Правильно! "А коли так,- уд-
овлетворённо крякнул Главный,- то и сама история за нас, история рас-
судит, были мы правы, или нет; не какие-то потусторонние - ха-ха (сно-
ва маленькая лодочка-ладонь ко рту) - силы творят её, историю, а сами
люди, - то есть мы с вами - ты, ты и ты,- тыкал он жёлтым кривым паль-
чиком, ну и я, разумеется, тоже; мы все плюс наши решительные, побе-
дные действия, коротко говоря, и есть эта самая чёртовая история. Но
об этом - тс-с-с... Веселитесь же пока, пейте, гуляйте, а потом на доклад
ко мне." "Палачам приготовиться!"- несётся команда за шторами, и по
лицам людей волной пролетает ужас. "Просим, просим к столу!"- все, ра-
сплываясь в сладчайших, преданнейших  улыбках, стараются коснуть-
ся руки или плеча Главного Человека и провожают того к застолью, бы-
стро наполняются кубки и... "А что это, что?- надув жилы на шее, вере-
щит вождь, указывая дрожащим пальцем туда, где была еда густо наст-
авлена, и усы у него на лице поднимаются вертикально - как стрелки на
всех часах в городе . - Ат чччёрт!"- и, задирая колени, резво бежит прочь,
выскакивают дюжие охранники и показывают всем огромные стальные
блестящие секиры. "Это же дверь! Д В Е Р Ь!- замечают тут все, страшно
волнуясь.- Это не стол вовсе... Измена!" "А-а-а! О-о-о!- жутко вопит публ-
ика.- Дует ведь, дует! Эдак совсем сдует!.." "Поставить дверь на место, за-
бить её навечно, проклятую!"- все приходят в страшное волнение, не мо-
гут удержаться на ногах и сыплются гроздьями на землю. Ветер волна-
ми гонит пыль, стены дрожат и валятся людям на головы...
         Тут Додж проснулся. "Отчего я уснул, и что мне снилось?"- думал,
разминая затёкшее лицо, а ему кто-то рукой по плечу:
        - Эй, парень, кто будешь?




. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 (см. Дверь, главы романа)





                1986 - 1988