Как я стал Академиком

                Как я стал "Академиком"

      Летом 1970 года мне сообщили, что я включен в бригаду работников министерства, выезжающую по заданию ЦК КПСС в комбинат «Гуковуголь», в связи с провалом производства электродов, необходимых, для выплавки алюминия. Производит эту продукцию Запорожский электродный завод, подчиненный Минцветмету СССР. Изготовитель объясняет свою плохую работу сбоями поставок термоантрацита - это антрацит, прошедший обжиг в шахтных печах, которые расположены на территории  Сулинского металлургического завода, подчиняющегося Минчермету СССР. Последний  ссылается на  плохое обеспечение  печей антрацитом. Это уже касается Минуглепрома СССР. Вот и разберись в том, кто виновен, если все министерства в большом почете, и каждый свою вину пытается переложить на смежника.

         В бригаде шесть человек, в том числе главный инженер нашего главка  Колодий, а я при нём. Едем поездом. На месте каждый   занимается со специалистами комбината по направлениям их специализации. Нам с Колодием делать почти нечего, так как поставщик  антрацита, шахта имени Володарского, грузит на сулинские печи только крупный антрацит после ручной выборки породы, - механического обогащения нет.

         Шахта не выполняет план добычи, у неё закончились подготовленные к выемке запасы антрацита.   Выясняется, что к работе подготовлена новая лава и заканчивается монтаж добычного комплекса. Через неделю лава начнёт работать. Решение проблемы найдено, и вся  бригада возвращается в Москву. Докладываем заместителю министра Владимиру Петровичу Феданову, а тот выше - в Совмин и ЦК КПСС. Но ни через неделю, ни через две  лава не заработала, произошел обвал кровли, техника выведена из строя.
    
        Минцветмет обращается со срочным донесением  в Совет Министров СССР о грозящей остановке Запорожского завода, единственного в стране изготовителя электродов, и просит разрешения закупить эту продукцию  в Японии.  Феданов,  собирает   бригаду, выезжавшую в Гуково, и после соответствующего нагоняя  требует немедленно выехать  в командировку повторно.   

         Но здесь началось то, что часто бывало в министерствах. Почувствовав ответственность и не видя  быстрого решения вопроса, начальники отказываются выехать, находя «объективные» причины.Мой начальник главка, Игорь Сильвестровичь, Благов  понял обстановку и заявил: «Поедет Гройсман, мы ему поможем. Я подключу к решению вопроса  Луганский институт «УкрНИИуглеобогащение». Хитрый Благов не упускал возможность  поднять престиж его службы. Когда все струсили, «его люди» готовы взять на себя решение проблемы,  хотя  вопрос и не имеет прямого отношения к углеобогащению. В случае провала всегда можно  сказать:  «Добычей мы не занимаемся». Однако, как оказалось, эта проблема  затрагивала и углеобогащение.
      
        Через  два дня я был в Гуково. Туда же приехал  руководитель сектора института Уразовский, занимавшийся этой проблемой. Едем на шахту имени Володарского. Там не до нас-- спасают лаву. Директор шахты заявляет:  «Что вы к нам привязались, посмотрите, сколько антрацитов добывается в округе, миллионы тонн, а вы нас душите за каких-то две тысячи тонн в год». Понимаю, что есть логика в его рассуждениях.

      Едем в недалеко расположенный украинский город Красный Луч. Там находится трест «Антрацитуглеобогащение». Вежливо, с пониманием выслушивают нашу беду.  Но как только я  предлагаю  найти решение вопроса  на предприятиях их треста,  мне дают понять, что они ; это Украина, есть своё, республиканское Министерство угольной промышленности.  Возвращаемся в Гуково.

      Утром следующего дня Уразовский спрашивает меня: 
      - Куда сегодня поедем? -  Отвечаю:
      -  Для начала в столовую, а потом будем работать дома.

      Я понял,  что проблема  упирается в бюрократические подходы, узковедомственные интересы и недостаточную информированность высшего руководства. Противостоять этому можно, только досконально изучив вопрос, что я и решил сделать. Уразовский был тем человеком, который мог меня ввести в курс дела.

