Медведи

Электронное письмо

Ко мне пришла белиберда по электронной почте от дорогого человека. Я взбодрился и написал в ответ какую-то ахинею. Тут же отправил, но потом вчитался в полученное письмо, а там не белиберда, а ясная и восхитительная мысль, но ахинею-то я уже отправил.
Был бы файл, или листок календаря, или запись в базе данных, я бы просто удалил, а так письмо уже ушло. Ничего поделать невозможно.

Медведи

1
Ранним морозным утром мы шли с Евсеем в собачьих унтах и заячьих шапках на охоту (на тетеревов). Тетерева в зимний период, отобедав березовой сережкой и почкой, наевшись и спустившись на землю, углубляются в глубокий снежный сугроб, роя ямки, где проводят не только ночь, но и часть дня.
По почкам и сережкам мы с Евсеем искали ямки тетеревов. Тетерева же, объевшись почек и сережек, подпускали нас к себе очень близко, практически вплотную к ямке. Для охоты мы применяли дробь номер четыре или пять. У меня была четыре, а у Евсея пять.
И вдруг из-за березняка раздалось воронье карканье. Евсей остановился и сдвинул свою шапку на затылок, немного даже неровно задышал, потому что из-за березняка раздался еще и собачий лай, а потом зарокотал трактор.
— Странно, — сказал я, — а я тут деревни не знал. Никогда тут не было деревни. Откуда здесь трактор и собаки.
Но Евсей еще больше напрягся и стал зорко и долго всматриваться в березняк, словно там находилось что-то угрожающее.
Евсей взял ледяной кусочек наста, положил его сквозь свои пушистые усы в рот и стал его напряженно сосать.
— У нас в деревне был медведь на цепи. Он мог копировать хрюканье поросенка и мычание теленка, — ответил Евсей, — я думаю, что в березняке не деревня, а медведь.
— Так давай в него выстрелим.
— У нас же дробь, а не патрон. Сейчас он шутит, а тут обидится. Выскочит из леса и задерет нас.
— А может это все-таки деревня?
— Нет, медведь.
Но я выстрелил в березняк дробью, и уже через несколько минут раздался треск веток и шум ломающегося наста. Из березняка нам навстречу летела стаяща тетеревов. Мы бросили ружья и побежали к джипу, нажали на газ и понеслись по снежному тракту. Потом сидели в бане и думали, почему не стреляли, да и  ружей было жаль.

2.
У Евсея в бане на полу в предбаннике, где он хранил березовые и дубовые веники, мятный и эвкалиптовый настой, пучки сухой ромашки и войлочные шапочки лежала бурая медвежья шкура, от которой шел дурной запах леса и медвежьего жира.
Однажды я шел от реки, где проверял жерлицы. Жерлицы стояли поперек русла, и в тот день я поймал на живца две щуки: красавицу на три килограмма и щуренка на пятьсот грамм. Когда я поднимался в гору со льда по обрывистому берегу, на меня рыча накинулся бурый медведь, но я стал отбиваться рыбьим хвостом, а медведь заорал: «Хватит меня хлестать по щекам», — и из шкуры выскочил Евсей, а я очень перепугался.
Тогда я утром полез на сосну, чтобы прыгнуть сверху на Евсея и за все отомстить. Евсей любил ходить за водой поутру к колодцу, а сосна росла над дорожкой. Я и залез на сосну. Сижу, смотрю вдаль, курю, а тут идет шкура медвежья по дорожке. Нет, говорю, теперь ты меня не проведешь, и прыгнул на шкуру с трех метров, но шкура укусила меня в руку, и умерла от разрыва сердца, потому что был это не Евсей, а медведь. Евсей дома спал под одеялом. А умер медведь от перепугу, от инфаркта, сердце медведей слабое.
А руку я лечил еще год. Были у медведя под зубами кусочки загнившей пищи.

Поговорить с женой

В последнее время жена много работает, и я могу поговорить с ней только, когда она вечером делает мне уколы. В правую ягодицу витамин А, а в левую – В2. Мы сравниваем Пастернака и Мандельштама. Я прошу делать уколы по медленнее.

Медицинское

Знакомая просит найти ей остеопата, потому что у нее разрыв ауры шестого шейного позвонка. Знакомый остеопат Иван Петрович говорит: «Пусть сделает МРТ, а то без МРТ разрыв ауры плохо видно».

Карьера художника

Однажды папа и мама решили сделать меня художником. Они купили раскладывающуюся штуку через плечо (мольберт?), кисти и краски и поехали со мной в лес. Пока они собирали грибы, я должен был рисовать луг с березками, который раскинулся передо мной.
Когда они через два часа вернулись с полными ведрами опят, у меня на листе бумаги был нарисован Вини-пух на шарике, Чебурашка на лыжах и Шапокляк в мотоциклетном шлеме. Березок и луга не было.
Так и закончилась моя карьера художника.

