Гроздьями

                ГРОЗДЬЯМИ



В утерянной главе,
«Галерейки», 7-ой,
я писала о Цое.
     В присущей мне манере походя.
     Сейчас слушаю «не остаться в этой траве», и вспоминаю:
     Я пришла домой с работы, а там никого, и только два незнакомых юноши устанавливают елку посредине зала, и банку с водой нашли, и треногу, и даже, кажется, елочные игрушки, которые хранились на антресолях. Я говорю:
     - Вы кто?
     Они отвечают:
     - Мы студенты архитектурного института
     - А где все? – спрашиваю я.
     - А все поехали в аэропорт, встречать Майка и Цоя.

     Майк Науменко, гений, был у нас уже год назад, теперь вот, Цоя вез.
     Скулы, глаза прикрытые.
     «Я сажаю алюминиевые огурцы на брезентовом поле».
     Три дня я их кормила.
     Майка и Цоя, и еще и ребят из архитектурного института, и всю 70-ку, золотую молодежь, все спали на полу, вповалку, на своих же полушубках, даже Майк, одному Цою выделили топчан, на одного. Цветок на  асфальте. И Вова Синий у его ног. И Фэйм у изголовья. Вэдим под елкой. Серж на коврике в коридоре.
     Мы с Мишей в соседней комнате, в супружеской кровати, и Наташкина кроватка рядом, ей там от силы года три.
     На третий день Цой не выдержал и сказал:
     - Раз гора не идет в Магомету, раз ты не присутствуешь на моих выступлениях все эти три дня, я буду петь лично для тебя.
     - Где? – растерялась я, - В этой кухне?
     А хрущевские кухни – не мне вам рассказывать.
     - В этой кухне, - сказал Цой, опускаясь прямо на пол, у плиты, где у меня поспевал рис с мясом,  - и пусть ни одна скотина сюда не войдет.

     Знаете, как они висели в проеме двери?!
     Гроздьями.