      Сели за стол, и началась  неторопливая беседа; она длилась почти десять часов и продолжилась на  следующий день. Предо мною лежит тетрадь, в которую я записываю  вопросы и подробно  получаемые ответы,  а также возможные варианты. Пытаюсь оценить их в денежном выражении, рисую схемы, таблицы, диаграммы. Так легче вникнуть в проблему. Ещё и ещё раз формулирую дополнительные вопросы, возникающие по ходу беседы. Детально изучаю каждое звено технологической цепочки, от требований к качеству антрацита, его физико-механические и петрографические характеристики, до производства электродов на Запорожском.   Рассматриваю все фабрики треста «Антрацитуглеобогащение», их возможности; все потоки железнодорожного транспорта, связанные с загрузкой фабрик и отгрузкой готовой продукции. Описываю  устройство сулинских печей, режим их работы.       

      Оказывается, для электродов нужен антрацит, обладающий свойством  значительно повышать  электропроводимость при нагревании. Цена вопроса по стране - экономия электроэнергии,  равная мощности Братской  ГЭС. Понятие  «термоантрацит» - прокаленный антрацит, - это лишняя технологическая операция (сулинские термопечи) и внедрена для облегчения работы морально устаревшего Запорожского завода.

      ГОСТ  на антрациты предусматривает крупность  кусков 70 - 120 мм., только потому, что из него легко выбрать вручную   куски породы. На Запорожском заводе в рецептуре электродов используют  антрацит крупностью 3;20 мм. Так что ценные ресурсы антрацитов используются крайне неэффективно. Неясно, почему для столь важного производства, как изготовление электродов, не используется механически обогащенный антрацит?  Низкозольные антрацитовые концентраты обогатительных фабрик направляются на  украинские  ферросплавные заводы.

      Я устаю задавать вопросы: почему? почему? И получать малообоснованные ответы. Невольно напрашивается вопрос: «Почему, имея в институте специализированную группу научных работников,  «УкрНИИуглеобогащение» не внес радикальных предложений по вопросу, столь важному для страны? Почему чиновники заинтересованных ведомств не искали корней  негативных ситуаций?»  Ответ прост:  не утруждали себя, предпочитая спокойную жизнь.

      На следующий день я  написал свои предложения, разбив их на три этапа:  вопросы, решаемые в течение одной недели; вопросы, требующие согласования  различных ведомств, и вопросы  капитального строительства, с выделением соответствующих средств.
      
        Коренными  были следующие: 
      - Направить обогащенный  концентрат  класса 25-50 мм.  одной из фабрик Украины  непосредственно на Запорожский завод, минуя плохо работающие сулинские печи.
      - Перевести одну из действующих фабрик Украины на новую сырьевую базу, включив в неё пласты, пригодные для электродного производства.    Разрешить шахте имени Володарского отгружать на термообработку антрациты класса 50-120 мм., тем самым увеличив ресурсы поставок.
      - Ускорить работы по вводу в эксплуатацию строящейся шахты имени 60 лет СССР  с обогатительной  фабрикой, и на её базе создать десятикратный  запас   сырья для электродного производства.
      - Пересмотреть ГОСТ на антрациты,  не отвечающий рациональному, экономичному использованию дефицитного угольного сырья, поставляемого электродному производству.

      Были и предложения, касавшиеся Минцветмета и Минчермета.  Несколько позднее я узнал, что «электродчики» прорабатывают вопрос  о строительстве электродного завода в районе Новосибирска,  на базе сибирских антрацитов.

      Для того чтобы подстраховаться, я попросил Уразовского поехать в Луганск и показать  предложения в институте  заместителю директора по научной работе Александру Матвеевичу Коткину,  авторитетному специалисту.

      Через два дня Уразовский вернулся в Гуково  расстроенный и заявил, что после командировки он подаст заявление об уходе с работы. Выясняется: Коткин разгромил наши предложения, отругал его за то, что  не смог  мне объяснить, почему мои  предложения не- реализуемы. Стало понятным, что меня ждут трудные дни. Коткин был близким человеком Благова. 
      