Таможня

Прилетел на самолете в Киев и стою на таможне, не знаю, что вписать в графу анкеты «адрес пребывания». Меня должны встретить и куда-то повезти, поэтому ничего не знаю.
Таможенник долго осматривает анкету, потом, повертев пуговицу на мундире, спрашивает:
— А Вы куда приехали?
— Не знаю, — отвечаю, — должны встретить.
— А Вы зачем прилетели?
— Выступать.
— А Вы кто?
Стесняясь и краснея, говорю:
— Писатель.
— Это Бунин, Чехов и Толстой писатели, а Вы нерезидент — смеется таможенник, внимательно осмотрев меня с ног до головы, — проходите.

Девичья фамилия

Одна моя знакомая Ира так часто выходила замуж, так регулярно меняла свою фамилию и документы, что, в конце концов, забыла девичью фамилию. Когда ей она понадобилась для анкеты, то Ира позвонила маме, чтобы все вспомнить. Мама очень удивилась и расстроилась, но фамилию назвала. Надо заметить, что знакомая Ира всегда выходила замуж по любви.

 Ничего не знать

Зашел в гости к одному известному писателю и нашел его в дурном расположении духа. Он показывал мне записи в форумах и блогах. Я их почитал и понял, почему писатель расстроен.
Мы выпили водки, закусили квашеной капустой. Писатель порозовел и сказал: «Я бы хотел быть иностранцем, чтобы не понимать, что о тебе говорят и пишут».

Кесарево сечение

Одна моя знакомая Алиса вышла замуж за турка и уехала жить в Анкару, будучи очень счастливой и радостной. У нее все было: машина, квартира, дача. Когда Алиса забеременела, то приехала рожать в Москву.
Я удивился, но Алиса, расчесывая широким розовым гребнем свои шикарные тяжелые русые волосы произнесла:
— У них роды не принимают, а сразу делают кесарево сечение, а я еще второго хочу.

Главное — Далай-Лама

— Ты думаешь у них буддизм? Да тут черт-те чё. Приедешь в Непал – одно, Индия – другое, я уже не говорю про Тибет. А здесь, в Бутане вообще непонятно, что творится, — Андрей присел на каменную скамью, достал из-под плаща пачку сигарет, вынул одну, помял между большим и указательным пальцем, прикурил и сладостно втянул в себя синеватый дымок.
— Вообще-то среди паломников не курят, — сказал Дзаген, смуглый и худощавый, с острыми скулами и азиатским разрезом глаз, — и встань со скамьи, холодно же.
С гор дул жесткий и грубый ветер, под постоянным прессом которого туристы сбились в кучу и испуганно глазели по сторонам, то и дело щелкая фотоаппаратами.
Андрей отмахнулся от Дзагена, но с камней встал, а потом ткнул рукой в сторону, где возле буддийского монаха стояла семья бутанцев.
Серый с грубой, обветренной кожей селянин в кожаной яковой накидке и парусиновых штанах и маленькая сорокалетняя женщина, когда-то красивая, а сейчас от былой красоты остались только черные ухоженные волосы. Рядом их двенадцатилетняя дочь: хрупкая, юная, угловатая, с ястребиным носом, торчащими коленками и выпирающими из спины лопатками.
Селянин о чем-то совещался с монахом, потом заговорщицки сунул в руку монаху купюру и служитель культа, порывшись в сумках из мешковины, достал длинный пятидесятисантиметровый, сделанный из слоновой кости фаллос, который аккуратно вложил в правую руку, а левой нежно и бережно обтер его ворсистой тряпочкой, добытой из глубин монашеского одеяния.
Потом мать силой наклонила девочку, и буддийский монах, нараспев, монотонно, с характерным бубнежом стал читать молитву (или мантру?), дотрагиваясь фаллосом до самых интимных мест девочки: грудей, ягодиц, заветного треугольника, ануса, губ.
При каждом прикосновении девочка вздрагивала. В конце концов, на ее лице появились бисеринки пота, она стала закатывать глаза и подвывать, и вот когда уже казалось, что девочка упадет или у нее начнутся судороги, монах прекратил читать мантру, и мать отпустила подростка.
Когда монах закончил, Андрей обернулся к Дзагену и спросил:
— Что это было?
— Не знаю, наверное, древний обряд плодородия. Здесь рано выходят замуж.
— Что же за буддизм здесь? — Андрей снова уселся на холодную скамью, но за сигаретами уже не полез. Просто перекладывал мобильник из руки в руку.
— Буддизм, как буддизм. Главное — Далай-Лама, а остальное делай, что хочешь.