        Приехав в Москву, я пошёл к Благову с докладом о проделанной работе, но доклада не получилось. Он, даже не прочитав  моей записки, начал меня отчитывать. Оказывается, Коткин позвонил ему по телефону и выразил своё недовольство моими предложениями. Благов, набирая обороты, уже не говорил, а кричал:
      - Кто ты такой? Дай сам себе оценку!  Коткина знает вся страна!
      Я защищался:
      - Я очень уважаю авторитет Александра Матвеевича, его знания и опыт, но в данном случае он не прав. Все его проработки вопроса сводились к поиску виновных. Кто-то плохо добывает уголь, кто-то плохо эксплуатирует сулинские печи,  кто-то своевременно не дает вагоны под погрузку. А что мы сделали в отрасли, чтобы обеспечить стабильную работу металлургов? Посмотрите, сколько нерешенных организационных вопросов!

      Благов отпустил меня, а сам начал читать мои предложения. К вечеру он дал мне поручение вызвать в Москву  Коткина.  Надо было идти с докладом к Феданову, и он решил сделать его моим оппонентом.  К Феданову на доклад пошли втроем.  Я  рассказал  всё очень подробно,  он не прерывал меня, даже когда я повторялся. После чего сказал, что предложения ему нравятся, они дельные и назавтра он организует совещание для рассмотрения предложений, пригласив на него, заместителей министров черной и цветной металлургии, Госснаба СССР, «Союзглавуголь», инструктора ЦК КПСС. И добавил:  «Доклад будете делать вы».  Я попытался возразить, ссылаясь на отсутствие опыта выступления на совещании столь высокого уровня. Но Феданов меня успокоил:  «Если хорошо знаешь вопрос,  робеть не стоит. Прошу  говорить уверенно, только так  должно быть, и не иначе. А если будут возражения, я вам помогу». Увидев такой оборот дела, Коткин не осмелился выступить с замечаниями.
      
        На следующий день к 10 часам кабинет Феданова был забит людьми до отказа. Начальников сопровождали работники министерств и ведомств, причастных к рассматриваемому вопросу. Присутствуют: первый заместитель министра цветной металлургии Стрыгин, заместитель министра черной металлургии Лихорадов, начальник  «Союзглавугля» Ульянов...

      Мой доклад слушали внимательно, рассматривая докладчика.  Новая, неизвестная  личность,  видимо, соображают, стоит  ли доверять этому человеку. Пытаюсь предположить, что думают эти люди. От этих взглядов чувствую себя скованно, но быстро беру себя в руки, все внимание обращаю на Феданова.  Все услышали дельные предложения и потому их поддержали. Особо мне понравились выступления Лихорадова и Ульянова. Последний - в прошлом заместитель министра угольной промышленности, очень опытный и деловой человек. Он был известен, в основном, специалистам отрасли,  а вот его дочь - народную артистку России  Инну Ивановну Ульянову - знали почти все жители Советского Союза по популярным  фильмам.

      На следующий день я объехал все министерства и подписал телеграмму.  Оставался Госснаб СССР. Здесь были сложности, как пройти к столь высокому начальнику. Преодолев их, я - в кабинете Каломкарова. Читает текст телеграммы, берёт ручку и зачеркивает два слова.  Я при этом не сдержался и произнес «Ой!».  Каломкаров спрашивает:
      - Чем вы напуганы? - Отвечаю:
      - Я теперь должен перепечатать телеграмму и вновь собрать все подписи. С поправками, вы это знаете, правительственные документы отправлять никто не станет.
      Каломкаров снисходительно улыбнулся
      - Не волнуйтесь, это ведь рабочий документ, мы в этих случаях менее строги, чем другие.  Оставьте телеграмму у нас, мы её разошлем сами, а вам отправим экземпляр.      
      
       Далее пошла  будничная, каждодневная  работа по реализации принятых решений. Она длилась около четырех лет. Надо было четко обозначить проблему в самом министерстве, работать с другими организациями, включая Госплан СССР, Комитет народного контроля, и даже Совмин и ЦК КПСС. Не все в нашем министерстве одобряли мои действия. Так, начальник  главного технического управления однажды спросил: «Зачем ты притащил в наше министерство эти термоантрациты? Ведь мы сугубо добычная отрасль. Добывать в стране около 700 миллионов тонн угля в год и занимать по этому показателю второе место в мире - этого достаточно».  И он  был прав с позиции угольщиков. Но он не учитывал, что, защищая свои позиции, мы побуждали другие ведомства энергичнее заниматься общегосударственной проблемой народного хозяйства. 

      Сложно складывались отношения с МПС. Появилась необходимость во встречных перевозках антрацита. Для согласования этого вопроса  отправился с главным инженером нашего управления «Погрузтранс» Дубинским. Ранее он  работал в Комитете народного контроля, знал ходы и выходы во всех правительственных организациях. Принял нас заместитель начальника отдела грузовых перевозок Семён Альтерман. Его кабинет, - скорее диспетчерская. Посреди комнаты ; большой стол, к которому вплотную приставлены телефонные и радиоустановки, щиты с мигающими лампочками. У входа обычный стол, за которым хозяин кабинета ведет беседы с посетителями. Альтерман говорит тоном знающего и уверенного в себе специалиста. Резюме: «Встречные перевозки невозможны.  Можете на меня жаловаться. Вы знаете, что такие перевозки  решаются специальной комиссией при Госплане СССР». Ушли мы ни с чем. Но отступать было нельзя. Пригласил чертежницу из института, которая сделала на ватмане  несколько схем с нанесением  шахт, обогатительных фабрик, сулинских печей, электродного завода,  связанных между собой магистральными железными дорогами МПС и подъездными путями, принадлежавшими Минуглепрому. 

      Я понимал, что большим начальникам не всегда удаётся детально вникнуть в существо решаемого вопроса, а потому надо им помочь  краткой запиской и наглядной схемой, которая иногда лучше всяких слов.  После чего мы с Дубинским, заручившись звонком из ЦК КПСС, пошли к Альтерману  вторично, и  в этот раз всё было решено положительно.

      Большая работа развернулась по пересмотру ГОСТа. На одной из встреч «электродчики» стали настаивать на введении в новый стандарт, как обязательный показатель, «механическую прочность антрацита». Против этого я возражал, ссылаясь на то,  что прочность - природная особенность, на которую у нас нет способа воздействовать,  и этот показатель в стандарте может присутствовать как желательный, но не обязательный.  В процессе обсуждения я поинтересовался качеством антрацита, из которого делаются  электроды, закупаемые нами в Японии. Ответить мне никто не мог, в том числе  Иван Васильевич Еремин, заместитель директора по науке  Института горючих ископаемых, доктор геолого-минералогических наук, мой главный консультант. Хотя   предположил,  что это могут быть антрациты из Вьетнама. Выбрали предположительно несколько  известных  нам шахт. О наших дискуссиях я рассказал Благову. 

      Игорь Сильвестрович  рассказал министру  о нашем споре по стандарту и  попросил его помочь в получении проб вьетнамских антрацитов для выяснения их качества. Борис Федорович  счёл  возможным  обратиться к послу СССР во Вьетнаме с этой просьбой.  Через месяц мы распаковывали ящики с пробами.


      Оказалось, что присланный уголь даже не антрацит, а по нашей классификации относится к тощим углям, которых в Кузбассе полным-полно. Наиболее низкозольный такой уголь  отгрузили на Челябинский электродный завод, где начались экспериментальные работы, к которым присоединились  ИГИ и институт электродной промышленности. Результат оказался неожиданным. Тощие угли улучшили качество электродов выпускаемой номенклатуры. 
      

       Оформив материалы исследований в виде отчета, Еремин принёс его для утверждения  руководством нашего управления.  Я был обрадован тем, что в мои руки попал материал, с которым я могу  отстаивать свои позиции.  Иван Васильевич пошёл дальше, он предложил мне на базе этой работы и других наработок защитить кандидатскую диссертацию. Я не возражал, полагая, что мною в вопросах электродного производства сделано гораздо больше, чем аспирантом, который  использует  мои наработки. К этому времени я уже стал «известным» специалистом в рассматриваемом вопросе. У меня сложились хорошие, деловые отношения с профессором Новочеркасского политехнического института Посыльным, который занимался проблемами электродного производства. По этим проблемам у меня были контакты с Сибирским филиалом Академии наук. Реферат докторской диссертации мне прислала для отзыва заведующая лабораторией углехимии ИФХИМС СО АН СССР Надежда Сергеевна Осташевская. Впоследствии она мне подарила, с дарственной надписью, свою книгу «Антрациты Горловского бассейна Западной Сибири - сырье для производства электродов».

      Иван Васильевич предложил мне помощь в оформлении материала в соответствии с требованиями к диссертационным работам. У него был большой опыт, так как он постоянно готовил аспирантов к защите. У меня был сдан кандидатский минимум.  Благова в это время не было в Москве, и мы пошли утверждать  отчет к Марченко. Максим Георгиевич встретил наше предложение скептически,  сказав: «Этого не следует  делать, так как твою защиту могут расценить как использование служебного положения». Я согласился с Марченко,  доверял ему,  и в его порядочности не сомневался. Впоследствии жалел об этом. Не потому, что не состоялось почетное звание кандидата наук, а потому, что потерял ежемесячную  прибавку к зарплате  70 рублей.   
      
         Проработка проблем стабилизации работы электродной промышленности побудила Минцветмет подготовить проект постановления Совета Министров СССР по этому вопросу. Я принял в этой работе активное участие, по вопросам, касавшимся  угольной промышленности.  Коренными вопросами проекта было:  строительство в Новосибирской области нового электродного завода с опытно-промышленной установкой обжига антрацитов в электрокальценаторе. Завод размещался вблизи угольных месторождений, где предстояло  последовательно освоить добычу антрацита на трех разрезах: Горловском, Ургунском, Колыванском. Так же предусматривалась реконструкция действующей обогатительной фабрики «Листвянская». Она должна была стать поставщиком крупных классов антрацита электродному заводу, а класса 13-25 мм.  Проект был подготовлен и передан в правительство.
      
         В один из четвергов, - это  были дни заседания правительства, - Благова и меня пригласили в Кремль. Мне предлагалось приехать к 10,  Благову ; к 11часам, а Братченко - к началу заседания правительства, в 14 часов. В Кремле правительство занимало два здания: корпус «А», где размещались рядовые сотрудники,   и корпус «Б», где работало руководство Совмина со своими канцеляриями. 

      Я прошёл через Спасские ворота. В корпусе «А» поднимаюсь на второй этаж. Широкий коридор, полы покрыты красными ковровыми дорожками. Ни единого человека на моем пути. Открываю  дверь указанного в пропуске кабинета.  В комнате - два  массивных стола. Как только я появился, из-за стола поднялся человек и сказал: «Я  Губанов, вы ко мне». На его столе - много разных бумаг, это сводки нашего министерства и других ведомств, книги с отчетными  данными угольной отрасли.

      Начинаю рассказывать всю  эпопею с термоантрацитами. Слушает невнимательно, отчего я говорю всё тише и тише. Губанов  меня останавливает и говорит:  «Мне ваш подробный  рассказ не очень-то нужен. Я - один на угольную промышленность, мой сосед напротив - один на  всю черную металлургию. Во всё вникнуть невозможно. Вы мне лучше скажите, почему в министерстве срываются планы строительства? Почему? Почему?». Поясняю, что не могу дать ответа на вопросы, которыми не занимаюсь. Губанов провожает меня в другую большую комнату. Там уже находятся Благов и представители других ведомств. Начинается совещание.

       Председательствующий поясняет, что предстоит подписание постановления о развитии электродного производства: «Нам следует ещё раз уточнить некоторые предложения и обязательно отметить, что сделано за последний квартал». Самое  эмоциональное выступление  Благова, он уличает другие ведомства в искажении действительности и позволяет себе  поучительно назидать:  «В этом доме следует говорить только правду, …вы расстреливаете ценнейшие природные ресурсы страны». Присутствующие его ранга пытаются его урезонить. Совещание окончено.

      Благов, взволнованный,  подходит к телефону и  сообщает диспетчеру  министерства, что он в Кремле и просит срочно прислать за ним машину,  - его ждет министр.  Я едва успеваю за ним.            
      
         На следующий день  Благов пересказал мне беседу с министром по поводу прошедшего заседания. Вёл его Николай Александрович Тихонов ; первый заместитель Алексея Николаевича Косыгина.  Тихонов сказал:  «У меня нет замечаний к постановлению, и я его подпишу. Но хотел бы обратить внимание присутствующих, и особо Минцветмет, на варварское отношение к природным ресурсам,  которое получает их столько, сколько захочет,   забывая  об  ограниченных  запасах  и стоимости. Просто их безжалостно «расстреливают». Я думаю, что скоро наступит время, когда природные ресурсы будем выдавать по карточкам».

      Из подготовленной к вопросу справки  Тихонов  обратил внимание на фразу: «... расстреливают ценные природные ресурсы». Получается, вроде бы Благов сумел найти нужное слово, привлекшее внимание руководителя правительства. Возможно, это правильно - находить запоминающиеся слова?       

        Несколько раз я выезжал в командировки с начальником  Главкокса Минчермета СССР  Гавриилом Калистратовичем Талалаевым и главным инженером треста «Союзэлектрод» Олегом Дмитриевичем Прусевичем.

      В одной из поездок между мной и Прусевичем начался очередной диспут, и я, не выдержав, обратился к Талалаеву:  «Гавриил Калистратович,  вы только послушайте, что говорит Олег Дмитриевич, это же ерунда!» Талалаев только улыбался, хотя и понимал мою правоту, но не хотел вмешиваться. И тогда Прусевич, немного помолчав, произнёс фразу, которую я запомнил надолго: «А ты знаешь, Гавриил Калистратович, нам здорово повезло, что в проблему  электродного производства  попал Семён Ильич. Только благодаря его настырности и закрутилась машина. Трудно сказать, кто кого сопровождает в наших поездках.  Он берет на себя лидерство, пытаясь нам, вдвое старше его и чуть поглавнее и опытнее, настойчиво навязывать свои взгляды».

      После этой фразы я понял, что эти люди мне не враги, как я их часто воспринимал,  а такие же, как и я, чиновники, отстаивающие интересы своих отраслей. Я стал выдержаннее, спокойнее, что помогло  сблизиться с этими людьми. Талалаев стал называть меня «Сэмэн», и  всю последующую мою работу, пока он был начальником управления коксохима, мы поддерживали самые лучшие отношения.  Он  не считал зазорным, если начинались сбои в поставках угля металлургам, позвонить «Сэмэну». Одно время он даже предлагал мне перейти к нему на работу.

      С Прусевичем контакты были значительно меньше, но и он постоянно советовался со мной, если вопросы касались угля. При написании серьезных документов приглашал приехать к ним в трест, присылал за мной машину, а на обратную дорогу давал талоны на такси с запасом на 2-3 поездки. Наиболее интенсивная работа  была при подготовке  упомянутого постановления правительства. 
    
         За это время менялась структура управления. Трест «Союзэлектрод» переименовали в производственное объединение «Союзуглерод» и переподчинили его к одному  институту.  Я  познакомился с его директором, участвуя в тех или иных совещаниях. Человек  спокойный, небольшого роста, худой.  Чересчур скромно одет для директора института: простая рубаха, неглаженые брюки, на ногах босоножки. Впоследствии я узнал, что он - главный конструктор космических кораблей.
      
         Дальнейшая работа по проблеме производства электродной продукции состояла в контроле за выполнением постановления правительства.
      Построили Новосибирский электродный завод, реконструировали  обогатительную фабрику, освоили  добычу антрацитов на Горловском и Ургунском месторождениях. Освоение производства  электродов   на новом заводе приблизило их изготовление к месту  потребления и создало надежную базу этой продукции  в Сибири.
      
        Для меня решение проблемы термоантрацитов стало превосходным университетом, я почувствовал себя настоящим инженером, значительно расширил круг деловых связей, получил доступ к работе с высшими органами государственной власти. У Благова я получил кличку «академик».  Хоть и в шутку он меня так называл, но было приятно, поднимало мой авторитет в министерстве и за его пределами.В последствии это способствовало ряду ответственных  назначений.